Леонид Зорин Варшавская мелодия
жүктеу/скачать 150.5 Kb.
|
Леонид ЗоринВаршавская мелодияЛирическая драма в двух действиях Издательство "Ingwar&Velimir" Санкт-Петербург - осень, 2004 ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕПрежде чем вспыхивает свет и начинается действие, мы слышим слегка измененный записью голос Виктора: - В Москве, в сорок шестом, декабрь был мягкий, пушистый. Воздух был свежий, хрустящий на зубах. По вечерам на улицах было шумно, людям, должно быть, не сиделось дома. Мне, во всяком случае, не сиделось. А таких, как я, было много. Свет. Большой зал консерватории. Где-то высоко, у барьера, сидит Геля. Появляется Виктор, садится рядом. ГЕЛЯ (мягкий акцент придает ее интонации некоторую небрежность). Молодой человек, место занято. ВИКТОР. То есть как это - занято? Кто смел его занять? ГЕЛЯ. Здесь будет сидеть моя подруга. ВИКТОР. Не будет здесь сидеть ваша подруга. ГЕЛЯ. Молодой человек, это есть невежливость. Вы не находите? ВИКТОР. Нет, не нахожу. У меня билет. Этот ряд и это место. ГЕЛЯ. Ах, наверное, это там... (Жест - вниз.) ВИКТОР. Как же - там... Именно тут. ГЕЛЯ. Но это есть анекдот, комизм. Я сама доставала билеты. ВИКТОР. Я тоже сам достал. (Протягивает ей билет.) Смотрите. ГЕЛЯ (смотрит). Вы купили на руках? ВИКТОР. Вы хотите сказать - с рук? ГЕЛЯ. О, пожалуйста, - пусть будет с рук. У брюнетки в рыжем пальто? ВИКТОР. Вот теперь все верно. Чудная девушка. ГЕЛЯ. Не хвалите ее, пожалуйста. Я не хочу о ней слышать. ВИКТОР. Что-то, видимо, произошло. Она страшно спешила. ГЕЛЯ. Так, так. Я знаю, куда она спешила. ВИКТОР. А вокруг все спрашивают билетика. Представляете, какая удача? ГЕЛЯ (небрежно). Вы часто бываете в консерватории? ВИКТОР. Первый раз. А что? ГЕЛЯ. О, ничего... ВИКТОР. Иду себе - вижу, толпа на квартал. Значит, дело стоящее, все ясно. Бросаюсь в кассу - дудки, закрыто. Администратор меня отшил. Что за черт, думаю, - чтоб я да не прорвался? Такого все же еще не бывало. И тут эта ваша, в рыжем пальто... А что сегодня будет? ГЕЛЯ. Если вы не возражаете - будет Шопен. Шум аплодисментов. ВИКТОР. Шопен так Шопен. У вас есть программка? ГЕЛЯ. Пожалуйста, тихо. Теперь - надо тихо. Свет гаснет. Музыка. Свет снова вспыхивает в антракте между первым и вторым отделением. ГЕЛЯ. Почему вы не идете в фойе? Там можно прогуливаться. ВИКТОР (не сразу). Что-то не хочется. Шум, толкотня... ГЕЛЯ. Вы не любите шума? ВИКТОР. Смотря - когда. Сейчас - нет. ГЕЛЯ. Вы любите музыку? ВИКТОР. Выходит - люблю. ГЕЛЯ. Стоило прийти, чтоб сделать такое открытие. ВИКТОР. Глупо, что я сюда не ходил. Честное слово. ГЕЛЯ. О, я вам верю без честного слова. ВИКТОР. А вы - из Прибалтики? ГЕЛЯ. Нет, не из Прибалтики. ВИКТОР. Но вы ведь не русская. ГЕЛЯ. Я богатая дама, совершающая кругосветный тур. ВИКТОР. Ваша подруга в рыжем пальто тоже путешествует вокруг света? ГЕЛЯ. Моя подруга... Не будем говорить про мою подругу. Она – легкомысленное существо. ВИКТОР. Все-таки скажите, вы - откуда? ГЕЛЯ. Не верите, что я богатая дама? ВИКТОР. Не знаю. Я никогда их не видел. ГЕЛЯ. Я из братской Польши. ВИКТОР. Вот это похоже. Я так и подумал, что вы не наша... То есть я хотел сказать - не советская. То есть я другое хотел сказать... ГЕЛЯ. Я понимаю, что вы хотите сказать. Звонки. Антракт оканчивается. ВИКТОР. А что вы делаете у нас? ГЕЛЯ. Я у вас учусь. ВИКТОР. В каком это смысле? ГЕЛЯ. В консерватории, если вы ничего не имеете против. И моя подруга тоже в ней учится. Но она - ваша... То есть я хотела сказать - советская... То есть я хочу сказать, мы живем в одном общежитии.
