Обольщения для достижения

Романтический идеал

Казанова поцеловал ей руку. Она сообщила ему, что собирается завтра на бал, и осведомилась, не угодно ли ему будет прийти. «Если бы я смел надеяться, мадам,— отвечал он,— что Вы согласитесь танцевать только со мной».

После бала она не могла думать ни о ком, кроме Казановы. Он, казалось, предвосхищал ее желания — был необыкновенно мил и в то же время решителен. Несколько дней спустя он обедал у них. Когда обед подошел к концу, супруг удалился на отдых, а хозяйка предложила гостю осмотреть дом. Из своего будуара она указала ему часовню, расположенную в крыле дома, совсем рядом с ее окном. Конечно же, Казанова — словно он прочел ее мысли — наутро явился в часовню на мессу, а вечером того же дня, встретив ее в театре, упомянул, что заметил дверь, которая не иначе как ведет в ее спальню. Она рассмеялась, притворившись удивленной. Невиннейшим тоном он сообщил, что нашел способ спрятаться завтра в часовне,— она, не долго думая, шепнула в ответ, что навестит его там, когда все в доме лягут спать.

Итак, Казанова спрятался в крошечной исповедальне в часовне и ожидал там целый день и весь вечер. Там бегали крысы, ему даже не на что было прилечь, но, когда поздно ночью появилась наконец жена бургомистра, он не стал сетовать, а тихо проследовал за ней в ее комнату. Они встречались на протяжении многих дней: казалось, существование обрело наконец смысл. Приключение было опасным и таким романтичным! Она оставляла еду, книги и свечи, чтобы скрасить возлюбленному долгие, томительные часы ожидания в часовне; ей казалось, правда, что грешно использовать святое место для подобной цели, но это придавало всему дополнительную остроту. Однажды, однако, ей пришлось отправиться в поездку с супругом. А когда она вернулась, Казановы не было, он исчез столь же стремительно и изящно, как и появился.

Спустя несколько лет в Лондоне другая молодая женщина по имени Полина обратила внимание на объявление в местной газете. Джентльмен желал сдать часть дома, причем непременно даме. Полина была благородного происхождения, родом из Португалии. В Лондон она сбежала со своим возлюбленным, да только он был принужден вернуться домой, так что ей пришлось остаться одной на неопределенный срок, дожидаясь того времени, когда они снова смогут быть вместе. Словом, она осталась одна-одинешенька в чужой стране, почти без денег, подавленная всеми этими тягостными обстоятельствами, а ведь она из хорошей семьи, для такой ли судьбы ее растили и воспитывали? Она решила ответить на объявление.

Джентльменом, давшим объявление, оказался Казанова, и каким джентльменом! Он предложил ей прекрасную комнату за весьма низкую плату, просил он лишь о том, чтобы время от времени она составляла ему компанию. Полина переехала. Они играли в шахматы, совершали прогулки верхом, спорили о литературе. Он был так безукоризненно воспитан, так вежлив и щедр! Для серьезной и возвышенной девушки дружба с ним постепенно превращалась в потребность: с этим человеком она могла говорить часами. Однажды Казанова — в тот день он был сам не свой, взволнован, возбужден — признался ей в любви. Вскоре ей предстояло возвращение в Португалию к возлюбленному, и она не была настроена на подобные объяснения. Поэтому она не стала выслушивать его излияний, а вместо этого посоветовала ему отправиться на конную прогулку, чтобы успокоиться и охладить свой пыл.

Вечером ей сообщили новость: Казанова упал с лошади. Чувствуя себя виноватой в происшедшем, она поспешила к нему и, обнаружив его лежащим в постели, бросилась в его объятия, не в силах сдерживаться. Они стали любовниками той же ночью и оставались ими до конца ее пребывания в Лондоне. Однако, когда подошло время отъезда в Португалию, он не пытался ее удержать, напротив, он утешал ее, убеждая, что они послужили друг для друга прекрасным временным противоядием от одиночества и что могут остаться друзьями до конца жизни.

