Рис. 7.2. Мошенническая проделка с использованием принципа дефицита

Ярким примером пагубного воздействия родительского давления на подростков является так называемый феномен Ромео и Джульетты. Как известно, любовь героев трагедии Шекспира Ромео Монтекки и Джульетты Капулетти была обречена на ги­бель, так как между их семьями существовала давняя вражда. Сопротивляясь всем попыткам разлучить их, подростки покончили с собой, тем самым навсегда соединив свои судьбы и утвердив свою свободную волю.

Напряженность чувств и динамичность действий этой пары всегда вызывали изум­ление и замешательство у зрителей и читателей. Как могло столь быстро развиться такое необыкновенное чувство самоотверженной любви у такой юной пары? Роман­тики говорят о встречающейся чрезвычайно редко совершенной любви. Ученые-со­циологи, однако, указывают на роль родительского вмешательства и вызванного им психологического реактивного сопротивления. Возможно, страсть Ромео и Джульет­ты поначалу не была столь всепоглощающей, чтобы ее развитию не могли помешать барьеры, воздвигнутые враждующими семьями. Может быть, эта страсть была дове­дена до наивысшего накала самим фактом наличия этих барьеров. А не думаете ли вы, что если бы молодых людей предоставили самим себе, их пламенная любовь незамет­но сошла бы на нет?

Поскольку это выдуманная история, такие вопросы, разумеется, имеют гипотети­ческий характер, а верность любых ответов на них относительна. С гораздо большей уверенностью можно отвечать на подобные вопросы, касающиеся современных Ромео и Джульетт. В самом ли деле влюбленные юноши и девушки, противостоящие родительскому вмешательству, более преданы друг другу? Действительно ли их лю­бовь является особенно сильной? Американские исследователи, опросившие 140 пар, живущих в Колорадо, дают положительные ответы на эти вопросы. В ходе проведен­ных исследований было выяснено, что хотя родительское вмешательство в какой-то степени усложняет отношения влюбленных (партнеры относятся друг к другу более критично), это вмешательство также «разжигает» любовь и вызывает у молодых лю­дей желание пожениться. Когда же давление со стороны родителей ослабевает, роман­тические чувства, как правило, несколько остывают (Driscoll, Davis & Lipetz, 1972)¹.

Если проявления феномена Ромео и Джульетты у современных подростков часто выглядят претенциозными в глазах посторонних наблюдателей, другие проявления подросткового реактивного сопротивления нередко приводят к трагическим послед­ствиям. Более десятилетия во всех средствах массовой информации широко рекла­мировался сорт сигарет «вирджинские тонкие» (Virginia Slims). Главная мысль, про­водившаяся в данной рекламе, была следующая: женщины «прошли длинный путь» с тех пор, когда общество требовало от них смирения, добродетельности и благовос­питанности. Женщина больше не должна позволять кому бы то ни было ограничивать свою свободу, в том числе свободу курить сигареты. Имела ли эта рекламная идея успех в инициировании демонстративного неподчинения требованиям общества? Согласно статистическим данным, за весь период проведения данной рекламной кам­пании процент курящих сигареты увеличился только в одной демографической груп­пе — среди девушек-подростков.

Таким образом, психологическое реактивное сопротивление двухлетних детей и тинэйджеров напоминает течение бурного потока. У большинства же взрослых лю­дей вулкан реактивной энергии до поры до времени спит, и его извержение начинает­ся только при определенных обстоятельствах (Ruback & Juieng, 1997). Такие извер­жения в каждом конкретном случае имеют свои особенности, представляющие инте­рес не только для психологов и социологов, изучающих человеческое поведение, но и для людей, создающих законы и «делающих» политику.

Давайте рассмотрим конкретный пример. В Кеннесо, штат Джорджия, был при­нят закон, требующий от каждого взрослого жителя города приобретения оружия и боеприпасов. В случае неповиновения горожанам грозило наказание — от двух сотен долларов штрафа до шести месяцев тюремного заключения. Данный закон ограничи­вал свободу жителей Кеннесо. Кроме того, необходимо отметить, что городской Coвет принял этот закон, проигнорировав общественное мнение. Казалось бы, согласно теории реактивного сопротивления, при данных обстоятельствах немногие из взрос­лых жителей города с населением 54 тысячи человек должны были подчинться. Од­нако, как отмечалось в газетах, в течение трех-четырех недель после принятия данно­го закона торговля оружием в Кеннесо процветала.
Выявление в каком-либо конкретном случае феномена Ромео и Джульетты не должно вести к безо­говорочному принятию родителями романтического выбора своих детей-подростков. Неопытные иг­роки в деликатной игре в любовь часто ошибаются; следовательно, они могли бы извлечь немалую пользу из советов взрослых, имеющих большой жизненный опыт. Родителям, желающим мудро ру­ководить своими детьми, следует понимать, что подростки, которые хотят ощущать себя молодыми взрослыми, будут негативно реагировать на любые попытки контроля, которые являются типичны­ми для отношений родителей с детьми. Гораздо более эффективными, чем традиционные формы родительского контроля (запреты и наказания), будут взрослые инструменты влияния (предпочте­ние и убеждение). Хотя опыт семейств Монтекки и Капулетти является литературной гиперболой, деспотичные ограничения отношений юных влюбленных вполне могут и в реальной жизни превра­тить романтический союз в тайный, излишне пылкий и даже трагический.

