Начала XIX века

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО «Удмуртский государственный университет»

Исторический факультет УдГУ

Дербин Евгений Николаевич

Институт княжеской власти

на Руси IX — начала XIII века

в дореволюционной отечественной

историографии

Ижевск

2007

УДК 94(47)”9/13”

ББК 63.3(2)411-332

Д 36

Рецензенты: В.В. Пузанов, к.и.н, доцент Удмуртского университета; И.Г. Шишкин, к.и.н., доцент Тюменского государственного университета.

Дербин Е. Н. Институт княжеской власти на Руси IX — начала XIII века в дореволюционной отечественной историографии. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2007. 268 с.
ISBN 978-5-7029-0301-9

© Е. Дербин, 2007

© Издательский дом «Удмуртский университет», 2007
Содержание

Введение ...................................................................................... 5

Глава I. Институт княжеской власти в

домонгольской Руси в отечественной

историографии XVIII — начала XIX века ................................... 11

§ 1. Представления об институте княжеской

власти на Руси в исторической науке

первой половины XVIII века ........................................................ 11

§ 2. Проблема института княжеской

власти на Руси в историографии

второй половины XVIII — начала XIX века ............................... 21

Глава II. Институт княжеской власти

в Древней Руси в отечественной

историографии XIX — начала XX века ....................................... 41

§ 1. Концепции развития княжеской власти на Руси

в отечественных исследованиях 20—30-х гг. XIX века ............. 41

§ 2. Изучение власти древнерусских князей

в историографии середины — второй половины XIX века ....... 62

§ 3. Отечественная историография

конца XIX — начала XX века

об институте княжеской власти в Древней Руси ...................... 128

Заключение ............................................................................ 162

Примечания .................................................................................. 165

Список источников и литературы .............................................. 223

Список сокращений ..................................................................... 267

ВВЕДЕНИЕ
Вопрос об институте княжеской власти на Руси IX — начала XIII века является одним из ключевых в отечественной историографии. От того или иного его решения зависит трактовка характеристики социально-политического строя Древней Руси, особенностей российской политической традиции. В этой связи особую значимость приобретают историографические исследования, позволяющие осмыслить и обобщить результаты накопленных научных исследований. Без этого невозможно дальнейшее полноценное изучение древнерусских политических и общественных институтов. Особого внимания требует дореволюционная отечественная историография, переосмысление которой еще далеко не завершено, несмотря на ее огромное влияние на развитие постсоветской исторической науки.

Таким образом, в центре внимания предлагаемой монографии лежит проблема власти древнерусских князей, как она представлена в дореволюционной отечественной историографии. В ее рассмотрение традиционно входит достаточно широкий круг историографических вопросов: происхождение и эволюция княжеской власти; ее природа и характер, то есть положение и значение в обществе и в системе политических органов; функции и объем власти древнерусских князей; ее преемственность или замещение; междукняжеские отношения. Изучение такого сложного и важного института древнерусского государства и общества в историографии, конечно же, невозможно без пристального внимания и к представлениям об общественном и государственном строе Древней Руси в целом.

Проблематика, рассматриваемая в монографии, частично уже находила свое отражение в целом ряде работ. Во-первых, в общих трудах по истории дореволюционной исторической науки в России. Такие труды периодически начинают появляться с середины XIX века, когда идет складывание историографии в самостоятельную научную дисциплинуⁱ. До этого времени она разрабатывалась эпизодическиⁱⁱ. Для данного исследования историографические очерки и обзоры исторической литературы, созданные в XVIII — первой половине XIX века, носят лишь справочно-библиографический характерⁱⁱⁱ. Качественный скачок в деле разработки отечественной историографии произошел благодаря работам С. М. Соловьева^iv. Дальнейшее систематическое исследование истории этой науки производилось в лекционных курсах и отдельных трудах И. В. Лашнюкова, К. Н. Бестужева-Рюмина, М. О. Кояловича, В. С. Иконникова, В. О. Ключевского, Н. П. Загоскина, П. Н. Милюкова, М. В. Довнар-Запольского, Д. И. Багалея, А. С. Лаппо-Данилевского^v. В них были заложены основные представления об историографических направлениях, даны оценки крупнейшим историческим трудам по истории Древней Руси, выявлены концептуальные теории ведущих историков, в том числе и по проблеме княжеской власти.