Еще несколькими годами позже в маленьком испанском городке юная прекрасная девушка, которую звали Игнасия, выходила из церкви после исповеди. К ней подошел Казанова. Провожая ее до дома, он объяснил, что страстно любит испанский танец фанданго, и пригласил ее на бал, который должен был состояться завтра. Он так выгодно отличался от всех мужчин в городке, таких скучных, пресных и неуклюжих, что ей смертельно захотелось пойти. Ее родители были против, но она убедила мать сопровождать ее в качестве дуэньи. После незабываемого вечера (для иностранца он танцевал фанданго просто изумительно) Казанова признался, что страстно влюблен в нее. Она отвечала (правда, в голосе ее ясно слышалась грусть), что у нее уже есть суженый. Казанова не стал торопить события, однако день за днем продолжал приглашать Игнасию то на бал, то на бой быков. Однажды он представил ей свою подругу, герцогиню. Та отчаянно флиртовала с Казановой, и Игнасия испытывала отчаянную ревность. К этому времени она уже отдавала себе отчет в том, что влюблена в Казанову, хотя чувство долга и религиозные устои, в которых она была воспитана, заставляли ее скрывать это чувство от самой себя.

После нескольких дней мучительных колебаний Игнасия приблизилась к Казанове и тронула его за его руку. «Мой исповедник пытался вынудить у меня клятву никогда не оставаться с вами наедине,— произнесла она,— но я не смогла пообещать этого, и тогда он отказался отпустить мне грехи. Со мной такое случилось впервые в жизни. Что ж, я предаю себя на волю Господа. Я решилась: пока Вы здесь, можете делать все, что хотите. Когда, мне на горе, вы покинете Испанию, я подыщу другого исповедника. Я больна Вами, но это в конце концов не более чем прихоть: безумие, рано или поздно это пройдет».
Казанова был, пожалуй, самым удачливым обольстителем в истории человечества — редкая женщина могла устоять перед его чарами. Метод был прост: познакомившись с женщиной, он изучал ее как можно ближе, устанавливал, чего ей недостает в жизни, и давал ей это. Он становился для нее Идеальным Возлюбленным. Скучающей жене бургомистра не хватало приключений и романтики, она нуждалась в том, кто пожертвует временем и комфортом ради того, чтобы обладать ею. Полина испытывала потребность в дружбе, возвышенных идеалах, глубоких разговорах, ей был нужен мужчина благородный и великодушный. Игнасии недоставало страдания и мук. Ее жизнь была слишком беспечной, чтобы почувствовать себя по-настоящему живой, чтобы действительно было в чем исповедаться и покаяться, девушке требовалось сначала согрешить. В каждом случае Казанова подстраивался под идеалы женщины, претворял ее фантазии в жизнь. Когда же она подпадала под его чары, достаточно было последнего толчка, небольшой уловки, чтобы окончательно скрепить их отношения (день, проведенный среди крыс, подстроенное падение с лошади, флирт с мнимой соперницей, вызвавший ревность Игнасии).

В современном мире Идеальные Возлюбленные редки, поскольку эта роль требует усилий. Приходится всерьез сосредоточиться на другом человеке, вникнуть в то, чего ему, точнее ей, недостает, в чем она разочарована. Окружающие часто выдают свои секреты жестами, интонациями голоса, взглядами — надо лишь присмотреться. Поняв, чего им не хватает, вы сможете стать их идеалом.

Чтобы добиться такого эффекта, необходимо терпение и внимание к мелочам. Большинство людей настолько поглощены своими собственными проблемами, настолько нетерпеливы, что роль Идеальных Возлюбленных им не по зубам. Пусть же для вас это станет источником безграничных возможностей. Будьте оазисом в пустыне эгоистов: мало кто устоит перед искушением последовать за тем, кто точно настроен на то, чтобы осуществить их сокровенные желания и сделать явью их мечты. И, как это было с Казановой, слава о том, как вы внимательны, какое наслаждение общаться с вами, будет опережать вас, облегчая для вас каждое последующее обольщение.
Совершенствование и улучшение всевозможных наслаждений всегда было для меня основой жизни. Сознавая же, что я, собственно, задуман и создан для того, чтобы угождать прекрасному полу, я прилагал все усилия, чтобы стать для них возможно более приятным.

