Глава 4. Исторический аспект анализа вокативного предложения – обращения

При инвариантности обращения как явления на различных этапах развития языка существовали определённые различия в его реализации в речи, что обусловлено эволюцией, как форм выражения обращения, так и изменениями, происходящими в речевом этикете в целом. Следует отметить, что формы обращения присутствовали в речи на протяжении всех периодов развития английского языка, что позволяет сделать вывод о важности данной категории, поскольку наиболее коммуникативно значимые элементы сохраняются на протяжении длительного времени [141, с. 254].

При диахроническом анализе, где акцент делается на изменениях языка и общества, обращение рассматривается как единица речевой коммуникации в процессе своего исторического развития. При этом под процессом понимается любой вид движения, модификации, трансформации, чередования или эволюции, т.е. любое изменение данного изучаемого объекта в течение определённого времени, будь то изменение его места в пространстве, либо модификация его количественных или качественных характеристик [169, с. 153]. Речевая коммуникация, рассматриваемая как процесс, протекающий во времени, находится в постоянной динамике, поскольку, согласно диахроническому подходу, на временной шкале любой промежуток содержит некоторые изменения. При этом каждый конкретный факт осуществления речевой коммуникации находится внутри определённого речевого пространства, ограниченного пространством рамочной конструкции диалога, имеющего место в данный момент речи, лимитированный присутствием адресанта и адресата, к которому направлено данное высказывание. Таким образом, отдельно взятый акт речевой коммуникации представляет собой условную единицу, совокупность которых включается в процесс эволюции и одновременно формирует его (Схема 34).

Схема 34. Процесс коммуникации в эволюции речи

Следует отметить, что изменчивость является диалектической противоположностью традиции, стабильности, поэтому при диахроническом анализе следует учитывать роль постоянных моментов и их важность для обеспечения понимания коммуникативного процесса. К относительно постоянным элементам можно причислить основы мышления человека, которое менее изменчиво во времени, чем язык. Разнообразие форм выражения мысли указывает не на разное мышление носителей языка, а только на разные представления, которые им свойственны. Типы мышления сравнительно стабильны, но формы их выражения бесконечно вариативны в пространстве и времени [106, с. 425] и приобретают специфические особенности реализации в отдельные исторические периоды.

В функционировании языка как саморегулирующейся системы, где действительность отражается через различное представление человека в речи, языке и мышлении, важную роль играют универсалии. В работе «Текстообразующие структуры языка и речи» И.Г. Кошевая приводит следующее определение данного понятия: «Универсалии (от лат. universale – всеобщий) – мыслительные категории, лежащие в основе структурно-семантической организации языка по трём уровням: «смысл (1 уровень)» - «система (2 уровень)» - «текст (3 уровень)» [62, с. 142]. Максимальная адекватность языка и мышления в речи обеспечивается через единство макромира универсалий (сознание) и микромира (язык). Общеязыковой характер универсалий (в нашем случае речь идёт об универсальном характере обращения, которое присутствует в речи носителей различных языков) даёт возможность людям независимо от конкретного языка, на котором они мыслят, в принципе идентично понимать действительность.

Обращение выступает в качестве модулятора коммуникативного пространства, являясь одновременно специфическим культурно и социально обусловленным способом взаимодействия адресанта и адресата и способом создания особого коммуникативного пространства внутри структуры речевой рамки диалога.

Коммуникативный процесс, как известно, основывается на взаимодействии говорящего и слушающего, которые становятся действующими лицами в рамках определённого диалогического пространства. Соответственно в процессе коммуникации подразумевается постоянный обмен репликами и постоянная взаимная смена позиции адресанта и адресата. Таким образом, при обращении к какому-либо адресату адресант рассчитывает на получение ответной реплики, т.е. речь идёт об адресате как об одушевлённом субъекте. Одушевлённость связана с возможностью субъекта перемещаться в пространстве, представляя собой источник активности, обладающий способностью двигаться. Категория одушевлённости – неодушевлённости отражает «разделение человеком окружающего мира на живое и неживое» [74, с. 342].

