Надежды, проволочки и окончательное крушение
Обстрел Альмерии немецкой эскадрой, патрулировавшей в Средиземноморье (июнь 1937 года), и вызывающее поведение Гитлера, который заявил, что он «оставляет за собой в будущем полную свободу действий по отношению к Испании», — все это сделало больше для возобновления диалога между Социалистическим интернационалом и Коминтерном, нежели требования и просьбы, адресуемые до этого Социалистическому интернационалу.
Этой весной повсюду в Западной Европе проходили манифестации солидарности с Испанией, которая, от Герники до Альмерии, стала объектом варварских разрушений, лицемерно оплакиваемых западными правительственными деятелями, невозмутимо хранившими верность принципу «невмешательства».
Ввиду внезапно возросшей опасности ИСРП и КПИ, к которым присоединился ВСТ, 1 июня 1937 года обратились к обоим Интернационалам и Международному объединению профсоюзов с просьбой о помощи.
Тотчас последовал обмен телеграммами между секретарем ИСРП Рамоном Ламонедой, генеральным секретарем КПИ Хосе Диасом, генеральным секретарем Коминтерна Георгием Димитровым и председателем Социалистического интернационала Луи де Брукером.
3 июня Димитров ответил двум испанским лидерам, что Коминтерн, который «неоднократно обращался к Социалистическому рабочему интернационалу с предложениями предпринять совместные действия обоих Интернационалов — решающее средство в борьбе против фашизма и в защиту демократии и мира... но не получил никакого положительного ответа на эти предложения, отвергнутые Социалистическим интернационалом. Ввиду серьезности ситуации, создавшейся в результате бомбардировки Альмерии... мы посылаем сегодня телеграмму председателю Социалистического рабочего интернационала. С нашей стороны мы сделаем все возможное, чтобы добиться единства... необходимого для защиты испанского народа от фашистского варварства и для сохранения мира во всем мире...»
С другой стороны, в телеграмме, отправленной в этот день Луи де Брукеру, Димитров, ссылаясь на призыв Рамона Ламонеды и Хосе Диаса, заявил о согласии с предложением, сформулированным двумя испанскими лидерами, и предложил «создать Комитет по связи между тремя Интернационалами (Коминтерном, Социалистическим интернационалом и Международным объединением профсоюзов) для установления международного единства действий в борьбе против военной интервенции Германии и Италии в Испании».
4 июня Луи де Брукер направил Димитрову ответ, в котором заявил, что вполне признает необходимость предпринять энергичные действия, однако решительно подчеркнул, что «ни председатель, ни его секретарь не имеют необходимых полномочий для того, чтобы от имени Интернационала вступить в комитет, который вы предлагаете создать».
Луи де Брукер, столкнувшись с недоброжелательным отношением внутри Социалистического интернационала к самому принципу совместных действий с Коминтерном, опередил события, зная, что ему необходимо считаться с оппозицией в лице сэра Уолтера Ситрина и голландской, чехословацкой и скандинавских социалистических партий, враждебных любым общим действиям обоих Интернационалов.
На следующий день (5 июня) Георгий Димитров, возобновляя попытку, послал Луи де Брукеру длинную телеграмму, где отметил следующее: «Нельзя считать также, что отсутствие формальных полномочий является решающим, когда речь идет о жизни и независимости испанского народа». Далее Димитров предложил, с тем чтобы ускорить организацию необходимых совместных действий, начать предварительный обмен мнениями между представителями Коминтерна и Социалистического интернационала, а также назначить дату и место этой встречи.
8 июня в ответ на телеграмму Димитрова Луи де Брукер сообщил по телеграфу генеральному секретарю Коминтерна, что Социалистический интернационал готов «встретить ваших представителей для обмена информацией и мнениями о том, как наилучшим образом предпринять подобные [совместные — Ж. С] действия во всех странах, основываясь на взаимном согласии и избегая бесполезных трений». Для места встречи он предложил «Женеву или ее окрестности».
15 июня Димитров в срочной депеше, посланной Луи де Брукеру, сообщил, что уже утверждена делегация, состоящая из членов Исполкома Коминтерна, а именно: Мориса Тореза, Марселя Кашена, Хосе
122
Диаса, Франца Далема и члена Центрального комитета ИКП Луиджи Галло, и что «товарищ Торез уполномочен договориться непосредственно с Вами о месте и дне встречи».