она решила пойти слушать молодого человека, а не Шопена. ВИКТОР. В конце концов ее можно понять. ГЕЛЯ. Пан так считает? Я ее презираю. ВИКТОР. Молодой человек тоже не валяется на каждом углу. ГЕЛЯ. Я не знаю, где он валяется, но это скучный молодой человек. Он не любит музыки и этим отличается от вас. У бедной Аси постоянный конфликт. Любовь и Долг. Любовь и Дело. Совершенно ужасное положение.
надо. Можно встретиться с Асей. Если она увидит, что меня провожают, я потеряю... как это... моральное превосходство.
просто победитель. И все-таки не стоит переводить. Мне нравится мое имя. ВИКТОР. Мне - тоже. ГЕЛЯ. Каждое произведение в переводе теряет. Пан будет спорить? ВИКТОР. Пан не будет спорить. Вас в комнате много? ГЕЛЯ. Еще две девушки. Две чайные розы. Первая - Ася, она певица, как я. Вы ее видели. Она милая, но совершенно без воли. Молодой человек делает из нее веревки. Зато другая совсем другая. Она имеет твердый характер, огромный рост и играет на арфе.
это... камеральная певица. ВИКТОР. Вы хотите сказать - камерная. ГЕЛЯ. Просто беда. Я вечно путаю. ВИКТОР. Мне бы так шпарить по-польски. Сколько лет вы у нас? ГЕЛЯ. Другий год. ВИКТОР. Рассказали бы - не поверил. ГЕЛЯ. Хорошо, я открою секрет, хотя мне это совсем невыгодно. Здесь есть еще маленькое обстоятельство. Мой отец знал по-русски и меня учил. Он говорил: Гельця, тебе надо знать этот язык. В один прекрасный день ты мне скажешь спасибо. Видимо, он имел в виду сегодняшний день. ВИКТОР. Ну, это - само собой. Но все равно. Вы - молодчина. ГЕЛЯ. Я просто способна к языкам. Как всякая женщина. ВИКТОР. Так уж и всякая... ГЕЛЯ. Так, так. Что такое способность к языкам? Способность к подражанию, я права? А все женщины - обезьянки. ВИКТОР (с подчеркнутой грустью). Даже - вы? ГЕЛЯ. Пан не хочет, чтоб я была, как все. Это мило. И натурально. Мы ценим правила, а любим исключения. Очень жаль, я ужасная обезьянка. Я смотрю вокруг и все примериваю на себя. Это мне не годится, а это мне подойдет! Красивая прическа – немножко задор, немножко поэзия, немножко вызов - беру себе! Или вижу - красивая походка. И грациозно и очень стремительно - почти полет. Это совсем смертельная рана - такая походка, и не моя! Она будет моя! Я ее беру. Потом я встречаю девушку - у нее задумавшийся взгляд, он показывает на глубокую душу - очень хорошо, я беру этот взгляд.
ГЕЛЯ. Ну, все равно, вы меня поняли. В общем, я - Жан Батист Мольер. Он говорил: "Je prend mon bien ou je le trouve". ВИКТОР. Хотя в переводе и потеряет - переведите. ГЕЛЯ. Я вас немножко давлю своим французским? Так? Это значит: я беру свое добро там, где его нахожу. Ходят слухи, Мольер взял себе две сцены у Сирано де Бержерака. Он был гений - ему все было можно.
человек. ВИКТОР. Я хочу еще спросить... ГЕЛЯ. Подождите, спрашиваю я. Вы учитесь? ВИКТОР (кивая). В институте имени Омара Хайяма. ГЕЛЯ. Святая мадонна, он надо мной смеется. ВИКТОР. На отделении виноделия, вот и все. Омар Хайям - покровитель виноделов. Певец, идеолог и вдохновитель. Мы его учим наизусть почти в обязательном порядке. Наш профессор сказал, что когда-нибудь над входом будут высечены его слова: Вино питает мощь равно души и плоти, К сокрытым тайнам ключ вы только в нем найдете. ГЕЛЯ. Я поняла - вы будете дегустатор? ВИКТОР. Молчите и не срамитесь. Ничего вы не поняли. Я буду технолог. Буду создавать вина. ГЕЛЯ. Так, так. Если вы не сопьетесь, вы прославите свое имя. ВИКТОР. Виноделы не спиваются. Это исключено. ГЕЛЯ. В самом деле, я почему-то забыла, что вина создаются. ВИКТОР. Еще бы - отношение потребителя. Между тем вино рождается, как человек. ГЕЛЯ. Я надеюсь, это шутка. ВИКТОР. Когда-нибудь я вам расскажу. Прежде всего нужно найти те качества, которые создадут букет. А потом вино надо выдерживать. Букет создается выдержкой. ГЕЛЯ. Это надо будет запомнить. Но уж поздно - пора. ВИКТОР. Геля... ГЕЛЯ. Так, так... Интересно, что вы скажете дальше. ВИКТОР. Я хочу вас увидеть. ГЕЛЯ. Я знаю, но вы не должны были это показывать. Как надо сказать - показывать или показать? ВИКТОР. Я действительно очень хочу вас увидеть. ГЕЛЯ. Надо небрежно, совсем небрежно: когда мы увидимся? У вас мало опыта. Это плохо.
