© Балбекин А.Р., 2012. Все права защищены
Произведения публикуются с разрешения автора
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата размещения на сайте www.literatura.kg: 19 сентября 2012 года
Меченый
Роман с языческими сказами челяди
Любовь – ревность – разлука – богема – сказы челяди – в детективном мистическом романе органично вливаются в канву повествования. «Как бы там не было, но мы оказались в плену… каких сил?...Кто управляет нами?... Если то не от Бога?.. Нет. Пусть лучше это останется бредом сумасшедшего». К мыслям главной героини романа Засохиной Елене, пожалуй, нечего добавить. Кроме того, что сами по себе герои индивидуальны, талантливы, неповторимы.
«Гибель народу без слова Божия,
ибо жаждет душа Его Слова и
всякого прекрасного восприятия».
Федор Михайлович Достоевский.
ВСТРЕЧА
И день был августовский.
Солнечный был день девятнадцатого числа, тысяча девятьсот девяностого года.
И ситуация вроде бы банальная:
Актеры репетировали пьесу из жизни заключенных. На гастролях по Северу выдался случай познакомиться с бытом и атмосферой колоний, официально числящихся, как «исправительные трудовые учреждения». В одно из таких, в Заполярье, и заехала труппа городского театра.
Елена Константиновна Засохина, героиня провинциальной труппы, ставшая теперь героиней нашего повествования, сопровождаемая капитаном Крыловым, впервые перешагнула контрольно-пропускной пункт и очутилась на территории зоны…
На втором квадрате, не дойдя метров пяти до искусственной клумбы-звезды, гостья и капитан оказались оцепленными подковой заключенных.
Офицер несколько стушевался в непредвиденной ситуации. Минута гробового молчания осталась в памяти, как он позже признается актрисе: «Сродни афганскому оцеплению моджахедов», в которое, будучи новобранцем, попал на третьем месяце армейской службы тамбовский паренек.
Елена Константиновна по свойственной ей творческой логике, восприняла реальность как объект профессионального исследования. От ее пронзительных глаз, окутанных таинством, и проникновенной прозорливостью, не могли укрыться похотливые обстрелы остолбеневших в подкове заключенных.
Но в ту минуту актриса больше забеспокоилась за карьеру капитана. Именно она была инициатором экскурсии, а ситуация сложилась явно критической: подкова в момент сгруппировалась в замкнутый круг, в котором дышать становилось трудней и трудней из-за назревающей конюшенной вони, исходящей от паров вожделенного пота, нечистоты, кирзы и ваксы… Интуиция подсказала актрисе выход из ситуации. Он был обнаружен в одинокой мощной фигуре заключенного, который, словно статуя Дон Жуана, возвышался без постамента на фоне клумбы-звезды, за порочным кругом возбужденных присутствием женщины обитателей, готовых в любую секунды броситься на жертву.
Нет, Елена не оробела, когда, точно птица, взмахом рассекла замкнутый круг…
И не растерялась в живом коридоре заключенных, продолжающих исступленными взорами ползать по объекту их вожделения…
– Здрав-ствуй-те! – становясь, напротив, сконструированного в экстремальной ситуации в воображении, героя – избавителя из классического романа, с надрывным оптимизмом, словно в оперетке, продекламировала актриса.
«… Эвменида! – про пульсировало в глубинах сознания мужчины, монолитом застрявшего между наконечниками искусственной клумбы, вымощенной заключенными из природного зеленого мха:
«Богиня мести… Эвменида… с обликом Магдалины…»
– Вы Сабуров… Юрий Андреевич…
– Был когда-то…
– Меня зовут Елена, Елена Константиновна Засохина… Мы, кажется… мы с вами уже знакомы, если не ошибаюсь…
Мужчина молчал, а в мыслях бушевало:
«… Она… Она из снов… из отцовских пророчеств… и образ Святой на груди… вот она – моя Эвменида, Богиня мести…» – прикрыв греческой прописью ресниц, миндальные с изумрудным оттенком глаза, он чуть пошатнулся…
– Да, да, мы встречались… Конечно же, в семьдесят третьем в «Метрополе»… Вы ни капли не изменились… за исключением инея… а глаза…я еще тогда отметила… потомок Римских императоров…
– Клеопатры…
– Тогда вы рассердились на дебютантку… я не хотела вас обидеть… в тот вечер вы на меня произвели колоссальное впечатление,… Вы были бледны, как сейчас…потом узнали о моей удачной премьере и подарили какое-то немыслимое испанское шипучее вино… и мы танцевали с вами вальс…
– Прошу вас, не уходите…
– Я здесь.
