Литература : Мемуары : Кариус О. "Тигры" в грязи Кариус Отто

Origin: Военная литература : Мемуары : Кариус О. "Тигры" в грязи

-----------------------------------------------------------------------
Кариус Отто | Carius Otto | "Тигры" в грязи

Проект "Военная литература": militera.lib.ru

Издание: Кариус О. "Тигры" в грязи. Воспоминания немецкого

танкиста. -- М.: Центрополиграф, 2004.

Оригинал: Carius, O. Tiger im Schlamm -- Heidelberg: Kurt Vowinckel

Verlag 1960.

Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/german/carius_o/

Иллюстрации: militera.lib.ru/memo/german/carius_o/ill.html

OCR, правка: SERGIVS

Дополнительная обработка: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)

[1] Так обозначены страницы. Номер страницы предшествует странице.

{1} Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста.

Кариус О. "Тигры" в грязи. Воспоминания немецкого танкиста. /

Перевод С. В. Лисогорского. -- М.: Центрополиграф, 2004. -- 367 с. .

Тираж 7 000 экз. /// Carius, Otto. Tigers in the Mud. The Combat Career of

German Panzer Commander Otto Carius. / translated by Robert J. Edwards

-- Mechanicsburg, PA: Stackpole Books, 2003. -- 368 pages, (1st ed).

/// Carius, Otto: Tiger im Schlamm -- Heidelberg: Kurt Vowinckel Verlag

1960. -- 234 S.
Аннотация издательства
Командир танка Отто Кариус воевал на Восточном

фронте в составе группы армий "Север" в одном из первых экипажей "тигров".

Автор погружает читателя в самую гущу кровавого боя с его дымом и пороховой

гарью. Рассказывает о технических особенностях "тигра" и его боевых

качествах. В книге приведены технические доклады по испытаниям "тигра" и

отчеты о ходе боевых действий 502-го батальона тяжелых танков.

По зову Родины

По стопам Наполеона

Первый "Т-34"

Снова в прежней компании

Катастрофа

В Бретани

Как выглядит "тигр"

Скорым поездом на ленинградский фронт

Оборонительный бой у Невеля

Отход к Нарве

"Старина Фриц"

Фронт, удерживаемый на Нарве

Затишье перед бурей

Иваны атакуют

Мятеж в бункере

"Операция Штрахвица"

Ночью был ад

Правда или вымысел?

Хвала "тигру"

Неудача и прощание

Рыцарский крест в госпитале

Германских истребителей не видно

"Немедленно прибыть в часть"

Отказ подчиниться приказам

Оборонительные бои у Дюнабурга

Засада

Роковое расхождение во мнениях

Быстрое выздоровление в госпитале

Разговор с Генрихом Гиммлером

Предательство на производственной линии

Катастрофа разрастается

"Рурский котел"

Хаос нарастает

Странный комендант города

Конец близок

Язычники часто оказываются лучшими христианами

В заключение

Приложения

Примечания

Список иллюстраций

Все тексты, находящиеся на сайте, предназначены для бесплатного прочтения

всеми, кто того пожелает. Используйте в учебе и в работе, цитируйте,

заучивайте... в общем, наслаждайтесь. Захотите, размещайте эти тексты на

своих страницах, только выполните в этом случае одну просьбу: сопроводите

текст служебной информацией -- откуда взят, кто обрабатывал. Не преумножайте

хаоса в многострадальном интернете. Информацию по архивам см. в разделе

Militera: архивы и другия полезныя диски (militera.lib.ru/cd). Военная

литература : Мемуары : Кариус О. "Тигры" в грязи

Посвящается моим боевым товарищам из 2-й роты 502-го батальона тяжелых

танков, дабы почтить память тех, кто погиб, и напомнить оставшимся в живых о

нашей бессмертной и незабвенной дружбе.
Предисловие
Свои первые записи о том, что мне пришлось испытать на фронте, я делал

исключительно для тех, кто воевал в составе 502-го батальона

"тигров". Вылившись в конце концов в эту книгу, они оказались

оправданием германского солдата с передовой. На немецкого солдата возводили

напраслину открыто и систематически, намеренно и по случаю с 1945 года как в

Германии, так и за рубежом. Общество, однако, вправе знать, каковой была

война и каковым простой германский солдат на самом деле!

Однако более всего эта книга предназначена для моих бывших боевых

товарищей танкистов. Она задумана для них, как напоминание о тех трудных

временах. Мы делали точно то же самое, что и наши товарищи по оружию во всех

прочих родах войск, -- выполняли свой долг!