Системное исследование отечественной историографии в советское и постсоветское время дало много нового как в общетеоретическом плане, так и в рассмотрении конкретных периодов, направлений или индивидуальных концепций историков. Проблеме института княжеской власти на Руси уделялось соответствующее внимание, когда речь касалась анализа основных трудов по древнерусской истории^vi. Вместе с тем, накапливались общие представления об историографии вопроса, которые, несомненно, влияли на специальную историографическую литературу по истории Древней Руси.

Из историографических работ, непосредственно посвященных древнерусской истории, необходимо выделить те, которые так или иначе затрагивают изучаемую проблему. Так, В. В. Пузановым достаточно полно рассмотрены вопросы княжеской собственности, хозяйства, торговли, доходов, как они представлены в дореволюционной отечественной историографии^vii. Поэтому данная проблематика практически не затрагивается в исследовании, если только это не вызвано логикой изложения историографического материала. В монографии М. Б. Свердлова, посвященной изучению общественного строя Древней Руси в русской исторической науке, рассмотрены отдельные аспекты проблемы княжеской власти в связи с проблемой феодализма в отечественной историографии^viii. Систематизированный автором материал в своей основе помогает представить остроту борьбы различных точек зрения, но не дает полной картины по исследуемому вопросу. Это же касается историографических очерков К. А. Соловьева, в которых изучается проблема легитимации княжеской власти^ix.

Наиболее ощутимые результаты в деле историографической разработки института княжеской власти в Древней Руси были достигнуты во всевозможных введениях к собственно историческим сочинениям по древнерусской истории, а также в немногочисленных статьях, напрямую посвященных изучаемой проблеме. Несмотря на краткость и неполноту выводов, в них зачастую дается правильный акцент на главные направления в исследовании власти древнерусских князей в дореволюционной отечественной историографии^x. Вместе с тем, этот вопрос еще не становился предметом специальной работы и широко не рассматривался.

Изучение института княжеской власти в Древней Руси в дореволюционной отечественной историографии хронологически охватывает период с XVIII по начало XX века. Исходной точкой является, соответственно, эпоха становления исторической науки в России, «когда освободившаяся от провиденциализма историческая теория соединяется со знанием исторических фактов»^xi. Конечной — переломная эпоха, связанная с революционным процессом 1917 г. В это время происходили существенные перемены как в сфере методологии и философии истории, так и в организации научной деятельности, а также в приоритетных способах и областях исторического познания. Все это непосредственно повлияло на исторические представления и понятия, в том числе об институте княжеской власти в Древней Руси.

В монографии выделяются следующие основные этапы в дореволюционной историографии рассматриваемой проблемы:

1. XVIII — начало XIX века — время господства рационализма в методологии и философии истории; преобладание историков-любителей и деятелей, связанных с Академией наук (в большинстве своем выходцев из-за границы); приоритет общих курсов по истории России, где главное внимание уделялось представителям верховной власти;

2. XIX — начало XX века — время господства классического идеализма и позитивизма; преобладание университетско-академической науки; приоритет монографических исследований, где, в большинстве своем, элемент политический и государственный в истории России имел первостепенное значение. Лишь в конце данного периода, с распространением экономического материализма, возникает пристальное внимание к социально-экономической стороне исторического процесса.