– И я не сплю?..
– Нет.
– Я не заслуживаю…
Судорожно перебирая золотую цепочку на шеи, нащупав овальный образок, она рывком сдернула его и суетно засунула подарок в нагрудный карман заключенного:
– Да хранит вас Господь!
Покидая территорию зоны вместе с подоспевшей охраной, которая на протяжении всего диалога отгораживала шеренгу заключенных от гостьи, Елена Константиновна задержалась у обитых листовой жестью ворот, напомнивших в тот миг ей средневековые колодезные затворы из декораций, к сыгранным ею спектаклям по произведениям мировых классиков из прошлого. Потому, видимо, и вспомнился еще раз тот вечер из «семидесятых» в «Метрополе», промелькнула в памяти премьера: «Воскресенья» по Толстому и роль Катюши Масловой.… И на фоне всего этого каламбура она «перекрестилась театрально» – как впоследствии заключили наблюдавшие эту сцену коллеги: «Но прослезилась явно от души»…
Что же произошло на самом деле с героями нашего повествования, мы узнаем в ходе нашего литературного расследования, которое изредка будет прерываться языческими сказами челяди. Кстати, они здесь, тоже неслучайны. Как впрочем, и все происходящее в обыденной нашей жизни. И в этом тоже вскоре убедимся. И обнаружим закономерность явлений, состоящих из случайностей, вклинивающихся бурным потоком в реку жизни. Остановить их, как выяснится в ходе расследования, так же не возможно, как и спонтанные разливы во время весеннего половодья.
СКАЗ ОБ АНИТЕ, МАТЕРИ ЕЛЕНЫ ПЕЩЕРНОЙ, полюбившей каторжанина
Красавица Анита, дочь Тьмы и Грома объявилась в саду Эдемовом в ту самую ночь, когда Создатель Вселенной еще не успел сотворить Звезды и Луну.
И засиял фейерверк над Эдемом.
А вслед сиянью тому волшебному загрохотал в пустом пространстве Гром.
На месте того фейерверка иссякшего вмиг воссияла Дева – дивная с ангельским ликом.
И молния рассекла цветущую яблоню в саду Эдемовом.
Дева непорочная вмиг погасила пламя непомерное взмахом рук лучистых.
И восхитились чудом невиданным Ангелы Небесные. И назвали ее воинствующей Анитой.
Отчего? Почему? Неведомо. Да и помыслы Ангелов небесных не доступны челяди земной.
Анита наотрез отказалась следовать за родителем, Громом Яростным, в безвоздушные просторы Вселенной. За что опечалила отца и разразила не на шутку:
– Проклинаю! – оглушило пространство Эдема восклицание Родителя.
И разверзлись облака ночные. И помчалась огненная колесница со скоростью света в неведомое Царство-государство Заоблачное без Аниты…
И страшно, и жутко стало в Эдеме.
Но Анита не растерялась. Она пала ниц и стала просить Всевышнего о помощи.
А, как известно, тому, кто сердцем отчаявшимся просит неистово, тому двери всегда открываются. И чудеса приходят неминуемо.
Свершилось чудо из чудес! Ангелы Небесные вместе с Архангелами заликовали в тот миг в радости и запели во Славу…
И явился Он, Создатель Эдема… Но Анита, так же, как и отцу Грому Яростному, за гостеприимство и предложение Создателя остаться навеки вечные в Эдеме, вместо благодарности, ответила упрямством необдуманным, мол, она дева вольная. И предвидено ей еще в материнской утробе Царицею быть в Злато рослых зарослях дремучих, и царствовать там беспредельно. Быть усыпанной золотом и обвитой бриллиантами изумрудными. На что Создатель воскликнул в изумлении:
– Для чего тебе те богатства без Благословений Божьих?!
– Для радости земной и жизни самостоятельной и безотчетной.