Казанова

Идеал красоты
В 1730 году когда Жанне Пуассон едва исполнилось девять лет, гадалка предсказала ей, что она станет фавориткой Людовика XV. Предсказание казалось просто нелепым, учитывая, что Жанна происходила из простого сословия, а традиция, уходящая корнями в века, предписывала королевским фавориткам быть избранными непременно из среды аристократии. В довершение всех бед отец Жанны был беспутным повесой, а ее мать — куртизанкой.

К счастью для Жанны, один из любовников ее матери, человек с громадным состоянием, привязался к миловидной девочке и оплатил ее образование. Жанна научилась петь, играть на клавикордах, ездить верхом (она была незаурядной наездницей), а также играть на сцене и танцевать; познания ее в литературе и истории были не менее глубоки, чем у юноши хорошего рода. Драматург Кребийон обучил ее искусству вести беседу. Но главное — Жанна удалась настоящей красавицей, была грациозна, изящна и отличалась к тому же незаурядным обаянием. В 1741 году она вышла замуж за мелкого дворянина. Известная теперь как мадам д'Этьоль, она смогла осуществить свой честолюбивый замысел: открыла литературный салон. Знаменитые писатели и философы того времени зачастили в салон, так как были очарованы его прелестной хозяйкой. Одним из завсегдатаев стал Вольтер, эту дружбу они сохранили на всю жизнь.

Но, даже добившись такого успеха, Жанна продолжала помнить предсказание гадалки и верить, что наступит день, когда она завоюет сердце короля. Судьбе угодно было распорядиться так, что одно из имений супруга Жанны граничило с любимыми охотничьими угодьями Людовика. Она любила наблюдать за ним из-за изгороди, а то и находила способ случайно оказаться на его пути, причем всякий раз ее наряды были элегантны и красивы, чтобы не сказать соблазнительны. Вскоре король, приметив ее, стал посылать ей в подарок охотничьи трофеи. Когда в 1744 году скончалась его официальная фаворитка, каждая придворная красавица мечтала о том, чтобы занять освободившееся место, но король проводил все больше и больше времени в обществе мадам д'Этьоль, околдованный ее красотой и шармом. Каково же было изумление всего двора, когда в тот же год он назвал эту простолюдинку своей официальной фавориткой, пожаловав ей дворянство и титул маркизы де Помпадур.

Король славился своей страстью к новизне: любовница могла очаровать его своей прелестью, но затем так же быстро наскучивала, и он искал новых ощущений. После того как прошел первый шок от того, что он остановил свой выбор на Жанне Пуассон, придворные рассудили, что увлечение короля не должно затянуться надолго — он избрал ее лишь потому, что ему в новинку фаворитка из простых. Они и не догадывались, что по замыслу Жанны это был первый шаг и обольщение короля только начиналось.

Время шло, король навещал фаворитку все чаще и чаще. Когда он поднимался по потайной лестнице в Версальском дворце, ведущей из королевских покоев в ее опочивальню, голова у него шла кругом от предвкушения утонченных удовольствий, ожидающих его там, наверху. Прежде всего в комнате всегда было тепло, а воздух был напоен чудными ароматами. Затем наступал черед услады для глаз: каждый раз на мадам де Помпадур были новые наряды, всегда элегантные, необычные, удивительные. Она любила красивые вещи — тонкий фарфор, китайские веера, золотые цветочные горшки,— и всякий раз, когда король бывал у нее, он находил что-то новое, радующее глаз. Держалась она всегда легко, беззаботно, никогда не подавала виду, если и бывала чем-то огорчена или обижена. Всё здесь служило удовольствию. Таковы был и ее разговоры: король, надо заметить, просто не умел подолгу болтать или смеяться с женщинами, маркиза, однако, была способна искуснейшим образом поддержать разговор на любую тему. Ну, а если беседа переставала забавлять короля, она садилась к пианино, наигрывала и пела — голос ее был приятен для слуха.

