Памяти моей жены Санджиевой Кермен Санджиевны посвящаю

ВВЕДЕНИЕ

Калмыцкий язык относится к монгольской группе языков и имеет два диалекта — дербетский и торгутский, между которыми нет существенных различий.

До Великой Октябрьской социалистической революции калмыцкое население было разделено между различными губерниями царской России. Большая часть жила в Астраханской губернии и была объединена в восемь улусов, которые согласно правительственной инструкции соответствовали русским волостям. Ими управлял астраханский губернатор, назначавшийся одновременно главным попечителем калмыцкого народа. Значительная группа калмыков, называвшаяся донскими, проживала на территории Области Войска Донского. В Ставропольскую губернию входил Большедербетовский улус. Небольшие группы калмыков были включены в состав уральских, оренбургских, терских казаков.

Улусы и входящие в их состав, аймаки, считались объединениями родственных между собой группа или семей, происходящих от деления древних родов. Но это не соответствовало их действительному содержанию: они были административными объединениями различных этнических групп, смешавшихся между собой.

Великая Октябрьская социалистическая революция явилась 'Поворотным моментом в истории народов СССР, в том числе калмыцкого народа, вековое чаяние которого — о национальном воссоединении осуществилось в 1920 г., когда была образована Калмыцкая автономная область, преобразованная в 1935 г. в Калмыцкую АССР.

Калмыкия занимает западную часть Прикаспийской низменности, возвышенность Ергени и Кумо-Манычскую впадину, на юго-востоке ее территория омывается Каспийским морем.

Прикаспийская низменность плавно понижается от подножья Ергеней побережью Каспийского моря и представляет собой ровную, слегка волнистую поверхность с характерными для нее разбросанными блюдцеобразными углублениями, которые в отдельных местах превратились в солонцы. Она характеризуется как полупустыня, однако в ней встречаются лиманы и озера, например, такие как Яшкуль, Чилгир, Джамтыр, Зоста, богатые камышовыми зарослями. Но многие из этих озер летом пересыхали и не могли обеспечить водой население и скот. Поэтому калмыки высоко ценили дождевые воды, накапливавшиеся в блюдцеобразных углублениях: этой водой поили скот.

В юго-восточной части низменности находятся Черные земли, почти не покрывающиеся зимой снегом, что позволяло калмыкам, начиная с конца XVII в., использовать их в качестве зимних пастбищ для отгонного животноводства. На юге этот обширный район заканчивается буграми Бэра, для которых характерны продолговатые параллельно расположенные гряды холмов.

В XIX в. в береговой зоне Прикаспийской низменности было много заливов, ильменей, проток, ныне уже пересохших. Протоки и рукава (р. Волги были богаты рыбой, а берега ее — зарослями камыша и чакана, которые служили зимним убежищем для скота, обеспечивали население топливом и строительным материалом.

Ергенинская возвышенность является продолжением Приволжской. Ергени (Наименование «Ергени» происходит от калмыцкого слова «эрге» — крутизна, круча) начинаются в районе г. Волгограда и тянутся к югу до долины реки Восточный Маныч на протяжении почти 350 км. На западе Ергени имеют пологие склоны, незаметно переходящие в Сальскую степь. Восточный склон Ергеней круто обрывается к Прикаспийской низменности. Ергенинская возвышенность изрезана многочисленными речками и балками, разделенными друг от друга мысовидными гребнями — хамурами. Речки, питаясь родниками, талыми и дождевыми водами, наполняют низины, образуя у подножья Ергеней озера и лиманы Сарпа, Цаца, Барманцак, (Барванцак), Хорто (Пришиб), Ханата, Цаган-Нур, Алцын-Хута и другие, представляющие собой русла древних рек. Паводковые воды заливают огромные пространства в пределах нынешних Октябрьского, Малодербетовского, Сарпинского, Приозерного и Целинного районов. После спада воды они зарастают луговыми травами, дающими богатый урожай, а также камышом, который местное - население использует для заготовки кормов и производства строительных материалов.