Подробное описание исследования пар в Колорадо можно найти в книге Дрисколла (Driscoll et al,. 1972)

Аналогичный случай имел место десятилетием ранее в нескольких сотнях миль к югу от Кеннесо. В округе Дэйд (в этот округ входит Майами), штат Флорида, в целях охраны окружающей среды был принят закон, запрещавший применение (а также хранение!) моющих средств, содержащих фосфаты. Как показало исследование, про­веденное с целью определения социального воздействия этого закона, жители Майа­ми отреагировали на его принятие следующим образом. Во-первых, видимо, в тради­циях Флориды, многие занялись контрабандой. Большие «мыльные караваны» от­правлялись в ближайшие округа за фосфатсодержащими моющими средствами. Люди старались спрятать у себя дома как можно больше запрещенных коробок с по­рошками и бутылок с жидкостями; некоторые были настолько одержимы идеей на­копительства, что пытались обеспечить себя фосфатсодержащими моющими сред­ствами на несколько лет вперед.

Помимо демонстративного неповиновения отмечалась другая, менее явная и бо­лее общая, реакция на принятие данного закона. Большинство жителей Майами ста­ли сильно желать того, чего они больше не могли иметь. Соответственно, они начали выше оценивать качества фосфатсодержащих моющих средств. По сравнению с жителями города Тампа, на которых принятый в округе Дэйд закон не распространялся, жители Майами оценивали эти средства как более мягкие, более эффективно действую­щие в холодной воде, лучше отбеливающие, освежающие и устраняющие пятна. По­сле принятия данного закона жители Майами даже начали считать, что фосфатсодер-жащие моющие средства удобнее в использовании (Mazis, 1975; Mazis, Settle & Leslie, 1973).

Такая реакция типична для индивидов, утративших какую-либо свободу. Призна­ние ее типичности помогает понять, чем обусловлено психологическое реактивное сопротивление и каким образом действует принцип дефицита. Когда какой-либо предмет становится для нас менее доступным, наша свобода иметь его становится ограниченной, мы начинаем особенно сильно стремиться к обладанию им. Однако мы редко осознаем, что именно психологическое реактивное сопротивление лежит в осно­ве этого стремления; все, что мы знаем, это то, что данный предмет нам необходим. Чтобы как-то объяснить самим себе свое желание получить недоступный предмет, мы начинаем приписывать ему положительные качества. В конце концов, естественно предположить, что человека влечет к какой-то вещи благодаря ее достоинствам. В случаях, подобных рассматриваемому, признание существования причинно-след­ственной связи между желанием и достоинствами является ошибочным. Фосфатсо-держащие моющие средства не стали более эффективными после их запрещения. Люди просто приписали им дополнительные положительные качества, потому что обнаружили, что желают их больше.

To, что люди особенно сильно желают получить труднодоступную информацию, неудивительно. Скорее, интересно то, что они начинают более позитивно относиться к этой информации, даже если они ее не получают. Например, когда студенты Уни­верситета Северной Каролины узнали, что речь, в которой высказывалось возражение против студенческих общежитий для лиц обоего пола, запрещена, они стали боль­ше сопротивляться идее совместных общежитий (Worchel, Arnold & Baker, 1975). Та­ким образом, даже не познакомившись с запрещенной речью, студенты стали выра­жать большее сочувствие проводившейся в ней идее. Это наводит на мысль о том, что хитроумные индивиды, занимающие слабую или непопулярную позицию, могут за­ставить нас согласиться с их точкой зрения, специально ограничив доступ к имеющей­ся у них информации. Кажется парадоксальным, но наибольший эффект часто дает не реклама каких-либо непопулярных взглядов, а ограничение их распространения. Такую тактику часто используют члены экстремистских неформальных политиче­ских организаций. Возможно, авторы Конституции США выступили не только как сторонники гражданских свобод, но и как искушенные социальные психологи, когда Первая поправка узаконила поразительную для своего времени свободу слова. Отка­завшись как-либо ограничивать ее, они, может быть, пытались свести до минимума психологическое реактивное сопротивление и исключить возможность новых поли­тических движений играть на этом, чтобы получить поддержку населения¹.