Следует отметить, что в качестве адресата высказывания в некоторых случаях могут выступать и неодушевлённые объекты. В таком случае говорящий наделяет объект, к которому обращается, качествами живого существа, т.е. неодушевлённый объект предстаёт, как потенциально обладающий способностью перейти в разряд одушевлённых, имеющий возможность использовать свою собственную энергию. Обращение, употреблённое по отношению к неодушевлённому объекту, переводит его в иную коммуникативную плоскость, приближая к одушевлённому субъекту. В таком случае реплика диалога, исходящая от адресанта, направлена на адресата, представленного неодушевлённым объектом, соответственно потенциальная реакция слушающего равна нулю. Таким образом, имеет место особый вид построения диалога, выступающего как способ односторонней организации мысли говорящего (Схема 35).

Например: Heald þu nu, hruse, nu hæleð ne moston, eorla æhte

«Земля! отныне храни драгоценности, в тебе добытые, коль скоро люди хранить не могут!» (Beowulf, 2247-2248) – в данной реплике владелец клада обращается к земле, олицетворяя её как будущую хранительницу сокровищ.

“May, with all thy flowres and thy greene,

Welcome be thou, faire freshe May,

In hope that I some greene gete may!” [183, c. 56] – обращение к месяцу маю.

В данных примерах потенциальная ответная реакция адресата на обращения является нулевой.

Подобное по структуре коммуникативное пространство, где ответная реплика адресата отсутствует, может создаваться при условии, если слушающий является одушевлённым субъектом, но в данный момент речи находится вне коммуникативного процесса, не принимает в нём участие. В этом случае обращение приобретает заочный характер (Схема 36). Такая структура может определяться как подобная рассматриваемой выше, но не более того, поскольку в ситуации отсутствия адресата ответная реакция является нулевой, но потенциально возможной.

Приведём пример обращения, имеющего заочный характер.

“…

O dere cosin Palamon,” quod he [183, с. 48] – заочный характер обращения, т.к. в данный момент адресат находится вне коммуникативного пространства (хотя в данном контексте Паламон присутствует, но Арсита не знает об этом), нет прямого контакта между говорящим и слушающим, соответственно обращение направлено на адресата, но не воспринято им.

Категория одушевлённости – неодушевлённости связана с категорией рода, поскольку исторически неодушевлённые объекты относятся к среднему роду («неодушевлённый род называется средним» [79, с. 205]), а одушевлённые субъекты разделяются на мужской и женский род («имена одушевлённого рода распределяются в свою очередь по мужскому и женскому роду» [79, с. 206]). Согласно теории А. Мейе трёхчленной родовой классификации предшествовала двучленная, т.е. средний род противостоял не мужскому и женскому как двум самостоятельным родам, а как единому целому, впоследствии распавшемуся на два отдельных рода. В «Философии грамматики» О. Есперсена отмечается, что в английском языке трудно провести чёткую границу между одушевлённым родом «he» или «she» и неодушевлённым «it». Местоимение «it» может быть употреблено по отношению к маленькому ребёнку или животному, если его пол неизвестен говорящему или если ребёнок или животное мало интересуют говорящего. С другой стороны, можно говорить о предметах, употребляя «he» или «she», подчёркивая особый интерес к ним [40, с. 222]. Таким образом, в определённой речевой ситуации обращение к неодушевлённому объекту представляется возможным, если адресант наделяет его качествами живого существа, отождествляет неодушевлённый объект с одушевлённым субъектом, но как уже отмечалось, такой тип коммуникации отмечен спецификой отсутствия обратной реакции со стороны адресата.

Анализ обращения как особого речевого явления затрагивает также категорию падежа, поскольку направленность на адресата может быть выражена морфологически, т.е. с помощью звательного падежа, выделяемого в некоторых языках. Например, звательный падеж существовал в латинском языке: «Disce, mī filī!» - «Учись, мой сын!» [143, с. 34]. В данном примере притяжательное местоимение «meus» имеет в звательном падеже единственного числа мужского рода форму «mī», а слово «filius» в звательном падеже единственного числа оканчивается на «ī». До настоящего времени звательный падеж сохранился, например, в украинском и белорусском языках: «друже» (от «друг»), «сынку» (от «сынок»), «Галю» (от «Галя»). Заимствованиями из старославянского являются формы звательного падежа такие как, например, «боже», «отче», «сыне», «княже», которые могут употребляться в современном русском языке для достижения определённой стилистической цели [143, с. 29].