ГЕЛЯ. Откуда я знаю? В субботу. В восемь. ВИКТОР. Где? ГЕЛЯ. Вы так будете спрашивать все? На углу Свентокшисской и Нового Свята. В Варшаве я назначала там. ВИКТОР (хмуро, почти без выражения). Там. ГЕЛЯ (с интересом). Пан полагает, он будет первый? ВИКТОР (еще более хмуро). Пан не полагает. Так где? ГЕЛЯ. Но при этом вы можете улыбнуться. "Где, где?" Вы еще в консерватории должны были подумать. Езус-Мария, совсем мало опыта. ВИКТОР. Ну, хорошо. Командую я. На углу Герцена и Огарева. Рядом с остановкой. ГЕЛЯ. Ах, эта Ася... Не могла продать старичку! Свет гаснет. Вновь - свет. На углу. Виктор взглядывает на часы. Подходит Геля. ГЕЛЯ. Не надо смотреть на часы. Я уже здесь. ВИКТОР. Очень боялся, что вы не придете. ГЕЛЯ. Так все-таки вы чего-то боитесь? ВИКТОР. Представьте, выяснилось, что это важно. ГЕЛЯ. Именно что? ВИКТОР. Чтоб вы пришли. ГЕЛЯ. А-а... Это я как раз представляю. ВИКТОР. Я правду говорю. ГЕЛЯ. Так я верю, верю. Конечно - правду. Конечно - важно. Меня совсем не нужно убедить. Можно подумать, к вам каждый вечер приходят на угол варшавские девушки. ВИКТОР. Варшавские девушки знают себе цену. ГЕЛЯ. Все девушки должны знать себе цену. Непобедимость идет от достоинства. ВИКТОР. Куда мы пойдем? ГЕЛЯ. Спасите меня. Он опять задает вопросы. Матерь божья, о чем он думал три дня? Вы должны меня ослепить, показывать себя в лучшем свете. Разве вы не зовете меня в ресторан?
вина, но вам еще нечем за них платить. Будьте веселый, все впереди. Вы видите, я не надела вечерний наряд, и у моих туфель тоже другая миссия. Есть еще варианты?
Красавиц и вина бежать на свете этом Разумно ль, если их найдем на свете том? ВИКТОР. Вы прочли Хайяма. Мне это приятно. ГЕЛЯ. Вы так его любите? ВИКТОР. Приятно, что вы готовились к встрече. ГЕЛЯ (оглядывая его). Вот что?.. Спасибо за преду-преж-дение. ВИКТОР. А это не понял. ГЕЛЯ. Вы не так безопасны, как мне показалось. С вами надо быть настороже. ВИКТОР. Это - ошибка. Ничуть не надо. ГЕЛЯ. Я готовилась! Ну, хорошо. Не забуду этого ни вам, ни Хайяму. ВИКТОР. Не стоит сердиться, будем друзьями. ГЕЛЯ. Все равно - у вас нет никакого опыта. Даже если вы что-то заметили, вы должны были промолчать. Тогда вы смогли бы когда-нибудь воспользоваться своим открытием. Все-таки куда мы идем?
его это не спасло. (Неожиданно.) Что бы вы сделали, если б я не пришла? ВИКТОР. Явился бы в общежитие. ГЕЛЯ. Это хорошо. Это значит - у вас есть характер. Почему вы стали такой серьезный? Лучше мы переменим тему. Теперь вы знаете, что я сирота и меня обидеть нельзя. Как надо правильно - обидеть или обижать?
госпитале и - вот он я. На углу Герцена и Огарева. ГЕЛЯ. Витек, ни слова больше про войну. Ни слова. ВИКТОР. Договорились. Миру - мир. ГЕЛЯ. Если б я знала, вы бы минуты не ждали на этом вашем углу. ВИКТОР (щедро). Вот еще... Вы опоздали по-божески. Я приготовился ждать полчаса. ГЕЛЯ. Так много? ВИКТОР. Девушки это любят. ГЕЛЯ. Але то есть глупство. Просто глу-пость. Зачем испортить настроение человеку, если ты все равно придешь. Я читала: точность есть вежливость королей. ВИКТОР (с лукавством). И королев. ГЕЛЯ. Каждая женщина - королева. Это надо понимать раз навсегда. ВИКТОР. Вы хотите сказать - понять раз навсегда. ГЕЛЯ. Добже, добже. Вы всегда лучше знаете, что я хочу сказать. Свет гаснет. Снова свет. Пустой зал. Переговорный пункт. Доносится голос, усиленный микрофоном: "Будапешт, третья кабина. Будапешт на проводе, третья кабина". ВИКТОР. С кем ты собираешься говорить? ГЕЛЯ. Если пан позволит, с Варшавой. ВИКТОР. А точнее? ГЕЛЯ. Пусть это будет тайна. Маленькая тайна освежает отношения. ВИКТОР. Рано ты начала их освежать. ГЕЛЯ. Это никогда не бывает рано. Это бывает только поздно. ВИКТОР. В конце концов, это твое дело. ГЕЛЯ. На этот раз пан прав. ВИКТОР (оглядевшись). Здесь не слишком уютно. ГЕЛЯ. Зато тепло. Когда будут страшные морозы и мы совсем превратимся в ледышечки, мы будем сюда приходить и делать вид, что ждем вызова. ВИКТОР. Тебе надоело ходить по улицам. Я тебя понимаю. ГЕЛЯ. Витек, не унывай. Мы нищие студенты. Я бедненькая, зато молоденькая и у меня... как это... свежий цвет лица. ВИКТОР. Обидно, что я не в Москве родился. По крайней мере, был бы свой угол. ГЕЛЯ. Я охрипла. Я не знаю, как буду разговаривать. ВИКТОР. Совсем не охрипла. Голос как голос. ГЕЛЯ. Ты не знаешь, меня лечили два дня. Меня закутали в два одеяла. Потом мне давали чай с малиной. Потом аспирин. Потом я пылала. Как грешница на костре. Потом я не выдержала и сбросила с себя все. Это был восторг. Я лежала голая, ела яблоко, Вера играла на арфе - все было, словно в раю. ВИКТОР. Жаль, меня там не было. ГЕЛЯ. Старая история. Стоит создать рай, появляется черт. Ты и так во всем виноват. Из- за тебя я потеряю голос и погублю свою карьеру. Певица не может быть легкомысленной.