Ергенинская возвышенность располагает достаточным количеством пресных подпочвенных вод, находящихся близко к поверхности земли.

Кумо-Манычская впадина имеет волнистую поверхность, понижающуюся с северо-запада на юго-восток. В ней довольно много широких речных долин, длинных узких лиманов и соленых озер (Маныч-Гудило, Восточный Маныч, Большое Яшалтинское, Царык, Цаган-Хаг и т. д.)

На крайнем западе в пределы Калмыкии входят пологие северные отроги Ставропольского плато, где расселялись раньше калмыки Большедербетовского улуса. По своим природно-климатическим особенностям этот район близок к Ставропольскому краю и Нижнему Дону: по плодородию почвы и обильной растительности он пригоден не только для скотоводства, но и земледелия.

Калмыкия расположена вдали от океанов, что обусловило ее резко континентальный, засушливый климат с незначительным количеством атмосферных осадков, выпадающих, как правило, зимой и уменьшающихся с запада на восток. Соседство Каспийского моря заметного влияния на климат не оказывает.

На юго-западе выпадает в среднем за год 250—350 мм осадков, а на юго-востоке — не более 120—160 мм. Часты засушливые годы, годы с повышенной влажностью крайне редки. В течение года дуют сильные ветры, летом преобладают восточные суховеи, особенно губительные в момент цветения и созревания культурных растений. Лето жаркое, зима холодная, малоснежная. Продолжительность летнего периода равна 5 месяцам. Летом температура достигает +25,5—30 градусов. Продолжительность зимы колеблется от 3-х до 4-х месяцев, средняя температура —8—10 градусов.

Среди степных трав преобладают ковыль, типчак, белая полынь; укосные травы разнообразны: овсяница, пырей, лисохвост, тимофеевка. Развитие растительности прерывается летом и вновь оживляется после дождей, осенью.

Животный мир разнообразен. В степной и полупустынной зонах обитают многочисленные суслики, тушканчики, мыши, кроты, зайцы-русаки, из хищных зверей — степные волки, лисицы, хорьки, из копытных — сайгаки; в камышах Каспия и прибрежных зарослях Кумы — кабаны. Многочисленны виды степных и водоплавающих птиц. В настоящее время в степных озерах разводят пушных зверей, в частности, ондатру.

В соответствии с разнообразием исторически сложившихся взаимосвязей между хозяйственной деятельностью и географической средой в Калмыцкой степи с конца XVIII в. складываются три главные хозяйственно-культурные группы:

1. Кочевники-скотоводы, обитавшие в центральной части степи - на территории Икицохуровского, Багацохуровского и Харахусовского улусов, степных аймаков Яндыко-Мочажного и Эркетеневского улусов, кочевали в меридиональном направлении: зимой — на юг, на Черные земли, летом — на север. В этих улусах ведущую роль в животноводстве играло овцеводство и коневодство.

Наряду со скотоводством незначительная часть населения этой зоны начинала заниматься земледелием, имевшим подсобное значение.

2. Обитатели Ергеней и северной части Ставропольского плато разводили овец и крупный рогатый скот мясной породы. Начиная с 30-х годов XIX в., постепенно стали сочетать в своем хозяйстве скотоводство с земледелием, в отдельных аймаках, расположенных в Сарпинской низменности, — с рыболовством.

3. В низовьях Волги и на взморье в XVIII в. сложились двухукладные (рыболовецко-скотоводческие) хозяйства. Кроме того, низины по берегам Волги и Каспия использовались местным населением для устройства бахчей.

В работе кратко описываются проблемы этногенеза, хозяйство, культура и быт не всех калмыков, а только тех, которые жили примерно в современных границах Калмыцкой АССР.

Автор книги ставит своей целью воссоздать более или менее достоверную и, по возможности, полную картину этнической истории калмыцкого народа с эпохи, предшествовавшей образованию империи Чингисидов, выявить главные (узловые) этапы сложения самостоятельной калмыцкой народности в тесной связи с политической историей. Вопросы хозяйственного развития, материальной и духовной культуры, семейного и общественного быта охватывают, в основном, конец XIX — начало XX вв., хотя делается экскурс и в более ранние периоды.