В германских языках констатируется отсутствие звательного падежа как особой формы, его наличие отмечено только в формах единственного числа в готском языке, например, «sunus» (номинатив) – «sunau» (звательная форма). Среди других основ звательный падеж в готском языке представлен формой «qinon» («жена»). Проявления формы звательного падежа единственного числа в готском языке расценивается как «готская инновация» [112, с. 222]. Подобно другим германским языкам к моменту возникновения письменности в древнеанглийском языке не отмечается специально морфологически оформленных существительных в функции обращения, т.е. «номинатив функционирует также в качестве вокатива» [95, с. 252].

Обращение как речевое явление, имеет некоторые определяющие его характерные особенности независимо от отдельно взятого исторического периода. Прежде всего, в качестве инвариантных остаются значение направленности на адресата и значение времени, определяющие границы конкретного речевого пространства, т.е. на уровне корреляции обращение реализует универсальные задачи. На уровне коррективности набор языковых средств, имеющих потенциал к использованию в качестве обращения, претерпевает изменения в процессе эволюции, что связано с динамикой развития общества в целом. На третьем уровне пирамиды языковых абстракций, т.е. на уровне элективности, для реализации определённой интенции говорящий делает выбор в пользу той или иной речевой единицы под влиянием внешних факторов, среди которых важную роль играет исторический аспект с точки зрения правил речевого этикета, имеющих место в конкретный период времени.
§ 4.2. Формы обращения в формате диахронического подхода
За основу анализа исторического аспекта форм обращения мы принимаем разноуровневость языкового абстрагирования, рассматриваемую в ракурсе диахронического аспекта. Инвариантность обращения как явления сохраняется на глубинном или логико-мыслительном уровне, поскольку сама интенция использования обращения остаётся неизменной относительно любого временного периода, сохраняя значение направленности на адресата в определённый момент времени, включённый в речевую ситуацию. На поверхностном уровне, который охватывает инвентарь лексических единиц, способных воплотить обращение в речи, а также конкретные речевые эпизоды, где говорящий реализует интенцию обращения при ведущей роли категории тождества, соответствия формы и содержания мысли, передаваемой слушающему, формы обращения варьируются в течение времени совместно с изменениями, происходящими внутри норм речевого этикета. Следовательно, особое внимание следует уделить особенностям вариативности форм обращения в определённый исторический период.

1. 
   Формы обращения в древнеанглийский период.
   

Me þin modsefa licað leng swa wel, leofa Beowulf. («А ещё по душе, милый Беовульф, мне твоё благомыслие») (Beowulf, 1853-1854).

Таким образом, форма обращения совпадала с именительным и винительным падежами. Например,

Hwæt, we þe þas sælac, sunu Healfdenes, leod Scyldinga, lustum brohton tires to tacne, þe þu her to locast. («Вот, гляди, тебе, сын Хальфдана, дань с морского дна, владыка Скильдингов, в знак победы сюда принесли мы!») (Beowulf, 1652-1654) - «sunu» - обращение;

Ic eom Esau, þin frum-cenneda sunu («Я – Исай, твой отважный сын») (Genesis 19) [пример заимствован см. Сорокина Е.А. Индоевропейские истоки обращения в древнерусском и древнеанглийском языках: Дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2001. С. 87] – «sunu» - форма именительного падежа;

…þā clypode he Esau, his yldran sunu («… он позвал Исая, своего старшего сына») (Genesis 1) [пример заимствован см. Сорокина Е.А. Индоевропейские истоки обращения в древнерусском и древнеанглийском языках: Дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2001. С. 87] – «sunu» - форма винительного падежа.