Стоило королю выказать признаки усталости или загрустить, у маркизы был наготове свежий план, например постройка нового летнего дворца. Ему приходилось руководить архитекторами, вникать в разбивку садов и цветников, заниматься украшением дворца. В Версале мадам де Помпадур взяла на себя заботу о дворцовых увеселениях, приказала построить театр, где под ее руководством давали еженедельные представления. Актеров отбирали из придворных, но главные женские роли всегда играла сама мадам де Помпадур, которая и впрямь была прекрасной актрисой. Короля охватила страсть к театру, он с нетерпением ожидал каждого спектакля. Этот интерес повлек за собой все возрастающие денежные вложения — вначале в искусство, а затем и в философию и литературу. Король, которого до того интересовали лишь охота да карточная игра, проводил все меньше времени со своими друзьями-мужчинами, превращаясь в настоящего покровителя искусств. И в самом деле, его правление — неповторимая эпоха с присущим ей особым художественным стилем, получившим известность под его именем, «Людовик XV», и на равных соперничающим со стилем, созданным при его знаменитом предшественнике Людовике XIV.

Шли годы, а Людовику — вы подумайте! — все не надоедала его фаворитка. Он пожаловал ей титул герцогини, а ее власть и влияние на него все возрастали, распространяясь уже не только на искусство, но и на политику. На протяжении двадцати лет мадам де Помпадур властвовала при дворе и в сердце короля, до самой своей безвременной смерти, настигшей ее в 1764 году, когда ей было всего сорок три года.
Людовик XV страдал от сильнейшего комплекса неполноценности. Потомок самого могущественного монарха в истории Франции, Людовика XIV, он был прекрасно образован и подготовлен к правлению — и все же, кто бы в данном случае уверенно чувствовал себя в роли преемника? Он даже не делал попыток угнаться за прославленным предшественником и отдавался безудержным утехам и радостям плоти. Все это в итоге определило то, как его воспринимали окружающие. Всем было известно: влиять на этого короля можно, обращаясь к самым низменным сторонам его натуры.

Мадам де Помпадур, гениальная обольстительница, поняла, что внутри Людовика кроется незаурядная личность, которая жаждет вырваться наружу. Что же до его склонности к молодым хорошеньким женщинам, то за ней скрывалось томление по иной, куда более долговечной красоте. Ее первым шагом было излечить его от непрерывных приступов хандры. Королям так просто заскучать: всё, что они желают, мгновенно исполняется, а довольствоваться тем, что имеют, научаются лишь немногие. Маркиза де Помпадур превосходно справилась с этим, облекая в плоть и кровь всевозможные фантазии и добиваясь того, чтобы Людовик постоянно пребывал в ожидании чего-то нового и неизвестного. Она обладала многими талантами и умениями и, что не менее важно, так искусно их применяла, что ей удавалось создать и поддерживать впечатление своей неисчерпаемости. Приучив вначале короля к утонченным удовольствиям, она обратилась к тем разрушенным и попранным идеалам, что таились в глубине его души,— в том зеркале, которое она поднесла к его глазам, отразилось его основное чаяние: он хотел стать великим, а во Франции это подразумевало в первую очередь главенствующую роль в культуре. Прежние бесчисленные фаворитки способны были лишь на то, чтобы удовлетворить плотские вожделения. В мадам де Помпадур он нашел ту, которая помогла ему ощутить собственное величие. Других фавориток было так легко заменить, найти же вторую мадам де Помпадур было невозможно.

Многие люди внутренне ощущают себя более значительными, чем показывают миру. Их переполняют неосуществленные замыслы, они могли бы стать художниками, мыслителями, вождями, духовными лидерами, но мир сломил их, не дав возможности проявить таланты. В этом заключается ключ к их обольщению, причем такому, которое можно поддерживать в течение весьма долгого времени. Идеальные Возлюбленные умеют пользоваться этим видом магии. Взывая исключительно к чувственности людей по примеру многих обольстителей-дилетантов, вы только заслужите презрение за то, что играете на их низменных инстинктах. Но обратитесь к скрытым, лучшим сторонам человеческой натуры — и люди даже не заметят, что их обманывают. Помогите им почувствовать себя возвышенными, благородными, одухотворенными — и ваша власть над ними будет безграничной.
Любовь высвечивает благородные и скрытые качества возлюбленного, его редкостные и исключительные черты; это, однако, с равной вероятностью может оказаться и обманом, и истинной его сутью.