Необходимо заметить, что данная периодизация, как всякая другая, достаточно условна и будет иметь дополнительные внутренние рубежи. Однако она вполне позволяет логически сгруппировать материал, отвечает поставленным задачам и отражает смену общих взглядов как в целом на историческое развитие России, так и на развитие института княжеской власти в Древней Руси. К этому следует добавить еще то, что некая преемственность во взглядах отечественных историков на каждом из историографических этапов достаточно очевидна, ибо научная база любых исследований основывается не на пустом месте.

Предлагаемая работа основана на широком комплексе историографических источников, накопленных отечественными историками. Это, прежде всего, научные труды в любой их форме (монографии, лекции, статьи, тезисы, выступления, рецензии, наброски) по исторической, историографической, источниковедческой, археологической тематике, так или иначе отражающие процесс изучения института княжеской власти в дореволюционный период. Одновременно необходимым является использование работ по истории государства и права России, философии истории, обществоведению, экономике. При этом естественно, что основное внимание уделялось тем произведениям, которые оказали наибольшее влияние на разработку рассматриваемой проблемы или же представили оригинальные, своеобразные выводы. Взгляды авторов этих трудов составляют генеральную линию в ходе изложения историографического материала. Вместе с тем, и компилятивные работы крайне важны, как показатель распространенности определенных идей.

Кроме того, для репрезентативности исследования важным является любая общественно-политическая литература, содержащая необходимые данные для отражения изучаемого предмета в истории общественной мысли, сопровождающей историческую науку. Для полноты историографической картины учитывались также научно-популярная, биографическая, учебная, справочная и библиографическая литература.

Основополагающим для данного исследования является хронологический метод. Это объясняется, главным образом, целью работы: выявление основных тенденций развития изучаемой проблемы в историографии. В хронологическом изложении рассматривается движение научной мысли с точки зрения смены концепций, взглядов, идей в их периодической последовательности. Устанавливается цепь историографических фактов, как связанных генетически друг с другом, заимствованных, так и новых.

Выявление закономерностей развития и движения исследуемой проблемы в эволюции исторической науки предполагает помимо хронологического метода использование в совокупности с ним и других, дополняющих его методов. В частности, таких, как проблемно-хронологический метод, помогающий глубже понять, освоить особенности действия отдельных историографических фактов; метод периодизации, позволяющий обнаружить решающее направление развития научной мысли на каждом новом отрезке «историографического времени», выявить новые явления внутри действующих и выступающих им на смену историографических пластов. Для установления причинно-следственных связей, преемственности в историографии применяется ретроспективный метод. Однако необходимо учитывать, что исторические работы прошлого принадлежат своей эпохе и несут на себе ее сильные и слабые стороны. Поэтому, чтобы не злоупотреблять в оценке их с точки зрения современных требований, используется сравнительно-исторический метод. Для полноты историографической картины нельзя пройти мимо системного метода, который включает рассмотрение проблемы в системе со всеми составляющими историографию: особенности творчества историка, деятельность научных и учебных центров, периодическая печать и др. Наконец, методы перспективности и актуализации помогают определить перспективность некоторых изучаемых направлений и ценность определенных научных знаний для нынешнего и будущего времени^xii.

Характер темы и основополагающий метод определили структуру работы. Монография состоит из двух глав, соответствующих предложенной историографической периодизации, которые в свою очередь делятся на параграфы, более подробно отражающие этапы разработки проблемы в дореволюционной отечественной историографии. В заключении подводятся основные итоги и перспективы исследования, прилагается список использованных источников и литературы.

ГЛАВА I

ИНСТИТУТ КНЯЖЕСКОЙ ВЛАСТИ В ДОМОНГОЛЬСКОЙ РУСИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ XVIII — НАЧАЛА XIX ВЕКА
§ 1. Представления об институте княжеской власти на Руси в исторической науке первой половины XVIII века.
Первая половина XVIII века — период становления исторической науки в России. В это время были созданы первые научные учреждения и светские учебные заведения, где уделялось внимание и преподаванию отечественной истории; появились научные кадры ученых-историков; выходили специальные периодические издания; печатались исторические сочинения, основанные на критике источников и рационалистической теории^xiii.