Конец XIX — начало XX вв. был переломным периодом в истории калмыцкого народа. В 1892 г. царизм отменил в Калмыкии крепостное право, и, хотя сохранились в очень сильной степени феодально-патриархальные отношения, калмыцкое общество стало продвигаться по пути капиталистического развития. В хозяйствах нойонов, зайсангов и других богатых калмыков началось более широкое применение наемного труда, развивались отрасли хозяйства товарного направления, резко усилилось расслоение крестьян на капитализирующуюся верхушку — скотопромышленников, кулаков — и бедняков, батраков, продающих рабочую силу, но имеющих небольшое хозяйство.

В конце XIX—начале XX вв. изменения в хозяйственной жизни начинали сказываться, хотя и очень незначительно, в материальной, духовной культуре и быте населения (смена кочевого быта в некоторых улусах прочной оседлостью, заимствование у соседнего, в основном, русского населения строительных навыков, орудий труда, одежды городского типа, фабричной посуды и т. д.) Автор стремится показать на конкретном материале, как сочетание традиционных отраслей хозяйства и культуры с новыми, приобретенными в междуречье Волги и Дона, обусловило этнографическую специфику, отличавшую калмыков от других монголоязычных народов. В заключении освещаются в сжатой форме те коренные изменения, которые произошли в экономике, общественной жизни, культуре и народном образовании за годы Советской власти.

Приводимые в работе данные представляют интерес для историков, изучающих прошлое человечества. При аналитически правильном их использовании они могут пролить свет на многие явления, бытовавшие у народов в ранние эпохи их истории.

Описание утраченных черт хозяйства и быта имеет не только научное, но и практическое значение. У калмыков складывались самобытные формы ведения коревого скотоводческого хозяйства, которые делали его экономически выгодным. Многовековой опыт калмыцкого скотоводства может быть учтен и применен в практической деятельности современных хозяйств, чтобы способствовать дальнейшему подъему их экономики на основе лучших национальных традиций.

Фактический материал, вероятно, окажется полезным и для писателей, художников и других работников культуры и искусства, обращающихся в своем творчестве к прошлому калмыцкого народа.

В историко-этнографическом отношении калмыки относятся к числу народов СССР, мало изученных и мало освещенных в литературе как в дореволюционное, так и в советское время. В публикациях дореволюционных этнографов довольно скупо, во многих случаях фрагментарно, описывались хозяйство, семейная и общественная жизнь, материальная и духовная культура.

В 1641 —1642 и 1666—1667 гг. земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья посетил турецкий путешественник Эвлия Челеби. С декабря 1666 г. до января 1667 г. он был в гостях у калмыцкого хана Мончака, гостеприимно принявшего его и обеспечившего ему безопасный проезд до Азовского моря. Несмотря на радушный прием, Челеби сообщает о калмыках такие нелепые факты, какие не сообщал ни до, ни после него ни один очевидец. Челеби приписывает калмыцкому народу выдуманные им физические недостатки и обычаи (вплоть до людоедства).

Одна из первых этнографических работ о калмыках связана с именем русского естествоиспытателя П. С. Палласа, который описал их внешний вид. По его мнению, предки калмыков — джунгары сильно смешались с татарами (тюрками — У. Э.). Он оставил беглые сведения о национальном характере. Значительное место в его рукописи отводится материальной культуре: описанию мужской и женской одежды, головных уборов, жилища, домашнего производства, различных видов пищи. Не менее ценны его сообщения о домашней утвари, связанной с кочевой жизнью калмыков. Труд Палласа содержит большой фактический материал по экономике: он пишет о коневодстве, овцеводстве, верблюдоводстве и разведении крупного рогатого скота. При этом он обращает внимание на то, что калмыки держат множество лошадей и овец, а верблюдов и быков гораздо меньше. Отмечает, что калмыцкий скот пасется в степи без пастухов и в течение всего года находится на подножном корме; зимой его перегоняют на пастбища, расположенные на правом берегу Волги и Каспийского моря. Согласно его сообщению, во главе калмыков стоит хан, которому подвластны нойоны — владельцы улусов, состоящих из аймаков, управляемых зайсангами, а аймаки состоят из хотонов (из 10—12 кибиток). В работе рассматриваются отдельные вопросы обычного права, описываются свадебные обряды. Довольно подробно освещаются ламаизм и связанные с ним религиозные обряды и вероучения. Сведения, сообщаемые Палласом, объективны, проникнуты симпатией к описываемому народу и уважением к его нравам и обычаям. Однако данные, которые приводит он, фрагментарны, во многих случаях они получены у яицких казаков, общавшихся с калмыками.