Тогда Создатель, не терпящий противоречий бездумных и пророчеств не Им нареченных, немедленно повелел Аните покинуть послушный Эдем, дабы не развращать Ангелов Небесных примерами непристойными…
– Разве ж быть самостоятельной и безотчетной – да разве ж быть свободной от догм, сотворенных до рождения прародителями – это и есть непристойность греховная?! – Уже на лету из Эдема в Царство свое, нареченное ей в утробе матери предсказателями неизвестными, изрекла в отчаянии Анита…
Ну, а что дальше произошло с упрямицей непочтительной и ее потомством, раскроется в последующих сказах, которые из уст в уста передавались языческой челядью без всякого Злову умысла, но с точностью секундомерною.
БОГЕМА*
Жизнь некогда столичной актрисы Елены Засохиной, попавшей в провинциальный театр (подробности в описаниях чуть позже), ничем не отличалась от привычной, царившей во всякой творческой среде. Разве что внимание к главной героине более пристальное. Особенно, со стороны городского партийного начальства. Но оттого и сплетен разных ворох с тележкой вокруг актрисы витал. А уж отношений дружеских от коллег грех было и ожидать. Пожалуй, это больше всего угнетало Елену, выросшую в пензенской деревне, где все и вся на виду. В действительности, театральная провинция сродни деревенской прозрачности с одним, но… театральная – далека от природного естества. Последнее настолько культивировано игрой воображений, что порой диву, даешься заигравшимся чудакам, которые готовы жизнь поставить на кон лишь бы остаться главными персонажами в замкнутом круге азартной закулисной игры. В провинциальное закулисье мы заглянем в нашем повествовании чуть позже, а сейчас вернемся в столичное прошлое, куда прибыла Елена – «деревенская замухрышка» – так была она отмечена соперницами по курсу с первых студенческих шагов. За четыре года учебы пензенская «замухрышка», словно цветочница Дуллитл из комедии Бернарда Шоу, превратится в настоящую леди со светскими манерами. Это перевоплощение из дипломной работы студентки станет не временным вживанием в роль, а обретет внутренний порыв, который даст стимул творческой личности для дальнейшего самосовершенствования. В данный трудовой кодекс актрисы войдет: познание окружающей действительности, изучение мировой литературы, неустанная работы над собой.
С детства приученная к труду – она воспиталась в набожной семье, что по тем временам редкостное явление – дар лицедейства девушка восприняла как нечто естественное, ниспосланное Свыше. С первых шагов она поняла, что инструментом для артиста является он сам. Христианские заповеди в значительной степени помогли становлению, и уберегли от соблазнов в атмосфере театральной богемы.
Анатолий Степанков, муж Елены, из-за которого она и попала в провинцию, появился на горизонте событий в момент разыгравшейся драмы между выпускницей театрального института и педагогом по мастерству, чьи домогательства категорично отвергла набожная студентка. В тот– то момент Анатолий предложил Елене руку и сердце, что в какой-то степени избавило девушку от агрессивных посягательств преследователя. Но не будем торопить события. Тем более литературное расследование, как и криминальное следствие строится на аргументированных фактах того событийного ряда, который необходим для подтверждения неопровержимых доказательств, что послужат решением для суда присяжных. Только в нашем случае роль судий отводится читателям. Хотя не всегда происходит именно так. Авторы склонны надеяться на своего читателя, который вместе с ним переживает изложенные события. В таком случае ответственность автора за констатацию фактов и событий удваивается и даже утраивается. В этом особенность избранного жанра, и будем ее аккуратно соблюдать, дабы не нарушить стилистику повествования.
«Ангел Хранитель» – под этим именем Анатолий Степанков, по общему мнению, близких и знакомых молодоженов, войдет в жизнь Елены Засохиной с момента появления в «общаге» с букетом ромашек в комнате девушек. Молодой журналист Степанков выбрал своим объектом исследования творчество выпускницы Засохиной. И вот что из этого вышло:
– Елена, – переступая порог комнаты в общежитии, обратится гость к девушке, что нарезала тонкими ломтиками домашнюю колбасу: – я искал Вас все лето!
– Почему не всю жизнь? – Изобразив удивление, продекламировала незамедлительно Тося Швечкова, неразлучная подруга Елены в студенческие годы.
– Вероятно, потому что всю жизнь дожидался… – с поразительной откровенностью признался «утонченный интеллигент, с иссини есенинским взором », – опять же печать Тоси в определении облика Анатолия. И в нем, как нестранно, имелась доля истинного описания облика Степанкова.