Конечно, ограничивается распространение не только политических идей. Часто бывает ограничен доступ к материалам, имеющим отношение к сексу. Время от вре­мени полицейские подвергают ревизии полки книжных магазинов, а также интересу­ются репертуаром театров. Члены школьных родительских комитетов и специальных комиссий регулярно знакомятся с содержанием учебных пособий, как общеобразова­тельных, так и специальных, освещающих проблемы, связанные с половым воспита­нием. Организаторы подобных ревизий действуют исходя из лучших побуждений, и такие проверки действительно нужны, но проводить их непросто, поскольку они за­трагивают важные вопросы, касающиеся морали, искусства, родительского контро­ля, школьного самоуправления и свобод, гарантируемых Первой поправкой. Тем, кто считает, что строгая цензура необходима, не мешало бы познакомиться с результата­ми следующего интересного исследования (Zellinger, Fromkin, Speller & Kohn, 1974). Студентам последнего курса университета Пэрду (Purdue) показали несколько рек­ламных объявлений, в которых речь шла о достоинствах одного романа. В половине случаев исследователи включили в текст объявлений такую строку: «книга предна­значена только для лиц старше 21 года». Когда исследователи позднее попросили сту­дентов рассказать о своей реакции на показанные им рекламные объявления, они выяснили, что реакции молодых людей на запрет были типичными. Те студенты, ко­торые узнали о возрастном ограничении, испытывали более сильное желание прочи­тать данную книгу и были больше уверены в том, что эта книга им понравится (по сравнению с теми студентами, которые не знали, что доступ к рекламируемой книге ограничен).

Можно возразить, что результаты исследования, в ходе которого было опрошено небольшое число настроенных «на сексуальную волну» студентов, не приложимы к учащимся начальных и средних школ, а ведь именно здесь ведутся жаркие споры о необходимости преподавания основ сексологии. Два момента заставляют меня со­мневаться в силе подобного довода. Во-первых, психологи, которые занимаются изу­чением проблем, связанных со становлением человека как личности, сообщают, что, как правило, желание противостоять контролю со стороны взрослых появляется у детей как раз в начале подросткового периода. Многие люди, не принадлежащие к научным кругам, также обращают внимание на раннее появление сильных оппози­ционных тенденций. Шекспир «сделал» своего Ромео пятнадцатилетним, а Джуль­етту — тринадцатилетней. Во-вторых, реакция студентов университета Пэрду на за­прет является достаточно типичной не только в отношении темы секса и, следователь­но, не может быть объяснена высоким уровнем сексуальной озабоченности, который они могли бы иметь. В действительности подобным образом обычно реагирует на навязываемые ограничения большинство людей. Ограничение доступа к книге име­ло тот же самый эффект, что и запрещение фосфатсодержащих моющих средств во Флориде или запрещение речи в Северной Каролине: люди начинали ощущать боль­шую потребность в запрещенном предмете и в результате начинали выше оценивать качества данного предмета. Те, кто ратует за официальное запрещение использова­ния материалов, имеющих отношение к сексу, в школьных учебных программах, име­ют своей целью снижение уровня чувственной разнузданности у членов общества, особенно у молодежи. Результаты исследования, проведенного в Пэрду, а также ре­зультаты некоторых других подобных исследований заставляют задуматься, не при­водит ли подчас официальное запрещение чего бы то ни было к результату, обратно­му тому, который предполагался. В таком случае ограничение доступа студентов к материалам, имеющим отношение к сексу, вероятнее всего, будет способствовать по­вышению у этих студентов интереса к соответствующей теме и, следовательно, заста­вит их рассматривать самих себя как индивидов, которым эти материалы нравятся.