Ведущее значение в деле перехода от разрозненных исторических знаний к исторической науке в России, бесспорно, принадлежит ученому-энциклопедисту и видному государственному деятелю В. Н. Татищеву, который трудился над своей «Историей Российской с самых древнейших времен» во второй четверти XVIII века. В эпоху же преобразований Петра I история только высвобождалась от огромного влияния средневековых исторических построений. Что мешало появлению труда, подобного татищевскому, в начале века? Почему новые исторические теории, созданные в петровскую эпоху, «не соединились с живым материалом подлинной истории»^xiv? Во-первых, не было специально подготовленных людей (вспомним пример Федора Поликарпова)^xv, для этого нужно было время и научно-учебные центры, которые появляются позже. Во-вторых, сильное религиозное влияние (почитание Библии), да и старая летописная традиция еще не изжили своего значения в восприятии современников (вспомним слова Дмитрия Ростовского)^xvi, а произведений иного типа было явно недостаточно. Первая печатная книга по истории России, известный «Синопсис» второй половины XVII века и его многократное переиздание, вплоть до 1836 г.^xvii, напрямую говорило о нехватке других печатных российских историй. В-третьих, прагматизм Петра Великого требовал от авторов, в первую очередь, сочинений о современных процессах. Отсюда появилась целая группа работ, освещавших петровский этап отечественной истории, протекавший на глазах самих авторов. Это были «Журнал или Поденная записка (Гистория Свейской войны)», «Рассуждение» П. Шафирова, труды Ф. Прокоповича, Б. Куракина и многие другие, некоторые из которых до нас и не дошли^xviii. Сказать, что Петра I и его современников не интересовала история России предшествующих эпох, конечно, нельзя. Однако множество примеров, свидетельствуя об этом интересе, распространяют его не далее XVI века, или древнейшего времени (вспомним опять того же Федора Поликарпова)^xix. Объясняется это тем, что нужно было дать либо идеологическое обоснование политики абсолютизма, либо понять его происхождение.

Таким образом, история Древней Руси как бы выпадает почти совсем из поля зрения нарождающейся исторической науки в России первой четверти XVIII века. Притом до этого времени она обрастала целым комплексом искажений первоисточников (особенно в этом постарались польско-литовские хронисты XV—XVI веков). Так, в упомянутом «Синопсисе», который составляет, по мнению П. Н. Милюкова, «исходный пункт историографии прошлого века», то есть XVIII-го, и, в то же время, выступает «как резюме всего, что делалось в русской историографии до XVIII столетия»^xx, важны всего два момента в истории Древней Руси, на чем и акцентируется внимание. Это крещение Владимира Святого и принятие Владимиром Мономахом царских регалий^xxi. Выбор главных сюжетов (религиозного и монархического) в угоду московскому самодержавию понятен. Вполне был прав П. Н. Милюков, когда писал, что «историкам XVIII века, учившимся по Синопсису и проникнутым его духом, предстояла, прежде всего, задача — разрушить Синопсис и вернуть науку назад, к употреблению первых источников»^xxii. К этому замечанию необходимо добавить лишь одно: абсолютизировать влияние только учебника XVII века не стоит, ибо были и другие не менее тенденциозные средневековые работы того же направления. В частности, схематизм «Сказания о князьях Владимирских», «Степенной книги», «Истории» Ф. Грибоедова и прочих трудов^xxiii. Стоит подчеркнуть, что без должного в науке уяснения истории начального периода отечественной государственности невозможно было построить целостной историко-научной конструкции развития России, объединявшей рационалистическую теорию и проверенные факты. Вместе с тем, без этой конструкции сложно понять и воспринять историю Древней Руси и ее государственных институтов, среди которых княжеской власти принадлежало одно из ведущих мест.