Интерес к этнографии калмыков проявил русский путешественник и натуралист И. И. Лепехин, который описал некоторые стороны их быта, в том числе молочную и мясную пищу. По его мнению, пребывание калмыцкого народа в степях Нижней Волги было полезно и для России, так как на пустующих землях появились многочисленные стада скота, а сами калмыки охраняли южные границы империи от ее недругов. В сочинении этнографа и натуралиста И. Г. Георги есть сведения о материальной культуре калмыцкого народа, в частности, о молочной пище и калмыцком чае, о способах его приготовления.

В конце XVIII в. граф И. Потоцкий совершил путешествие по берегам Черного и Каспийского морей, во время которого он встретил калмыков. Им оставлены некоторые сведения о том, что калмыки летом кочуют между реками Егорлыком и Сарпою, осенью приближаются к Волге, занимают степь от Маныча до кавказских селений, русские, армянские и татарские купцы снабжают их предметами первой необходимости; духовенство их, по его мнению, чрезмерно многочисленно. Но в работе графа Потоцкого чувствуется неуважительное отношение к описываемому им народу. Он пишет, что калмыки вообще любят праздность и только те, кто не имеют скота, нанимаются на работы в Царицын, Сарепту и другие места; одеждой они похожи на китайцев, нравами — совершенно дикари.

В книге, написанной приставом калмыцкого народа Н. И. Страховым, сообщаются данные о количестве калмыцких кибиток, скотоводстве, о многих сторонах быта. Он считал, что калмыки заслуживают гораздо большего внимания со стороны царского правительства.

Полезные данные об экономике Калмыкии 30-х гг. XIX в. встречаются в небольшой работе профессора Казанского университета А. В. Полова, который пишет о состоянии скотоводства и о большом уроне, наносимом бескормицей и гололедом. Он отмечает, что отдельные калмыки начали заниматься земледелием и строительством постоянных жилищ из самана и камня. Ему принадлежит сообщение об отходничестве у калмыков, особенно распространенным был уход на заработки на рыбные промыслы и в соседние русские деревни.

Известный вклад в изучение этнографии калмыков внесла работа чиновника царской администрации Н. И. Нефедьева, посетившего калмыцкие улусы в 1832—1833 гг. В кратком историческом очерке имеются сведения о территории, численности населения и его сословных делениях, об образе жизни, материальной и духовной культуре, в том числе, о религиозных верованиях, нравах, обычаях, о погребальных обрядах и обрядах, связанных с рождением детей, а также о письменности, состоянии грамотности, народном творчестве, ремеслах, о судопроизводстве и обычном праве. Однако эти отрывочные сведения не дают необходимого представления ни об одной стороне жизни. В работе нашла отражение точка зрения царской администрации.

К исследованиям, посвященным истории, экономике и этнографии калмыков, можно отнести работу барона Ф. Бюлера, посетившего Астраханский край в 40-х гг. XIX в., где сведения о калмыках занимают значительное место. В ней приведены краткие данные по истории калмыцкого народа, сообщаются сведения о бедственном положении трудящихся, об устройстве поземельного быта, об управлении калмыцким народом, о судопроизводстве, сословиях, количестве кибиток и численности населения, о поголовье скота. Он коротко описывает свадебные обряды и обряды, связанные с рождением ребенка, ламаистские хурулы, их хозяйство и численность служителей религиозного культа.