Я смог запечатлеть события, составившие главную суть повествования,

боевые операции между 24 февраля и 22 марта 1944 года, потому что мне

удалось сохранить после войны соответствующие донесения дивизии и корпуса.

Их мне тогда предоставили в распоряжение, и я отправил их домой. В качестве

подспорья для моей памяти у меня оказались и обычные официальные документы

для всех прочих случаев.

Отто Кариус [6]

По зову Родины
"Что они думают делать с этой мелочевкой... вот что я тоже хотел

бы знать", -- сказал один из карточных игроков. Они сгрудились,

водрузив на колени чемодан, и в попытке сделать свое отбытие не таким

тягостным, коротали время за картами.

"Что они думают делать с этой мелочевкой..." -- донеслось

до меня. Я стоял у окна купе и смотрел назад, на горы Хардт, в то время как

поезд отстукивал километры в восточном направлении через равнинную местность

Рейна. Казалось, это судно покинуло безопасный порт, плывя в неизвестность.

Время от времени я все еще удостоверивался в том, что мое призывное

свидетельство лежит в кармане. На нем значилось: "Позен, 104-й запасной

батальон". Пехота, царица полей!

Я был белой вороной в этом кругу и, пожалуй, не мог; никого винить за

то, что меня не воспринимали всерьез. Собственно говоря, это было вполне

понятно. Мою кандидатуру дважды отклоняли после вызова: "В настоящее

время не годен к действительной службе в связи с недостаточным весом"!

Дважды я глотал и тайком вытирал горькие слезы. Господи, там, на фронте,

никто не спрашивает, какой у тебя вес!

Наши армии уже пересекли Польшу беспрецедентным победным маршем. Всего

несколько дней назад и Франция стала ощущать парализующие удары нашего

оружия. Мой отец был там. В начале войны он снова надел [7] военную форму.

Это означало, что у моей матери теперь будет совсем мало дел по хозяйству,

когда ей позволят вернуться в наш дом на границе. А мне впервые пришлось

самостоятельно отмечать свое 18-летие в Позене. Только тогда я осознал,

сколь многим обязан родителям, которые подарили мне счастливую юность! Когда

я смогу вернуться домой, сесть за пианино или взять в руки виолончель или

скрипку? Всего несколько месяцев назад я хотел посвятить себя изучению

музыки. Потом передумал и увлекся машиностроением. По этой же причине я

пошел добровольцем в армию по специальности "противотанковые самоходные

установки". Но весной 1940 года им совсем не нужны были добровольцы.

Меня определили пехотинцем. Но и это было неплохо. Главное, что я принят!

Через некоторое время в нашем купе стало тихо. Нет сомнения, каждому

было о чем подумать: мысли ворохом роились в голове. Долгие часы нашего

путешествия конечно же давали для этого самую благоприятную возможность. К

тому времени, как высадились в Позене на затекших ногах и с болью в спине,

мы были вполне счастливы, что лишились этого времени для самоанализа.

Нас встретила группа из 104-го запасного пехотного батальона. Нам

приказали идти в ногу и привели в гарнизон. Бараки для срочнослужащих

конечно же не блистали роскошью. Помещение казармы было недостаточно

просторным, и помимо меня там находилось еще сорок человек. Некогда было

размышлять о высоком долге защитника отечества; началась борьба со

старожилами за выживание. Они смотрели на нас, как на надоедливых

"чужаков". Мое положение было практически безнадежным: безусый

юнец! Поскольку только густая щетина была явным признаком настоящей

возмужалости, мне пришлось держать оборону с самого начала. Зависть со

стороны других по поводу того факта, что я обходился бритьем всего раз в

неделю, только усугубляла положение.

Наша подготовка вполне соответствовала тому, чтобы действовать мне на

нервы. Я часто думал о своем университете имени Людвига Максимилиана, когда

муштра и [8] построения доходили до критической точки или когда мы

барахтались в грязи на территории учебного полигона во время учений на

местности. Для чего нужна такая тренировка, я узнал позднее. Мне пришлось

неоднократно использовать приобретенные в Позене навыки, чтобы выбираться из

опасных ситуаций. Впрочем, проходило всего несколько часов, и все страдания

бывали забыты. От ненависти, которую мы испытывали по отношению к службе, к

нашим начальникам, к нашей собственной тупости в ходе подготовки, вскоре не

осталось и следа. Главное, все мы были убеждены, что все, что мы делали,

имело определенную цель.