Б.А. Ильиш отмечает, что в древнеанглийский период «обращение выражается существительным или словосочетанием, обозначающим лицо, к которому обращена речь: sunu mīn, hlyste mīnre lāre «сын мой, послушай моего совета» ārīs, fæder mīn «встань отец мой»; iā, lēof, ic hit eom «да, дорогой, это я» [47. с. 144]. Анализ англо-саксонского эпоса «Беовульф» даёт подтверждение преобладанию подобных моделей форм обращения, формирующих набор возможных вариантов выражения обращения на уровне коррективности, следовательно, мы можем говорить об абсолютной продуктивности моделей обращения, формируемых на основе конкретизированной лексики при отсутствии альтернативы, представленной другими типами. Конкретизированный тип лексики представлен следующими вариантами:

- имена собственные:

Nu ic, Beowulf, þec, secg betsta, me for sunu wylle freogan on ferhþe; heald forð tela niwe sibbe. «Тебя же, Беовульф, из лучших избранный, в душе полюбил я, как чадо кровное, - и стал ты отныне мне сыном названым» (Beowulf, 946-949).

Gen is eall æt ðe lissa gelong; ic lyt hafo heafodmaga nefne, Hygelac, ðec. «…ибо счастья ищу лишь в твоей благосклонности: ты родня мне – один из немногих! – добрый мой Хигелак!» (Beowulf, 2149-2151).

No ðu him wearne geteoh ðinra gegncwida, glædman Hroðgar. «…не отказывай пришлым, слух преклони, благородный Хродгар» (Beowulf, 366-367). В данном примере имя собственное выступает в качестве ядра при вариативном остатке в конструкции с расширением в препозиции.³

- имена нарицательные:

Site nu to symle ond onsæl meoto, sigehreð secgum, swa þin sefa hwette. «Но время! – сядем за пир, и сердце тебе, воитель, подскажет слово» (Beowulf, 489-490).

Onfoh þissum fulle, freodrihten min, sinces brytta, þu on sælum wes, goldwine gumena, ond to Geatum spræc mildum wordum, swa sceal man don. «Господин мой, испей эту чашу, о даритель сокровищ, да возрадуешься ты, друг воинов!» (Beowulf, 1169-1172).

В некоторых случаях в качестве обращения используются конструкции с личным местоимением, которое выступает как дополнительный элемент отображения направленности на адресата и не составляет независимую модель обращения, являясь вспомогательным компонентом. Например,

Wæs þu, Hroðgar, hal. «Привет мой Хродгару!» (Beowulf, 407).

For gewyrhtum þu, wine min Beowulf, ond for arstafum usic sohtest. «К нам ты ныне явился, Беовульф, как друг и защитник, верный долгу» (Beowulf, 457-458).

…gyf þu ær þonne he, wine Scildinga, worold oflætest… «коль скоро прежде, чем он, о Скильдинг, ты жизнь покинешь…» (Beowulf, 1182-1183).

Личное местоимение также присутствует в качестве ядерного компонента внутри расширенной конструкции:

Nu ge feorbuend, mereliðende, mine gehyrað anfealdne geþoht: ofost is selest to gecyðanne hwanan eowre cyme syndon. («Вы, чужеземцы, морские странники, поторопитесь! – я жду ответа, я должен сведать, откуда вы и зачем явились!») (Beowulf, 254-257).

При этом не было выявлено примеров, где прономинальная форма могла бы выступать независимо, а не в качестве составляющей части модели с расширением.

В целом интенция употребления обращений в данном произведении имеет положительный или нейтральный характер, поскольку не было выявлено форм, включающих направительную информацию с негативным оттенком. На уровне элективности формы обращения тесно связаны с речевой ситуацией, внутри которой развивается речевое пространство диалога, что обусловливает специфичность выбора формы для каждого конкретного случая. Отбор форм обращения происходит в условиях, определяемых речевой ситуацией и интенцией говорящего, направленной на выражение того или иного смысла для отдельно взятого высказывания. На материале эпоса «Беовульф» мы можем выделить следующие группы обращения:

- употребление форм обращения, отображающие фактор социального положения. Например:

Wulfgar  Hroðgar

Hy benan synt þæt hie, þeoden min, wið þe moton wordum wrixlan. No ðu him wearne geteoh ðinra gegncwida, glædman Hroðgar. «… просят они, повелитель, выслушать слово, с которым к тебе спешили; о господин, не отказывай пришлым, слух преклони, благородный Хродгар» (Beowulf, 364-367).