Для настоящей темы очень важна работа Павла Небольсина, вышедшая из печати в 1852 г. В ней описываются многие стороны жизни калмыков-хошеутов, в том числе их хозяйство (в. частности, земледелие), содержатся некоторые сведения о способах его ведения. Очень сжато описаны все виды материальной культуры (одежда, пища, жилище, домашнее убранство и т. д.). Есть данные о свадебных, похоронных и других обрядах, о народном спорте, фольклоре и др. Ценны материалы по этническому составу калмыков Хошеутовского улуса.

И. Бентковский проявил интерес к материальной культуре калмыков Большедербетовского улуса.

В середине XIX в. перед царским правительством возник вопрос о более интенсивном использовании экономических ресурсов Калмыцкой степи, о выработке методов управления калмыцким народом, а также об определении главного направления политики царизма в отношении ряда восточных народов, в том числе калмыков. С этой проблемой связана организация Кумо-Манычской экспедиции, работавшей в самом конце 50-х — начале 60-х гг. XIX в. Собранные ею материалы, в которых имеются сведения об экономических ресурсах Калмыкии, о ее населении, хозяйстве, были опубликованы в специальном труде экспедиции. Эта работа довольно широко используется отдельными авторами, особенно третий раздел, посвященный хозяйству и населению.

В дальнейшем материалы экспедиции были использованы в работе главного попечителя калмыцкого народа полковника К. Костенкова, в которой описаны географическое положение Калмыцкой степи, ее границы, почва, природные ресурсы, хозяйство и быт населения как оседлого, так и кочующего, степные дороги и пути кочевья, дан краткий очерк истории калмыков. В заключении книги изложены мероприятия, направленные на улучшение использования природных богатств Калмыкии: широкое проведение искусственного орошения, улучшение пастбищ и лугов, возделывание солонцеватой почвы, обсадка степных - колодцев деревьями, создание на почтовых трактах небольших русских образцовых поселков и постоялых дворов, улучшение породы калмыцкого скота путем устройства случных конюшен и степных образцовых хуторов, открытие ярмарки и постоянного менового двора близ озера Цабдыр, учреждение вспомогательных и сберегательных касс. Все это, по его мнению, призвано поднять благосостояние народа.

Названные работы были вызваны к жизни интересом исследователей и чиновников к этнографии калмыков, привлекавшей их своей самобытностью и неизученностью. Калмыцкий народ был единственным монголоязычным и кочевым народом в европейской части Российской империи, переселившимся в нижневолжские степи из Азии одним из последних.

Начиная с 80-х гг. XIX в., в изучение этнографии Калмыкии включаются научные организации: Петровское общество исследователей Астраханского края, Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете, которые объединяли людей, интересовавшихся историей и этнографией народов Поволжья. Ученые занимались сбором и изучением материалов, издавали работы, посвященные исследованию хозяйства и быта населения, обитавшего в бассейне Волги. По-видимому, среди лих были и деятели просветительско-демократического направления. К их числу относится И. А. Житецкий, находившийся в 80-х гг. XIX в. в Астраханском крае под гласным надзором полиции за близость к революционному движению конца 70-х гг. Он собрал ценные в научном отношении сведения о быте, экономике и социальных отношениях, тяжелом положении трудящихся калмыков. Им опубликованы две работы. В одной из них дано описание основных отраслей домашнего производства и его техники. Весьма ценны в этих материалах сведения о начавшемся разрушении калмыцких домашних производств в результате проникновения изделий промышленности и промыслов центральных и соседних губерний. Во второй его работе содержится описание некоторых видов пищи, жилища и одежды, в ней рассматриваются также отдельные вопросы общественного строя, сословного деления. Ценность этих сведений состоит в том, что И. А. Житецкий, основываясь на личных наблюдениях и архивных документах, фиксировал отдельные черты хозяйства, материальной культуры, жизни и быта калмыцкого народа в середине 80-х гг. XIX в.

Но этнографические работы И. А. Житецкого не лишены недостатков. Описание хозяйства и быта неполно, а иногда и поверхностно: часто автор ограничивается только перечислением бытующих у калмыков предметов материальной культуры. Им довольно подробно рассмотрены обряды, пропагандируемые калмыцким ламаистским духовенством, а народная культура фактически обойдена.

