Мария Штейнер

В этом последнем, читанном заграницей Рудольфом Штейнером цикле докладов, уже заложено прощание его с земной деятельностью. Кто возвещает современности нечто подобное, тот уже оторвался от нее во времени. Но путем этого внутреннего распятия одного - человечеству создана твердая почва, на которой оно может духовно идти дальше, предупрежденное и охраняемое от опасностей мира подсознательного.

Наука стучится в двери внечувственного, делая бреши в великое царство невидимых, чувственно не воспринимаемых сил; эти последние нуждаются лишь в медиуме для того, чтобы проникнуть в земной мир и овладеть также и нами.

Как охранить себя от неожиданностей, пленения и заблуждения? Нам необходимо знание, которое может служить факелом в этом темном царстве неизвестного. Ныне всякий разумный человек уже не может отрицать воздействий, притекающих из этих неисследованных пограничных нам областей. Будем же иметь дерзновение и пойдем вслед за строгим исследователем, давшим нам доказательства своего призвания: он овладел всем вооружением современного знания! Только невежество и упорство в закоснелых привычках мышления могут этому еще сопротивляться.

Последнее поколение ученых нашего столь "просвещенного века", склонных подсмеиваться над "темным суеверием" ранних эпох, уже отмирает. Близятся представители XX века, хотя и страдающего от сильного,- но на иной лад настроенного, высокомерия. Вследствие этого они подпадают новым ошибкам. И чем более они самосознательны, тем более нуждаются в учителе, чья мудрость и знание превосходят и превозмогают их знания.

Эта книга предназначена для тех, для кого Ignorabimus не является уже непреодолимым барьером; которых более не останавливают Кантовские границы познания; книга эта для тех, кто смиренно и с робким благоговением готов предстать перед все более и более просветляющейся загадкой, снисходящей к нам из духовного мира. Эта загадка обращена уже не к вере, а к сознанию человека. Вера, от которой требовали отказа от знания, не может быть больше почвой для достижения сверхчувственного. Но разум наш может идти с нею вместе, здраво следуя за мышлением, которое становится все более свободным и, все более расширяясь, просвещается.

Мыслитель в Рудольфе Штейнере, острый, непреложно ясный и логический мыслитель,- предназначил его для этой мировой задачи, представляющей собою процесс алхимии, процесс превращения человеческого душевного существа. Это душевное существо восстанавливает взаимодействие духа и тела после состояния некоторого помрачения, в котором находится со стороны телесного; оно было ограблено в благороднейших своих органах и воссоздает их заново из земных сил путем преображения земного. Происходит также и метаморфоза, выполняемая силами «Я», которое доселе прочувствовало себя лишь смутно в тюрьме физического тела. Погруженное в свое собственное особое сознание, «Я» сперва не хочет от него отделяться и предается иллюзии будь-то оно состоит замкнутым в своей обособленности. Из этой обособленности для него и проистекает все его горе и мучение. Однако оно не переживается им чувственным образам в той мере, чтобы придти к действительному осознанию самого себя.

В борьбе с мировыми загадками, в круговращении мыслей и продвигаясь вперед подобно Фаусту,- «Я» заходит так далеко, что прорывает границы чувственного и воспринимает из глубины мировой бездны звучащие ему навстречу отголоски. И вот стоит это «Я» перед глупцам, еще обремененным земным, проникнутым страстями, непросветленным, нечистым в мыслях и в чувствах. Тут к нему приближается искуситель, к каждому человеку по новому, всегда подобным образам и все же различно. Он ведет сначала легкую игру - он своих людей знает, ведь каждый подобен один другому,- лишь в движении времени меняются они, сообразно зрелости, которую дает им сумма их земных жизней. И, если в одно и то же мгновение каждый не похож один на другого, то это есть во всяком случае "тринадцатый". Ибо в двенадцатом замыкается круг. Но этот круг постоянно прорывается, даже тогда, когда степень его зрелости относительно уже высока, как бы по железной необходимости судьбы, через предателя, для того, чтобы в этом взрыве круг перешел в спираль, увлекая за собой человечество.

Так, карабкаясь, постепенно поднимается человечество вслед за Фаустовским человеком - «Я».

Поэты и мыслители связали это восхождение в образ, слово и действие. На их созданиях человечество учится идти все далее и процесс проясняется до сознания устремленного мышления человечества. Жизненно существенный мир чувств умирает подобно растительному миру и становится постепенно шлаком; затем, через тонкий процесс отвердевания - углем, который, в процессе все более усиливающейся кристаллизации и очищения становится наконец сверкающим бриллиантом. В камне и в растительном существе, которое ему предшествовало, лежала однако та искра, которая обусловила эту алхимию.

В человеке также лежит заложенной искра, которая вернет ему его звездное бытие.