Предпринятые в первой четверти XVIII века подобные попытки явно не удались^xxiv. Более того, до нас дошел лишь один полноценный исторический труд этого времени, освещающий весь период тогдашней истории России. Это известное «Ядро Российской истории» А. И. Манкиева, долгое время приписываемое, по ошибке его первого издателя Г. Ф. Миллера, князю А. Я. Хилкову. Завершенное в 1715 г. и изданное только в 1770 г. «Ядро Российской истории» бытовало во многих рукописях, трижды переиздавалось и, несомненно, имело большое значение для последующих сочинителей истории России. Какова же историческая конструкция в нем? Какие представления об институте княжеской власти Древней Руси содержатся в этом труде?

Прежде всего, необходимо согласиться с мнением многих историографов, что «Ядро Российской истории» — это сочинение нового для отечественной историографии типа^xxv. В нем есть и элементы критики источников, и элементы градации материала по тематическому принципу, и ссылки на различную историческую литературу, и дискуссии по разнообразным вопросам, и целенаправленность написанного, и элементы рационализма. Однако это всего лишь элементы, наукообразность, нет целостного научного подхода. Периодизация истории России, предложенная А. И. Манкиевым и исходящая из разделов книги, конечно, также явление новое, но не совсем осознанное. Информация, интересующая нас, содержится в первых трех разделах из семи. Начальный период отечественной истории у автора представлен от «произведения народа русского» до «призвания трех князей из варяг на владение»^xxvi. Второй период — от «самодержавства Рурикова» до «раздоров князей руских, перенесении начальнейшаго престола руского во Владимир чрез Андрея Боголюбского» и оканчивается правлением «начальственного российского владетеля Всеволода Юрьевича по наследственной черте»^xxvii. Третий период — от «владения сынов Всеволодовых во Владимире, пришествии первом татар на те, где ныне живут места, и о разорении Руси от Батыя» до середины XV века (свержение татаро-монгольского ига и падение Царьграда под натиском турок)^xxviii. Данная схема почти целиком повторяет взгляды средневековых книжников (летописные своды XVI века, «Степенная книга», «Хроника» М. Стрыйковского, «Хроника» Ф. Сафоновича, «История» Ф. Грибоедова, «Синопсис» и др.)^xxix. В ней главными выступают три момента: национальный, религиозный и монархический. Последний из них, в связи с изучаемой проблемой, наиболее важен. Это непрерывная линия развития самодержавной монархии с Рюрика до «татарского ига». Причем владетельных князей-«правителей россияне изстари над собою имели», — считал А. И. Манкиев. Их происхождение ведется от легендарного Мосоха. Они, имея «подданных себе иных князей, которых в воеводы и полководцы своих войск употребляли», «всяк на своем уделе долгое время порядочно и великолепно владычествовали даже до времени последних из той крови и наследия Мосохова князей Осколда и Дира», убитых Олегом. Это на юге Руси, где Киев «по времени был стольный город и глава самодержства руского»^xxx. «На северной России… россияне… образ гражданства имели демократической, и жили всяк по своей воле». «Новгородцы многие веки жили общиною, и правили своими землями и уезды». Несовершенство демократических порядков, согласно А. И. Манкиеву, привело к раздорам, и Гостомысл предложил призвать князей, которые бы правили (владели) из Варяжской земли. Пришли три брата, происходящие от Пруса, двоюродного брата римского кесаря Августа, и основали три княжения, со старейшинством Новгорода. По смерти братьев Рюрик стал «северной России самодержец», от него «пошли князи и владетельные государи руские, которые безпрерывным порядком крови наследственной на престол Всероссийском и главном самодержавственном наследовали даже до смерти царя Феодора Иоановича, последнего из сей крови руского самодержца»^xxxi. Дальнейшее изложение истории Древней Руси, таким образом, ведется автором по порядку наследственного правления князей Рюриковичей — самодержавных монархов.