Фридрих Ницше

Ключи к портрету

Идеал может быть погребен под многочисленными разочарованиями, но не исчезает, а поблескивает где-то в глубине в ожидании момента, когда сможет засверкать в полную силу. Если нам кажется, что мы встретили человека, наделенного этими идеальными качествами или способного возродить их в нас, мы влюбляемся. Это и есть реакция на появление Идеальных Возлюбленных. Тонко настроившись на то, чего вам или в вас недостает, они отражают ваш идеал, а остальное вы делаете сами, проецируя на них свои затаенные желания и чаяния. Ни о Казанове, ни о мадам де Помпадур нельзя сказать, что они хитростью втягивали свои жертвы в сексуальные интрижки. Ни в коем случае — они добивались большего: заставляли полюбить себя.

Для тех, кто решится следовать путем Идеального Возлюбленного, важны внимание и наблюдательность. Игнорируйте слова и осознанные поступки своей жертвы, сосредоточьтесь на интонациях голоса, вспыхнувшем румянце, брошенном украдкой взгляде — эти знаки откроют вам то, чего не скажут слова. Часто жажда идеала проявляется как его противоположность. Людовик XV производил впечатление повесы, которого ничто не интересовало, кроме охоты на оленей да на молоденьких девушек, но за этим на самом деле скрывались глубокое разочарование и недовольство собой, в глубине души он стремился проявить свои лучшие, благородные качества.

Теперь как нельзя более благоприятное время для появления на сцене Идеальных Возлюбленных. Общество, в котором мы живем, требует, чтобы все и вся выглядели возвышенными, благопристойными, исполненными лучших намерений. Скажем, власть — запретнейшая тема, касаться которой просто недопустимо: да, мы все постоянно сталкиваемся с нею в повседневной реальности, но в ней нет никакого благородства, самопожертвования, духовности, наконец. Идеальные Возлюбленные помогают нам почувствовать себя облагороженными, они придают чувственности и сексуальности одухотворенную или эстетичную окраску. Подобно всем обольстителям, они заигрывают с властью, но прячут свои манипуляции под фасадом идеала. Мало кому удается разоблачить их, и такое обольщение длится дольше других.

Некоторые человеческие идеалы напоминают архетипы Юнга — они прослеживаются от самых истоков человеческой культуры и воздействуют на очень глубинном, почти подсознательном уровне. Один их таких примеров — мечта о благородном рыцаре без страха и упрека. В средневековой любовной традиции трубадур/рыцарь выбирал себе даму, почти всегда замужнюю, и служил ей как верный вассал. Он был готов ради нее на всяческие испытания, предпринимал во славу ее имени опасные путешествия и претерпевал ужасные страдания, чтобы доказать свою любовь. (Испытания могли включать даже телесные увечья — вырывание ногтей, отсечение уха и проч.) Рыцарь также слагал стихи и песни о своей прекрасной возлюбленной, поскольку в те времена нечего было и думать покорить даму, не предъявив ей эстетических или духовных достоинств. Определяющим для этого архетипа является чувство полной и беззаветной преданности. Мужчина, способный не допустить вторжения низменных материй — войны, славы, денег и пр.— в любовную фантазию, добьется безграничной власти. Роль трубадура идеальна, ведь редко встретишь человека, который не ставил бы на первое место себя самого и свои интересы. Привлечь к себе внимание такого мужчины невероятно лестно для всякой женщины.

В Осаке восемнадцатого века некто Низан пригласил на прогулку куртизанку, имя которой было Роса; предварительно он обрызгал водой кустики клевера, что росли вдоль дорожки, так что казалось, будто на них блестят капельки утренней росы. Девушку тронул этот восхитительный вид. «Слышала я,— сказала она,— что олени в пору любви имеют обыкновение нежиться, валяясь на кустиках клевера. Хотелось бы мне увидать такое!» Низан принял услышанное к сведению. В тот же день он приказал разобрать одну из стен ее дома и посадить десятки кустиков клевера прямо перед ее спальней. К вечеру крестьяне по его приказанию поймали в горах пару диких оленей и доставили их к дому. Проснувшись наутро, дама увидела перед собой ту сцену, о которой упомянула накануне. Она была взволнованна и растроганна, он же приказал увести оленей, убрать растения и восстановить разрушенное жилище в прежнем виде.