Эта искра - есть его «Я»,- и Мир и Земля,- страдая и мучаясь, должны возжигать ее, пока сияющую родину - ее источник, не познает человек. Тогда он сам построит себе ведущие ступени из воли, затвердевшей в познании; из сознания, пропитанного волею. Они приведут его обратно в мир света.

Эти ступени познания для него как бы перекладины лестницы, Сознание соединяет их. Путь должен указать ему Руководитель, тот, кто прошел этим путем ранее и проложил его для других.

Тот, кто построил эти ступени, чьи созидающие силы могут изливаться в духовное человеческое стремление и устремление, должен был, пройдя через многие жизни - установить в себе настолько связь с божественным, что мог стать орудием божественной воли. И он может служить этим орудием для новой фазы человеческого духовного развития и затем передать человечество его свободе.

В этой дерзновенной книге указаны крутые, но верные пути, спасающие от падения восходящего, если только он захочет придерживаться их, не уклоняясь ни вправо, ни влево. И направо и налево стоит искуситель, завлекающий в смутные дали, приковывающий к Земле. Поэт попробовал дать этот образ в духовной фигуре Мефистофеля; он, как мудрец, точно различил обе силы, задерживающие восхождение, и дал нам их дифференциацию. Познавая и переживая их в образе, мы достигаем - проходя мимо и минуя их - к представителю человечества, ко Христу. Ибо Он, сделав Себя подобным нам, создал этим возможность,- несмотря на наше погружение в материю,- воспринять нас снова в Себе и оставил нам свой дух, дабы через Него поднимать нас все выше, пока мы, уже знающими, сможем сами идти духовными путями.

Время настало вступить на эти пути.

Вскоре минуют две тысячи лет как длится устремление человечества; последнее в них столетие должно принести нам крепкое мужество и дать окончательный толчок, ибо средства для того у нас в руках. Светлый путь, ведущий к цели, проложен в глубине душного леса материализма. Нам более не нужны завлекающие нас блуждания в лабиринтах, из которых невозможен никакой безопасный исход.

В указаниях этой книги открыты опасности, которые возможно избежать и обойти при доброй воле и ясном мышлении, тут нам рисуется духовный мир в его конкретности, в его дифференциации, в его этапах; то, что входит в наш земной мир из его глубоких, таинственных областей, показано нам так, что по симптомам и выявлению их мы можем проверить его деятельность. Охватывая духовный мир здоровым, но внутренне подвижным мышлением, мы ощущаем как то, что сияет нам навстречу из высших миров, освобождает в нас новые, зачаточные органы.

Дело жизни, оставленное нам Рудольфом Штейнером, является еще и с другой точки зрения поворотным пунктом. До сих пор человек, когда желал идти путями, ведущими к живому постижению духовного мира, не мог обойтись без опекающего, действующего индивидуально водителя. Рудольф Штейнер свою духовную работу для общего прогресса всего человечества начал своим трудом "Философия свободы". Это был зов к пробуждению новой эры: основной тон был дан, дальнейшее развитие которого стало делом жизни Рудольфа Штейнера. Ничто так не трудно, как привести человечество к пониманию и к любви истинной свободы. Люциферическое стремление к свободу мы обычно встречаем часто: свобода в своеволии, жажда свободы в страсти, во власти, в насилии над другими душами,- все это выставляется как воля к свободе. Но истинная, высшая свобода, проявляющаяся в выростке чувства ответственности, чистоте в восприятии и ощущении собственного высшего «Я» и «Я» других,- такая свобода встречается редко. Понимание этого пробуждается сперва в медленной, настойчивой бескорыстной работе. Религиозные, стремящиеся к мистике люди, в большинстве люди чувства, требуют опоры, требуют исповедника, который снял бы с них ответственность за их дела, требуют советчика и водителя. Воспитать человека с чувством ответственности за себя является на сегодня труднейшей работой, которая из людей фанатиков, желающих служить делу - легко делает врагов. Оттого никто охотно не берет этой судьбы с ее последствиями на себя; любвеобильного почитателя охотно не воспитают себе в противника.

Рудольф Штейнер в любви своей к человеку пошел далее всего, ибо и в знании пошел далее всего; он не отпрянул, не остановился, когда это представилось необходимым и спасительным для другого. На этой почве выросли для него горчайшие враждебности.

Воспитание души в незнании истинной свободы Рудольф Штейнер соединил с заботливой предусмотрительностью эзотерического Учителя, который прозревает соотношения судеб ученика и хочет облегчить ему скорейший духовный подъем. Таким образом, он связывал наставление в реальной духовной жизни с воспитанием к свободе.

Его громадная общечеловеческая задача пала на время сильнейших человеческих исторических потрясений. Мировая война вспыхнула,- вспыхнул, как выражались - тот мир, который привел в шаткость твердое основание государств политически, социально или экономически, душевная жизнь людей также была потрясена в своих основаниях как у старого, так и молодого. Кровью 14 миллионов людей прошедшее было смыто.

Ведь кровь есть совсем особый сок!