Любая нация может считать, что ей повезло, если у нее есть молодое

поколение, которое отдает стране все силы и так самоотверженно сражается,

как это делали немцы в обеих войнах. Никто не вправе упрекнуть нас уже после

войны, даже при том, что мы злоупотребляли идеалами, которыми были

переполнены. Будем надеяться, что нынешнее поколение окажется избавлено от

того разочарования, которое было уготовано испытать нам. А еще лучше, если

бы наступило такое время, когда ни одной стране не понадобилось бы никаких

солдат, потому что воцарился бы вечный мир.

Моей мечтой в Позене было завершить начальную подготовку пехотинца и

при этом благоухать, как роза. Эта мечта вылилась в разочарование главным

образом из-за пеших маршей. Они начались с пятнадцати километров, возрастали

на пять километров каждую неделю, дойдя до пятидесяти. Неписаным правилом

было, чтобы всем новобранцам с высшим образованием давать нести пулемет.

По-видимому, они хотели испытать меня, самого маленького в подразделении, и

узнать, каков предел моей силы воли и способен ли я успешно выдержать

испытание. Неудивительно, что, когда я однажды вернулся в гарнизон, у меня

было растяжение связок и гноящийся волдырь, размером с небольшое яйцо. Я был

не в состоянии далее демонстрировать свою доблесть пехотинца в Позене. Но

вскоре нас перебросили в Дармштадт. Близость к дому вдруг сделала жизнь в

казармах не такой тягостной, а [9] перспектива увольнения в конце недели

дополнительно скрасила ее.

Думаю, что я повел себя довольно самоуверенно, когда однажды командир

роты стал отбирать двенадцать добровольцев для танкового корпуса.

Предполагалось брать только автомехаников, но с благожелательной улыбкой мне

разрешили присоединиться к дюжине добровольцев. Старикан был, вероятно, рад

избавиться от недомерка. Однако я не вполне осознанно принял решение. Мой

отец разрешил мне поступать в любой род войск, даже в авиацию, но

категорически запретил танковые войска. В мыслях он, вероятно, уже видел

меня горящим в танке и терпящим ужасные муки. И, несмотря на все это, я

облачился в черную форму танкиста! Однако никогда не сожалел об этом шаге,

и, если бы мне снова пришлось стать солдатом, танковый корпус оказался бы

моим единственным выбором, на этот счет у меня не было ни малейшего

сомнения.

Я опять стал новобранцем, когда пошел в 7-й танковый батальон в

Файингене. Моим танковым командиром был унтер-офицер Август Делер, громадный

мужчина и хороший солдат. Я был заряжающим. Всех нас переполняла гордость,

когда мы получили свой чехословацкий танк 38(t). Мы чувствовали себя

практически непобедимыми с 37-мм орудием и двумя пулеметами чехословацкого

производства. Мы восхищались броней, не понимая еще, что она для нас лишь

моральная защита. При необходимости она могла оградить лишь от пуль,

выпущенных из стрелкового оружия.

Мы познакомились с основами танкового боя на полигоне в Путлосе, в

Гольштейне, куда отправились на настоящие стрельбы. В октябре 1940 года 21-й

танковый полк был сформирован в Файингене. Незадолго до начала русской

кампании он вошел в состав 20-й танковой дивизии, во время учений на

полигоне в Ордурфе. Наша подготовка состояла из совместных учений с

пехотными частями.

Когда в июне 1941 года нам выдали основное довольствие в виде

неприкосновенного запаса, мы поняли: что-то должно произойти. Высказывались

разные [10] предположения о том, куда нас собирались перебросить, пока мы не

двинулись в направлении Восточной Пруссии. И хотя крестьяне Восточной

Пруссии нашептывали нам то одно, то другое, мы все еще верили, что посланы

на границу для поддержания безопасности. Эта версия была иллюзией,

сформировавшейся во время нашей подготовки в Путлосе, где мы тренировались

на танках, передвигающихся под водой, поэтому склонны думать, что нашим

противником станет Англия. Теперь мы были в Восточной Пруссии и уже больше

не мучились неопределенностью.

Мы выдвинулись к границе 21 июня. Получив директиву о сложившейся

ситуации, мы наконец узнали, какая нам отводится роль. Каждый изображал

ледяное спокойствие, хотя внутренне все мы были чрезвычайно возбуждены.

Напряжение становилось просто невыносимым. Наши сердца готовы были вырваться

из груди, когда мы услышали, как эскадрильи бомбардировщиков и пикирующих

бомбардировщиков "Штука" с гулом пронеслись над нашей дивизией в

восточном направлении. Мы располагались на краю леса, к югу от Кальварьи.