– Догонять не пробовали, молодой человек? – упражнялась в красноречии Тося.
– От гонок и запыхался.
– Ну я вас оставлю… Думаю, отдышаться вам поможет Тося. Она у нас мастер на все руки.
– Неожиданный поворот. Юноша, ловите момент. Засохина в ударе.
– Что я и делаю.
– А что вы делайте, застывши в укромном уголке с увядшим букетиком?!
– Любуюсь.
– Ленка! Намек в карман, на шею аркан… и отчаливаю на БАМ… Там пишут в газетах: ж/д – дорогу строят, типа Гидры… Раньше зеки вламывали на передовых стройках, отчего полегли, вроде шпал, штабелями… теперь, мол, оттепель наступила, сажать некого, рабочие руки в дефиците, как и товар заграничный… за молодежь взялись… Романтиков агитируют… Двух зайцев сразу убивают: что б замену достойную вместо зеков начальству предоставить, и, чтоб меньше о тряпках заграничных думали. Мол, в серости мечты легче угасают в трудовых буднях молодого поколения во благо Родины великой… Классно выходит… А вы, молодой человек, не Кэ Гэ Бист случайно?..
– Нет, я анархист советский.
– Интересно, я за гидростроительницу сойду?.. – и в момент исчезла из виду.
– Судьба, – заключил Степанков.
– Вы о Тосе?
– О вас.
– Не поняла. А цель вашего визита?
– Статья…
– Записывайте. Я Елена Засохина родилась в Пензенской области, в деревне Блинцовка, где бабы любят стряпать, а мужики самогонку пить…
– У нас в рабочем поселке на Амуре все наоборот: мужики любят баб сполна, а они самогонку гонят…
– За это их мужики любят?
– И за это тоже…
Статья начинающего журналиста очень долго пролежала в столе у редактора, но за то через два месяца после той встречи Елена и Анатолий поженились. Их ребенку не суждено было появиться на Свет. Любимая профессия с первых шагов стала жестоко отвоевывать право главенствовать в жизни героини. Злополучный корсет во время выпуска дипломного спектакля спровоцировал выкидыш, и детей с Анатолием у них больше не было. Он по-прежнему оставался ее «Ангелом Хранителем». Она Элизой Дуллитл в руках скульптора, ваятеля ее имиджа. В кулуарах их союз трактовали по-разному, зачастую не в пользу добропорядочных, ничем публично себя нескомпрометированных, супругов.
«Сплетни – семена гнилые, но коль ростки зазеленели – есть чему прорастать» – поговорка всем известная и в данной ситуации весьма приемлема, так как возросшие ростки все же пробивались на грядках супружества. Наша задача состоит в том, чтобы объективно отразить в повествовании судьбы троих, оказавшихся в экстремальных обстоятельствах жизни. Необходимо сразу отметить, что роль «роковой случайности» в данных обстоятельствах немаловажна, а, быть может, и определяющая. Елена Константиновна, Анатолий Филиппович и Юрий Андреевич ни по каким другим канонам жанра, кроме «рокового», не должны были бы попасть в столь обожаемый читателем любовный треугольник.
Правда, у жизни свои каноны. Они, зачастую, округляя гусеницами шестеренок здравый смысл, зигзагами пробуравливают извилистые стежки-дорожки от сердца к сердцу. В нашей истории произошло нечто подобное.
Для театрального мира три слова: «Пригласили на роль» – говорят о многом. А если молодую начинающую актрису приглашают на роль Нины в Лермонтовский «Маскарад», то по тем временам в театре можно было зафиксировать ажиотаж, если не вокруг руководства, то уж наверняка по поводу новой персоны в коллективе. Так произошло с выпускницей Засохиной.