Переживание этих, в большинстве юных и еще сильно привязанных к земному телу душ, которые в век глубочайшего материализма внезапно и в страхе должны были отойти от Земли - такое переживание является действенной силой, действенной более, нежели когда душа оставалась бы еще внутри телесной оболочки. Эта сила устремляется внутрь, в наши судьбы, определяюще и импонирующе и требует нашего пробуждения.

Почти каждому из нас стоят близко вырванные войною умершие, которые нуждаются в нашем знании и нашей помощи для собственного дальнейшего следования.

Они не могли еще достигнуть знания, которое ныне дано нам в такой богатой полноте. И потому мы должны сделаться самостоятельными в достижении духовного, чтобы помочь им новым мышлением, которое знает опасности и цели и может различать правые и ложные пути.

Кто дерзнул бы руководить после Рудольфа Штейнера, вести к духу? Ведь тут имеется все; оно должно быть только развито в свободе и в познании.- Кто посмел бы дать иные наставления как не указание на его слова? слова, в которых сокрыта богатейшая жизнь и зерно всяческой правды? Это было бы дерзостью и непониманием. Крохами, которые падают от этого стола, каждый может стать богатым и насытить своих братьев. Продолжателем итого дела можно стать лишь в том смысле, чтобы открыть сокровища, к которым даны ключи. Если бы кто подумал, что может продолжить дело там, где Рудольф Штейнер его прервал - показал бы лишь свое ослепление. Данное Рудольфом Штейнером хватит человечеству на тысячелетия; оно поставило его зрячим перед вечными ценностями и вызвало к сознательной жизни силы, преобразующие человеческое существо.

Найти для этой книги иные руководящие слова было бы мне невозможно. Они показались мне слишком малыми. Из этой книги говорит Потустороннее и Вечность и лишь в этот знак могла я ее поставить.

Было выражено пожелание, чтобы в этих докладах я изложил о путях, ведущих к сверхчувственным познаниям духовного мира, которые могли бы сочетаться с путями, так успешно в новейшее время расширяющими познание чувственного, физического мира. Ибо лишь тот сможет подойти к истинной действительности, кто к этим великим, достойный удивления познаниям новейшего времени в естествознании, истории и других науках присоединит так же и то, что мы можем знать в отношении духовного мира.

Повсюду, где перед нами расстилается мир, он поистине духовен и физичен и нет нигде физического, которое за собою каким либо образом не имело бы двигателем духовное. И нет нигде духовного, которое вело бы в мире бездеятельное, бессмысленное бытие: всегда оно становится действенным в какое либо время в каком-нибудь месте, проникая вплоть до физического.

Мы увидим, как с одной стороны в физических явлениях и с другой - наблюдая духовное, мы сможем познать в его целом мир, в котором живет человек. Говорить будем об этом так, чтобы перед нами предстали правильные и ошибочные методы такого познания.

Сегодня мне хотелось бы прежде, чем обсуждать настоящий предмет нашей темы, дать некоторое введение, чтобы уяснить себе, чего собственно можно ожидать от этих докладов и что ими предначертано.

Прежде всего, надобно поставить вопрос: отчего вообще стремимся мы к исследованию духовного? Почему мы, будучи людьми мыслящими и чувствующими и что-то делающими в мире,- почему не удовлетворяемся тем, чтобы просто воспринимать чувственно-физический мир и действовать в нем? Почему стремимся мы к познанию духовного?

Тут я могу указать на изречение, содержащее глубочайшую истину; оно звучит нам из древнейших времен человеческой мысли и человеческого устремления, к нему мы приходим также и ныне, исследуя вопросы о сущности мира. Не ставя в основание своих положений чужие древние воззрения, я все же хотел бы там, где уместно, указывать на них.

И вот нам из глубины тысячелетий с Востока звучат слова: Мир, который мы воспринимаем нашими органами чувств, есть Майя, Великая Иллюзия. Если, как это всегда чувствовали на протяжении всего человеческого развития, мир этот является великой иллюзией,- то за ее пределами человек должен придти к истинной действительности.

Но почему же этот мир, который человек видит своими глазами, слышит своими ушами, ощущает другими своими органами чувств, воспринимает он как великую иллюзию? Почему существовали, и существовали как раз в древнейшие времена человечества, когда человек ближе стоял к духу, нежели ныне,- святилища мистерий? Эти места, охраняя науки, религию, искусства и бытовую жизнь, в то же время указывали на истинную реальность, противолежащую тому, что представляла великая иллюзия во внешней лизни, в которой прежде всего живет обычными своими действиями человек. Почему величайшие мудрецы, воспитывавшие своих учеников в священных мистериях древних времен, желали привести их к этой Истине? Почему?

Этот вопрос, мои уважаемые слушатели, получает ответ лишь тогда, когда мы беспристрастно, без предрассудков смотрим на самого человека.

"Познай самого себя" - звучит еще другое древнее слово.