Местом встречи было выбрано французское местечко Аннемасс, расположенное в семи километрах от Женевы и швейцарской границы.
День встречи пришлось несколько отодвинуть ввиду плохого состояния здоровья Хосе Диаса. Генерального секретаря КПИ пришлось заменить одним из секретарей ЦК, Педро Чекой. Морис Торез, перегруженный другими делами, в последний момент передал свои полномочия Марселю Кашену.
Встреча была назначена на 21 июня.
Представители Коминтерна, приехавшие в Аннемасс автомобилем, были встречены делегацией СФИО и ФКП, которая обратилась к ним с приветствием.
В нем французские социалисты и коммунисты, напомнив, что они действовали в «рамках пакта о единстве действий, выработанного в июне 1934 года, [приветствовали] первое общее собрание исполнительных комитетов двух пролетарских Интернационалов».
Они поздравили друг друга «со счастливым начинанием — осуществить в международном плане единство действий, существующее во Франции уже три года и хорошо зарекомендовавшее себя».
В делегацию Социалистического интернационала входили председатель Луи де Брукер и генеральный секретарь Фридрих Адлер, а в делегацию Коминтерна — Марсель Кашен (Франция), Педро Чека (Испания), Франц Далем (Германия), Флоримон Бонт (Франция), Луиджи Галло (Италия).
Любопытная деталь: Пальмиро Тольятти (в этот момент находившийся во Франции), запасшись подобающим случаю документом, принимая во внимание, что он был секретарем Исполкома Коминтерна и находился на нелегальном положении, отправился в Верхнюю Савойю и там, устроившись неподалеку от Аннемасса, наблюдал за ходом встречи.
В своей книге «Интернациональные бригады в Испании» Луиджи Лонго, он же Луиджи Галло (будущий глава ИКП), обрисовал атмосферу встречи в Аннемассе.
Заседания проходили в маленьком муниципальном зале.
«Выразительное лицо Луи де Брукера, обрамленное торжественной бородой патриарха, было исполнено достоинства и честности, — пишет он. — Адлер же был более сложен, даже загадочен. Де Брукер был солирующей скрипкой Социалистического рабочего интернационала, а Кашен — солирующей скрипкой Коминтерна.
У де Брукера был несколько принужденный вид, быть может потому, что ему хотелось сказать больше, нежели он мог. Кашен, как всегда изысканный, как всегда глубоко человечный и тактичный, остроумно и вежливо опровергал осторожные возражения [социалистического лидера]».
Впоследствии Марсель Кашен заявит:
«В прошлом мне не раз приходилось присутствовать на таких
Марсель Кашен, старейший деятель французского и международного коммунистического и рабочего движения, и Морис Торез, генеральный секретарь ФКП в 1930-1964 годах, неоднократно участвовали в международных встречах Коминтерна и Социнтерна в связи с событиями в Испании.
123
встречах, как в Аннемассе. Но никогда ранее критерии двух Интернационалов в испанском вопросе не были изложены с такой силой. И никогда еще тон бесед между представителями двух крупнейших организаций не был более сердечным».
Хотя критерии и тон, то есть суть и форма этих бесед, придали встрече двух делегаций не столько полемический, сколько дружеский характер, вскоре выяснилось, что Луи де Брукер и Фридрих Адлер не уполномочены действовать от имени организации, которую они представляли.
Их миссия носила характер зондажа, и им было запрещено заключать какое-либо соглашение с Коминтерном относительно совместных действий в поддержку Испании.
Неужели придется расстаться, констатировав неудачу?
Поскольку никто не хотел заходить в тупик, обе делегации в конце концов приняли текст декларативного характера, суть которого сводилась к трем моментам.
Во-первых, было отмечено (согласно изданию Коминтерна «Корреспонданс энтернасьональ»), что в испанском вопросе оба Интернационала занимают в основном сходные позиции.
Во-вторых, оба Интернационала должны были повсюду, где только представится возможность, добиваться единства действий в пользу испанского народа.