Наш командир установил на своем танке обычный радиоприемник. По нему мы

услышали официальное объявление о начале русской кампании за пять минут до

времени "Ч". За исключением нескольких офицеров и унтер-офицеров,

никто из нас еще не участвовал в боевых действиях. До сих пор мы слышали

настоящие выстрелы только на полигоне. Мы верили в старых вояк, имевших

Железные кресты и боевые знаки отличия, а они сохраняли полную

невозмутимость. У всех прочих не выдерживал желудок и мочевой пузырь. Мы

ждали, что русские откроют огонь с минуты на минуту. Но все оставалось

спокойным, и, к нашему облегчению, мы получили приказ атаковать.

после 120-километрового марша по дороге к вечеру мы достигли Олиты, уже [11]

чувствовали себя ветеранами. И все равно испытали радость, когда, наконец,

остановились, поскольку наши чувства во время марша были обострены до

предела. Мы держали оружие наготове; каждый находился на своем посту.

Поскольку я был заряжающим, у меня оказалась самая невыгодная позиция.

Мне не только не было ничего видно, но я даже не мог носа высунуть на свежий

воздух. Жара в нашей машине стала почти невыносимой. Каждый амбар, к

которому мы приближались, вызывал у нас некоторое оживление, но все они

оказывались пустыми. С необыкновенным любопытством я ожидал, что расскажет

об увиденном командир нашего танка. Нас взбудоражило его сообщение о первом

увиденном им мертвом русском, с волнением мы ожидали первого боевого

контакта с русскими. Но ничего подобного не случилось. Поскольку наш

батальон головным не был, могли предполагать такой контакт только в том

случае, если авангард будет остановлен.

Мы без происшествий достигли первой цели нашего движения в тот день

-- аэродрома в Олите. Счастливые, скинули с себя пропыленную форму и

были рады, когда, наконец, нашли воду, чтобы как следует помыться.

-- Совсем неплохо здесь воевать, -- сказал со смешком командир

нашего танка унтер-офицер Делер после того, как в очередной раз вытащил

голову из бадьи с водой. Казалось, этому умыванию не будет конца. За год до

этого он был во Франции. Мысль об этом придала мне уверенности в себе, ведь

я впервые вступил в боевые действия, возбужденный, но и с некоторой боязнью.

Нам буквально приходилось откапывать свое оружие из грязи. В случае

настоящего боя из него мы не смогли бы стрелять. Мы вычистили все до блеска

и предвкушали ужин.

-- Эти летуны тут славно поработали, -- заметил наш радист,

чистивший оружие. Он смотрел, в сторону края леса, где русские самолеты были

застигнуты на земле во время первых налетов люфтваффе.

Мы сняли с себя форму и испытывали такое чувство, будто заново

родились. Невольно мне вспомнились [12] картинки с сигаретных пачек, которые

мы увлеченно собирали годами, и в частности одна из них: "Бивак на

вражеской территории".

Вдруг над нашими головами разнесся гул.

-- Черт побери! -- ругнулся наш командир.

Он лежал рядом со мной в грязи. Но рассердил его не огонь противника, а

моя неуклюжесть: я лежал на сухарях из его армейского пайка. Это было

какое-то неромантичное боевое крещение.

Русские все еще находились в лесной чаще, окружавшей аэродром. Они

собрали свои разрозненные подразделения после первоначального шока того дня

и открыли по нас огонь. Прежде чем осознали, что происходит, мы уже снова

были в своих танках. А потом вступили в свой первый ночной бой, будто из

года в год только этим и занимались. Я был удивлен тем, какое спокойствие

овладело всеми нами, как только мы осознали всю серьезность того, что

делали.

Мы чувствовали себя почти бывалыми солдатами, когда на следующий день

форсировании реки Неман. Нам почему-то было приятно осознавать, что наши

танки не были такими же, как у русских, несмотря на небольшие собственные

потери.

оно продолжалось в направлении Вильно (Вильнюса. -- Пер.). После взятия

Вильно 24 июня мы чувствовали гордость и, пожалуй, некоторую

самоуверенность. Мы считали себя участниками значительных событий. Мы почти

не замечали, насколько были вымотаны напряженным маршем. Но только когда

останавливались, тут же валились с ног и засыпали как убитые.