Самодержавная монархия, по А. И. Манкиеву, наиболее совершенная и приемлемая для России форма правления, и это понятно. С одной стороны, на него влияли исторические представления московских книжников, с другой — социально-политические условия современной ему страны — складывание абсолютизма. Опрокидывание современных взглядов на власть в прошлое — обычное явление для отечественной историографии XVIII века, да и не только для нее. Знаменитая легенда о принятии Владимиром Мономахом царских регалий тоже признавалась А. И. Манкиевым. Для него Владимир Всеволодович — венчанный царь всея России^xxxii. Появление удельных княжений, которые приобретались, по мнению историка, различными способами (наследием, завещанием, войной, раздачей великим князем или дележом между союзными князьями), не разделило Киевской монархии^xxxiii. Лишь при Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо «престол всероссийский» был перенесен во Владимир, т. к. в Киеве, считал А. И. Манкиев, «не по наследству, но силою князи побочные добивались» главного русского княжения^xxxiv. Упадок монархии на Руси наступил только после татаро-монгольского нашествия, полагал он.

Столь подробное рассмотрение представлений А. И. Манкиева о княжеской власти Древней Руси объясняется тем, что они единственные дают более полный взгляд на характер историографии проблемы в начале XVIII века, когда начинает складываться отечественная историческая наука. И хотя представления историка в значительной мере отражают еще старые концепции, свойственные средневековым историческим трудам, но способы подачи материала говорят о большом потенциале.

Соединить новую историческую теорию рационализма с научной разработкой отечественной истории первому удалось В. Н. Татищеву. Создание монументального труда по истории России стало делом его жизни. Годы упорного труда (1720—1740-е) увенчались многотомной «Историей Российской с самых древнейших времен», опубликованной лишь после смерти автора (М., 1768—1784. Т. 1–4; СПб., 1848. Т. 5). Кроме этого выдающегося сочинения важно рассмотреть и общественно-политические работы В. Н. Татищева, отражающие его взгляды на проблему княжеской власти в Древней Руси. В частности, это «Произвольное и согласное рассуждение и мнение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном» (1730), «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ» (1733), «Лексикон российский исторический, географический, политический и гражданский» (1745).

Рассматривать весь комплекс историософских представлений первого русского историка не входит в задачу исследования, да и нет в этом необходимости при подробном их изложении в историографической литературе^xxxv. Отметим лишь, что, представляя себе ход социально-политического развития России, В. Н. Татищев исходил из популярной тогда теории естественного права и общественного договора. Опираясь на труды Г. Гроция, С. Пуфендорфа и Х. Вольфа, он ставил в основу общественного строя естественный закон, заложенный в самой природе человека. По нему люди вынуждены вступать в сообщества. Первое из них — это семья. Уже в ней возникает принцип господства и подчинения, то есть власть. В этом естественном объединении власть принадлежит главе семьи. Размножение семей приводит к образованию рода. В этом сообществе власть устанавливается посредством договора сородичей и предоставляется старейшине. Вместе с тем, для управления и сохранения внутренней и внешней безопасности развивается в городах и государственная власть. Из отцовской в семье она разрастается, опять же посредством договора, до масштабов власти в целом государстве^xxxvi. Исходя из классификации Аристотеля, «порядочная» форма правления в государстве может быть — демократия, аристократия, либо монархия. В. Н. Татищев, являясь убежденным монархистом, считал, что для такой обширной страны как Россия наиболее приемлема монархическая форма^xxxvii. Всей своей историей он доказывал закономерность именно сильной монархической власти в России.