этой копне были спрятаны евреи. Я должна была довезти их до другого села. И только меня отпустил патруль - мы не проехали даже два шага, - из копны высовывается голова старика, в белой бороде зеленая травка, и он спрашивает: который час? Матерь божья, я еще вижу патруль, а ему нужно знать - который час?
Варшаве жил такой человек Франц Фишер, мне о нем рассказывал отец. Вот он был чудак. Или мудрец. Это почти одно и то же. Знаешь, он был душой Варшавы. Она без него осиротела. Голос, усиленный микрофоном: "Вызывает Варшава. Кабина шесть. Варшава на проводе - шестая кабина". Это - меня. Голос: "Варшава - кабина шесть". Подожди, я - быстро. (Убегает.) Виктор закуривает. Ждет. Голос: "Вызывает Прага - кабина два. Прага на проводе - вторая кабина. Вызывает София - кабина пять. София, София - пятая кабина". Виктор тушит папиросу. Возвращается Геля. ГЕЛЯ. Как было хорошо слышно. Как будто рядом. ВИКТОР. С кем ты говорила? ГЕЛЯ. Витек, разве ты не видишь, я хочу, чтоб ты мучился и гадал. ВИКТОР. Ты сама мне сказала, что мать уехала к тетке в Радом. ГЕЛЯ. Ты знаешь, Радом - это удивительный город. Его называют - столица сапожников. Когда-нибудь я поеду в Радом и мне сделают такие туфли, что ты тут же пригласишь меня в Гранд-отель.
Так более красиво звучит. Более поэтично. В полночь общежитие закрывают и девушек не хотят пускать.
прекрасное выражение. Так должны прощаться только влюбленные, правда? До свидания. Мы прощаемся до нового свидания. Несправедливо, что точно так же прощаются все. Влюбленных постоянно обкрадывают. ВИКТОР. Это идиотизм - сейчас прощаться. Просто неслыханный идиотизм. А что, если я пойду к тебе? Попрошу эту Веру, чтоб она побряцала на арфе. ГЕЛЯ. Нет, все-таки ты чудак. Такое мое счастье - отыскать чудака. После войны их почти не осталось. Должно быть, их всех перестреляли. ВИКТОР. Честное слово, иду к тебе в гости. Не прогоните ж вы меня. Может, еще напоите чаем. Ну? Решено? ГЕЛЯ (смеясь). У тебя сейчас вид, как в поговорке... пан или пропал? ВИКТОР (почти серьезно). Пан пропал. Свет гаснет. Снова - свет. Музей. Статуи и картины. ГЕЛЯ. Только что была Москва и - вот... В каком мы веке? Витек, это чудо. Ты веришь в чудеса?
ГЕЛЯ. Ты ужасно шутишь, но я тебе прощаю за то, что ты меня сюда привел. ВИКТОР. Что делать, если некуда деться. ГЕЛЯ. Витек, не разрушай настроения. ВИКТОР. Из нас двоих я - разумное начало. ГЕЛЯ. Это новость для меня. Смотри, какая красавица. Ты бы мог ее полюбить? ВИКТОР. Красавиц не любят, любят красоток. ГЕЛЯ. Ты невозможен. Она прекрасна. ВИКТОР. Уж очень несовременна. Лед. ГЕЛЯ. Мы тоже будем несовременны. ВИКТОР (беспечно). Когда это будет! ГЕЛЯ. Скорей, чем ты думаешь. Вспомни, что пишет Хайям. ВИКТОР. А что он пишет? ГЕЛЯ. "Еще умчался день, а ты и не заметил". ВИКТОР. И далее он говорил: по этому поводу выпьем. ГЕЛЯ. Здесь - хорошо. Ты отлично придумал. ВИКТОР. У меня светлая голова. ГЕЛЯ. Мне жаль, что ты не был в Кракове. Я бы водила тебя в Вавель. ВИКТОР. А что это - Вавель? ГЕЛЯ. Это древний замок. Там похоронены все польские короли. И многие великие люди. Словацкий, Мицкевич. ВИКТОР. Все-таки это занятно, правда? Поэты плохо живут с королями, а хоронят их вместе.
