XXVI. Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни

XXVI. Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни

Народные предания ставят ведуна и ведьму в весьма близкое и несомнен­ное сродство с теми мифическими существами, которыми фантазия издревле на­селяла воздушные области. Но есть и существенное между ними различие: все сти­хийные духи более или менее удалены от человека, более или менее представляют­ся ему в таинственной недоступности; напротив, ведуны и ведьмы живут между людьми и с виду ничем не отличаются от обыкновенных смертных, кроме неболь­шого, тщательно скрываемого хвостика. Простолюдин ищет их в собственной сре­де; он даже укажет на известные лица своей деревни, как на ведуна или ведьму, и посоветует их остерегаться. Еще недавно почти всякая местность имела своего кол­дуна, и на Украйне до сих пор убеждены, что нет деревни, в которой не бьшо б ведь­мы¹. К ним прибегают в нужде, просят их помощи и советов; на них же обращается и ответственность за все общественные и частные бедствия.

Ведун и ведьма (ведунья, вещица) от корня вед, вещ, как объяснено выше (1, 205—7), означают вещих людей, наделенных духом предвидения и пророчества, поэтическим даром и искусством целить болезни. Названия эти совершенно тож­дественны с словами: знахарь и знахарка, указывающими на то же высшее веде­ние². Областные говоры, летописи и другие старинные памятники предлагают не­сколько синонимов для обозначения ведуна и ведуньи, называют их колдунами, чародеями, кудесниками и волхвами, вещими женками, колдуньями, чаровница­ми, бабами-кудесницами и волхвитками. Чары — это те суеверные, таинственные обряды, какие совершаются, с одной стороны, для отклонения различных напа­стей, для изгнания нечистой силы, врачевания болезней, водворения семейного счастия и довольства, а с другой — для того, чтобы наслать на своих врагов всевоз­можные беды и предать их во власть злобных, мучительных демонов. Чаровник,
¹ Иллюстр. 1845, 415; Москв. 1846, XI-XII, 149.

² Нем. hexe Я. Гримм объясняет скандинавским hagr — dexter, artificiosus; следовательно, hexe — то же, что лат. saga, т. е. хитрая, мудрая = вещая жена (D. Myth., 992).

чародеец^1—тот, кто умеет совершать подобные обряды, кому ведомы и доступны заклятия, свойства трав, корений и различных снадобий; очарованный — закля­тый, заколдованный, сделавшийся жертвою волшебных чар. Кудесник — по объяс­нению Памвы Берынды: чаровник; в Рязанской губ. окýдник — колдун²; кудесить — колдовать, ворожить, кудеса — в Новгород. и Вологод. губерниях: святочные игри­ща и гадания³, а в Тульской — чара, совершаемая колдуном с целию умилостивить разгневанного домового и состоящая в обрядовом заклании петуха (= остаток древ­ней жертвы пенатам, см. II, 56). Стоглав замечает, что когда соперники выходят на судебный поединок, «и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научений по­собие им творят, кудесы бьют» (II, 142). В основе приведенных слов лежит корень куд = чуд; старочешск. cúditi — очищать, zuatocudna — вода, т. е. очистительная, cudar — судья (по связи древнего суда с религиозными очистительными обряда­ми). Профес. Срезневский указывает, что глагол кудити употребляется чехами в смысле: заговаривать; у нас прокуда — хитрый, лукавый человек⁴. Корень чуд вполне совпадает по значению с див (светить, сиять); как от последнего образова­лись слова: диво, дивный, дивиться, так от первого — чудо (множ. чудеса = кудеса), чудный, чудесный (в Новгор. губ. кудесный)⁵, чудиться, как с словом кудеса соеди­няется понятие о чародействе, так тот же самый смысл присваивают древние па­мятники и речению дивы. В Святославовом Изборнике (1073 г. ) читаем: «да не будеть влхвуяй влшьбы, или вражай и чяродеиць, или баяй⁶ и дивы творяй и тробьный влхв»⁷; Кормчая книга запрещает творить коби⁸ и дивы⁹. Сверх того, дивами издревле назывались облачные духи = великаны и лешие (дивии люди и дивожены); согласно с этим, и слову чудо, чудо-вище давалось и дается значение исполи­на, владыки небесных источников и лесов (II, 312—3). Таким образом, язык ясно свидетельствует о древнейшей связи чародеев и кудесников с тученосными демона­ми = великанами и лешими; связь эта подтверждается и сканд. troll, которое служит общим названием и для тех, и для других¹⁰. Слово «колдун» в коренном его значе­нии доселе остается неразъясненным. По мнению г. Срезневского, колдуном (сла­вянский корень клъд = колд или калд = клуд = куд) в старое время называли того, кто совершал жертвенные приношения; в хорутанском наречии калдовати — прино­сить жертву, калдованц — жрец, калдовница и калдовише — жертвенник¹¹. В слова­ре Даля колдовать истолковано: ворожить, гадать, творить чары («чем он колдует? снадобьями, наговорами»)¹². Наконец волхв — название, известное из древних ру­кописей и доныне уцелевшее в лубочных сказках и областных говорах: у Нестора слова волхв и кудесник употребляются, как однозначащие¹³, в переводе Евангелия:

