В результате сложилась ситуация, когда органы оказались перед возможностью самим ставить перед собой задачи

Приказ №00447, который лег в основу проведения кулацкой операции, изучался многократно. Историки спорят о причинах начала кулацкой операции. Представляется обоснованым мнение Биннер и Юнге, которые видят в кулацкой операции мотивы социальной инженерии: «Осужденные в рамках кулацкой операции лица в большинстве своем относились к группам населения, которые, как считали уже давно, либо совсем нельзя интегрировать в советское общество, либо это можно сделать лишь путем затраты чрезмерных усилий» ³⁰⁴. Они обращают внимание на попытку избавится в ходе операции от тех групп населения, которые не приняли бы никогда социалистические преобразования: священников, раскулаченных, бывших белогвардейцев. Избавится от наиболее опасных уголовников и нанести, таким образом, удар по преступности.

Думается, приведенная точка зрения наиболее точно отражает реальные замыслы инициаторов операции.
В первую очередь, действительно, важно указать на то, что круг врагов в этом приказе определяется на основе социально-политического, а не идеологического подхода:

В приказе «При организации и проведении операций руководствоваться следующим:

1. Бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность.

2. Бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпоселков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность.

3. Бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность.

4. Члены антисоветских партий (эсеры, грузмеки, муссаватисты, иттихадисты и дашнаки), бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандпособники, переправщики, реэмигранты, скрывшиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и продолжающие вести активную антисоветскую деятельность.

5. Изобличенные следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско - диверсионных контрреволюционных формирований.

Репрессированию подлежат также элементы этой категории, содержащиеся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены.

6. Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу.

7. Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой.

Репрессированию подлежат также элементы этой категории, которые содержатся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены.

8. Уголовные элементы, находящиеся в лагерях и трудпоселках и ведущие в них преступную деятельность.

9. Репрессии подлежат все перечисленные выше контингенты, находящиеся в данный момент в деревне — в колхозах, совхозах, сельско-хозяйственных предприятиях и в городе — на промышленных и торговых предприятиях, транспорте, в советских учреждениях и на строительстве».

Заметим сразу что «внешняя угроза» нигде не фигурирует в мотивационной части приказа. То есть репрессии идут по новом сценарию: поиска не конкретных врагов, а выявления опасных социальных групп. Новому, конечно, для 1936-37 гг., но совершенно естественному для 1929-31. Правда, всюду оговорка - «ведущие активную антисоветскую деятельность». То есть были сигналы о нарастании социально-политического протеста в обществе? На первый взгляд – да.

Еще за месяц до появления приказа - 2 июля - появляется известное постановление Политбюро об антисоветских элементах, которое нагнетает политическую атмосферу: «Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму: «Замечено (Кем замечено? – Л.Н.), что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из различных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки, вернувшиеся в свои области (в какие? – Л.Н.), - являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.

ЦК ВКП (б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы, были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.

ЦК ВКП (б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке»³⁰⁵.

Эта же мысль содержится и в тексте приказа: « наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас (выделено мной – Л.Н.) казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско - диверсионных контрреволюционных формирований».

Что это за формирования и где их ликвидировали? Здесь, скорее всего, речь идет о ситуации в Западно-Сибирском крае.

По инициативе Эйхе 28 июня 1937 года Политбюро приняло знаменитое решение «О вскрытой в Зап.Сибири к.-р. Повстанческой организации среди высланных кулаков.

1. 
   Считать необходимым в отношении всех активистов повстанческой организации среди высланных кулаков применять высшую меру наказания.
   
2. 
   Для ускоренного рассмотрения дел создать тройку в составе Нач. УНКВД по Зап.Сибири т.Миронова (председатель), прокурора по Зап.Сибири т. Бракова и секретаря Запсибиркрайкома т.Эйхе.
   

Трудно отделаться от впечатления, что решение начать «кулацкую операцию» появилось под влиянием Эйхе. По крайней мере, именно его регион был застрельщиком в этом начинании, а затем опыт Эйхе был распространен на всю страну.