Наконец, делегаты пришли к выводу, что было бы желательно через короткое время возобновить контакты, с тем чтобы более детально изучить конкретные средства оказания материальной и моральной помощи Испании.
Даже использованная делегациями лексика сама по себе говорит об итогах встречи.
Фактически речь шла скорее о добрых намерениях, нежели о программе действий.
Испанец Педро Чека, присутствовавший на встрече, ничуть не ошибался на этот счет.
После возвращения в Валенсию в своей статье, опубликованной 3 июля 1937 года газетой «Френте рохо», он отметил «добрую волю Луи де Брукера и его желание помочь Испании всеми средствами», но вместе с тем подчеркнул, что «эта добрая воля и это желание должны были бы как можно скорее выразиться в ощутимой реальной помощи Испанской республике».
Хотя Аннемасская конференция не приняла никакого решения (и в этом смысле можно говорить о ее неудаче), сам ход ее представлял определенный интерес.
Она выявила новые расхождения в руководящей группе Социалистического интернационала.
И действительно, несмотря на свой расплывчатый и декларативный характер, текст, принятый в итоге встречи в Аннемассе, не замедлил вызвать страсти большинства Социалистического интернационала, скандализированного упоминанием о сходстве позиций двух Интернационалов в испанском вопросе и о возможности совместных действий.
Некоторые руководящие деятели Лейбористской партии и тред-юнионов, правые социалистические лидеры Голландии, Чехословакии и Скандинавских стран ополчились против Луи де Брукера и Фридриха Адлера.
Дезавуированные за свои смелые речи, они вынуждены были уйти со своих постов. (Впоследствии они были восстановлены на своих постах, но при условии, что больше никогда не будут выступать с подобными инициативами.)
А что касается сути — единства действий в международном масштабе, — то она так и осталась мертвой буквой. И это несмотря на все новые и новые призывы, направляемые Коминтерном в адрес Социалистического интернационала, с тем чтобы сдвинуть дело с места.
Через несколько дней после Аннемасской декларации, 26 июня, Димитров снова обратился к Социалистическому интернационалу, пытаясь привлечь его внимание к драматической ситуации, сложившейся на севере Испании, где после падения Бильбао (22 июня) все население провинции Сантандер и Астурии могла постигнуть та же печальная участь, что и Страну Басков.
Генеральный секретарь Коминтерна предложил парламентам и правительствам всех антифашистских государств — Англии, Франции, Соединенных Штатов и Советского Союза — принять все меры, чтобы из Испании были выведены итальянские и германские интервенционистские войска, чтобы была снята блокада республиканской Испании и признаны международные права испанского правительства.
Он потребовал, чтобы Социалистический интернационал и Коминтерн совместно обратились к Лиге наций с требованием применить Устав Лиги наций, предусматривающий санкции против любого государства, повинного в вооруженной агрессии [что полностью относилось к Третьему рейху и фашистской Италии, чьи экспедиционные войска — пехота, танки, авиация — сражались на севере Испании вместе с войсками Франко — Ж. С].
И Димитров добавил, что оба Интернационала сами должны мобилизовать в международном масштабе все рабочие силы, чтобы поддержать эту инициативу.
Откликаясь на призыв Димитрова, 27 июня Луи де Брукер послал телеграмму Морису Торезу. В своем ответе председатель Социалистического интернационала уточнил, что он готов встретить делегатов
124
Коминтерна и «продолжить дело Аннемасса, но на почве Аннемасса».
Эта оговорка означала, что Социалистический интернационал, заранее отвергая принцип «совместных действий», признавал исключительно уже признанный принцип «параллельных действий». Одним словом, он отказывался от совместных действий, ратуя за самостоятельные действия.
Заметных результатов самостоятельные действия не принесли, поскольку хотя Социалистический интернационал перед тем требовал «немедленного вывода фашистских войск, вторгшихся в Испанию», а также «применения Устава Лиги наций и возврата к нормам международного права», однако СФИО и правые лейбористы не приняли эффективных мер ни для «применения Устава Лиги наций», ни для «возврата к нормам международного права». И все по той простой причине, что им пришлось бы разоблачить «невмешательство» и объявить несостоятельным Лондонское соглашение.