Воплощением Идеального Возлюбленного в двадцатые годы прошлого столетия был Рудольфо Валентино — или, по крайней мере, тот образ, который он создал в своих фильмах. Что бы он ни делал, его подарки, цветы, то, как он танцевал, его манера протягивать женщине руку — все говорило об исключительном внимании к деталям, которые подчеркивали, насколько он поглощен мыслями о своей любимой. Образ, созданный им, был образом мужчины, не жалеющего времени на ухаживание, превращающего его в особый эстетический опыт. Мужчины ненавидели Валентино, так как женщины отныне требовали, чтобы они соответствовали этому образцу терпения и внимательности. Ибо ничто так не привлекает женщину, как терпение и внимание к ее прихотям и капризам. Благодаря этому можно добиться, что любая интрижка станет походить на возвышенную и красивую историю любви. Могущество Валентино, особенно в наши дни, заключается в том, что подобные ему кавалеры встречаются крайне редко. Искусство играть на возвышенных идеалах женщин почти утрачено, и это придает ему особенную притягательность.

Если рыцарь веками остается Идеальным Возлюбленным для женщин, то мужчины склонны идеализировать собирательный образ мадонны/блудницы — женщины, сочетающей чувственность с одухотворенностью и невинностью, хотя бы напускной. Вспомним прославленных куртизанок итальянского Возрождения, таких как Туллия д'Арагона. По сути дела, она была не кем иным, как проституткой, как и все куртизанки, но сумела замаскировать свою социальную роль, создав себе репутацию поэтессы, покровительницы искусств и философов. Таких, как Туллия, было принято тогда называть честными куртизанками. Честные куртизанки посещали церковь, однако причины этого были донельзя циничными: все объяснялось тем, что их присутствие на мессе волновало мужчин. Жилища их представляли собой дворцы наслаждений, но особую прелесть им придавали произведения искусства и полки, тесно уставленные книгами — томами Петрарки и Данте. Мужчина мечтал о том, чтобы разделить ложе с женщиной страстной, искушенной, но наделенной наряду с этим идеальными качествами его матери, а также духовным богатством и интеллектом художника. Если обычная проститутка вызывает одновременно и желание, и гадливость, то честная куртизанка превращает занятия сексом в нечто возвышенное и даже невинное, словно все происходит в Эдемском саду. Такие женщины обладают невероятной властью над мужчинами. По сей день они остаются идеалом для многих, хотя бы потому, что общение с ними сулит такое богатство и разнообразие ощущений. Ключ — в их двойственности, в сочетании очевидной восприимчивости к плотским радостям с невинным, одухотворенным видом, чувствительностью и поэтичностью. Смесь низкого и возвышенного куда как обольстительна.

Развитие образа Идеального Возлюбленного имеет безграничные возможности, далеко не всегда связанные с эротической сферой. В политике, например, Талейран, по существу, играл роль Идеального Возлюбленного Наполеона. Человек аристократичный, обходительный с дамами — словом, наделенный качествами, отсутствующими у самого Наполеона, он стал для того идеалом и министра, и друга. В 1798 году Талейран, занимавший тогда пост министра иностранных дел Франции, устроил праздник в честь Наполеона после одной из славных военных побед, одержанных полководцем в Италии. До самой смерти Наполеон вспоминал этот бал как самый лучший из всех, на которых ему приходилось бывать. Талейран не побоялся грубой лести, приказав расставить вокруг дома бюсты римских богов и героев и ведя с Наполеоном беседу о возрождении имперского величия древнего Рима. В глазах полководца вспыхнул огонек интереса — и что же, спустя несколько лет Наполеон присвоил себе титул императора, а положение Талейрана после этого еще более упрочилось. Ключом Талейрана к власти оказалось умение разгадать потаенный идеал Наполеона: его мечту стать властителем, диктатором. Талейран просто помог Наполеону понять, что это возможно и осуществимо. Люди, как правило, не могут противиться сладким нашептываниям, которые тешат их самолюбие, ведь эта слабость свойственна почти каждому. Намекните им на что-то вдохновляющее, позвольте заметить, что видите в них какой-то нереализованный потенциал и верите, что их ждет великое будущее,— и очень скоро они будут есть у вас из рук.