глубокомысленный.
все ученицы до сих пор пишут ей записки. ВИКТОР. Что же они там пишут? ГЕЛЯ. "Дорогая Ядвига, помоги мне выдержать экзамен". "Дорогая Ядвига, пусть мне будет легче учиться". ВИКТОР. Ты тоже писала? ГЕЛЯ. О, когда я приехала в Краков, я сразу побежала к Ядвиге. ВИКТОР. Хотел бы я прочесть твою записку. ГЕЛЯ. Я тебе скажу, если ты такой любопытный. "Дорогая Ядвига, пусть меня полюбит учитель математики". ВИКТОР. И как, Ядвига тебе помогла? ГЕЛЯ. Должно быть, помогла, я сдала экзамен. ВИКТОР. Слушай, у меня родилась идея. ГЕЛЯ. Надеюсь, ты шутишь. ВИКТОР (кивая на статую). Спрячемся за этого типа и поцелуемся. ГЕЛЯ. Я говорила, ты сегодня... в ударе. Они заходят за статую и целуются. Какая прекрасная идея. ВИКТОР. Дежурная, по-моему, спит. ГЕЛЯ. Я боялась, что здесь будут экскурсии. Я очень не люблю экскурсии, это мой недостаток. Правда, ничего не надо объяснять? Пускай люди думают сами. ВИКТОР (быстро целует ее). Пока дежурная не проснулась. ГЕЛЯ (прислонясь к статуе). В крайнем случае, нас защитит наш атлет. ВИКТОР. Мы сами себя защитим. ГЕЛЯ. Но он очень сильный. Смотри, какие у него мышцы. ВИКТОР. Видишь, что значит заниматься спортом. ГЕЛЯ. Я знаю, знаю, - у тебя под кроватью две гири. ВИКТОР. А что тут плохого? ГЕЛЯ. Я немножко боюсь спорта. Спортсмены слишком ценят силу. ВИКТОР. Это не грех. ГЕЛЯ. Ты очень сильный? ВИКТОР. Не слабый, конечно. ГЕЛЯ. Приятно быть сильным? ВИКТОР. Очень приятно. ГЕЛЯ. А что тебе приятно? ВИКТОР. Я сам не знаю... Должно быть, какая-то независимость. ГЕЛЯ. Может быть - зависимость других? ВИКТОР. Я не драчун. Но надо уметь дать сдачи. ГЕЛЯ. Так. Но сегодня человек дает сдачи, видит, что это получается, и завтра он бьет первым.
ГЕЛЯ. Наверное, я очень глупая, Витек, и надо мной нужно весело смеяться, но я ничего не могу с собой сделать. Для меня сила почти всегда - рядом с насилием. ВИКТОР. Геля, ты говоришь про фашизм... ГЕЛЯ. А я теперь часто думаю про фашизм. И слушай - иногда он выглядит очень... обаятельным. Такой бодрый, веселый, сапоги блестят, уверенность в будущем. Оптимизм. Он целые страны соблазнил своей улыбкой.
могу ее забыть ни на минуту. Мы в Польше все такие, Витек, ты веришь в счастье? ВИКТОР. Да, Геля, верю. ГЕЛЯ. А я боюсь верить. И жизни я боюсь. Это очень стыдно, но я ее боюсь. Говорят, после первой войны с людьми было то же самое. ВИКТОР. Не знаю. То была совсем другая война. Не нужно сравнивать. И не нужно бояться. Просто ты насмотрелась на оккупантов. На их патрули, на их автоматы. Это пройдет.