И я хотел бы сказать, что именно из сочетания этих двух изречений - "Мир есть Майя" (с Востока) и "Познай самого себя" (изречение древнегреческой мудрости) - для всего нового человечества проистекло его устремление к спиритуальному познанию.

Но и во всех древних мистериях стремление к познанию действительной Истины проистекало из того же соединенного ощущения, что мир есть собственно иллюзия и что человек должен познать самого себя.

По-настоящему подходят к этому вопросу лишь в жизни, не в мышлении, но в волении и в проникновении в ближайше доступную нам действительность. Повсюду на Земле, не в полном сознании и не в точном знании, но в интенсивном чувствовании,- каждый человек говорит себе: Таким, как внешний мир, который ты видишь, который ты слышишь, сам ты быть не можешь.

Это ощущение глубоко заложено в нас, мои уважаемые слушатели. И мы должны совершенно ясно представить себе, что это означает, когда человек говорит: "Таким, как внешний мир, который ты видишь, слышишь и воспринимаешь органами своих чувств,- таким сам ты быть не можешь".

Мы наблюдаем растения, видим их произрастающими из корня, весною они покрываются зелеными листьями, летом видим их в цвету, а к осени - дающими плоды. Они появляются и проходят. Их жизнь втянута в годовой круг. Мы действительно наблюдаем как многие растения из земного впитывают в себя нечто твердое, проникаются твердым - если можно так выразиться,- образуют ствол. И вчера, по пути сюда, мы видели весьма, весьма старые растения, которые восприняли многое от Земли, дабы включить свою жизнь не в один годичный круг, а продлить свое бытие долее, давая все новые и новые ростки на своих стволах, человек имеет возможность наблюдать появление и исчезновение и подобных растений.

Когда человек смотрит на животных, то видит также их появление и видит, как они отходят. Он наблюдает это и на минералах. Он видит то, что в Земле отложилось в грандиозных, могучих горных цепях. Новая наука дала ему знание того, что также и эти горные цепи образуются и проходят. И, наконец, человек,- будь то по-птоломеевски или по-коперниковски, исходя из старых или из новых мистерий,- приходит к следующему заключению: Все видимое нами, и величие звезд, и то, что светит нам навстречу из Солнца и Луны, и эти чудесные сплетающиеся их пути,- все это образуется и также проходит. А вне этого появления и исчезновения существуют такие свойства, что человек, сам себя познавая, не может согласиться с тем, что он подобен всему появляющемуся и проходящему, подобен растениям, минералам, Солнцу, Луне и звездам.

Тогда человек говорит: Я ношу в себе нечто, что является иным, нежели видимое и слышимое мною вокруг. Я должен подойти к истине своего собственного существа. Но этого я не нахожу в том, что вижу и слышу.

Во всех древних мистериях существовало это стремление придти к истине человеческой сущности. В противоположность этой истине воспринимали, как великую иллюзию то, что образовывалось и проходило во вне, в пространстве и во времени. В познании человеческого существа искали иное, нежели то, что открывалось органами чувств.

И это другое воспринимали как духовный мир.

Предметом моих докладов будет изложение того, как правильно искать этот духовный мир. Ибо вы, конечно, можете себе представить, что, прежде всего, человек будет желать продолжить то, что он привык иметь как путь при наблюдении чувственного мира. Но если исследование над чувственным миром в обычной жизни приводят к иллюзиям, то можно ожидать, что иллюзия станет не меньшей, а большей, если мы изберем для познания духовного мира те же самые пути, какие избрали для познания чувственного мира. Оно так и есть. Это мы увидим. Мы вживаемся в еще большую, сильнейшую иллюзию в то время, когда продолжаем чувственное исследование в духовный мир.

Опять таки, если мы смутно, в туманной мистике предчувствуем духовное и мечтаем о нем,- то именно духовное остается как раз для нас неизвестным. Мы лишь предчувствуем его, лишь верим. Мы ничего о нем не знаем. И если мы эту мистику, эту веру, это предчувствие в отношении духовного мира захотим продолжить, - он не станет для нас более близким, а напротив, будет все более неведомым.

Таким образом, можно сказать: человек имеет перед собою два ложных пути.

С одной стороны: он ставит себя по отношению духовного мира так, как по отношению чувственного, который, прежде всего, представляет ему иллюзию. Если он захочет тот же самый путь продолжить в духовный мир, как это делают приблизительно обыкновенные спириты,- то он приходит не к меньшей, но к еще большей иллюзии.

Другой путь представляется не как проникновенное, ясное исследование духовного мира, а как путь веры, мистического предчувствия. Духовный путь при этом остается, однако, неизвестным. И при усилии продолжить этот путь предчувствия, мистицизма,- духовный мир становится все более и более неведомым. В обоих случаях в духовный мир не проникают. В одном случае иллюзия становится большей, в другом - неведение.

В противовес этим двум ложным путям должно искать правильного пути.

Истинные пути к духовному познанию.