Однако, насколько реальна эта угроза? Не сфабрикована ли эта повстанческая организация? И, главное, а в других регионах?

Обратимся к документам. За два месяца до этих событий еще 17 апреля начальник Западно-Сибирского крайисполкома разослал циркуляр.

«Горрайисполкомам, Нарымскому окрисполкому, Ойротскому облисполкому о запрещении выдачи справок трудпоселенцам, бежавшим с мест ссылки.

17 апреля 1937 года.

Г.Новосибирск секретно

За последнее время в результате неправильного трактования новой Конституции трудпоселенцами имеется массовые случаи побегов с мест расселения. Такое явление имеет место особенно среди той части бывших трудпоселенцев, которые ранее были восстановлены президиумом крайисполкома, горсоветами и райисполкомами в правах гражданства и которые имеют на руках паспорта. Беглецы пребывая на прежние места жительства, устраиваются в различные организации на работу, принимаются в колхозы и т.д., а для большей легализации в ряде случаев беглецы получают от сельских советов справки и по ним получают паспорта.

В целях пресечения побегов крайисполком предлагает дать указание всем сельсоветам о прекращении выдачи справок бежавшим бывшим кулакам и о направлении их к местам расселения.

К ведению сообщается, что аналогичные указания даны по линии крайпрокуратуры и по линии крайуправления РК милиции³⁰⁶» (всюду выделено мной – Л.Н.).

Обратим внимание – в материалах ЗСК говориться только о том, что кулаки начали уезжать «без спроса». Ни о какой их диверсионной работе не сообщается.

В спецсообщении Ежова о ходе кулацкой операции есть вступление в котором должна была бы описываться сложная обстановка на селе, которая сделала операцию необходимой. И вот что пишет нарком: "В колхозах некоторых областей бежавшие и вернувшиеся из ссылки кулаки ультимативно требовали от колхозников возврата ранее принадлежавшего им имущества, угрожая в противном случае кровавой расправой (Западная область, Горьковский край, Курская область и др.). В ряде районов Западной области при содействии контрреволюционеров, пролезших в ОБЛЗУ, бывшим кулакам, вернувшимся из ссылки, были возвращены усадьбы, дома, сады, скот и т.п."³⁰⁷

Таким образом, мы имеем информацию только о побеге с мест расселения и возвращении в родные месте. Такая информация есть из Западно-Сибирский края, Западной, Горьковской и Курской областях. И только?

Очевидно, что по долгу службы, в первую очередь, должны были сигнализировать об антисоветских проявлениях органы НКВД – Миронов (ЗСК), Каруцкий (Западная область), Дагин (Горьковская область) и Емец (Курская область). Сообщали они и в Москву и партийному руководству. Но из партийных руководителей давно (с 1929 года) в своем кресле сидел только Р.И.Эйхе в ЗСК. Остальные – Коротченко, Каганович и Шеболдаев - недавно. И самый высокий политический вес у Эйхе – он кандидат в члены Политбюро. Все это вместе заставляет согласится с предположением, что инициатива кулацкой операции принадлежит ему.

Вместе с тем надо помнить, что она означала поворот в политике взаимоотношения власти с народа. Если до этого речь шла о борьбе внутри властных структур, то теперь о взаимоотношении власти и общества. От примирения к террору! Как это было в 1918 и 1930. Надо вспомнить, что полгода назад 5 декабря 1936 года была принята новая конституция. Но не все «лишенцы» получили права гражданства. Речь шла не только о священниках и дворянах. Но и, в первую очередь, о миллионах раскулаченных крестьян.

Обратим внимание на важный момент в цитируемых документах. Возвращаются кулаки, получившие гражданские права. Восстановление в гражданских правах они воспринимали как реабилитацию. Многие пытались вернуться на родину и даже требовали вернуть имущество. Кое-где его возвращали (см.выше).

По сути, в декабре 1936 годы было декларировано национальное примирение. Теперь все пошло вспять. В принципе это хорошо согласуется с идеей о том, что классовая борьба на затихает.