Ядвигой. Он снова ее целует. А куда мы отправимся завтра? ВИКТОР. Что-нибудь придумаю. ГЕЛЯ. Хорошо знать, что кто-то придумывает за тебя. Какой ты умный. ВИКТОР. Ты же не любишь, когда за тебя думают. ГЕЛЯ. В том-то и ужас, что это приятно. Должно быть, это женская черта, но уж слишком много мужчин ее имеют. ВИКТОР. Диалектика, Геля. ГЕЛЯ. О, какое великое слово. Оно объясняет решительно все. Как твое электричество. ВИКТОР. Гражданка, надо верить в электричество или в бога. Третьего не дано. ГЕЛЯ. Пане профессоже, я стала бояться богов. Любых. Даже тех, что зовут к милосердию. Как только человек творит бога, он начинает приносить ему жертвы. ВИКТОР. Значит, вам остается одно электричество. ГЕЛЯ. Электричеству тоже приносят жертвы. ВИКТОР. Геля, без жертв ничего не бывает. ГЕЛЯ. Я знаю, знаю... Наука их требует, искусство их требует и прогресс требует жертв, Витек... ВИКТОР. Что, Геля? ГЕЛЯ. Теперь идея появилась у меня. Они заходят за статую. Свет гаснет. Снова - свет. Комната в общежитии. Геля - в халатике и домашних туфлях - укладывает перед зеркалом волосы. Стук. ГЕЛЯ. Проше. Входит Виктор с коробкой в руках. Как ты поздно. ВИКТОР. Прости. (Стягивает варежку.) ГЕЛЯ. Пока мы до них доберемся - уже будет Новый год. ВИКТОР. Ты еще не готова. ГЕЛЯ. Я тут же буду готова. Просто я хочу быть самой красивой. Я ведь не принадлежу себе. Иначе мне было бы все равно, лишь бы пан был доволен. ВИКТОР. Кому ж ты принадлежишь? ГЕЛЯ. Я должна поддерживать традицию моей родины и показывать, что Польска еще не сгинела. ВИКТОР. Она не сгинела. ГЕЛЯ. Ах, Витек, какой ты милый. Ты сейчас мне оказывал моральную помощь. Когда охраняешь традицию, чувствуешь большую ответственность. Она давит. ВИКТОР. Ты будешь королевой, не бойся. ГЕЛЯ. Что за коробка у тебя в руках? ВИКТОР. Банальнейший новогодний подарок. (Пока она торопливо развязывает, он садится и прикрывает глаза.) ГЕЛЯ. Езус-Мария! Какие туфельки. ВИКТОР. Я боялся, что ты уедешь в столицу сапожников - город Радом. ГЕЛЯ. Витек, ты - чудо. Дзенкую бардзо. Я бы тебя поцеловала, но боюсь измазывать. ВИКТОР. Измазать. (Зевает.) ГЕЛЯ. О, пусть. Ты всегда меня учишь. Але откуда у тебя пенёндзе? ВИКТОР. Я разбогател. (Зевает.) ГЕЛЯ. Фуй, не смей зевать. Это неуважение к моей красоте, к моей стране и ее флагу. Я тоже купила тебе подарок. Правда, он не такой шикарный. Я не так богата, как ты. У меня другие достоинства. (Протягивает ему галстук.)
натягиваю платье, залезаю в мои новые туфельки - и мы идем. Он не отвечает. Она заходит за шкаф. Только сиди и не двигайся. Я рассчитываю на твое благородство. Почему ты молчишь, Витек? Это согласие или протест? Она выходит, уже в платье, с туфлями в руках. Что с тобой? Ты спишь?
ждет вино. Все выяснится позже. Как с ребенком. ГЕЛЯ. И виноделы волнуются? ВИКТОР. Виноделы ужасно волнуются. ГЕЛЯ. Ты говоришь со мной снисходительно. Ты подчеркиваешь свое превосходство. ВИКТОР. Я когда-нибудь возьму тебя с нами на практику. Ты посмотришь, как делают анализ на сахаристость, как бродит сусло и как выдерживают вино. ГЕЛЯ. Букет создается выдержкой. ВИКТОР. Я вижу, ты это крепко затвердила. ГЕЛЯ. Мне это понравилось. ВИКТОР. Марочное вино хранится много лет. Его выдерживают в дубовых бутах. Дубовый бут придает ему благородство. ГЕЛЯ. А мы пьем марочное вино? ВИКТОР. Ординарное, Гелинька. ГЕЛЯ. Что это значит? ВИКТОР. Его выдерживали меньше года. ГЕЛЯ. Какой позор! И им не стыдно? ВИКТОР. Здесь равенства нет. ГЕЛЯ. Ну, пусть. Я пью за тебя, хотя это вино тебя недостойно. ВИКТОР. А я за тебя. ГЕЛЯ. Я пью, чтоб тебе было хорошо в сорок седьмом году. ВИКТОР. И тебе. ГЕЛЯ. Чтоб мне было хорошо с тобой в этом сорок седьмом году. Наверное, я ужасный... консерватор, но я не хочу раскрывать в тебе новые черты. Даже если это черты будущего.
ясно.
ГЕЛЯ. Ничего, у меня трезвая голова, я не сделаю глупостей. А закуски нет. Ты проспал закуску. И главное - удивительный торт. Наташина мама - великий маэстро. Я сегодня ночью видела во сне этот торт.
частки. Я на них тратила последний злотый. Святая Мария, что мне делать, я так люблю сладкое. Певицы и без него становятся толстухами, а я к тому же его люблю.
каждому слову я буду делать анализ на сахаристость. Доволен? ВИКТОР. Ты знаешь, что отличает настоящее вино? Послевкусие. ГЕЛЯ. Дивное слово. Только ты мне его объясни. ВИКТОР. Вкус, который остается после того, как ты выпил. Послевкусие. Есть такие круглые вина, они точно перекатываются во рту. ГЕЛЯ (пьет). Это не перекатывается. ВИКТОР. Само собой. В нем недостаточно тела. ГЕЛЯ. Какая бесстыдная наука - твое виноделие. Неужели к вам принимают девушек? ВИКТОР. Паненка к паненке. ГЕЛЯ. Но ведь я лучше. Ты должен честно признать - я лучше. Я родилась на географическом перекрестке. Во мне смешалось все, все, все. Римская католическая церковь и язычество древних славян. Где ты еще найдешь такую?