Желая найти верные пути к действительно духовному познанию истины человеческого существа - настоящего своего «Я» - должно иметь в виду невозможность этого исходя из познания иллюзии данное внешними чувствами или исходя из предчувствия и мистического предощущения истинного.

Рассмотрим беспристрастно, что тут происходит.

Собственно говоря, никогда нельзя, обладая материалистическим мышлением, быть большим почитателем новейших естественнонаучных исследований - Дарвина, Гексли, Спенсера и др. - каким можно быть, будучи исследователем духовного мира. Ибо эти люди и многие другие со времен Джордано Бруно сделали действительно бесконечно много в области познания того, на что во все времена в мистериях смотрели как на великую иллюзию. Совершенно не надо придерживаться теорий Дарвина, Гексли, Спенсера, Коперника, Галилея и др. Пусть люди думают, что хотят о Вселенной теоретически - мы не будем вдаваться в это. Мы хотим лишь выяснить какое великое побуждение было дано через этих людей к рассмотрению, чисто материальному, того или иного органа в отдельности у человека, в растении, в животном; той или иной тайны, действующей в камне. Мы должны себе представить все, что, как следствие этих исследований мы наблюдали в новейшее время о жизни желез, нервов, сердца, мозга, легких, печени и т.д. Тогда мы получим нужную высшую оценку. Однако человек доходит со всеми этими познаниями лишь до известной точки. На это я хотел бы указать вам в следующих трех примерах.

Можно необычайно тщательно исследовать образование первого зародыша яйца человека и как все далее и далее, чудесным образом, формируется человеческий эмбрион, присоединяется орган за органом, и как из периферического устройства маленьких органов созидается, наконец, удивительное сердце и вся кровеносная система. Все это можно узнать.

Возможно исследовать, как чудесно в растении, начиная с корня и кончая цветком и семенами - все это развивается материально, и можно, согласно созданным воззрениям построить из этого целый мир, мир, достигающий до звезд.

Это и проделали наши теоретики астрономы, астрофизики. Они построили мир, исходя из звездной туманности; в своей структуре ставшей все определеннее и определеннее, могущей развивать из себя жизнь и т.д.

Все это, возможно, построить и представить себе.

Но, в конце концов, мы все же снова спрашиваем о собственном человеческом существе, о том, что должно быть ответом на вопрос: "Познай самого себя". И если мы познаем себя только посредством того "самого себя", которое заключается в том, что мы знаем о камнях, растениях, животных, о человеческих органах, железах, кровеносной системе,- что же мы узнаем? Мы узнаем тот мир, в который вступаем с рождением и покидаем со смертью. Ничего другого.

Но в глубине своего собственного существа человек чувствует, что это не есть его последняя действительная граница. Из самого внутреннего существа своего он восклицает, смотря навстречу тому, что в такой законченности, в таком величии предстает ему во внешнем познавании: "Все это ты воспринимаешь только между рождением и смертью. Но что же представляешь ты сам собою в истинном своем существе?"

В то мгновение, когда вопрос природоведения и познания человека в его сущности обращается в религиозный - в это мгновение человек не идет дальше в познании того, что видит в мире великой иллюзии. И вопрос "Познай самого себя" так, чтобы знать, откуда ты пришел, в самом затаенном своего существа, и куда идешь, где глубочайшие истоки твоего существа"- этот вопрос познания, ставший религиозным, также остается без ответа.

В древних мистериях поясняли ученикам у врат посвящения: "Ты можешь познавать все, что хочешь твоими внешними органами чувств. Но когда ты ставишь великий вопрос человечества религиозно, великая загадка остается для тебя без ответа".

И далее. Можно тщательно взирать также на то, каким образом построено человеческое лицо, как человек двигает своими руками и плечами, как он идет и стоит; можно воспитать в себе чутье для понимания образа животного, образа растения и познать все это насколько, насколько только возможно органами чувств. Но в то мгновение, когда мы захотим претворить это восприятие художественно, в искусстве,- для нас снова вопрос остается без ответа.

Ибо, каким образом люди издавна претворяли художественно то, что знали о мире? В древние времена к этому побуждали мистерии, что знали о природе, углубляли воззрениями, которые имели о духовном.

Нам достаточно вернуться хотя бы к древней Греции. Ныне скульптор или живописец ищет модель, еще недавно оно было так. Сегодня это встречается уже реже. Он хочет чему-то подражать. Грек этого не делал. Мы лишь полагаем, что он поступал так. Грек чувствовал в себе духовного человека. Он знал, что все материальное создано согласно духовному, и стремился воспроизвести его; и он знал, например, что в движении руки жило духовное. Ещё ко времени Возрождения модель служила художнику только побуждением; когда он смотрел на нее, он передавал в движении то, что, как он знал, исходя из внутреннего к внешнему - жило в плече, в руке. И вкладывал в движение человека его внутреннюю, духовную жизнь.