Исходя из этой изложенной концепции, В. Н. Татищев строил периодизацию отечественной истории. Первый период охватывает события до начала «обстоятельной» русской истории и повествует о древних народах на территории России. Второй — «от владения Рюрика или смерти Гостомысла, последнего владетеля от рода славян, то есть от 860-го, до нашествия татар в 1238-м году». Третий — «от пришествия татар до опровержения власти их и возстановления древней монархии первым царем Иоанном Великим», с 1238 по 1462 г. Следующий этап — «от возобновления монархии до возшествия на престол царя Михаила Феодоровича рода Юрьевых-Романовых, то есть от 1462 до 1613 года», — так и остался незаконченным в изложении В. Н. Татищева^xxxviii. Эта схема не отличается большой новизной, но основывается и разрабатывается уже на научных основаниях и научными способами. При этом немалая зависимость историка от легендарной Иоакимовской летописи не может умалить огромной работы В. Н. Татищева над источниками^xxxix. Что же касается исторической теории, то сочетание в ней рационализма с элементами провиденциализма - вполне нормальное явление для того времени, когда происходил процесс секуляризации сознания. В том же ключе можно рассматривать и летописную форму работы В. Н. Татищева, и стремление заменять древние термины современными ему понятиями. Здесь для автора выступают одновременно элементы традиционализма, модернизации и практицизма.

Итак, представления о развитии института княжеской власти в Древней Руси связываются у В. Н. Татищева с развитием монархии. В главе 45 — «О древнем правительстве руском» — «Предъизвещения» к своему труду, и в самой работе, где изложение ведется по правлениям великих князей, он следующим образом раскрывал данный вопрос: «О власти руских государей довольно ясно из древних иностранных и наших историй видим, что предки наши, от грек именуемые обще скифы, в котором славяне и сарматы заключались, всегда имели самовластных государей... и чрез много сот лет ненарушимо содержали, …видим, что Русь и поляне в Киеве особых владетелей имели»^xl. Эти древние князья «не по выбору, но по наследию возводились», считал историк. Затем Гостомысл, «не имея мужескаго наследника, яко благоразсудный государь, опасаясь междоусобия, и не имея сына, повелел внука, дочерня сына, призвать», то есть Рюрика (по мнению В. Н. Татищева, из Финляндии)^xli. В. Н. Татищев решительно отвергал версию происхождения древнерусских князей от Пруса и Августа^xlii. При нем начинают бытовать вызванные политико-культурной ситуацией пресловутые норманизм и антинорманизм. Далее историк замечал, что «варяжский Рюрик, наследственно и по завещанию престол руский прияв, наипаче самовластие утвердил, которое до кончины Мстислава-Петра Великого, от его дел именованного, ненарушимо содержалось»^xliii. Любое проявление народной воли (вечевой деятельности) В. Н. Татищев рассматривал либо как общенародный совет князю, либо как мятеж^xliv. Хотя великие князья «немало удельных князей под собою имели, но их в довольном страхе яко подвластных содержали, и наследие престола шло порядком первородства или по определению государя... По кончине же оного Мстислава-Петра Мономахова сына, все оное чрез междоусобие наследников разорилось; князи, бывшии прежде под властью, так усилились, что великого князя за равного себе почитать стали... И тако учинилась аристократиа, но беспорядочная»^xlv. Для междукняжеских решений созывались «сеймы»^xlvi. В наследии столов «никакого порядочного учреждения не было», полагал В. Н. Татищев, то есть наследник определялся различными способами: «по завещанию ль государя, или по старшинству рода государскаго, или по определению народа, как котораго устав состоит», либо «коварством» князей^xlvii. «Новград, Плесков и Полоцк, учиня собственные демократические правительства, також власть великих князей уничтожили»^xlviii. Они не имели наследственных князей, «а по временам князя призывали»^xlix. После Юрия Долгорукого образовались два великих княжения — Киевское и Владимиро-Суздальское. Монархия была ненадолго возобновлена при Всеволоде Большое Гнездо, но после него началось опять несогласие между князьями, облегчившее татарам покорение Руси, «а чрез то самодержавство, сила и честь руских государей угасла. Тогда князи Литовские, бывшие в подданстве великих князей, многими княжениями рускими овладели». «Из сего всяк может видеть, — заключал В. Н. Татищев, — сколько монархическое правление государству нашему прочих полезнее, чрез которое богатство, сила и слава государства умножается, а чрез прочие умаляется и гибнет»^l. Отсюда историк всячески критиковал новгородские порядки: «когда новогородцы в безпутство своевольства вдались, тогда стали посадников сами определять, свергать и убивать; своевольству же тому причина безпутное разделение детей государских»^li. Это разделение противоречило изначальному общественному договору народа, утверждал В. Н. Татищев^lii.

