Первая Семья 15 Опера 29 Балет 50 Оперетта и эстрада 82 Искусство чтеца 104

Семья 15

Балет 50

Искусство чтеца 104

Ученики 129

Часть вторая

Куда вела театральная улица 149

Цыганское пение и «Живой труп» 159

Первые роли 171

Бесприданница 190

На рубеже 204

Классика 215

Встреча с современницей 228

Мастера 246

Нравственная потребность 256

После войны 261

Примечания 277

Роли Е. И. Тиме 295

{3} К читателю

Елизавету Ивановну Тиме отличает то, что она выступала и на сцене драматического театра, и в опере, и в балете, и в оперетте. Кроме того, она прекрасная чтица. Это редчайший случай в истории театра — столь обширный артистический диапазон и разносторонность почти не встречаются. В Е. И. Тиме всегда поражают ее образованность, высокая культура и огромная любовь к делу. Не мудрено поэтому, что {4} она стала видным театральным педагогом. Свой замечательный опыт и мастерство она стремится отдать молодежи. У нее очень много учеников, она воспитала целые коллективы.

Это было весной 1916 года, когда в Москву впервые в полном составе приехала блистательная труппа Александринского театра. До этих гастролей Москва хорошо знала блестящих представителей старшего поколения александринцев. В Москве гастролировали то Варламов, восхищавший москвичей своим исполнением пьес Островского; то Давыдов, побеждая своими замечательными Расплюевым и Городничим; то Мария Гавриловна Савина, показывая свое блистательное мастерство в «Истории одного увлечения». На этот раз александринских «столпов» не было в составе труппы, посетившей Москву. Тем не менее мы встретили именно ансамбль александринцев, в который входили Р. Аполлонский, Н. Васильева, И. Уралов, Кондрат Яковлев и молодые, начинающие актеры — Н. Коваленская, П. Лешков и другие. В стройном ансамбле александринцев, демонстрировавшем единый стиль игры и острое чувство современности, особенно выделялась Е. Тиме.

Ее первое выступление в пьесе Андреева «Тот, кто получает пощечины», в которой она играла укротительницу Зениду, приковало всеобщее внимание.

Было что-то очень интересное в этой молодой актрисе с прекрасным заразительным темпераментом, с глубоким грудным голосом и великолепной сценической внешностью. Тем большие ожидания вызвало появление молодой артистки в роли Ларисы в «Бесприданнице», роли очень трудной, {6} связанной с именем Комиссаржевской, роли, в которой терпели неудачи многие, самые прославленные актрисы.

На спектакль «Бесприданницы» собралась вся театральная Москва. Я помню, что посмотреть молодую дебютантку пришли Константин Сергеевич Станиславский и Мария Николаевна Ермолова.

Это выступление принесло Елизавете Ивановне Тиме широкую известность, громкую, редкую в театральной истории победу. Она играла Ларису со всей искренностью своей богатой артистической души. Она соединяла в своем исполнении трагизм и настоящую радость первой любви Ларисы, одухотворенность и трепетность, вражду к мещанской жизни и мечту об уединении, мятежную увлеченность Волгой и трагическое разочарование в любимом человеке. Когда Е. И. Тиме пела романс третьего акта, ее голос был наполнен тоскливой любовью к Паратову. Тиме рассказала в этом спектакле повесть жизни человека. И хотя мы смотрели только заключительный эпизод напрасно растраченной жизни Ларисы, Тиме своим исполнением раскрывала прошлое Ларисы, и в нашем воображении конкретно возникала и ее первая встреча с Паратовым, и беспорядочный быт дома Огудаловых, и вынужденное решение выйти замуж за Карандышева.

Так Е. И. Тиме стала любимицей театральной Москвы.

И в этот и в следующий, через год, весенний приезд Тиме показала себя не только глубокой актрисой драмы, но и тонкой и остроумной исполнительницей комедии. Москва увидела ее в Глафире из «Волков и овец». В ее Глафире била ключом жизнь, страстное желание блеска и роскоши в соединении с обаятельной женской лукавостью и дерзостью поведения.

Уже при ее первом появлении в поместье Мурзавецкой в самом характере походки Глафиры, скрывавшей свои чувства и желания под простеньким черным платьем, было что-то дразнящее и приковывающее внимание к этой необычной и на вид такой скромной девушке.