туфельках. ВИКТОР. Вы позволите вам их надеть? ГЕЛЯ. Проше пана. Он ее обувает. Включи репродуктор. Виктор включает. Музыка. Они танцуют. Во всех домах сейчас танцуют. Во всех городах сейчас танцуют. Во всех странах. И желают друг другу счастья. Витек, мне почему-то грустно. ВИКТОР. Я говорил - не нужно пить. ГЕЛЯ. Не то, не то. Как тебе объяснить? Ты решишь, что я истеричка. Я просто думаю, сколько людей живут со мной в одно время. И я их никогда не узнаю. Всегда и всюду границы, границы... Границы времени, границы пространства, границы государств. Границы наших сил. Только наши надежды не имеют границ. ВИКТОР. Но я же тебя нашел. ГЕЛЯ. Ты случайно меня нашел. ВИКТОР. Неважно. Жё пран, жё пран... Одним словом: беру добро, где нахожу. ГЕЛЯ. Это очень умно с твоей стороны. (Пауза.) Витек... ВИКТОР. Что? ГЕЛЯ. У тебя нет никаких идей? ВИКТОР. Есть одна. (Целует ее.) ГЕЛЯ (оторвавшись). Что за после-вку-сие!.. Как, я правильно говорю? ВИКТОР. Ты - прирожденный винодел. ГЕЛЯ. Если б я им была, мы бы спились. (Остановившись.) Эта музыка не отвечает моей внутренней мелодии. ВИКТОР. Тогда ей придется умолкнуть. (Выключает радио.) ГЕЛЯ. Лучше я спою тебе сама. Хочешь? ВИКТОР. Голос звучит? ГЕЛЯ. Как колокольчик. ВИКТОР. Пой. Геля поет старую веселую песенку: "Страшне чен кохам, страшне чен кохам, страшне кохам чен..." ВИКТОР. Публика в восторге. ГЕЛЯ. Артисты устали. (Садится.) ВИКТОР. "Страшне чен кохам" это значит "страшно люблю"? ГЕЛЯ. "Страшно тебя люблю". Ты уже все понимаешь. ВИКТОР. Я бы хотел научиться польскому. ГЕЛЯ. Ну так я буду тебя учить. ВИКТОР. Но сначала выйди за меня замуж. ГЕЛЯ. Витек, ты плохо соображаешь. ВИКТОР. Ты этого не хочешь? ГЕЛЯ. Витек, все точно сговорилось, чтоб мы помешались. Первая ночь Нового года, вино, в общежитии пусто, - мы одни на всем свете. Но это не так. Завтрашний день уже наступил, и мы с тобой - не одни на свете. Необходимо смотреть вперед.
за лазейку. Юмор - наш тыл. Наша заранее подготовленная позиция. Путь к отступлению. Что еще? Но я совсем не хочу отступать.
должен знать? Разве этого мало? Я просыпаюсь, чтоб тебя увидеть. Услышать твой голос, твое вечное "как это...", твои Бесконечные "показывать" вместо "показать", "понимать" вместо "понять", "обнаруживать" вместо "обнаружить". Не дай бог, если ты будешь говорить все правильно, мне кажется, это уж будешь не ты. Я сейчас надел на твои ноги туфли и понял, что за все двадцать четыре года еще никогда не был так счастлив. Я тащу к тебе все и гружу на тебя все, иногда ты этого даже не знаешь. Я знаю, что никогда с тобой не соскучусь, не захочу от тебя отдохнуть. То, что ты есть, всему придает смысл и вносит жизнь решительно во все.