Такова точка зрения первого русского историка на институт княжеской власти в Древней Руси. Создание и начало функционирования Академии наук (с 1725 г.)^liii, историки, связанные с ней, по преимуществу иностранцы (И. П. Коль, Х. Ф. Гросс, И. В. Паус, Т. Г. З. Байер, Я. Я. Штелин, И. Э. Фишер, Г. Ф. Миллер, Ф. Г. Штрубе де Пирмонт и др.), ничего существенно нового в дело разработки изучаемой проблемы по большему счету не принесли. Борьба в области норманского вопроса, возникшего из трудов Т. Г. З. Байера^liv, более способствовала историко-филологическим, генеалогическим и географическим изысканиям. Тем не менее, споры вокруг начальной истории Руси повысили к ней научный интерес. Однако историческая наука в России в то время по-прежнему тяжело пробивала себе дорогу. Вспомним проблему с написанием и публикацией «Истории Российской» В. Н. Татищева^lv или полемику между П. Н. Крекшиным и Г. Ф. Миллером. П. Н. Крекшин составил «Родословие великих князей, царей и императоров» (1746)^lvi, в котором доказывал прямое происхождение династии Романовых от Рюриковичей, ссылаясь на широко известный «Синопсис»; утверждал, что Владимир Святославич «был царь, венчан царским венцом и помазан, и по нем все великие князи российские были цари, венчаны венцом царским и помазаны». Эти и другие вымыслы не понравились Г. Ф. Миллеру, а П. Н. Крекшин обвинил его «в собирании хулы на русских князей». В рассмотрение их споров вынуждены были включиться Ф. Г. Штрубе де Пирмонт, В. К. Тредьяковский и М. В. Ломоносов^lvii. Эта полемика говорит о многом. С одной стороны, в занятия древней русской историей активно вторгаются официальные политические интересы, связанные с рождением Российской империи и абсолютизма, с дворцовыми переворотами, требовавшими исторического обоснования, предыстории. С другой стороны, еще не сформировались основные научные представления о прошлом страны. Все это не могло не влиять на историков, боявшихся наказания за свои новаторские взгляды, создавало известную привычку приноравливаться, приспосабливаться к официальной догме^lviii. Поэтому столь громким получилось выступление М. В. Ломоносова против Г. Ф. Миллера, который, продолжив изыскания Т. Г. З. Байера, утверждал о норманском происхождении Руси и первых варяжских князей^lix. М. В. Ломоносов, исходя из патриотических интересов, доказывал их принадлежность к славянам^lx. Его поддержали другие русские ученые — С. П. Крашенинников, Н. И. Попов, В. К. Тредьяковский^lxi. Впрочем, и союзники, и противники точки зрения о норманском происхождении древнерусской государственности сходились на том, что князья, правившие на Руси, были монархи, государи, цари, либо уже до пришествия Рюрика^lxii, либо после^lxiii.

Таким образом, представления об институте княжеской власти в Древней Руси в отечественной исторической науке первой половины XVIII века связывались с развитием монархии. Эта тенденция объясняется целым рядом причин: и уровнем исторической науки, и общественным сознанием той эпохи, и личными качествами исследователей, работы которых отличались прагматизмом, модернизацией прошлого, неразработанностью понятийного аппарата, главным вниманием к деятельности правителей.