С блеском и юмором проводила Тиме обе сцены с Лыняевым. Податливая, ироничная при первой встрече, она становилась бурной и решительной в сцене в беседке.

Эти две роли наглядно обнаружили диапазон молодой актрисы. Дальнейшая сценическая судьба Тиме еще больше подтвердила широкие возможности артистки.

Несомненно, она была ярко индивидуальна в творчестве и внесла в слаженный ансамбль Александринского театра свою, только ей принадлежащую ноту. Тиме никогда не была актрисой полутонов. Ее не интересовали тусклые и акварельные сценические краски.

После гастролей Александринского театра в Москве и успеха в «Бесприданнице» Тиме была приглашена в Художественный театр. Но она {7} отказалась от этого лестного для молодой артистки предложения, сделанного от имени театра Станиславским и Немировичем-Данченко. Может быть. Тиме боялась, что ее индивидуальность будет поглощена строгой творческой дисциплиной Художественного театра. Не время и не место сейчас в сотый раз говорить о полной ошибочности подобной точки зрения, особенно распространенной в тогдашнем Петрограде, где играла Тиме, и наглядно опровергаемой сильнейшими актерскими индивидуальностями самого Станиславского, Качалова, Москвина, Леонидова и многих других. Как бы то ни было, Тиме осталась в Александринском театре.

Конечно, она не получила бы в Художественном театре таких широких возможностей самораскрытия, какие она имела в Александринском театре, в котором играла, к примеру, в сезоне 1914 – 1915 г. 7 новых ролей, в следующем сезоне — 11 новых ролей, в сезоне 1916 – 1917 г. — 9. За первые девять сезонов своей работы Тиме сыграла более 50 ролей. Одно это говорило об огромной работоспособности актрисы, о ее жажде творчества, о ее неисчерпаемой творческой энергии.

Яркость, действенность и желание строить роль крупными, сильными кусками характерны для всего творчества Тиме. Темперамент не позволяет ей быть на сцене спокойной или отдыхающей. В ее героинях или кипят трагические чувства, ила они полны лирической тоски, они безудержно смеются или лукаво иронизируют. В каждой роли актриса идет до конца, исчерпывая себя и не жалея творческих сил.

Тиме — образец полной отдачи себя роли.

Некоторые роли она, так сказать, транспонирует. Совершенно неожиданной явилась ее Луиза в «Коварстве и любви». Тиме увидела в Луизе не привычный, за многие десятилетия театрально заштампованный образ милой, послушной немецкой девушки. Она раскрыла протест Луизы, защищающей от окружающих свою личность, свои права на счастье и любовь.

Тиме была энергична в выражении своих сценических чувств, в которых жизненная правда соединялась с театральной выразительностью. Появляясь на сцене, она всегда окрашивала исполнение радостью творчества. Она хотела быть и была на сцене живым человеком, но, заставляя верить в подлинность создаваемых ею образов, в их горе и смех, в их мучения и их радости, Тиме захватывала зрителя заразительной, наполнявшей все ее существо радостью игры. Она чувствовала себя настолько сценически богатой, что щедро делилась со зрителем присущим ей мажорным ощущением жизни.

Тиме обладает особым сценическим юмором, который всегда носит несколько иронический характер. При всей своей непосредственности она всегда остается умным художником, не скрывающим своего отношения к играемым образам.

{8} Я вспомнил ее Глафиру. Такой же пленительной и очаровательной явилась и Наталья Дмитриевна в «Горе от ума» Грибоедова. И подобно тому, как мне не пришлось видеть лучшей Ларисы, так мне не пришлось видеть лучшей Натальи Дмитриевны, в которой было и подлинное ощущение эпохи, и «огонь, румянец, смех, игра во всех чертах», по словам Чацкого, и властность в отношении заполоненного ею Платона Михайловича, которую далеко не всегда удается выразить на сцене.

Я назвал только несколько ролей, сыгранных Тиме. Следует продолжить их перечисление, чтобы читатели могли представить мир различных человеческих судеб, воплощенных на сцене Тиме.

Она продолжала играть роли драматические, трагедийные и комедийные. В круг своего репертуара она включила даже оперетту, всегда сохраняя требовательное мастерство и безошибочную чуткость к стилистическим особенностям жанра. Но какого бы жанра Тиме ни касалась, какие бы образы она ни создавала, она несла в глубине своего дарования неиссякаемый и уверенный оптимизм.