Вторым крупным очагом, откуда исходила инициатива изучения Калмыкии, была Казань, ставшая не только административно-учебным, но и крупным культурным центром Поволжья, влияние которого распространялось далеко за пределами Казанской губернии. Ученые Казанского университета собрали значительную коллекцию предметов материальной культуры калмыков конца XIX в. Члены Казанского общества археологии, истории и этнографии специально исследовали жизнь и быт населения Калмыцкой степи. Одним из представителей общества был Я. П. Дуброва, живший среди калмыцкого населения Большедербетовского улуса Ставропольской губернии в течение шести месяцев. Он сделал экономическое обозрение этой части Калмыкии, привел большой цифровой материал о присвоении земель местных жителей русскими и украинскими крестьянами, самовольно переселявшимися из центральных губерний России и Украины. Это были мелкие крестьяне-производители, осваивавшие калмыцкие земли собственным трудом. Я. П. Дуброва отмечает, что число крестьян, переселявшихся в Калмыкию самовольно, увеличивалось с каждым годом. Они вступали в соглашение с калмыками, арендовали у них землю и подкупали царских чиновников, благодаря чему им удавалось приобретать землю в собственность или отторгать большие земельные массивы в пользу переселенческих поселков. В этой работе автор дает отрывочные сведения об основных отраслях хозяйства, поселениях, жилище, одежде и пище коренного населения Большедербетовского улуса.

О развитии земледелия и частично об имущественном расслоении в Большедербетовском улусе сообщается в докладе чиновника особых поручений Н. Бурдукова, представленном им в 1898 г. министру государственных имуществ и земледелия.

В 1909 г. Министерством внутренних дел царского правительства было проведено обследование Калмыцкой степи. Путем объезда улусов, входивших в состав Астраханской губернии, покибиточно были заполнены опросные листы, в которых содержались подробные данные о населении, скотоводстве, земледелии, переходе кочевников в ряде улусов к оседлости, об отходничестве и других социально-экономических процессах, какие происходили в то время в калмыцком обществе. Результаты экспедиции были опубликованы в 1910 г.

Работа Н. Очирова «Астраханские калмыки и их экономическое состояние в 1915 г.» содержит значительный цифровой материал о скотоводстве, земледелии и социальном расслоении, носит экономический характер и может быть отнесена к разряду источников. Правда, не все стороны хозяйства освещены в ней с одинаковой полнотой. Так, например, очень фрагментарны материалы о рыболовстве, которое уже стало к этому времени ведущей отраслью хозяйства калмыцкого населения, жившего по берегам Волги и Каспийского моря.

Этим чрезвычайно малым числом работ по существу и ограничивается литература, в той или иной степени отражающая жизнь калмыков до начала XX в.

По ним трудно в полной мере представить хозяйство, семейную и общественную жизнь, материальную и духовную культуру калмыков. Такие проблемы, как хозяйственные контакты и культурные взаимовлияния, взаимоотношения кочевых и полукочевых - калмыков с оседлыми, в дореволюционных исследованиях даже не ставились, если не считать отдельных фактов, о которых сообщал И. А. Житецкий. Дореволюционные авторы писали о населении Калмыкии с позиции архаизации хозяйства, быта и культуры. Они стремились показать лишь экзотические моменты в жизни кочевников.

В области собственно истории существует довольно большая литература. Многие работы вошли в историографию Калмыцкой АССР. К их числу относится труд Н. Я. Бичурина (Иакинфа), в котором излагается история ойратов и калмыков со времени падения Монгольской империи до конца XVIII в.

Крупнейшей ошибкой Н. Я. Бичурина является eго утверждение о том, что феодальные правители калмыков появились на Волге с экспансионистскими намерениями, согласованными с остальными ойратскими ханами, входившими в «Союз четырех ойратских племен». Это глубоко ошибочное мнение Иакинфа получило довольно широкое отражение в русской историографии по Калмыкии.