А ведь самим Сталиным «кулацкая угроза» весной 1937 года не озвучивалась и, видимо, для него не стояла так остро. На пленуме он не о ней не говорил. Он, рассуждая о классовой борьбе, говорил о вредителях с партбилетом в кармане.

Не может быть сомнений – для сталинского руководства Приказ №000447 был поворот в политике если не на 180, то, по крайней мере, на 90 градусов. Зачем возвращать гражданские права и разрешать покидать ссылку тем, кого ты собираешься уничтожить? Совершенно очевидно, что еще весной 1937 года никакая массовая операция не планировалась. Кроме того, весь пафос выступления Ежова на пленуме в том, что период массовых операций закончился, и настало время агентурной работы. Через пять месяцев же начнется, чуть ли не самая грандиозная «массовая операция» в СССР. Очевидно, что еще в марте Ежов о ней ничего не знает!

И вдруг «крутой поворот» - власть начинает вести себя так, как будто кулаки подняли вооруженное восстание перебили охрану и начали разбегаться из лагерей и поселков для спецпоселенцев. Как будто по всей стране действуют тысячи партизанских отрядов. Взрывают мосты, нападают на коммунистов и милиционеров, жгут сельские советы. Требуются чрезвычайные меры для противодействия возникшей угрозе. Самых активных (у кого кровь на руках) расстрелять без суда («по законам военного времени»), остальных посадить с таким сроком, чтобы не вернулись. Но ведь ничего этого не было. Вспомним, документы сообщают только об их возвращении в родные места без спроса и требовании вернуть дом и скот.

Иными словами, реальная угроза была преувеличена властью во много раз. Власть наносила превентивный удар.

Приведу конкретный пример. Исследователи истории Церкви утверждают, что репрессии против христиан в 1937-38 гг. далеко превзошли по размаху все предшествующие.

В 1937 году председатель Союза воинствующих безбожников Ем. Ярославский заявил, что "в стране с монастырями покончено"³⁰⁸. Действительно к 1939 г. закрыты все (их было в 1917 г. более 1000). Были расстреляны сотни епископов, включая патриаршего Местоблюстителя свщмч. Петра. Расстреляны 90 тыс. (по другим цифрам 100 тыс.) священников³⁰⁹. Историки церкви связывают этот разгром с тем, что перепись 1937 года выявила силу религиозных чувств – 60% жителей села и 30% жителей города на переписи определили себя верующими. Получается, что все социально-экономические преобразования, вся культурно-идеологическая работа не дали результата! «Пережиток прошлого» - религия - все равно сохранились. Бытие изменилось, а сознание нет, может быть надо ему помочь, сознанию? Добить врага…

Проиллюстрирую свою мысль - в 1937 г. в Загорске (Сергиевом Посаде) были арестованы по обвинению в создании церковно-монархической контрреволюционной организации, бывший настоятель Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кронид (Любимов) и еще 16 человек (большинство - монахи и священники)³¹⁰. Архимандриту было около 70, и он был почти слеп. Как можно понять из материалов дела, вина его была в том, что, оставаясь духовным пастырем для монахов, закрытой еще в 1922 г. Лавры, благословлял их, когда они возвращались из ссылки и приходили к своему пастырю, быть приходскими священниками в Сергиевом посаде и соседних деревнях. Подано это все было как контрреволюцилнная монархическая организация и почти всех расстреляли. Вело это дело УНКВД Московской области, которым руководил свояк Сталина Станислав Реденс. Кстати, в одном доме с архимандритом Кронидом проживал еще один «враг народа» - старец Ипполит³¹¹. Ему было 93 года, и он был парализован, не расстреляли его только потому, что он умер во время следствия. А почему вообще были арестованы эти люди?

Сразу хочется обратить внимание, что при перечислении «контингентов, подлежащих репрессии», священники упоминаются только в конце шестого пункта:

«Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержаться сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу».