Нельзя, конечно, перечислить все 186 ролей, сыгранных Тиме в современном и в дореволюционном репертуаре, но нельзя не упомянуть Настасью Филипповну в «Идиоте», которую она играла с большой сценической смелостью, или баронессу Штраль в «Маскараде», которая относится к числу ее лучших ролей, Елену Андреевну («Дядя Ваня»), Мамаеву («На всякого мудреца довольно простоты»), Машу («Живой труп»), Негину («Таланты и поклонники») и другие.

Блестяще играла Тиме и в пьесах Шекспира («Венецианский купец»), Гюго («Эрнани»), Шиллера («Коварство и любовь»), Лопе де Вега («Пастушка-герцогиня»), Кальдерона («Сам у себя под стражей»), Скриба («Стакан воды»), Сарду («Фландрия»).

Одновременно Тиме была великолепной актрисой оперетты. Превосходно поставленный голос (сперва ее уговаривали идти в оперу) позволял артистке не только задушевно и тоскливо петь цыганские песни в «Живом трупе» или романс Ларисы в «Бесприданнице», но давал ей возможность осуществить такие трудные партии мировой классики, как Елена в «Прекрасной Елене» Оффенбаха, Серполетта в «Корневильских колоколах» Планкетта и другие.

Тиме была страстно ищущим художником. И не случайно в своих постановках «Маскарада» и «Дон-Жуана» в Александринском театре Мейерхольд опирался на нее как на одну из самых передовых художниц. Она откликалась на самые разнообразные поиски и в первые годы революции участвовала в трагическом представлении «Царя Эдипа», которое замыслил Юрьев на арене цирка и в котором она сыграла Иокасту.

Тиме была активной поборницей советской драматургии на сцене Государственного академического театра драмы. Она играла Устинью в «Пугачевщине» {9} Тренева; была первой исполнительницей Виринеи («Виринея» Сейфуллиной); дебютировала вместе с Ромашовым в его пьесе «Конец Криворыльска» и играла Марфу в «Ярости» Яновского.

Она старается расширить свой репертуар, верная жажде новых путей в искусстве. И если порой в ее исполнении появлялся сценический нажим или яркость красок казалась чрезмерной, То это происходило не от желания намеренного эффекта, а вытекало из самого существа ее мощного и темпераментного дарования.

С годами Тиме должна была перейти на другие роли: Машу в «Живом трупе» она сменила на Анну Павловну, Глафиру в «Волках и овцах» — на Мамаеву в «На всякого мудреца довольно простоты», от Натальи Дмитриевны в «Горе от ума» она перешла на роль Хлестовой, стала играть Гурмыжскую в «Лесе».

В ее репертуар вошли такие роли, как Клеопатра во «Врагах» и Софья в «Зыковых» Горького.

И все же эти широкие рамки творчества казались Тиме узкими. И с 30 х годов она включает в круг своей деятельности и искусство чтицы и искусство педагога. В ее чтецком репертуаре «Клим Самгин» Горького, «Цемент» Гладкова, Пушкин и Некрасов, Лев Толстой и Мопассан, «Хождение по мукам» А. Толстого.

В педагогике она стала ведущим профессором Ленинградского театрального института имени А. Н. Островского. Многие ее ученики работают сейчас в разных городах и республиках нашей страны.

Многолетняя работа Е. И. Тиме получила признание правительства, присвоившего ей звание народной артистки РСФСР.

Тиме сыграла 21 роль в советских пьесах, 42 роли в русской классике, 49 ролей в русской драматургии XX века, 53 роли в зарубежной классике, 21 роль в современной зарубежной драматургии; из них: 23 роли — в трагедиях, 70 ролей — в драме, 60 ролей — в комедии, 12 ролей — в водевилях, 18 ролей — в оперетте, 1 роль в балетном спектакле.

Свой опыт она отразила в книге «Дороги искусства». Можно было заранее предполагать, что эта книга, несомненно, будет интересной и богатой — она написана не только чрезвычайно талантливой актрисой, но и человеком яркой, оригинальной индивидуальности, большой культуры, знаний.

Художник острого ума, Е. И. Тиме ставит для себя большие проблемы в искусстве. Встречи с крупнейшими деятелями искусства дали ей богатый материал для размышлений, а непрекращающаяся в течение 50 лет деятельность заставляет ее и на прошлое смотреть не только ретроспективно, но и с позиций остросовременных.