Заметный след в монголоведении конца XIX — начале XX вв. оставили работы А.М. Позднеева. Однако он идеализировал политику цинского Китая и русских царей, утверждая, что-де миролюбивые намерения их всегда встречали непонимание со стороны кочевников и их правителей, для которых характерна врожденная склонность к грабежам, насилиям и войнам. Эти взгляды А.М. Позднеева изложены в рецензии на исторический очерк М. Новолетова «Калмыки» (СПБ, 1884).

Н. Львовский говорил о «самовольном вторжении» калмыков в Россию с целью «образования самостоятельного и независимого государства». Такого же мнения придерживался архимандрит Гурий, который писал: «Историческое прошлое калмыков ясно показывает, что они шли в Россию не с целью мирной жизни возле русских границ, а с целью господства и завоевания таможных русских городов, быть может, в надежде восстановить свое владычество, там, где некогда сидели юртом потомки Чингисхана, его внуки». Изложенная выше идея нашла свое отражение и в работе Е. Чонова, который утверждает, что торгутовский хан Хо-Орлюк вторгся в Россию с целью «восстановления времени Золотой Орды».

Концепция завоевательных целей ойратов, переселившихся на просторы степей Нижней Волги и Предкавказья, продолжала бытовать в работах некоторых исследователей советского времени. Она нашла свое отражение в работах Н. Н. Пальмова и С. А. Козина. Нельзя сказать, что эта концепция не имела противников. На их ошибочность указывал Г. Грумм-Гржимайло.

В официальных документах царской администрации и в работах многих исследователей настойчиво проводилась мысль о том, что у калмыков дореволюционного времени сохранялся родоплеменной строй. Калмыки, согласно утверждению царских чиновников, состояли из трех племен: торгутов, дербетов и хошеутов; улусы, по их мнению, соответствовали племенам, аймаки — родам. Это мнение продолжало бытовать в работах отдельных, советских авторов.

Устаревшая концепция, культивировавшаяся буржуазными историками, получила решительную отповедь в работе Г. 3. Минкина, который первым увидел в общественных отношениях дореволюционной Калмыкии существование феодального способа производства, утвердившегося задолго до прихода калмыков в Приволжские степи. Большое значение имел фундаментальный труд Б. Я. Владимирцова «Общественный строй монголов», где автор детально разработал проблему феодальных отношений у коревых народов. Вопрос об общественном строе продолжали разрабатывать И. Я. Златкин и ученые Калмыцкого научно-исследовательского института истории, филологии и экономики. Эта проблема также была предметом исследования П. С. Преображенской. Об участии калмыков в прогрессивных войнах России и в крестьянских войнах пишет Т. И. Беликов.

В дореволюционный период было положено начало сбору и изучению калмыцкого устного народного творчества. Отдельные произведения калмыцкого фольклора публиковались еще в начале XIX в. В конце XIX и в начале XX вв. была проведена значительная работа по сбору и публикации калмыцких сказок, пословиц, поговорок и песен.

Большим событием в культурной жизни калмыцкого народа и в русском востоковедении была запись у знаменитого джангарчи Ээлян Овла героического эпоса «Джангар», изданного в 1910 г. на калмыцком языке литографским способом.

Дооктябрьские публикации не могли дать полного представления о разнообразии и богатстве жанров калмыцкого фольклора.

Начало новому этапу в изучении истории и этнографии калмыков положила Великая Октябрьская социалистическая революция. Большой вклад в изучение истории калмыцкого народа внес профессор Н. Н. Пальмов, организатор Центрального советского государственного архива Калмыцкой АССР. Его «Этюды по истории приволжских калмыков» содержат ценный фактический материал, главным образом, по политической истории. Кроме того, он написал небольшую статью, где рассматривалось состояние калмыцкого домашнего производства в 20-е годы.

Большая работа была проведена по изданию и изучению героического эпоса «Джангар». В 1930 г. текст эпоса был издан латинизированным шрифтом, а в 1940 г. осуществлен его художественный перевод.