Священники идут после «кулаков, карателей, бандитов, белых» и только те, кто уже находится в местах лишения свободы.

Как видно первоначально тотальные аресты духовенства не планировались. В июле 1937 года НКВД интересовали только те, кто к тому времени уже был арестован. Получается, аресты духовенства начались не как приказ Центра, а как инициатива местных органов НКВД. Это подтверждается и докладной запиской наркома НКВД Ежова.

Как уже говорилось, 8 сентября 1937г нарком Ежов направил И. В. СТАЛИНУ СПЕЦСООБЩЕНИЕ № 59750 О ПЕРВЫХ ИТОГАХ ОПЕРАЦИИ ПО РЕПРЕССИРОВАНИЮ АНТИСОВЕТСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ

По этому документу видно, что советская власть меняет свою политику по отношению к священникам. В нем уже во втором пункте говорится о том что по показаниям арестованных на 1 сентября 1937 вскрыто и ликвидируется:

«Церковно – сектантских повстанческих и фашистских групп и организаций 43 с числом участников 710 человек». Причем они, с точки зрения наркома, стоят по значимости уже на втором месте. Ежов прямо пишет о новом направлении оперативного поиска: «Заслуживает серьезного внимания наличие, выявляемого сейчас, широкого церковно-сектантского повстанческого подполья»³¹². Еще месяц назад вопрос так не стоял.

Но кто и где начал аресты церковников? Спецсообщение Ежова дает ответ на этот вопрос: «Большое количество церковно-сектантских контрреволюционных формирований вскрывается в Западной, Горьковской, Московской, Свердловской и других областях»³¹³. То есть началось все в нескольких областях, под руководством Реденса, Каруцкого, Лаврушина и Дмитриева.

Выслушаем свидетельство очевидца чекиста из Западной Сибири Егорова: «Первое указание о подготовке массовой операции мы получили по НКВД СССР в июле 1937 г. Эта директива обязывала нас составить списки на весь контрреволюционный элемент из социально чуждой среды и весь уголовный рецидив, представляющий из себя социальную опасность для общества»³¹⁴. То есть приказ№00447 был воспринят именно как решение нанести удар по социально-чуждой среде.

«Последующий смысл всех директивных установок руководства управления НКВД, даваемых на совещаниях и при докладах, сводился к необходимости весь оперативный контингент,… свести в разные по названиям, но единые по своим целям контрреволюционные организации, связанные с иностранными разведками враждебных нам стран и белоэмигрантскими центрами за границей»³¹⁵.

Зачем это? Приказ не предусматривал этого, зачем превращать беглых кулаков в шпионов. И Егоров разъясняет зачем: «Оперативный состав органов, восприняв эти установки как прямую физическую ликвидацию всей контрреволюции, в том числе и пассивной, но являющейся базой для различных контрреволюционных формирований»

То есть если представить бежавших кулаков, бывших меньшевиков кадетов, вместе ссыльными епископами «единой контрреволюционной организацией связанной с внешней разведкой», - то последует их «физическая ликвидация»! Так рассуждали сотрудники органов.

Оперативный состав «деятельно следуя этим директивам, приступил к их реализации с полным сознанием исторической необходимости очистить нашу страну от этого контингента»³¹⁶. Вот! «Историческая необходимость очистить страну». Это подтверждает версию «социальной инженерии».

Итак, летом, с подачи руководителя УНКВД Западной Сибири Миронова, было принято решение нанести превентивный удар по целым социальным группам. Пример с кулацкой операцией показывает, что надо внимательно разобраться в логике мышления «чистильщиков».