Исключительно внешнее созерцание великой иллюзии, Майи, подражание модели оставляет нас там же, где мы были, стоящими на месте перед человеком, а не в человеке. Таким образом, поставив вопрос в плоскость искусства, но остановившись лишь на иллюзии,- великие человеческие загадки остаются без ответа.

Так было оно и у врат посвящения в древних мистериях, когда ученику уясняли следующее: Если ты желаешь оставаться во внешнем мире иллюзии, то не сможешь проникнуть в человеческую сущность и сущность царства природы. Ты не можешь стать художником. Таким образом, мы видим, что и на пути искусства чувствовали необходимость спиритуального познания.

Вы можете сказать, мои уважаемые слушатели: Но имеются весьма материалистические скульпторы и художники; они могут нечто сделать и знают хорошо, как извлечь тайны из модели и вложить их в образы, в материю.

Конечно, но почему они это могут? Тут заложена традиция. Мы этого лишь не замечаем, а художники в этом не сознаются, ибо хотят сами быть способными, но этого нет. Научились они у древних мастеров, получивших от древнейших тайну, исходящую из спиритуальных воззрений мистерий. Древние художники, скульпторы, Рафаэль, Микеланджело и др. заимствовали это от тех, которые в свою очередь получили это знание еще из мистерий.

Истинное искусство создает из спиритуального. Иначе быть не может. Когда мы подходим к изначальному в искусстве, к творению истинно художественного, мы должны вглядываться в спиритуальный мир.

Возьмем третий пример: Будучи ботаником или зоологам, можно великолепно знать любую форму доступного нашему наблюдению растения. В химической физиологии можно описать процессы, происходящие в растениях. Можно изучить процессы превращения пищевых продуктов в органах пищеварения и в самой крови и далее, вплоть до нервов. Все это возможно изучить, можно стать весьма умным, искусным анатомом, или физиологом, или ботаником, или зоологом; многое исследовать в мире великой иллюзии. Но когда мы захотим подойти к человеку со всеми этими познаниями с целью врачевания, по-медицински,- когда хотим вновь найти путь, ведущий от природы к человеку, именно от внутренней природы человека и его сущности, - то это нам недоступно.

Вы скажете: Однако имеется много материалистически мыслящих врачей, которые ничего знать не хотят о духовном мире, которые руководствуются лишь тем, что можно исследовать естественно-научным путем, и они все же исцеляют.

Да, но почему?

Они вылечивают потому, что пользуются традициями древнего мировоззрения. Ведь все старые лечебные средства были заимствованы из мистерий.

Однако все они имеют замечательную особенность. Так, если вы возьмете в руки старый рецепт, то увидите, что он невероятно сложен и требует необычайно многих условий для составления и применения в тех случаях, о которых говорится по традиции, что он должен быть применен.

И если бы вы, во времена древних мистерий, спросили у врача святилища, как составляется подобный рецепт,- он никогда не ответил бы вам: "Я произволу химические опыты, пробую соотношение тех или иных составов и затем применяю это на больных и наблюдаю происходящее". Так древний врач святилища никогда бы вам не ответил. Он сказал бы: "Я живу в лаборатории (назовем это так) - которая устроена согласно духу святилища, и когда нахожу какое либо лечебное средство, то это является указанием Бога". Ему было совершенно ясно, что через все настроение, царствовавшее в его лаборатории, он приходит в живое соотношение с духовным миром. Духовные существа присутствовали там для него точно также, насколько обычно бывают люди. Он сознавал также, что в духовном мире, посредством духовных существ, он может достигнуть большего, нежели без этого влияния. И он составлял свои сложные рецепты не естественно-научным путем, но божественным. В мистериях знали, что при желании познать и понять человека, не должно останавливаться на иллюзии, а необходимо проникнуть в истину духовного мира.

Ныне люди стоят гораздо далее в области своих внешних познаний нежели были древние со своими мистериями. Но путь к познанию должен быть снова найден. И вот третий пример, который я могу вам представить: Если мы вооружены широчайшими знаниями окружающей нас природы, т.е. великой иллюзии и захотим лечить и исцелять, - мы все же будем стоять перед загадкой человеческой жизни с вопросами, остающимися без ответа. И, обращаясь от иллюзии к человеку, от воззрения "природа есть великая иллюзия" - к требованию "Познай самого себя", - как это представляется при лечении,- оказывается, что мы не можем сделать дальше ни шагу.

Таким образом, исходя из этих трех примеров, можно придти к выводу: человек, желающий соорудить мост между миром великой иллюзии, миром Майи и положением "Познай самого себя" - видит, что он стоит перед ничто. Имея по отношению к человеку религиозный, или художественно-творческий подход, или желая помочь ему как врач,- он видит, что стоит перед тем же ничто, если исходит опять таки только от иллюзии.

Мы не сможем построить нужного моста, если не перейдем к совершенно иному познанию нежели то, которое есть познание внешней природы, познание великой иллюзии - Майи.