В назначенный час Елена оказывается у массивных дубовых дверей, взращенного октябрьским переворотом, флагмана КПСС, орденоносного театра, почитаемого особо в те времена, властями. Оттого и напыщенного не только монументальными героическими изысками архитектурного дарвинизма, но и внутренним содержанием, отражающего в поведении его обитателей, безусловный социалистический реализм с бесноватым оттенком двуличия…
Моросил дождь. Набожная от рождения Елена в данном знамении усмотрела некий негативный оттенок в событийном ряду своей дальнейшей творческой деятельности. Оттого видимо съежившись, забрела в угол прямо под водосточный слив. Ей почудился ливень: «Может Господь посылает весточку – небесной чистотой омывает застоявшуюся осеннюю пыль…» – успела подумать Елена …
Прямо из-за угла из подворотни, стрелой пересекая ее путь к царственным апартаментам, промчался с визгом черный кот…
В религиозном сознании героини моментально возгорелся страх, а от него угасло всякое желание двигаться по пути наметившейся артистической карьеры за стенами гипсовых глыб. В то самое мгновение, почти как у Булгакова в «Мастере и Маргарите», из той же подворотни выросла загадочная фигура в черной фетровой шляпе с широкими полями, в пенсне на утонченной переносице и старомодном длинном, почти до пят плаще, сглаживающим выпирающий арбузом живот. Повелевающим перстом, словно рыцарь Тевтонского ордена, указал он потерявшейся в пространстве и времени девушке на надпись на неотесанном заборе: «Служебный вход налево», и стрелку, утверждающую однозначность содержания. Но Засохина не могла даже догадываться, не говоря уже о том, чтобы сопоставлять замыслы Булгаковского Воланда с теперешней ситуацией. Откуда? Подобного рода литература в те времена «под тремя замками с семью печатями» в крепких сейфах пряталась преследователями, дабы сохранить стойкость соцреализма. Либо скрывалась в пыли на чердаках последователей, которые в глубинах сердца надеялись на прозрение потомков. А может и к лучшему, что этого она не знала. Иначе, как бы Елена пережила происходящие и дальнейшие перипетии в судьбе, дарованной ей на тот отрезок времени, в котором она задумала посвятить свою жизнь актерскому творчеству.
– Боже мой! – вырвалось в порыве у Елены.
– Вы к нам в театр, сударыня? – с возвышенным достоинством произнес человек в черном плаще до пят.
– Да.
– Не вижу вашего суженного… Не обнаруживаю ряженного…
– Неожиданно все как-то…
– Где Анатолий?... Я тут его жду… жду… Намедни статейку обещал закинуть молодец … Любопытно было бы еще разок взглянуть на Ангела твоего Хранителя… Слухи идут… Но я к ним не прислушиваюсь… Я отдельная территория… Все же с «Ангелами» будьте по аккуратнее…
– Амодэст Валерьянович, я с перепугу Вас и не признала…
Это был знаменитый на весь Союз театральный режиссер мэтр Задольский. И он пригласил на роль Нины в «Маскараде» выпускницу Засохину…
«Ленка, не смей умываться до премьеры у Задольского, пока не сыграешь Нину» – прозвучало теперь в сознании Тосино весеннее напутствие. Да. Прошло целое лето после выпускного спектакля. Тогда-то и зашел за кулисы к студентам мэтр. И поцеловал в щеку выпускницу… И Анатолия благодарил за подарок. Крепко жал ему руку. И обнимал по-отечески доверительно, с признаниями:
– Молодчик Степанков. Хорошую кандидатуру выбрал. Сумел отлично отрекомендовать. Откровенно признаюсь, сверх всяких моих ожиданий…
Елена тогда заметила какую-то брезгливость, в неуловимых для посторонних, оценках Анатолия по отношению поведения расшаркивающегося мэтра перед молодым автором, нашумевшей в театральной среде статьи «Русская Элиза Дуллитл». Но отнеслась к этому несерьезно, обнаружив в характере мужа с первых встреч некий внутренний зажим, который он компенсировал показной самоуверенностью на публике… К тому же, мэтр действительно, как взъерошенный жеребенок, метался между Степанковым и Засохиной, одаривая молодых чрезмерной чредой комплементов…
А когда возвратились в обветшалую «конуру» (молодожены временно снимали комнатку в «двухэтажке» на Юго-западе), то Елена уже в постели призналась Анатолию, что перед сном все же по старой привычке умылась…
– Швечкова – особа прозорливая, но порой не в меру болтлива… Короче, с языком у нее не в порядке – вперед мыслей выскакивает…
– Она актриса.
– А Задольский – жук… навозный… Но нам с тобой и это предстоит перепрыгнуть..