Наверняка нужно быть сдержанным и не годится себя распускать. У меня действительно мало опыта. Да и откуда, скажи, ему взяться? Из школы я ушел воевать. Что я видел? И что я помню? Про опытных я читал только в книжках. Но, по-моему, ничего не может быть лучше, чем все сказать, не взвешивать, не следить за словами. Ну вот, глаза у тебя на мокром месте. Прости, Все равно я сделаю тебя счастливой. Я сделаю все, чтоб прошел твой страх. Чтоб ты ничего никогда не боялась. Я буду беречь тебя днем и ночью. И однажды даже тени печали не будет в твоих глазах, даже тени. И я услышу твое ровное дыханье. И только тогда, слышишь, только тогда я и сам вздохну спокойно. Свет гаснет. Снова - свет. Та же комната. Геля стоит у окна, спиной к двери. Входит Виктор. ВИКТОР (весело). Целую рончки. ГЕЛЯ. Здравствуй. ВИКТОР. Хорошо бы, если б ты повернулась и подошла. ГЕЛЯ. Вот я повернулась. ВИКТОР. Пан ждет. Пан нервничает. ГЕЛЯ. У меня смертельно болит голова. ВИКТОР. Надо что-нибудь принять и лечь. ГЕЛЯ. Я принимала и ложилась. ВИКТОР. Грелку с горячей водой к затылку - и ты воскреснешь. Для жизни и ее радостей. ГЕЛЯ. Ты - после дегустации? ВИКТОР. Было дело. (Поднимает ноты.) Это - твои ноты? Геля кивает. И - эти? ГЕЛЯ. И эти - мои. ВИКТОР. Целая программа. Можешь давать концерты. Черт возьми, какое будущее меня ожидает! Вино, музыка и любовь. ГЕЛЯ. Кажется, я снова трезвей тебя. ВИКТОР. Как всегда. Однако ты уже недовольна. Что будет, когда я стану твоим мужем? ГЕЛЯ. Ты еще хочешь им стать? ВИКТОР. И не позже чем через неделю. Довольно мне слушать Ваше Польское Величество. Я ли не был покорнейшим верноподданным? Сначала ты говоришь, что мы должны сдать сессии. Я подчиняюсь. После сессий ты ведешь меня за город, ходить на лыжах. Ты рассудила, что нам нужно привыкнуть друг к другу. Я знаю, что, слава богу, никогда к тебе не привыкну, но так хочешь ты, и я опять подчиняюсь. Десять дней мы живем на турбазе, и я кротко уступаю тебе лыжню. Не спорю - прекрасные десять дней, но мне их отравила неопределенность моего положения. Что делать, я - современный человек. Для счастья мне нужно удостоверение.
По-польски это значит - новобрачный. ГЕЛЯ. Ты ни о чем не слышал? ВИКТОР. Нет. С утра поглощен самоанализом. ГЕЛЯ. Тебе никто ничего не сказал? ВИКТОР. Какие-нибудь новости? У них? Или у нас? ГЕЛЯ. У нас. ВИКТОР. Асю увезли в Дагестан? ГЕЛЯ. Издан новый закон. ВИКТОР. И что же он утверждает? ГЕЛЯ. Он воспрещает. Браки с иностранцами. С пятнадцатого февраля. ВИКТОР. Ну и... что? Это ж не может к нам относиться. ГЕЛЯ. Можно узнать - почему? ВИКТОР. Мы же любим друг друга. ГЕЛЯ (вспылив). Ты - глупец. (Пауза.) Прости, прости меня, я не слышу сама себя. ВИКТОР. Убежден, отвечаю тебе головой - здесь будет индивидуальный подход. Очевидно, были легкомысленные решения, а потом неприятности, дипломатическая переписка. Черт его знает, что нам известно? Но ведь можно же объяснить, втолковать... Когда увидят, что два человека просто не могут - один без другого... (Обнимает ее.) Не волнуйся... Прошу тебя... не волнуйся... Мы ведь живем в двадцатом веке. ГЕЛЯ. Так. Ты прав. Мы живем в двадцатом веке. Это очень разнообразный век. Когда можно за несколько часов оказываться на другом конце мира - это двадцатый век. И когда в Испанию съезжаются антифашисты со всей земли - это двадцатый век. И когда от Варшавы ничего не остается, а моя подруга однажды выходит на улицу с желтой звездой на рукаве - это тоже двадцатый век.
привыкла бояться. Да, я боюсь, боюсь, боюсь. ВИКТОР. Чего ж ты боишься? Ведь я с тобой. О, черт! Вот она - твоя трезвость. Если б ты слушалась меня, мы бы уже были женаты. ГЕЛЯ. Если б не моя трезвость, ты бы попал в трудное положение. ВИКТОР. А сейчас мое положение легче?! ГЕЛЯ. Почему же ты на меня кричишь? ВИКТОР. Что делать? Что делать? ГЕЛЯ. Витек, единственный мой... придумай. Придумай что-нибудь. Ты счастливчик. Тебе все удается. Ты всегда умел хорошо придумывать. Я умоляю тебя, придумай. ВИКТОР. Да, да. Я придумаю. Я придумаю... Свет гаснет. Вновь - свет. Улица. Геля. Появляется Виктор. Она бросается к нему. Уходят. Свет гаснет и сразу же вспыхивает вновь. Улица. Геля. Она нервно ходит взад-вперед. Появляется Виктор. Они молча смотрят друг на друга. Потом он берет ее под руку и уводит. Свет гаснет и сразу же зажигается. Улица. Теперь ждет Виктор. Медленно появляется Геля. Не останавливаясь, проходит мимо. Чуть помедлив, он следует за ней. Свет гаснет. Слышен слегка измененный записью голос Виктора: - Я ничего не смог придумать. Вскоре меня перевели в Краснодар. От Гели я больше вестей не имел. Краснодар - отличный веселый город. Вечерами все ходят по улице Красной. Я тоже частенько по ней гулял, но друзей не заводилось долго. Потом появились и друзья. Летом мы ездили на практику в виносовхоз Абрау-Дюрсо. Он окружен горами и лежит точно на дне чаши. Ее северный склон засажен виноградниками различных сортов. Летом, когда листья окрашиваются в разные цвета, перед вами как бы возникает корона. жүктеу/скачать 150.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|