Как бы там ни было, Социалистический интернационал в конце концов принял предложение о встрече с Коминтерном, и 9 июля 1937 года в Париже Луи де Брукер и Фридрих Адлер встретились с Морисом Торезом и Марселем Кашеном, которых Коминтерн уполномочил вести эти переговоры.
Оба французских лидера спросили у своих собеседников, не желают ли те, чтобы в повестку дня, помимо вопросов, затронутых Димитровым в его телеграмме от 26 июня, были включены и другие.
И дискуссия началась. Она носила безусловно дружеский характер.
Опубликованное коммюнике, несмотря на свою краткость, ясно говорит о результатах этой встречи.
Вот что там можно, в частности, прочесть:
«Обмен мнений открыл путь к заключению общего соглашения двух сторон относительно действий, которые необходимо предпринять в защиту Испанской республики».
Здесь сами выражения вроде «обмен мнений открыл путь» свидетельствуют об оздоровлении официальных отношений между двумя Интернационалами, но не предвещают быстрого достижения ощутимых результатов.
И действительно, если Социалистический интернационал (который в течение долгих месяцев попросту игнорировал призывы Коминтерна) теперь изменил свою тактику, то в этом изменении он пошел не далее рассмотрения вопросов, поднятых Коминтерном. Рассмотрение это могло закончиться либо «замораживанием» поставленных проблем, либо простым отказом от их решения.
Ввиду позиции правосоциалистических лидеров Социалистического интернационала, становившейся все более соглашательской по отношению к политике Чемберлена, превратившей Испанию и Чехословакию в две искупительные жертвы, принесенные фашизму, усилия, предпринятые Коминтерном для достижения единства действий в международном масштабе (единственной надежды покончить с политикой «невмешательства»), были обречены на неудачу.
Так оно и случилось.
Когда в 1939 году Испанская республика пала под ударами иностранной интервенции, единство действий рабочего класса в международном масштабе так и не было достигнуто.
Однако эта неудача не была тотальной.
Несмотря на отказ Социалистического интернационала от совместных действий с Коминтерном, единство действий низовых организаций все же осуществилось в ряде стран, где коммунисты и социалисты вместе со всеми другими антифашистскими силами вели решительную борьбу за солидарность с испанским народом.
Под конец скажу несколько слов о Франции, где битва за Испанию приобрела невиданный размах и, без преувеличения, охватила миллионы мужчин и женщин.
Картины этой битвы запечатлены кинохроникой того времени, ныне хранящейся в архивах. Это незаменимые документы для истории тех лет. Наиболее известна кинохроника огромных собраний во Дворце спорта в Париже, располагавшемся тогда неподалеку от нынешней станции метро «Бир-Хашейм». Там каждый раз, словно лейтмотив, раздавался призыв, звучавший не переставая до 1939 года: «Самолеты и пушки для Испании!»
Именно ФКП начала эту битву и воодушевляла ее с упорством, которому воздали должное многие историки.
Французская коммунистическая пресса отводила большое место всем событиям, происходившим по ту сторону Пиренеев, будь то в республиканском или мятежном лагере.
Габриель Пери, одновременно депутат и политический обозреватель, на всем протяжении испанского конфликта возвышал свой голос и в палате депутатов, и на страницах «Юманите», разоблачая преступления, совершающиеся в мятежной зоне, и фарс «невмешательства», доказывая, что дело Испании неразрывно связано с судьбой мира в Европе.
Жак Дюкло, во время конфликта не раз посещавший Испанию то по поручению Коминтерна, то как представитель ФКП, неоднократно делал запросы в палате депутатов, адресованные правительству, которое с 1936 по 1939 год никогда не пересматривало своего отношения к «невмешательству» как таковому.
125
Генеральную линию ФКП в испанском вопросе Морис Торез выразил следующим образом:
«Дело Испанской республики есть наше собственное дело; это дело Франции, дело свободы и мира».
21 января 1939 года, когда Каталония была на грани военного крушения, ФКП заявила в палате депутатов, адресуя свои слова премьер-министру Эдуарду Даладье:
«Мы говорим вам: сейчас для Франции решающий вопрос — это спасение Испании! Откройте границу! Помогите Испании! Мы не поддерживаем безоговорочно вашу общую политику. Но если вы откроете границу, мы готовы вас поддержать».