Познание Мира в его всесторонности при помощи духовного наблюдения над физическими явлениями.

Проведем сравнение между тем способом, каким в древние времена мистерий пробовали приобрести совершенное, действительное познание мира, и способом, каким пробуют сделать это сегодня.

Несколько тысячелетий тому назад говорили иначе о мире и его сущности, нежели говорят о нем нынче те ученые, которые имеют притязание на авторитет. Перенесемся в те времена, когда священные мистерии обусловили расцвет блестящего, величественного знания, господствовавшего в Передней Азии, и попробуем немногими характеризующими штрихами углубиться в род этого знания.

Мы скажем: тогда в древней халдее знали приблизительно следующее: Человек переживает самые внешние границы бытия, к которым может подойти своими душевными силами тогда, когда обращает духовно-душевный взгляд на удивительную противоположность между жизнью сна, когда спит (сознание сумеречно, человек ничего не знает о своей жизни),- и тою, которую он проводит в бодрственном состоянии - (вокруг человека светло, он знает о своей жизни). Тысячелетия тому назад эти смены состояний между сном и бодрствованием воспринимались иначе. Сон не был настолько бессознателен; бодрствование не было таким сознательным, как ныне. Во сне воспринимали мелькающие, но могучие образы, действенно-волнующуюся мировую жизнь и когда спали, находились под воздействием всего сущностного в мире. Состояние бессознательности во время сна пришло позднее, с развитием человечества.

Зато тысячи лет тому назад бодрственная жизнь не была такой осознанной, уясненной, как сегодня. Предметы не имели точных границ, были неопределенными. Они еще излучали различное и многое духовное из себя. Не было также резкого перехода между сном и бодрствованием. Однако возможно было различать все то, в чем жили во время бодрствования и в те времена это называли приблизительно "Apsu". Это был мир бодрствования.

А то, в чем люди пребывали, когда спали, все действенно - двигающееся, чего не могли различать так хорошо, как различали минералы, растения и животных в состоянии бодрственного,- это называли "Tiamat", - "Tiamat".

В Халдейских мистериях учили, что человек находится в более истинном, настоящем мире, когда он витает во сне, пробивает в тиамате, нежели тогда, когда живет в бодрственном состоянии среди минералов, растений и животных. "Тиамат" древнее и более связано с волною искони-человеческого, представляя собою то, что лежит ближе к самой его сущности. ("Tiamat ist ursprünglicher"), "Apsu" было более неведомым.

Но с течением времени наступили изменения в Тиамаате. Так учили и говорили ученикам мистерий.

Как следствие движения и жизни возникали образы демонов, коне-подобные фигуры с человеческими головами, львино-подобные фигуры с ангельскими головами. Они возникали из действенной жизни и то, что жило тут как демонические образы, становилось человеку враждебным.

Затем в мир вступило могущественное существо: Эа. Кто нынче еще чувствует звуки, то почувствует в созвучии Э и А указание на то могущественное существо, которое по смыслу древнего учения мистерий находилось возле человека со своею помощью, когда сильны были демоны, возникавшие из Тиамаат.

Эа, Иа, с приставкою частицы "Soph" (Seinspartikel «soph» voraussetzte, Soph Ea = Sophia wurde) = Soph Ea, Sophia. Eа - есть то, что мы обозначаем абстрактным словам: Мудрость, действующая во всем; Иа = во всем действующая мудрость, София. Soph - частица, которая приблизительно означает "существующий" ("Seiend"). Sophia; Sophea - пребывающий.

Итак, Sopheia = повсюду действующая мудрость, посылала человеку Сына, того Сына, которого в то время обозначали именем "Мардук" и которого мы в более поздней терминологии привыкли обозначать как действующего из иерархии Архангелов - Михаила. Эта та же самая сущность, Сын Эа, Мудрости; Мардук-Михаил. Мардук - Михаил, как учили мистерии, был могуч, велик и силен, и все зги демонические существа, как то: кони с человеческими головами, львиные фигуры с ангельскими головами,- стояли в своей совокупности как великая Тиамаат напротив Мардук-Михаила Он был властен господствовать. Над ветром бури, проносящимся через Мир. Все что было "Тиамаат",- как это представлялось. Все эти демоны образовывали могучего дракона, огнедышащего, который противопоставлялся Мардуку-Михаилу как сумма всех демонических сил, рождаемых из ночи Тиамаат. Этой огнедышащей сущности он выбрасывал навстречу свое оружие и всю силу бури в самое нутро Тиамаат; и сущность Тиамаат расступалась, рассыпалась, расползалась по всему миру. И Мардук-Михаил мог образовывать наверху Небо и внизу Землю.

Так возникло то, что наверху и то, что внизу.

Так учили в мистериях: Великий Сын Эа, Мудрости, покорил Тиамаат и из одной ее части образовал то, что наверху - Небеса, а из другой то, что внизу - Землю.