«се волсви от восток приидоше во Иерусалим» (Матф. II, 1); в троянской истории о Колхасе сказано: «влхов и кобник хитр»¹, в Вологод. губ. волхат (волхит) — колдун, волхатка (волхвитка) — ворожея, в Новгор. волх — колдун, угадчик, прорицатель, в Калуж. валхвйть — предугадывать, предузнавать, малорус. волшити — хитрить; производные волшебный, волшебство пользуются гражданством и в литературной речи; болгар, волхв, вохв — прорицатель, волшина — брань, хорв. вухвец, вуховец — python и вухвица — pythonissa², у Вацерада: «phytones, sagapetae = wlchwec, wlchwice». Сверх дара прорицаний волхвам приписывается и врачебное искусство (I, 208). Ря­дом с мужскою формою волхв встречаем женскую влхва³, которой в скандинавском соответствует völva (valva, völa, vala) — колдунья, пророчица и притом, по свиде­тельству древней Эдды (см. Völuspâ), существо вполне мифическое. Г. Буслаев сближает с этими речениями и финское völho, velho — колдун; «как сканд. völva (го­ворит он) является в сжатой форме völa, так и финн. volho изменяется в völlo. По свойству славянского языка гласный звук перед плавным переходит по другую сто­рону плавного, напр., helm — шлем; потому völva, völho является в Остром. ев. в древнеславян. форме влхв, а русский язык ставит гласный звук и перед плавным и после, напр., шелом: следовательно, волхв или волхов (у Нестора: волсви), собст­венно, русская форма». Корень для слова волхв г. Буслаев указывает в санскр. валг — светить, блистать, подобно тому, как жрец происходит от жреть, гореть⁴, и старинное поучительное слово принимает имена «волхв» и «жрец» за тождествен­ные по значению (II, 34).

ворожбит — колдун, знахарь¹. В народной медицине и волшебных чарах играют значительную роль наузы, узлы, навязки — амулеты. Старинный проповедник, ис­числяя мытарства, по которым шествует грешная душа по смерти, говорит: «13-е мытарство — волхование, потворы, наузы»². Софийская летопись под 1044 годом рассказывает о Всеславе: «матери бо родивши его, бе ему на главе знамя язвено — яма на главе его; рекоша волсви матери его: се язвено, навяжи нань, да носить é (наузу) до живота своего на себе»³. По свидетельству Святославова Изборника: «проклят бо имей надеждж на человека: егда бо ти детищь болить, то ты чародеиць иштеши и облишьная писания на выя детьм налагавши»⁴. В вопросах Кирика, об­ращенных к новгородскому епископу Нифонту, упоминается о женах, которые приносили больных детей к волхвам, «а не к попови на молитву»⁵. В слове о злых дусех, приписанном св. Кириллу, читаем: «а мы суще истинные християне прель­щены есмы скверными бабами... оны прокляты и скверны и злокозньны (бабы) на­узы (наузами) много верные прельщают: начнеть на дети наузы класти, смеривати, плююще на землю, рекше — беса проклинаеть, а она его боле призываеть творится, дети врачующе», и несколько ниже: «а мы ныня хотя мало поболим, или жена, или детя, то оставльше Бога — ищем проклятых баб-чародеиць, наузов и слов прелест­ных слушаем»⁶. В Азбуковнике или Алфавите сказано: «а бесовска нарицания тол­кованы сего ради, понеже мнози от человек приходящи к волхвам и чародеем, и приемлют от них некакая бесовская обояния наюзы и носят их на собе; а иная бе­совская имена призываху волхвы и чародеи над ествою и над питием и дают вкушати простой чади, и тем губят душа человеческая; и того ради та зде писаны, да всякому православному християнину яве будет имя волчье, да нехто неведы имя волчие вместо агнечя приимет неразумием, мня то агнечье быти»⁷. Митрополит Фотий в послании своем к новгородцам (1410 г. ) дает такое наставление церков­ным властям: «учите (прихожан), чтобы басней не слушали, лихих баб не приимали, ни узлов, ни примовленья, ни зелиа, ни вороженья»⁸. Но обычай был сильнее этих запретов, и долго еще «мнози от человек, приходящи к волхвам и чародеям, принимали от них некая бесовская наюзы и носили их на себе»⁹. В рукописных сборниках поучительных слов XVI столетия встречаем упреки: «немощ волшбою лечат и назы чаровании и бесом требы приносят, и беса, глаголемаго трясцю (ли­хорадку) творят(ся) отгоняющи... Се есть проклято. Того деля многи казни от Бога