Beowulf  Hroðgar

Wæs þu, Hroðgar, hal. … þeoden Hroðgar… brego Beorhtdena … eodor Scyldinga … wigendra hleo, freowine folca … «Привет мой Хродгару! … о Хродгар … владыка блистательных данов, опора Скильдингов, щит народа … о друг воителей…» (Beowulf, 407-430).

В таком случае речь идёт о взаимодействии говорящего и слушающего в вертикальной плоскости речевого взаимодействия от нижестоящего по статусу к имеющему более высокий статус.

В тексте «Беовульфа» имеются также примеры обращения от вышестоящему к нижестоящему по социальному статусу.

Hroðgar Beowulf

For gewyrhtum þu, wine min Beowulf, ond for arstafum usic sohtest «К нам ты ныне явился, Беовульф, как друг и защитник, верный долгу» (Beowulf, 457-458).

Hygelac  Beowulf

Hu lomp eow on lade, leofa Beowulf, þa ðu færinga feorr gehogodest sæcce secean ofer sealt wæter, hilde to Hiorote? «Ты покинул нас, родич Беовульф, обуянный желанием испытать себя за солёными хлябями битвой в Хеороте, - что же было потом?» (Beowulf, 1987-1990).

Для иллюстрации горизонтальной плоскости речевого взаимодействия можно привести следующий пример:

Beowulf Unferð

… wine min Unferð, … sunu Ecglafes … «… друг мой Унферт …сын Эгглафа» (Beowulf, 530, 590).

- употребление форм обращения, связанное с фактором опознания, степени знакомства. Например, обращение к незнакомым адресатам выражено с помощью следующей формы:

Nu ge feorbuend, mereliðende, ... «Вы, чужеземцы, морские странники, …» (Beowulf, 254-257).

- употребление форм обращения, иллюстрирующее фактор гендерности.

Wealhþeo  Hroðgar

Onfoh þissum fulle, freodrihten min, sinces brytta, þu on sælum wes, goldwine gumena, ond to Geatum spræc mildum wordum … wine Scildinga… «Господин мой, испей эту чашу, о даритель сокровищ, да возрадуешься ты, друг воинов! Слово доброе молви гаутам… о Скильдинг…» (Beowulf, 1169-1172, 1183).

Следует отметить, что на материале эпоса «Беовульф» не было выделено примеров обращения к женщине.

Итак, из проведённого анализа можно сделать вывод, что для древнеанглийского периода характерна реализация обращения с помощью модели, включающей имя существительное. Другие варианты моделей, например, употребление личного местоимения в качестве обращения, выступают, как правило, только в составных конструкциях совместно с именем существительным. На уровне элективности наиболее распространённым фактором отбора формы может считаться фактор статуса, который определяет возможность употребления формы обращения, согласно принятым нормам речевого этикета для данного периода.

2. 
   Формы обращения в среднеанглийский период.
   

«There was also a nun, a Prioresse,

…

And French she spak full fair and fetisly,

For French of Paris was to hir unknowe» (G. Chaucer, The Canterbury Tales, Prologue, с. 8 (118 - 126)).

Считается, что английский заменил французский, как родной язык представителей знати в течение второй половины XII века или в любом случае замена произошла в продолжение следующего столетия [160, с. 160].

В качестве примеров, характеризующих рассматриваемый период, Б.А. Ильиш приводит следующие примеры обращений: «”herkneth to me, gode men, wiues, maydnes, and alle men, of a tale, þat ich you wile telle” – «слушайте меня, добрые люди, жёны, девушки и все люди, (слушайте) рассказ, который я вам расскажу»; “þe child seyd: «Justise, held þi mouþe” - «мальчик сказал: «Судья, помалкивай»» [47, с. 262]. В первом примере имеет место распространённая форма обращения, состоящая из нескольких форм, употребляемых друг за другом, обращённая к группе перечисляемых адресатов, принимающих участие в процессе коммуникации. Во втором примере форма обращения направлена к адресату, у которого акцентируется его профессиональное положение.

За основу анализа данного периода принята поэма Дж. Чосера «Кентерберийские рассказы». Как известно, это произведение является одним из первых литературных памятников на общеанглийском языке, базирующемся на позднесреднеанглийском диалекте Лондона, который является основой единого литературного языка Англии. Для данного периода характерно отсутствие единой языковой нормы при существовании традиции, что не отрицало возможности наличия вариативности.