Серьезным исследованием, посвященным героическому эпосу «Джангар», является работа Б. Я. Владимирцова «Монголо-ойратский героический эпос», в которой автор сделал первый значительный шаг к теоретическому осмыслению литературного процесса в Калмыкии, определению места и значения эпоса в художественном творчестве монголоязычных народов.

Большим вкладом в развитие джангароведения явился труд С. А. Козина «Джангариада», освещающий вопросы развития письменности и литературы монгольских народов, процесс ответвления ойратов от монголов и формирования их в самостоятельную народность. В отличие от Б. Я. Владимирцова, датировавшего «Джангар» - концом XVI в., возраст калмыцкого эпоса определяется С. А. Козиным серединой XV столетия. Работа содержит авторский перевод торгутской версии нескольких песен эпоса.

Что касается отдельных элементов «Джангара», то надо сказать, что они возникли значительно раньше середины XV в. По-видимому, они относятся ко второй половине первого тысячелетия до н. э., к героическому периоду в истории народов Южной Сибири и Центральной Азии. Дата, принятая Козиным для калмыцкого эпоса, не опирается на анализ сравнительных данных и археологических материалов, проливающих свет на время возникновения героических эпосов народов этой части Азии.

В 60—70 гг. было издано значительное число работ по истории культуры калмыцкого народа. Изданы на калмыцком языке и в переводе на русский язык материалы калмыцкого фольклора.

Определенный вклад в изучение калмыцкого героического эпоса «Джангар» сделала научная конференция Калмыцкого НИИИФЭ, посвященная 110-летию со дня рождения знаменитого джангарчи Ээлян Овла. Проблемам фольклора монголов, бурят и калмыков посвящена работа известного монголоведа Г. И. Михайлова, в которой рассматриваются вопросы магической поэзии, пути формирования сказочного и былинного эпоса, излагаются наблюдения автора над калмыцким эпосом «Джангар» и опыт реконструкции давно утраченной калмыцкой былины. В последние годы вышел из печати ряд работ монографического характера, содержащих ценные наблюдения.

Несмотря на большую работу, проделанную в советское время по этнографии калмыцкого народа, следует признать, что до сего времени собранные и изданные материалы все еще не подвергнуты изучению и научному осмыслению.

Книга написана на основании личных наблюдений автора и полевых материалов, собранных им как в период работы этнографической экспедиции Института этнографии Академии наук СССР, так и во время многократных поездок в различные районы Калмыцкой АССР, где удалось записать воспоминания старых калмыков, хорошо знавших и помнивших утраченные ныне черты культуры и быта.

При исследовании хозяйства были использованы исторические документы Государственного архива Калмыцкой АССР, в частности, отчеты главного попечителя калмыцкого народа, доклады должностных лиц, официальная (канцелярская) переписка, различные справки, донесения, материалы экспедиций, работавших в разные периоды в Калмыцкой степи, отчеты геодезических партий.

Архивные документы имели решающее значение при исследовании вопроса о земледелии, рыболовстве, отходничестве, народном образовании.

Средства передвижения и географические условия Калмыкии; были описаны на основе данных, полученных автором в Государственном архиве Волгоградской области.

При изучении материальной культуры были использованы музейные коллекции Калмыцкого республиканского, Ставропольского краевого и Саратовского областного краеведческих музеев, а также некоторые коллекции Государственного музея этнографии народов СССР в Ленинграде.

Помимо архивных и музейных материалов, в основу работы легли также и некоторые другие сведения из трудов дореволюционных исследователей, в основном государственных чиновников, время от времени обследовавших положение калмыков Астраханской и Ставропольской губерний; в их отчетах сообщаются сведения о хозяйстве и материальной культуре народов.

Кроме указанных архивов, привлекались материалы из других источников, в частности, статьи, опубликованные на страницах газеты «Астраханская губернская ведомость», в которой нередко помещались сообщения по вопросам хозяйства, материальной культуры и, частично, о политической борьбе, имевшей место в калмыцком обществе конца XIX — начала XX вв. Проблема этногенеза калмыцкого народа написана в основном по полевым материалам и архивным источникам.