Что касается других партий Народного фронта, главным образом СФИО и партии радикалов и радикал-социалистов, остававшихся у власти с 1936 по 1939 год, то они остались до конца верны соглашению о невмешательстве.
СФИО, однако, переживала серьезный кризис.
Ее левое крыло во главе с Жаном Жиромским вело решительную борьбу против политики «невмешательства». Она выразилась в мощных массовых выступлениях, проводимых совместно с ФКП и низовыми организациями радикалсоциалистов. Эта битва не достигла цели, поскольку на рядовых членов СФИО оказывала влияние аргументация Леона Блюма по вопросу о «невмешательстве».
Что касается радикал-социалистов, то они считались с боевитостью их левого крыла, которое вдохновлял внутри правительства Пьер Кот, а внутри партии — заместитель председателя Альбер Байе.
Хотя в своей массе радикалы были потрясены Испанской войной и решительно враждебны Франко и международному фашизму, они так и не поняли политического значения происходивших в Испании событий для Франции.
Другие составные части мирового рабочего движения
Что можно сказать об остальных составных частях международного рабочего движения — об анархо-синдикалистах, троцкистах и синдикалистах-пацифистах?
Суть в том, что их деятельность, не являясь определяющей, отнюдь не была благоприятна для дела Испанской республики.
Анархо-синдикалисты и троцкисты (эти последние объединились в 4-м Интернационале), проповедуя стратегию типа «все или ничего», порождали путаницу в умах некоторой части трудящихся.
Троцкисты нашли слушателей среди «пивертистов», принадлежавших к левому крылу СФИО, поскольку утверждали, что испанская революция отрицает самое себя, раз она не выдвинула задачи установления власти советов рабочих и крестьян.
Такая позиция, будь она одобрена, очень быстро привела бы к гибели Народного фронта.
Синдикалисты-пацифисты под влиянием выступлений генерального секретаря СФИО Поля Фора выдвинули лозунг «сохранить мир любой ценой», не понимая, что тем самым они льют воду на мельницу правых, ежедневно демагогически обвинявших французский Народный фронт в том, что он хочет ввергуть Францию в войну.
Подводя итог, можно сказать, что война в Испании явилась испытанием для мирового рабочего движения. Что в ней как в зеркале отразились все жизненно важные споры того времени как о природе фашизма, так и о средствах противостоять ему.
В этом зеркале отразилась диалектическая взаимосвязь между революцией и войной, ареной которых стал Пиренейский полуостров.
Международная антифашистская солидарность
Не многие события в первой половине XX века породили столь мощное движение солидарности, какое вызвала летом 1936 года агрессия фашистских государств против Испанской республики.
Для политически неоднородных масс, которых испанская трагедия объединила для решения определенных конкретных задач, значение Испанской войны было различным в зависимости от их политического выбора, воззрений, чувств.
Это движение солидарности объединило десятки миллионов людей из разных стран, которые, по образному выражению Пабло Неруды, несли «Испанию в сердце».
Для одних речь шла о том, чтобы добиться сразу нескольких вещей: чтобы Испанская республика, ущемленная в своих международных правах, была восстановлена во всех своих суверенных правах; чтобы она получила помощь, которая позволила бы ей преодолеть ряд первоначальных трудностей внутреннего порядка (порожденных упразднением ее традиционного политического режима) и не допустить того, чтобы фашизм восторжествовал.
Для других речь шла о помощи жертвам фашистского насилия. Помощи в плане человеколюбия, нередко выходящей за пределы, ставшие традиционными для левых партий.
Именно эта двойная мотивировка и объясняет возникновение в ту эпоху движения солидарности, не имевшего себе равных в первой половине текущего столетия.
Если вспомнить реакцию мировой общественности на англо-французскую (а впоследствии и японскую) интервенцию в 1918 году против молодой Советской России, мы будем вынуждены констатировать, что русская революция пользовалась поддержкой лишь авангарда международного рабочего движения. Поддержкой, которая в Европе и Америке выразилась в демонстрациях, кампании в прессе, парламентских дебатах и даже в политических стачках.