На уровне коррективности формы обращения представлены различными вариантами:

- имена собственные:

“Now John,” quod Nicholas, “I wol not lie:…” (с. 117 (327));

This John answered, “Alain, avise thee!

The miller is a perilous man,” he saide…(с. 138 (268-269));

Than wol I clepe, “How, Alison? How, John?

Be murry, for the flood wol pass anon!” (с. 118-119 (391, 392));

… “O my Daun John, …” (с. 147 (158-159)). В данном примере имя собственное выступает в качестве ядерного элемента составной конструкции вокативного предложения-обращения, сопровождаемое междометием “O”, местоимением “my” и обозначением социального положения адресата “Daun”, которое имеет происхождение от старофранцузского “don” – форма обращения к членам религиозного ордена (Online Etymology Dictionary).

- имена нарицательные:

And saide thus: “Now, lordings, trewely,…” (с. 32 (761)). В переводе на русский язык «Друзья почтенные и господа»;

“Now, sires,’ quod this Osewold the Reeve…(с. 129 (55)) - «Друзья».

Приведём ещё пример имени нарицательного, реализованного в речи в качестве обращения:

This Palamon answered and said again,

“Cosin, forsooth, of this opinioun

Thou hast a vain imaginacioun. …” (с. 44 (234 – 236));

- имена, возникшие на основе метафорического переноса:

“…My faire brid, my sweete cinnamome? …” (с. 122 (513)) – пример формы обращения с включением положительной добавочной информации по отношению к адресату.

He said: “Thou John, thou swines-heed, awak, …” (с. 140 (342)) - форма обращения с включением негативной добавочной информации.

- прономинальные формы обращения:

“…While that thou, Robin, hevest up the doore …” - обращение плотника к слуге. В данном примере прономинальная форма не является независимой конструкцией, но выступает как вспомогательная часть обращения, указывающая на статусное положение адресата по отношению к адресанту.

…And ye, sir Clerk,…. (с. 34 (840)) – «господин студент».

Как и в предыдущий период, модель обращения включает прономинальную форму, как составляющую часть конструкции, но не в качестве независимой формы.

На уровне элективности в формах обращения отражена интенция говорящего для отдельно взятой речевой ситуации, что присуще обращению как явлению независимо от исторического периода. Например:

“Lordings,” quod he,…” (с. 33 (788)) – «Друзья». “Lordings” – форма обращения, приравниваемая в данный период к форме “Lords”, но впоследствии получившая в основном уничижительную окраску и затем полностью вышедшая из употребления [168, с. 1636]. Форма “Lord” также присутствует в тексте произведения:

She saide: “Lord to whom Fortune hath yiven

Nought greveth us your glory and your honour,

But we biseeken mercy and succour:

Have mercy on our woe and our distresse! …” (с. 38-39 (57-61)). В отличие от предыдущего примера, употребление данной формы сопровождается экспрессивной нагрузкой, выражаемой говорящим, поскольку здесь речь идёт о мольбе о помощи.

Для следующего примера интенция адресанта также является ключевым фактором для построения модели обращения:

…

bot for þe los of þe lede is lyft vp so hyƷe

«Но слухи о тебе разнеслись высоко, милорд, редка репутация твоих рыцарей, твои владения (города) и твоё войско известно как самое лучшее».

Для данной речевой ситуации характерно употребление формы обращения, адресатом которого является король, с фоновым использованием прономинальных форм единственного числа “þe”, “ þy”, что не соответствует нормам речевого этикета данного периода, поскольку согласно средневековому этикету при обращении к королевской особе следовало употреблять форму множественного числа. В данном случае такая форма имеет определённую интенцию со стороны адресанта, а именно желание вызвать у адресата негативное восприятие высказывания, т.к. говорящий ставит перед собой цель помериться силами с королем, слава которого распространяется далеко за пределами королевства.