Внимательный анализ рассказов Шрейдера о событиях в Иваново и Казахстане может дать очень много для понимания их мотивов. Активную роль в Иваново играл бывший заместитель Реденса Радзивиловский. Об этом человеке стоит рассказать подробнее: «он вообще был умным и способным ра­ботником. (Кстати, на работу в органы ЧК он попал по комсомольской путевке, как один из лучших комсомоль­цев Крыма.) Попади он в другую организацию и к хо­рошему руководителю, возможно, он принес бы нашей стране большую пользу. Но судьба распорядилась иначе, и Радзивиловский, постепенно подпадая под влияние карьеристов-ягодовцев, сам пошел по этой линии, в даль­нейшем намного опередив своих первых «наставников». Радзивиловского стали включать в следственные группы по самым важным делам, в частности, он участвовал в следствии по делу Промпартии, после чего вскоре был назначен начальником СПО полпредства ОГПУ по Мо­сковской области, затем по совместительству помощни­ком полпреда, а через некоторое время — заместителем полномочного представителя ОГПУ (а позднее УНКВД) Московской области С. Ф. Реденса. Работая в УНКВД Московской области, Радзивиловский часто бывал у секретаря МК партии Кагановича, ко­торый поддерживал его. Радзивиловский же видел в лице Кагановича «правую руку» Сталина и безотказно, с готов­ностью выполнял все указания, исходящие свыше.

…Радзивиловский хвастался, что благодаря его энергии (Реденса при этом он не упоминал) УНКВД Московской области вышло тогда по Союзу на ПЕРВОЕ МЕСТО по борьбе с «врагами народа». И за образцовое выполнение «особых заданий правительства» он и Реденс были пред­ставлены Ежовым при поддержке Кагановича к награж­дению орденами Ленина...»

Восторг Радзивиловского от собственных успехов находит прямую аналогию с тем, что Орлов рассказывает о мотивах Фриновского, Заковского, Реденса и Бермана: «Всё происходившее с этой троицей напоминало до поры до времени волшебную сказку. Напуганные арестом всех прочих руководителей управлений НКВД, они беспомощно ждали, когда придёт и их очередь. И вдруг, в один прекрасный день магическая рука вырвала их из унылых шеренг обречённых и вознесла на вершины власти».³¹⁷

Приехав в Иваново, Радзивиловский продолжал считать Шрейдера своим другом и честным чекистом. «Правда, Сашей и Мишей мы уже были только наедине, а при других име­новали друг друга по имени и отчеству».³¹⁸ Шрейдер в таком длинном рассказе, может быть, самой развернутой личной характеристике в его книге, хочет показать, что Реденс не отвечал за карьеру Радзивиловского, ни он, Шрейдер не был с ним особенно близок. Именно так ему говорил сам Реденс в Казахстане, утверждая, что Радзивиловский карьерист и выдвиженец Агранова³¹⁹. Но это «не точно». Реденс, видимо, познакомился с ним еще Крыму в 1922 году. Когда Реденс становиться начальником УНКВД Московской области, Радзивиловский становиться помощником начальника, а в 1935 – заместителем. Другими словами, если середина его карьеры и связана с Аграновым, то начало и взлет – с Реденсом, близость к Агранову только мешала в 1937.

Вернемся в Иваново. Вслед за сменой чекистского руководства началась чистка партийного аппарата Кагановичем и Шкирятовым в области. Показательно, что приехавшая 7 августа комиссия остановилась не на дачах обкома, а на даче Радзивиловского. Шкирятов, кстати, сразу «признал» Шрейлера «хорошим чистильщиком»: «увидев меня и пожимая мне руку, сказал:

—'а, голубок, и ты здесь. Ну, значит, все будет в по­рядке.

И, обращаясь к Кагановичу, пояснил:

— Ведь я с ним в одном номере в гостинице «Казанское подворье» две недели жил. Мы там целый полк воров и вредителей разгромили»³²⁰.