Мы особенно не задумывались о том, что происходило. Разве могли мы

остановить это наступление? Немногие, пожалуй, обращали внимание на тот

факт, что мы двигались той же дорогой, по которой шел когда-то великий

французский император Наполеон. В тот же самый день и час 129 лет назад он

отдал точно такой же приказ о [13] наступлении другим солдатам, привыкшим к

победам. Было ли это странное совпадение случайным? Или же Гитлер хотел

доказать, что он не сделает тех же ошибок, что и великий корсиканец? Во

всяком случае, мы, солдаты, верили в свои способности и в удачу. И хорошо,

что не могли заглянуть в будущее. Вместо этого у нас была только воля

рваться вперед и завершить войну как можно скорее.

Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители

видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим

прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки. Мы думали,

что такое оказалось возможно только во время "хрустальной ночи" в

Германии. Это нас возмутило, и мы осудили ярость толпы. Но у нас не было

времени долго размышлять об этом. Наступление продолжалось беспрерывно.

До начала июля мы занимались разведкой и стремительно продвигались к

реке Дюна (Двина, Даугава). У нас был приказ: двигаться вперед, вперед, и

только вперед, днем и ночью, сутки напролет. От водителей требовалось

невозможное. Вскоре я уже сидел на месте водителя, чтобы дать пару часов

отдыха нашему вымотанному товарищу. Если бы хоть не было этой невыносимой

пыли! Мы обмотали тканью нос и рот, чтобы можно было дышать в облаках пыли,

повисшей над дорогой. Мы уже давно сняли с брони смотровые приборы, чтобы

хоть что-то видеть. Мелкая, как мука, пыль проникала повсюду. Наша одежда,

пропитанная потом, прилипала к телу, и толстый слой пыли покрывал нас с

головы до пят.

При достаточном количестве хоть сколько-нибудь пригодной для питья воды

положение было бы более или менее сносным, но пить запрещалось, потому что

колодцы могли быть отравлены. Мы выпрыгивали из машин на остановках и искали

лужи. Сняв зеленый слой с поверхности лужи, смачивали водой губы. Так мы

могли продержаться немного дольше.

Наше наступление шло в направлении Минска. Мы завязали бои к северу от

города. Было первое крупное окружение, была форсирована Березина, и

наступление [14] продолжилось на Витебск. Темп движения не снижался. Теперь

уже возникали проблемы с поддержанием бесперебойного снабжения. Пехотные

подразделения не поспевали, как ни старались. Никого не волновали районы по

обе стороны автострады.

А там прятались партизаны, о которых нам доведется узнать позднее. Наши

полевые кухни вскоре также безнадежно отстали. Армейский хлеб стал редким

деликатесом. И хотя было в изобилии мяса домашней птицы, однообразное меню

скоро стало надоедать. У нас начинали течь слюни при мысли о хлебе и

картошке. Но наступающие солдаты, которые слышат звуки фанфар победных

сообщений по радио, не воспринимают что-либо слишком серьезно.

8 июля в нас попали. Мне впервые пришлось выбираться из подбитой

машины.

Это произошло возле полностью сожженной деревни Улла. Наши инженерные

Именно там мы вклинились в позиции вдоль Двины. Они вывели из строя нашу

машину, как раз у края леса на другой стороне реки. Это произошло в

мгновение ока. Удар по нашему танку, металлический скрежет, пронзительный

крик товарища -- и все! Большой кусок брони вклинился рядом с местом

радиста. Нам не требовалось чьего-либо приказа, чтобы вылезти наружу. И

только когда я выскочил, схватившись рукой за лицо, в придорожном кювете

обнаружил, что меня тоже задело. Наш радист потерял левую руку. Мы

проклинали хрупкую и негибкую чешскую сталь, которая не стала препятствием

для русской противотанковой 45-мм пушки. Обломки наших собственных броневых

листов и крепежные болты нанесли больше повреждений, чем осколки и сам

снаряд.

вонзившиеся мне в лицо, оставалась в нем до первых лучей солнца следующего

дня и вышли сами собой -- как и было предсказано.

Я двигался на попутках обратно на фронт. Горящие деревни указывали

путь. Свою роту я встретил как раз [15] перед Витебском. Горевший город

окрашивал ночное небо в кроваво-красный цвет. После того как на следующий

день мы взяли Витебск, у нас появилось ощущение, что война еще только

начинается.

Наступление, оборона, подавление сопротивления, преследование сменяли

друг друга. События трех недель были отмечены в моем дневнике лишь

несколькими строками.

"С 7/11 по 7/16. Наступление через Демидов -- Духовщину в

направлении Ярцева (шоссе Смоленск -- Москва) с целью окружения сил

противника в районе Витебск-Смоленск. Бой за переправу через Днепр у