Для анализируемого периода можно выделить следующие особенности функционирования обращения на уровне элективности:

- употребление форм обращения, отображающие фактор социального положения. Для данной группы характерно употребление составных форм обращения, включающих одновременное присутствие элементов, указывающих на социальный статус и на род занятий адресата, например:

“Sir Knight,” quod he, “my maister and my lord, …” (с. 34 (837)) или

… “my lady Prioresse,

And ye, sir Clerk, … ” (с. 34 (839–841)). В данных примерах род занятий адресата на письме отмечен заглавной буквой, что приближает эту форму к имени собственному, сравним:

“… maister Nicholay …” (с. 114 (251)). В данных моделях можно отметить сходство конструкции и следования составляющих элементов,

при этом смысловое наполнение моделей не предоставляет возможность к их объединению.

Прономинальные формы, входящие в состав конструкции вокативного предложения-обращения, в данный период приобретают тенденцию к подразделению по степени вежливости обращения к адресату, а не только как варианты употребления к одному или нескольким адресатам. Известно, что в данный период отмечается тенденция, когда форма множественного числа “ye” употребляется по отношению к одному адресату в качестве вежливой формы обращения [161, с. 78].

“…And ye, sir Clerk, … ” (с. 34 (839–841)) – «вы, господин студент»,

“… ye, sir Monk, …” (с. 104 (10)) – «ты, сэр Монах». Отметим, что в переводе на русский язык имеет место прономинальная форма единственного числа, что может свидетельствовать о неустойчивости употребления форм для данного периода и их возможной взаимозаменяемости в отдельных случаях. Также употребление формы “thou” может иметь нейтральный или имеющий положительно направленный характер обращения к одному адресату:

“… thou felle Mars!...” (с. 58 (701)) – воззвание к богу Марсу. Однако, такие примеры единичны, и “thou” в основном приобретает тенденцию к употреблению по отношению к адресату более низкого социального статуса.

“…While that thou, Robin, hevest up the doore …” – плотник  слуга

Также присутствие формы “thou” в обращении может свидетельствовать о том, что у говорящего имеется интенция придать высказыванию негативную окраску направленности на адресата. Например:

He said: “Thou John, thou swines-heed, awak, …” (с. 140 (342)).

- употребление форм обращения, отображающие фактор степени знакомства участников коммуникации.

В коммуникативном пространстве взаимодействия между малознакомыми собеседниками присутствуют следующие варианты, например, форма обращения хозяина постоялого двора Гарри Бейли к своим гостям – “Lordings” (с. 32-33), “Sir Knight, my maister and my lord” (с. 34), “my lady Prioresse” (с. 34), “ye, sir Clerk” (с. 34), “ye, sir Monk” (с. 104) и т.д. – данные модели обращения отражают социальный статус собеседника, употребление прономинальной формы множественного числа по отношению к одному адресату. По истечении определённого времени степень знакомства увеличивается и соответственно формы обращения становятся менее официальными, например, Гарри Бейли обращается к мельника, называя его по имени:

Our Host saw that he was drunk of ale,

And said, “Abide, Robin, leve brother,…” (с. 104 (20-21)).

Подобная модель обращения имеет место по линии коммуникации мельник мажордом:

This drunken Miller spak full soon again,

And saide, “Leve brother Osewold, …” (с. 105 (42-43)).

По линии коммуникации, где собеседниками являются родственники, например жена  муж, муж  жена, были выявлены следующие варианты обращения:

“What, Alison, heerestou not Absolon

That chaunteth thus under our bowre’s wall?”

And she answered hir husband therewithal,

“Yis, God wot, John, I heer it everydeel.” (с. 112 (180-183)) – модель обращения FN.

“What, sir! How longe wol ye faste? …”

“Wife,” quod this man… (с. 149 (215, 224)) - жена  муж “sir”; муж  жена “wife”.

- употребление форм обращения, иллюстрирующее фактор гендерности.

Arcita  Emelye Absolon  Alisoun

“my lady” “sweet Alisoun”

“mine Emelye” “my faire brid”

“mine hertes queen” “my sweete cinnamome”

“my wif” “lemman mine”

“mine hertes lady” “my sweete lief”

“my sweete foe” “my dereling”

(с. 93-94) (с. 123, 125)

В первом случае выполнена выборка форм обращений к возлюбленной из рассказа рыцаря, во втором из рассказа мельника. В конструкции моделей обращений следует отметить чередование прономинальных форм “my” и “mine”. Форма “mine” употреблялась наравне с “my” в позиции перед гласной или “h”, а в положении после существительного приобретала функцию показателя нарастания экспрессивности [168, с. 1782], что имеет место в форме обращения “lemman mine”. Для рассказа рыцаря характерна возвышенность повествования, что отражается и в формах обращения “queen”, “lady” по сравнению с приземлённостью рассказа мельника, где подобные формы отсутствуют, но имеют место имена, возникшие на основе метафорического переноса “brid”, “cinnamome”.