На эти и некоторые другие вопросы пытались ответить социологи в ходе широко­масштабного исследования, проводившегося Юридической Школой университета Чикаго (Breeder, 1959). Полученные данные достаточно объективны, так как участ­никами эксперимента были настоящие присяжные, согласившиеся быть членами «экспериментальных судов присяжных», сформированных исследователями. Эти экс­периментальные суды присяжных прослушивали магнитофонные записи, сделанные во время ранее проходивших судебных разбирательств, и присяжные высказывали свое мнение, как если бы они принимали решение. Особенный интерес представляет для нас следующий эпизод. Тридцать участвовавших в эксперименте присяжных слу­шали запись дела, возбужденного по иску женщины, которая пострадала в результа­те беспечности водителя грузовика. Были сделаны два интересных вывода. Первый вывод ни у кого не вызвал удивления: когда водитель заявлял, что у него есть страхо­вой полис, присяжные обязывали его заплатить жертве в среднем на 4 тысячи долла­ров больше, чем тогда, когда водитель говорил, что у него нет страховки (37 тысяч дол­ларов против 33 тысяч долларов). Таким образом, как давно подозревали страховые агенты, присяжные присуждают большее возмещение жертвам, если должна платить страховая компания. Однако второй вывод представляет особый интерес. Если води­тель говорил, что он застрахован, а судья решал, что присяжные не должны прини­мать во внимание это свидетельство, это указание судьи приводило к увеличению размера возмещения в среднем до 46 тысяч долларов. Таким образом, когда участво­вавшие в эксперименте присяжные узнавали, что водитель застрахован, они увели­чивали сумму возмещения на 4 тысячи долларов. Когда же другим присяжным офи­циально объявлялось, что они не должны учитывать при вынесении решения эту ин­формацию, присяжные ориентировались на нее в еще большей степени, увеличивая сумму возмещения на 13 тысяч долларов. Похоже, что официальная цензура, имею­щая место во время вынесения решения присяжными, создает для цензора серьезные проблемы. Присяжные реагируют на информационное ограничение повышением оценки значимости информации, которую им запретили использовать (дополнитель­ные доказательства смотрите в работе Wolf & Montgomery, 1977).

Уяснив, что люди особенно ценят ту информацию, доступ к которой ограничен, мы можем приложить принцип дефицита к сферам, не имеющим отношения к матери­альным предметам потребления. Это могут быть сферы идей, знаний и т. п. Важно понимать, что информацию не обязательно подвергать цензуре, чтобы люди ценили ее выше; ее должно быть только недостаточно. В соответствии с принципом дефицита люди считают информацию более убедительной, если думают, что не смогут получить ее из какого-нибудь другого источника. Утверждение, что эксклюзивная информация является более убедительной, является основой товарной теории анализа убеждения, разработанной двумя психологами — Тимоти Броком и Ховардом Фромкином (Brock, 1968; Fromkin & Brock, 1971).

Верность теории Брока и Фромкина подтверждают, в частности, данные, которые были получены в ходе одного эксперимента, проведенного моим студентом (Knishin-sky, 1982). Этот студент являлся преуспевающим бизнесменом, владельцем компа­нии, импортировавшей говядину. Он счел необходимым повысить свой образователь­ный уровень и стать высококвалифицированным специалистом в области маркетин­га. После того как мы с этим человеком однажды поговорили у меня в офисе о дефиците и исключительности информации, он решил провести исследование с по­мощью людей, работавших в принадлежащей ему компании. Торговые агенты позво­нили, как обычно, постоянным клиентам компании — закупщикам говядины для супермаркетов и других точек, торгующих продуктами в розницу, и одним из трех способов предложили им сделать заказ. Одни клиенты услышали предложение, сде­ланное в стандартной форме. Другим клиентам дополнительно была предоставлена информация о том, что поставки импортной говядины будут сокращены в ближайшие несколько месяцев. Третья группа клиентов получила те же сведения, что и вторая группа, а также информацию о том, что мало кто узнает о предстоящем сокращении поставок, так как эти сведения поступили из надежного, но засекреченного источни­ка¹. Таким образом, клиентам из третьей группы дали понять, что ограничен не толь­ко доступ к продукту, но и доступ к информации, касающейся данного продукта — это был «двойной удар принципа дефицита».

Результаты эксперимента говорят сами за себя. Торговые агенты из второй и тре­тьей групп стали требовать от владельцев магазинов увеличения закупок говядины, чтобы можно было обеспечить бесперебойную торговлю в течение ближайших меся­цев. По сравнению с клиентами, которым было сделано торговое предложение в стан­дартной форме, те клиенты, которым было также сказано о дефиците говядины, зака­зали ее в два раза больше. Однако особенно много говядины заказали те клиенты, которые решили, что они владеют «исключительной» информацией. Такие клиенты приобрели в шесть раз больше говядины, чем клиенты, которым было сделано торго­вое предложение в стандартной форме. Очевидно, сообщение о том, что информация о дефиците сама является дефицитной, сделало данную информацию особенно убе­дительной.