за неправды наши находят; не рече бо Бог лечитися чаровании и наузы, ни в стречу, ни в полаз, ни в чех веровати: то есть поганско дело»¹. Царская окружная грамо­та 1648 года замечает: «а иные люди тех чародеев и волхвов и богомерских баб в дом к себе призывают и к малым детем, и те волхвы над больными и над младенцы чинят всякое бесовское волхование»². Болгарская рукопись позднейшего письма осуждает жен, «кои завезують зверове (вар. скоти) и мечки, и гледать на воду, и завезують деца малечки» (детей)³. Знахарям, занимавшимся навязыванием таких амулетов, давались названия наузника⁴ и узольника, как видно из одной рукописи с.-петербургской публичной библиотеки, где признаны достойными отлучения от св. причастия: обавник, чародей, скоморох и узольник⁵. Наузы состояли из различ­ных привязок, надеваемых на шею: большею частию это были травы, коренья и иные снадобья (уголь, соль, сера, засушенное крыло летучей мыши, змеиные голо­вки, змеиная или ужовая кожа и проч. ), которым суеверие приписывало целебную силу от той или другой болезни; смотря по роду немощи, могли меняться и самые снадобья⁶. Иногда, вместо всяких целительных средств, зашивалась в лоскут бу­мажка с написанным на ней заговором и привешивалась к шейному кресту. У гер­манских племен привязывались на шею, руку или другую часть тела руны (тайные письмена) для излечения от болезни и противодействия злому колдовству, и аму­леты эти назывались ligaturae (в средние века) и angehenke⁷. В христианскую эпоху употребление в наузах ладона (который получил особенно важное значение, потому что возжигается в храмах) до того усилилось, что все привязки стали называться ладонками — даже и тогда, когда в них не было ладону. Ладонки до сих пор играют важную роль в простонародьи: отправляясь в дальнюю дорогу, путники надевают их на шею в предохранение от бед и порчи. В XVII веке был приведен в приказную избу и наказан батогами крестьянин Игнашка за то, что имел при себе «корешок невелик, да травки немного завязано в узлишки у (шейного) креста» (см. гл. XXVII). Навешивая на себя лекарственные снадобья или клятвенные, заговорные письмена, силою которых прогоняются нечистые духи болезней, предки наши бы­ли убеждены, что в этих наузах они обретали предохранительный талисман против сглаза, порчи и влияния демонов и тем самым привязывали, прикрепляли к себе здравие. Подобными же наузами девы судьбы привязывали новорожденным мла­денцам дары счастия = телесные и душевные совершенства, здоровье, долголетие, жизненные радости и проч. Народные сказания смешивают дев судьбы с вещими чародейками и возлагают на тех и других одинаковые обязанности; так, скандинав­ские вёльвы отождествляются с норнами: присутствуют и помогают при родах и предсказывают будущую судьбу младенца (стр. 175, 178). В той же роли выступали у славян вещие женки, волхвицы; на это указывают: с одной стороны, обычай при-

носить детей к волхвам, которые и налагали на них наузы, а с другой стороны — об­ластной словарь, в котором повитуха, помощница при родах, называется бабка, глагол же бабкать означает: нашептывать, ворожить¹.