В дальнейшем Каганович, безусловно, доверял Шрейдера, по его просьбе тот выступал с критикой руководства обкома на пленуме, из его кабинета Каганович разговаривал со Сталиным по телефону. Интересно проанализировать мотивы самого Шрейдера. Он охотно критикует партийное руководство области: «порочные ме­тоды… подхалимской компании чванство, барство и тому подобные недостатки»³²¹. Однако, «при всей своей критичной настроенности я никак не мог допустить мысли, что Носов и другие руководящие работники обкома могли быть троцкистами, а тем более врагами народа. Для меня они всегда были только зарвавшимися вельможами»³²². Поэтому попытка Кагановича увидеть в бюрократизме и разложении политическую подоплеку ошеломила Шрейдера. Однако, Кожинов исключительно уместно напоминает: «одновременно с книгой Шрейдера — хотя и совершенно независимо от нее, — в том же 1995 году, было опубликовано изложение сохранившейся в архиве г. Иваново стенограммы пленума … обкома партии, состоявшегося в августе 1937 года, — своего рода чрезвычайного пленума, которым командовали прибывшие из Москвы секретарь ЦК Л.М. Каганович и секретарь партколлегии Комиссии партийного контроля при ЦК М.Ф. Шкирятов. (цитирую - Л.Н.) "Шрейдер обрушился на секретаря горкома (Ивановского. — В.К.) партии Васильева. Он выразил возмущение по поводу того, что Васильев, имевший связь с врагом народа, занимает место в президиуме... У меня нет никаких (! — В.К.) данных о том, что Васильев враг, — сказал он (Шрейдер. — В.К.), — но я позволю себе выразить ему недоверие. Затем Шрейдер обвинил начальника управления НКВД Стырне в том, что тот противодействовал репрессиям и якобы имел связь с бывшим сотрудником НКВД Корниловым, который в 1936 году обвинялся в сотрудничестве с троцкистами. Стырне, старый чекист, активный участник гражданской войны, тут же был снят с работы, а впоследствии арестован и расстрелян... Шрейдер выразил недоверие еще нескольким ответственным работникам, ничем это не мотивируя". Между тем в мемуарах Шрейдер не только преподносит свои отношения со Стырне как истинно товарищеские, но и уверяет, что он не раз предостерегал этого знаменитого чекиста, раскрывал ему глаза на "ежовщину"!»³²³

Конечно, стенограмма может быть не точна, возможно, что и Шрейдер что-то забыл. Но по сути ничего неожиданного не происходило – реализовывалась линия февральско-мартовского пленума на выявление «политического лица зарвавшихся бюрократов и вельмож» – они «вредители и двурушники». Даже если Шрейдер этого не понимал до конца, то действовал он именно в этой логике. Кстати именно по этой схеме – «барство, разложение, бюрократизм, национализм», Реденс (и Шрейдер) будут действовать в Казахстане в 1938.

Направление Реденса в Казахстан, было «понижением», это симптом, что Хозяин не хочет его видеть. «В последнее время он (С.Реденс – Л.Н.) тоже, как и дядя, Павлуша,³²⁴ стремился повидаться с отцом, заступаясь за людей, - вспоминает Светлана Аллилуева, - была даже какая-то ссора между ними, по словам Анны Сергеевны. Отец не терпел, когда вмешивались в его оценки людей»³²⁵. Об этом же говорит и сам Реденс: «Когда в Москве ряд моих подчиненных стали фальсифицировать одно за другим ряд дел, я попытался противостоять этому. Об этом, естественно, немедленно стало известно «навер­ху»... И вот — я здесь, и, конечно, «убрали» меня из Москвы не без благословения моего шурина»³²⁶. Вместе с тем Казахстан можно было воспринимать и как возможность «реабилитироваться» и «снова выдвинуться». Во-первых, прямая связь с Кремлем оставалась, о чем вспоминает Шрейдер³²⁷. Во-вторых, задача была - «зачистить первого секретаря Мирзояна». Следует учитывать, что Мирзоян был давним врагом Реденса по Закавказью. В 1929 г. Реденс возбудил дело о самосуде и взяточничестве в КП Азербайджана. Оказались затронуты люди, близкие к 1 секретарю республики Мирзояну, который и взял их под защиту. Характер Мирзояна был хорошо известен в Кремле. Еще в 1935 обсуждая кого направить в Казахстан, Ягода ищет кандидатуру, которая «сработалась бы с Мирзояном»³²⁸. Тогда подобрали Залина и он, видимо, «сработался». В 1935 г. в период политики «умиротворения» Сталин не искал конфликтов между партийным и чекистским руководством. Теперь в 1938 г. ситуация была другая, и в Казахстан поехал С.Реденс.