Если ты смотришь в Небеса, поднимаешь свой взор к звездам, о, человек! - Ты видишь одну часть того, что из страшных глубин Тиамаат образовал Мардук-Михаил для блага людей.

И когда ты глядишь вниз, где из земного вещества, пропитанного минералами, произрастают растения, где образуются животные,- то находишь другую часть, которую сын Эа, Мудрости, преобразовал из Тиамаат также для блага человечества.

Вот как в те древние времена, в древней Халдее, взирало человечество на все, образующееся в мире, и действительно, ощущали именно так: Демонические фигуры, населявшие ночь, и все, что было в Тиамаат,- Мардук-Михаил сформировал как звезды в вышине и как Землю внизу; из этих ночных образов, подвижных действенных сущностей, мною описанных, сформировано им то, что светит нам навстречу из звезд. И все то, что произрастает из самой Земли - есть преобразованный Мардуком-Михаилом покров, ткань Тиамаат. Так взирали в древние времена на то, что могли себе представить, согласно душевным способностям. Таково было знание.

В святилищах, в совершенной тайне, учителя подготовляли своих учеников, развивая в них душевную крепость и силы. И лишь когда они достигали известной степени в развитии душевных сил тогда ученики могли познавать первые элементы того, что сегодня мы преподносим детям уже в школе как элементарные знания: например, что солнце неподвижно, что Земля вертится вокруг себя, что миры образовались из туманностей. Это естествознание, которое мы ныне в школе преподаем детям, было в древние времена великою тайной. Напротив, перед всем миром открывали то, о чем я вам только что рассказал как про деяния Мардуха-Михаила.

То, что согласно коперниковскому мировоззрению является астрофизическим учением о мире - древними мудрецами постигалось лишь после долгой подготовки. Этому знанию, хотя оно уже не имеет мистериального характера, мы учимся в университетах, даже в низших школах, вплоть до народных. Но в древние времена о нем могли знать лишь посвященные.

Было время (еще задолго до мудрости древних халдейских мистерий), когда люди говорили лишь о таких вещах, которые я вам описал: об Эа, о Мардуке-Михаиле, об apsu и о tiamaat. Они презирали все то, что говорили мудрствующие учителя мистерий о движении звезд, о движении солнца, и хотели исследовать лишь то, что как раз, хотя бы и в существенной форме древнего ясновидения - представлялось человечеству.

Затем наступило время, когда постепенно - с Востока - стало распространяться древнее знание и стали придавать значение как одному, так и другому знанию. Изучали и признавали то, что проявлялось как существенное из духовного мира, что являлось как деяния духовного существа Мардука-Михаила, и одновременно признавали и то, что возможно было зарисовать как солнце и вокруг как звезды, двигающиеся по циклам и эпициклам. Все это было существенным.

Вслед за этим наступило время, когда люди утеряли прозрение в духовном мире, в мире демонов и богов и когда развилось другое, интеллектуальное знание, которым современный человек так гордится и которое постепенно развилось до кульминационной точки.

Теперь, по отношению внешнего мира, мы находимся приблизительно в такое время, когда спиритуальное настолько же презирают, насколько в древние времена презиралось материальное теми, для которых само собою понятным было все спиритуальное.

Но мы должны вживаться в такие времена, когда будем снова в состоянии воспринимать рядом с тем, чему учат астрономы, астрофизики, зоологи и биологи - то, что дает нам спиритуальное познание о существе духовного.

Это время пришло. Этому времени человек должен идти навстречу, если хочет разрешить свои задачи, если хочет придти снова к религиозному искусству, к искусству врачевания и т.д.

Подобно тому, как в древние времена среди людей процветал спиритуализм, а материальное презиралось, а затем воспринятое материальное знание, ставшее великим, вытеснило спиритуальность, как в древние времена жили в заблуждении, погружаясь в одно спиритуальное, презирая внешний мир, и как затем ценили материальное, в состоянии заблуждения презирая спиритуальное, - точно также должно наступить время, когда мы, от многообъемлющего необычайного познания внешнего мира снова должны будем придти к новому мистериальному знанию.

Да, после того, как материальное познание достигло такого расцвета, отбрасывая часть за частью область древнего спиритуального знания так, что от него ничего более не существует; подобно как и от древних построек на Земле, кроме разве лишь остатков, извлекаемых при раскопках,- после этого мы должны придти к спиритуальному. Но должны придти с полным знанием того, что можем представить себе, оглядываясь назад, в древние времена Земли, копаясь там как в истории; придти к нему посредством нового, религиозно углубленного художественного построения, посредством нового, проникающего в человеческое существо духоведения, врачебной практики и т.д. Данные мною три примера были представлены вам сегодня дабы мы вновь могли построить мистерии, которые приведут нас к совершенному познанию сущности мира. Оно же приведет человека к работе на благо человечества в смысле всесторонней полноценности, а не только односторонней материальной действительности.