Для среднеанглийского периода характерна тенденция употребления обращений, в состав которых входили прономинальные формы “thou” и “ye”, по отношению к одному адресату в зависимости от его статусного положения относительно адресанта, где “ye” выступает как вежливая форма обращения. Преобладание конкретизированной лексики имеет место при формировании моделей обращения, при этом отмечается ведущая роль имени существительного, выступающего в роли обращения, как независимого речевого компонента, тогда как прономинальные формы присутствуют в составе обращения как фоновые составляющие, акцентирующие направленность на конкретного адресата вместе с указанием на его статус. На уровне элективности преобладающим фактором, как и в предыдущий период, является статусное положение говорящего и слушающего, определяющее их позиции относительно друг друга в речевой плоскости, охватывающей коммуникативное пространство, что обуславливает выбор формы обращения. Определённую роль также играет интенция говорящего, поскольку форма обращения тождественна цели адресанта в процессе коммуникации в контексте конкретной речевой ситуации.

3. 
   Формы обращения в ранненовоанглийский период.
   

На уровне коррективности была сформирована следующая выборка вариантов форм обращения:

- имена собственные:

POLONIUS Ophelia, walk you here. (с. 238);

GENTLEMEN (within) Hamlet! Lord Hamlet! (с. 290);

CLAUDIUS Gertrude, do not drink. (с. 349);

- имена нарицательные:

HAMLET My excellent good friends!... Good lads, how do you both? (с. 215). В данном примере имя нарицательное составляет ядерную часть составной модели вокативного предложения-обращения, где присутствует также вариативный остаток, добавляющий оттенок эмоциональности, выражаемый адресантом по отношению к адресату. Приведём ещё пример:

MARCELLUS O farewell, honest soldier. (с. 144);

POLONIUS Have I, my lord? I assure you, my good liege, … (с. 205);

- субстантивированные прилагательные, употребляемые самостоятельно в качестве обращения:

POLONIUS … Gracious, so please you, … (с. 238);

- имена, возникшие на основе метафорического переноса:

GERTRUDE … , you false Danish dogs! (с. 303) – форма обращения содержит негативную добавочную информацию, отражаемую в лексической единице, выбранной для интенции обращения и отражающую тождество между целью адресанта и её реализацией;

- прономинальные формы обращения:

CLAUDIUS … You, good Cornelius, and you, Voltemand, … (с. 156) – прономинальная форма выступает как составляющая часть составной модели обращения с постпозицией вариативного остатка.

На уровне элективности можно выделить некоторые особенности функционирования вокативного предложения-обращения:

- роль фактора социального положения адресата при выборе формы обращения.

Polonius  Claudius

POLONIUS Have I, my lord? I assure you, my good liege,… (с. 205).

В рассматриваемый период прономинальные формы обращения “thou” и “you” продолжают разграничиваться не только по количеству адресатов. Ведущую роль при употреблении этих форм имеет различное социальное положение. Так при нейтральном уважительном характере обращения адресант употребляет форму “you”.

CLAUDIUS … You, good Cornelius, and you, Voltemand, … (с. 156) – нейтральный характер обращения.

“Thou” может быть обращено к собеседнику, имеющему равный социальный статус, при близкой степени знакомства [157, с. 88]. Таким образом, в данном случае при ведущей роли социального положения присутствует наложение фактора степени знакомства для корректной выбора формы.

GHOST … But know, thou noble youth, … (с. 187) – нейтральный характер обращения.

Итак, при равном социальном статусе имеет место взаимообмен аналогичными прономинальными формами, а в случае асимметричного социального положения коммуникантов по правилам речевого этикета должны были использоваться различные формы (Схема 37) [157, с. 89].