Но тем не менее по своим масштабам и формам эта поддержка не сравнима с помощью Испанской республике.
Почему?
Не потому ли, что Испания, находящаяся на крайней оконечности Европейского континента, ближе человеку Запада?
Не потому ли, что ее права ущемлялись правительствами, с которыми она поддерживала дружественные отношения и естественнейшим долгом которых было бы помочь ей?
Не потому ли, что для очень многих в данном случае речь шла не столько о защите революции, сколько о поддержке демократической законности?
Не потому ли, что очень скоро Испанская война как бы стала прообразом близкого мирового конфликта?
Все эти соображения, несомненно, сыграли свою роль. Но главная причина широчайшего распространения движения солидарности с республиканской Испанией крылась в ином.
Дело в том, что сопротивление Испанской республики наступавшим на нее иностранным соединениям — марроканским частям, Терсио, итальянскому Корпусу добровольческих войск, нацистскому легиону «Кондор», — составлявшим около трети всех сил «генералиссимуса», ввело в обиход решающее для эпохи понятие и предопределило характер второй мировой войны.
Это понятие, чьи социологические компоненты выходят за рамки рабочего класса как такового, есть не что иное, как антифашизм.
Действительно, антифашизм охватывал широкое политическое пространство.
Для одних (как, например, для Франции) речь шла об осознании опасности, обусловленной соседством с двумя тоталитарными государствами (нацистским Третьим рейхом и муссолиниевской Италией), рвавшимися к территориальным захватам, для других (особенно для Соединенных Штатов Америки) — о защите демократических принципов, вердикта всеобщих выборов, растоптанного мятежными генералами.
Это движение отличалось внутренней неоднородностью и было исключительно широким по своему размаху.
Для огромных разнородных масс антифашизм становится тогда в буквальном смысле слова единственной приемлемой альтернативой теориям Адольфа Гитлера и Альфреда Розенберга, основанным на восхвалении духа захватов, ненависти к демократии, рабстве для марксистов, либералов, франкмасонов и прочих и на расизме, опиравшемся на псевдонаучные доктрины, в соответствии с которыми раса «господ» провозглашала свое арийское превосходство над подавляющим большинством народов мира, объявленных «низшими» и, следовательно, обреченными на подчинение своим будущим господам или уничтожение.
Приходится, однако, признать, что не все социальные слои, которым угрожал фашизм, отдавали себе отчет в этой опасности.
Международная антифашистская солидарность с борющейся Испанией. На барже, груженной продовольствием для Испании, надпись: «Помогать республиканской Испании — значит помогать Франции. Объединяйтесь, чтобы победить фашизм!»
И что во всех классах общества было немало людей, отрицавших или игнорировавших эту угрозу.
И тем не менее именно это новое варварство, собравшееся обрушиться на всю Европу и «набивавшее руку» в Испании, где оно на практике опробовало свои методы и средства борьбы, именно оно самым активным образом способствовало возникновению антифашизма, объединившего марксистов и традиционных демократов.
Именно оно за короткий промежуток времени сплотило мириады людей, рассеянных по различным государствам и континентам, в их решимости помочь Испанской республике.
Хотя всемирный характер помощи республиканцам был новым явлением в истории, не следует, однако, забывать, что он был бы невозможен без настойчивости и упорства тех, кто еще в 1932 году — фактически начиная со знаменитого конгресса «Амстердам-Плейель» — увидел в гитлеровском фашизме в потенции самую кровавую форму диктатуры финансовых магнатов, жаждущих новых рынков и рабочей силы, которую бы они подчинили своей власти силой.
Начиная с этого переломного момента антифашизм, вдохновителями которого были коммунисты, завоевывает все больше сторонников среди социалистов, радикалов, либералов, католиков и становится мощным фактором коллективного сознания тех лет.
Именно война в Испании придала антифашистскому движению его оптимальную сплоченность.
Это освещение исторической обстановки, в которой зарождалась и крепла международная солидарность с Испанской республикой, поможет читателю яснее представить себе возникновение форм этого движения, структуру которого мы теперь попробуем проанализировать подробнее и воссоздать его размах.
Достарыңызбен бөлісу: |