Сталин критиковал Мирзояна еще на февральско-мартовском 1937 года пленуме: «...Взять, например, товарищей Мирзояна и Вайнова. Первый из них является секретарем краевой партийной ор­ганизации Казахстана, второй — секретарем Ярославской областной партийной организации. Эти люди в нашей сре­де — не последние работники. А как они подбирают работ­ников? Первый перетащил с собой в Казахстан из Азербай­джана и Урала, где он работал раньше, 30—40 человек «сво­их» людей и расставил их на ответственные посты в Казах­стане... . Есть, стало быть, своя артель у товарища Мирзояна. ...Они нарушили большевистское правило подбора работ­ников, которое исключает возможность обывательски-мещанского подхода, исключает возможность подбора работ­ников по признакам семейственности и артельности. Кроме того, подбирая в качестве работников лично преданных лю­дей, эти товарищи хотели, видимо, создать для себя обста­новку некоторой независимости как в отношении местных людей, так и в отношении ЦК партии³²⁹... (выделено мной – Л.Н.)». Как видим, речь шла о нарушении того самого принципа партийности.

Прошло чуть больше года. Весной 1938 года в «Правде» публикуется большая критическая статья «На поводу у на­ционалистов», посвященная деятельности Мирзояна. В вос­поминаниях М. П. Шрейдера есть упоминание о поразительном факте: оказывается, руководитель парторганизации запретил распространять в Казахстане этот номер «Правды» с крити­кой в свой адрес, противопоставив себя тем самым ЦК. Следует заметить, что нечто подобное, правда, с бакинской газетой «Вы­шка», перепечатавший статью из газеты «Заря Востока» — «Исправить ошибки и недочеты руководства», Мирзоян предпринимал и в 1929 – тогда не нравившийся ему номер конфисковали и сожгли. Конечно, «Правда» не «Вышка» и 1929 не 1937. Так, что мы имеем дело с индикатором остроты конфликта.

Именно для «разработки» Мирзояна и был направлен его «старый друг» Реденс³³⁰. Ничего здесь нового не было: «старые друзья» Ягоды Евдокимов и Бельский «зачищали» центральный аппарат НКВД, «старый знакомый» Реденс «разрабатывал» Мирзояна. Поскольку нас волнует в данном случае чекистская среда, следует заметить, что одновременно с Мирзояном разрабатывали и наркома НКВД Казахстана – Л. Залина, который как мы помним, был переведен в Москву в первое управление. «Реденс сказал, что Залин попал под сильное влияние Мир­зояна и вообще очень либеральничал, распустил весь ап­парат.

— Но разве это контрреволюция? — попытался возра­зить я.

— Москва рассматривает это именно так и все время требует от меня дополнительные материалы, — помор­щившись, объяснил Реденс, показывая тем самым, что ему неприятны мои расспросы (выделено мной – Л.Н.)».³³¹

То есть работала та же схема «ивановской чистки» прошлого года – «служебные нарушения, барство, бюрократизм» интерпретировались как «вражеская деятельность» и по отношению к Мирзояну и по отношению к Залину.

Интересно, что Реденс инкриминировал Мирзояну: ««Мирзоян в разговорах с ним утверждал, что ЦК партии в вопросах сельского хозяйства допускает перегибы, что политика коллективизации и ликвидации кулачества привела крестьянство к разорению и лишила страну хлеба и сельскохозяйственных ресурсов. ЯХНОВИЧ говорит, что МИРЗОЯН в разговорах с ним утверждал, что ЦК партии разорил не только Казахстан, но и Белоруссию, Украину и другие национальные республики. МИРЗОЯН называл политику ЦК колониальной… МИРЗОЯН характеризовал разгром партией троцкистов и правых, как устранение старых большевистских кадров»³³². В общем типичный «правый» того времени: «вельможа», свой клан, сомнения в коллективизации…