И действительно, каждый, кто будет читать эту книгу, познакомится и с очень разнообразными материалами жизненных наблюдений, впечатлений и с таким любопытным и интересным человеком, как сам автор книги. {10} Тиме делится своим опытом работы в опере, дает ряд великолепных зарисовок из жизни балета, ставит проблемы искусства чтеца и, наконец, рассказывает о своем педагогическом опыте.

Перед читателем проходит музыкальная жизнь Петербурга начала века, возникают образы Шаляпина и Собинова, Павловой и Кшесинской. Тиме вспоминает о давно ушедшем в прошлое жанре мелодекламации и о новом искусстве чтеца и т. д.

Вторая часть посвящена рассказу о сценическом пути и самом творчестве Е. И. Тиме, о ролях, ею сыгранных, преимущественно на Александринской сцене.

Обе части книги написаны талантливо и темпераментно, зачастую со свойственным Тиме юмором. Книгу читаешь как увлекательное художественное произведение. Перед глазами читателя с живой убедительностью встает артистическая жизнь Тиме, образы и люди, о которых она рассказывает с зоркой наблюдательностью. Так, нельзя не отметить той великолепной и тонкой характеристики, которую Тиме дает М. Г. Савиной.

Вряд ли в театральной литературе можно вспомнить такой выразительный портрет великой актрисы, как написанный Тиме. Она выступает горячим адвокатом Савиной, и, нужно сказать, выступает с полным и безошибочным успехом.

Очень интересен ряд фактических данных, как, например, переговоры Тиме о поступлении на сцену Художественного театра, великолепные рассказы о весенних гастролях Александринского театра в Москве, оставивших значительный след в московской театральной жизни; о петербургских опере и балете или о предреволюционной петербургской театральной жизни. Чрезвычайно важны части книги, посвященные рождению советской драматургии.

Рассказывая о себе, Тиме одновременно рассказывает и о жизни Александринского театра за 50 лет. В воспоминаниях значительное место занимает режиссура Мейерхольда. И опять-таки, подобно тому как Тиме дает блестящий портрет Савиной, точно так же она рисует работу Мейерхольда над «Маскарадом», над «Дон-Жуаном» и рядом других пьес или дает портреты И. Н. Певцова и такого по существу неоцененного и мало освещенного в театроведении режиссера, как В. П. Кожич.

Книга Е. И. Тиме — серьезный вклад в нашу советскую мемуарную литературу, она послужит богатым литературным материалом для всех, изучающих и любящих театр.

{11} Светлой памяти моего мужа

Ранним утром я ухожу в лес. Воздух напоен теплыми запахами трав, земля нагрета солнцем. Медленно удлиняются тени. Они косо опускаются на дорогу как шлагбаумы, будто говоря: осторожно, мчится время; остановись хоть ненадолго, подумай, вспомни!..

И тогда мне вспоминается стихотворение, написанное моим современником, пожилым, мудрым поэтом:

Столько дней прошло с малолетства,

В этом доме все живы-здоровы,

В поздний час все домашние в сборе,

В доме моего детства — тоже все живы-здоровы. Стоит за своей конторкой и что-то пишет отец. Мать всегда в окружении моих сестер и подруг — они совещаются о чем-то с видом {12} заговорщиков; наверно обсуждают очередной выпуск домашней газеты «Шпильки» — он должен появиться в субботу… Звучит музыка, смех, долгие-долгие споры глубоко за полночь.

Один из членов нашего молодежного кружка грозил, что приведет приятеля — страшно интересного молодого человека. Наконец привел — тот представился Николаем Качаловым. Промолчал весь вечер. Все решили, что от заносчивости. Не знаю…

Однажды я увидела на сцене Александринского театра Савину. Вот уж кем мне никогда не быть — это актрисой! Решено — буду врачом.

И стоит вдалеке мое детство,
Как с закрытыми ставнями дом…

Косые тени все гуще ложатся на землю. Приближается ночь, и время, преграждая дороги, опускает свои шлагбаумы. Но от этого не становится грустно.

Я думаю о бесконечных дорогах жизни, о дорогах искусства. Мне хочется рассказать вам о тех из них, где мне посчастливилось увидеть солнце.