Если Идеальные Возлюбленные мастерски обольщают людей, обращаясь к возвышенным представлениям, утраченным детским и юношеским идеалам, то политики благополучно применяют тот же принцип в массовом масштабе, например, по отношению к электорату. Именно это проделывал Джон Ф. Кеннеди с американцами, самым откровенным образом создавая вокруг себя ауру «Камелота». Само слово «Камелот» по отношению к президентскому правлению Кеннеди стали употреблять только после его смерти, однако он вполне осознанно создавал романтический имидж, делая упор на свою молодость и внешнюю привлекательность, и этот образ работал в полную силу до самого конца. Он вел и более тонкую игру, апеллируя к характерным для Америки образам величия и утраченных идеалов. Для многих американцев было очевидно, что с обретением благосостояния и комфорта в конце 1950-х страной было утеряно что-то очень важное: сытое благополучие и конформизм разрушали свойственный Америке дух бесстрашных первопроходцев. Кеннеди апеллировал к этим утраченным идеалам. Именно поэтому его программа социального реформирования получила название «Новые рубежи», вызывающее ассоциации не только с американскими пионерами, раздвигавшими границы своей страны, но и с освоением космического пространства. Врожденная тяга американцев к приключениям как бы получала здесь выход, пусть даже почти символический. За этим последовали призывы к созданию новых общественных институтов, таких как Корпус мира. Таким образом Кеннеди удалось возродить объединяющее нацию чувство выполнения общей миссии, исчезнувшее было в Америке за годы после Второй мировой войны. Его фигура вызвала бурный эмоциональный отклик, прежде президентам редко удавалось добиться этого. Люди буквально влюблялись в него и его образ.

Политики-обольстители добиваются власти, обращаясь к прошлому нации и страны, вновь вытаскивая на поверхность некогда отвергнутые или забытые образы и идеалы. Им нужен только символ, реальное возрождение былой реальности их нисколько не интересует. Они довольствуются тем, чтобы разбудить добрые чувства и, следовательно, обеспечить себе высокий рейтинг.
Символ: Художник-портретист. Под его взглядом все ваши физические несовершенства исчезают. Он выявляет таящиеся в вас благородные качества, заключает вас в рамку мифа, изображает вас подобным божеству, наделяет бессмертием. А в награду за свою способность творить подобные иллюзии он наделяется колоссальной властью.

Возможные опасности

Сходные опасности грозят Идеальным Возлюбленным в политике. Спустя несколько лет после гибели Кеннеди череда разоблачений (его бесчисленные любовные похождения, крайне опасный стиль в дипломатии, приводивший к балансированию на грани войны, и т. д.) пошатнула сотворенный им миф. Идеализированный образ его, однако, не разрушился, хотя и слегка потускнел. Социологические исследования свидетельствуют. что в стране Кеннеди по-прежнему боготворят. Возможно, он представляет собой особый случай, поскольку убийство наделило его чертами мученика, жертвы, придав процессу идеализации его образа, и так уже идущему полным ходом, новую силу. Но он — далеко не единственный пример Идеального Возлюбленного, привлекательность которого способна устоять перед скандальными разоблачениями. По-видимому, дело здесь в том, что эти персонажи способны дать волю таким красочным фантазиям, а люди настолько изголодались по мифам и идеалам, которые они им предлагают, что товар идет нарасхват, и поэтому Идеальным Возлюбленным все легко прощают. И все же соблюдайте осторожность и не подпускайте людей слишком близко к себе, чтобы они не смогли рассмотреть ваши черты, далекие от идеала.