Очень показательно, что сын Реденса и сейчас считает, что удар правильно наносился, по партийным бюрократам, если они становились амбициозными князьками, считающим, что ему дозволено все. «Вот против каких людей, а отнюдь не против ленинской гвардии шла тогда борьба, вот против каких людей были направлены сталинские чистки и репрессии. В выступлениях И.В.Сталина на упоминавшемся мартов­ском Пленуме ЦК (1937 года) не случайно говорится о троц­кистских и иных двурушниках. А двурушник — это тот, кто под личиной преданности служит совсем противоположным силам и целям»³³³. Конечно, это только его личное мнение, но оно, мне кажется, отражает позицию его матери, супруги С.Реденса. Светлана Аллилуева вспоминает, что даже несмотря на гибель мужа и свой арест Анна Сергеевна Реденс не считала нужным «разоблачать Сталина». «Разговоры о «культе личности» выводят ее из себя, она начинает волноваться и заговариваться. «Преувеличивают, у нас всегда все преувеличивают!», говорит она возмущенно, «теперь все валят на Сталина. А Сталину тоже было сложно, мы-то знаем, что жизнь его была сложной, не так-то все было просто»³³⁴. Иными словами, здесь, как и в случае с воспоминаниями С.Берия, скорее версия семьи, которая, хоть косвенно, но позволяет судить о мотивах самих «чистильщиков».

Одновременно с началом массовых операций чистильщиками был предъявлен обществу и новый образ врага. Речь идет о знаменитом письме о разоблачении деятельности «Польской организации войсковой». Документ этот крайне интересен тем, как он выстраивает структуру «польского шпионажа».

Во-первых, он начинает с неожиданной даты – 1914 год: «Польская организация войскова» возникла в 1914 г. по инициативе и под личным руководством Пилсудского, как националистическая организация активных сторонников борьбы за независимость буржуазной Польши, …в специальных военных школах… Эти школы создавались Пилсудским в 1910—1914 гг. в Галиции, где они носили полуконспиративный характер и пользовались субсидиями и практическим содействием со стороны разведывательного отдела австро-венгерского генерального штаба». Офицеры австро-венгерской разведывательной службы обучали «пилсудчиков военному делу, а также технике разведки и диверсии, для действий в союзе с австро-германской армией на тылах русских войск и для комплектования польских легионов в предвидении войны с царской Россией… Пилсудский летом 1917 г. предпринял специальные вербовочные меры для проникновения в РСДРП (большевиков)»³³⁵.

Иными словами, все начиналось еще в дооктябрьский период и носило открытый антироссийский характер.

В течение 1917 г. находившиеся тогда в Москве и Петрограде, члены центрального руководства «ПОВ» вовлекли в «ПОВ» ряд польских социал-демократов и членов ППС-левицы, проникших позднее на видные посты в советский государственный аппарат: Уншлихта (быв. зам. пред. ОГПУ и РВС), Лещинского (секретарь ЦК Компартии Польши), Долецкого (руководитель ТАСС), Бронковского (зам. нач. Разведупра РККА), Муклевича (нач. морских сил РККА, зам. наркома оборонной промышленности), Лонгву (комкор., нач. управления связи РККА) и ряд других, образовавших в 1918 г. московский центр «ПОВ» и возглавивших руководство всей деятельностью «ПОВ» на территории СССР». Это они начинали делать, как можно понять, по «идейным мотивам», выступая, так сказать, как «группа влияния».

Но одновременно началась и просто попытка внедрить польских шпионов «в советский государственный аппарат посредством инсценировки своего разрыва в ППС и перехода на советские позиции». Такими шпионами оказались: «бывший член Московского комитета ППС Логановский М.А. (перед арестом зам. парткома пищевой промышленности), Маковский, Войтыга (проникшие в КРО и ИНО ОГПУ-НКВД), Баранский (начальник отделения ИНО ОГПУ-НКВД) и ряд других.