– Хочешь сказать, в дерьмо вляпались?.. Поехали в провинцию… там интриг поменьше…
– Милая моя, там, где мели, там и обрывы остроугольные: воронки чаще… полно сетей для ловли рыб породистых… осетры туда редко заплывают. В основном пескари в мутной водице барахтаются… Среди мути и водорослей дремучих потонуть скорее, чем на глубине прозрачной… не успеешь оглянуться, илом враз затянет в воронки глубокие…
– Ты в столице обнаружил прозрачность?..
-– Скорее призрачность драгоценную… Она, голубушка, легко продается, как и всякая драгоценность… Вопрос в цене… Но ее я, кажется, нащупал в карманах… а может… чуть поглубже… поживем – разглядим… А пока на ярмарке погудим маленько. Пощекочем себялюбие, да и с людьми поближе познакомимся… Я с нашим Амодэстом вплотную соприкоснулся… Он – флагман… ему я нужен… Запомни это, как дважды два… В остальном, пробьемся по путям… про шпалы Тосины помнишь?.. Умная бабенка… Лен, люблю я тебя одну… и навсегда… это у нас в крови амурской… потому наши мужики к китайцам ближе…
И от них наши потомки амурские в башку русскую христианскую много мудрости буддистской затолкали по утреня с опохмела…
В роскошном кабинете главного режиссера, стоя на персидском ковре, в окружении китайского фарфора в изобилии комнатных декоративных цветов, вспоминала теперь Засохина ту первую встречу с Задольским, размышления супруга после нее. И хотя «зуб на зуб не попадал» у молодой героини, промокшей до ниточки, она не сдавалась…
Елена, побеждая внутреннюю дрожь, мило продолжала натягивать улыбку на лице, помня напутствия супруга: всегда быть искрящейся и загадочной для окружающих…
– И это Арбенина! И Это моя Нина! – Мэтр хохотал неугомонно до той поры, пока не разразился удушливым кашлем.
Сбросив верхнюю одежду, Амодэст Валерьянович из тевтонского рыцаря на глазах у удивленной Елены, подобно Гофмановским героям, преобразился в маленького человечка…
«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер», – мелькнуло в мыслях у Елены, и она вновь заулыбалась решительно, будто надеялась внешней лучезарностью скрыть негативные мысли по отношению к собеседнику.
В действительности упитанный, розовощекий бутуз в пенсне с облысевшею макушкою и длинными волосами, отпущенными явно для того, что бы прикрыть лысину, рядом с заляпанной грязью героиней, выглядели достаточно оригинально в роскошной меблировке в стиле «барокко». А, когда главреж достал из монументального секретера советский граненый стакан, водрузил его на японский поднос, рядом с тростниковой ширмой-павлином, то собеседники на какой-то мгновение пришли в изумление от неожиданного натюрморта…
Блистательным жестом фокусника, словно из воздуха, мэтр вытянул бутылку из каштанового цвета стола, наполнил граненый стакан красным вином под названием «Бычья кровь» и, повелевающее приказал:
– Выпить немедленно и до дна.
Выпила. Моментально расслабилась. Почему-то прослезилась. Извинялась за неудачную встречу. И он слушал ее, успокаивал и всячески пытался понять смысл изреченных событий, порой несвязанные логикой ее присутствия здесь. Например, зачем она рассказывала о недавнем выкидыше и неустроенном быте, о муже, которому приходиться среди серости пробивать свои новаторские статьи?.. О редакторах, которые постоянно урезают материалы молодого журналиста Степанкова?.. Эти вопросы она задаст себе позже – уже за пределами кабинета главрежа и в других обстоятельствах жизни. Но, надо отметить, что мэтр, как тонкий психоаналитик очень умело направлял ее хмельное сознание в сторону рассказов о супруге. Трезвому человеку со стороны могло бы показаться, что Задольский приглашает на работу не актрису Засохину, а ее мужа журналиста Степанкова, только в качестве кого, или на какую роль?.. В данный период повествования мы лишь заострим внимание на столь важных деталях, которые в последующей развязке неординарных событий, сыграют значительную роль в поворотных событиях наших героев. Не уточняя подробностей, вспомним лишь наказы не пристроенной подруги Тоси Швечковой, сцена для которой так и осталась несъедобным блюдом: вроде манной каше на молоке, приправленной жгучим перцем:
Достарыңызбен бөлісу: |