Рассказы орусскихнемца х Светлой памяти родителей моих Ивана Фридриховича и Марии Генриховны посвящаю

Р о б е р т Р и т ч е р

Р а с с к а з ы

о р у с с к и х н е м ц а х

Светлой памяти родителей моих

Ивана Фридриховича и

Марии Генриховны
посвящаю

Предисловие

Об отношениях немцев и русских чего только мы не наслышались!

«Немцы - извечные враги славян!» - гремит авторский текст в одном историческом советском фильме.

«Это ложь, - парируют знатоки мифологии. - Достаточно вспомнить Вандала, чье имя носило известное германское племя, при этом он был потомком Словена, дедом Боривоя и прадедом Гостомысла, а еще и славянским князем ».

«Вся российская государственность есть продукт немецкого гения и немецкого стремления к порядку»,- вещают одни.

«Чепуха, - говорят в ответ другие, - русские уже в XVI веке создали великую державу с единым центром, а немцы и три века спустя имели на своей территории три сотни баронских дворов, владельцы которых каждый на себя тянули лоскутное германское одеяло».

И так далее и тому подобное.

С чего бы это?

История распорядилась так, что славяне и германцы заняли большую часть Европы, оставив потомкам ранних цивилизаций лишь запад и крайний юг её (да и то не весь) и обретя при этом славяно–германское пограничье, простирающееся от заполярья до субтропиков; и даже ничего, кроме этого, не зная ни о славянах, ни о германцах, но лишь памятуя историю канувших в лету народов, уже и в давние времена можно было с большой точностью предсказать, что в отношениях славян и германцев меж собою будет иметь место многое и всякое: кровавые истребительные войны и союзы, дружба и предательство, честная торговля и обман, открытость и тайные происки - ведь они соседи, они историей обречены на это соседство, а меж соседями чего только не бывает? Более чем полуторатысячелетняя история славяно-германских отношений и почти тысячелетняя - отношений русско-немецких - яркое тому свидетельство.

Почитайте историю.

. Фрагментом этих отношений является история российских немцев и их части - так называемых немцев Поволжья. Так случилось, что через три-четыре десятилетия о поволжских немцах будут знать столько же, сколько знают сегодня о муроме или мере, например.

Будучи одним из этих немцев по рождению и оставаясь им в какой-то мере по своим ощущениям, я хочу, чтобы внуки мои и правнуки знали о нас всё-таки больше, чем о муроме и мере.

К сожалению, сам я слишком поздно понял простую мысль, что на мне, как и на братьях и сёстрах моих, родных или двоюродных, лежит обязанность быть связующим звеном между нашими предками и нашими потомками, между теми, кто уже ушёл, и теми, кто ныне идёт или ещё придёт.

В этом - в обязанности осуществлять связь между поколениями - есть ответ на вопрос, который я не раз задавал себе сам и который время от времени читаю в глазах близких мне людей: а зачем ты всё это пишешь?

Первая попытка системного изложения на бумаге того, что я к тому времени знал о дальних предках, родителях и родственниках старшего поколения, мною была предпринята в 2000-ом году. Кое-что к тому времени было уже вчерне оформлено, какие-то материалы ждали обработки, что-то хранилось только в памяти. Результатом работы стали записки, не получившие названия, которые стараниями моего внука Евгения Климова и его жены Ольги были напечатаны скромным, чисто домашним, тиражом.

Параллельно с этим было написано несколько небольших статей исторического и историко-биографического характера о немцах Поволжья, часть из них была опубликована в газете “Neues Leben”.

Позже родилось ещё несколько опусов по чисто германской и российско-германской тематике.

Время между тем давало (и продолжает давать) новые материалы, которые, с одной стороны, существенно дополняют то, что было изложено ранее, с другой стороны, заставляют критически подойти к некоторым прежним сведениям и утверждениям. Это послужило толчком не только для переделки, но и расширения прежних «записок».

Источниками семейной информации послужили, во-первых, небольшой архив и рассказы моей покойной матери, во-вторых, сведения, полученные мною от моих двоюродных сестёр Эрики Поповой, Гильды Гончаренко, Нины Ридель, Светланы Сапрыгиной, а также следственные дела моего отца Иоганнеса Ритчера и моих дядьёв Роберта Ритчера и Генриха Риделя, с которыми мне удалось ознакомиться.

. В других случаях наиболее полезными источниками информации стали некоторые книги советских, российских и германских авторов как на русском языке, так и на немецком, а также некоторые периодические издания. Вот главные из них:

1) Аркадий Герман, доктор исторических наук, профессор Саратовского университета - «Немецкая автономия на Волге» (в двух частях), «История республики немцев Поволжья».

2) Dr. Karl Stumpp - «Die Auswanderung aus Deutschland nach Russland in Jahren 1763 bis 1862», 1995, 7 Auflage, Landsmannschaft der Deutschen aus Russland.

3) Альманах «Heimatliche Weiten», выходивший в СССР с 1981-го по 1991-й годы, и в первую очередь, напечатанные и нём работы профессора-историка из Барнаула Л. Малиновского и историка, литературоведа и литературного критика из Красноярска В.Эккерта (1910-1991 годы).

4) Газета «Neues Leben» как советского, так и российского периодов.

5) Энциклопедия «Немцы России».

6) Интернет-материалы.

В силу того, что эта работа ни в коей мере не претендует на статус научного труда, я могу не страшиться обвинений в плагиате и нарушении корпоративной этики, и поэтому ссылок на конкретно использованную литературу я за редким исключением не делаю.

.

Часть первая

«Колония ( от лат. «сolonia» - поселение).

…поселение переселенцев из другой страны, области. В России 19 - начала 20 – го веков – иностранные поселенцы (немцы, греки, сербы и др.), получившие от государства землю и занимающиеся сельским хозяйством…»
(Советский энциклопедический словарь)
История немецких поселений в Поволжье насчитывает почти двести лет, считая от основания их в 60-х годах XVIII века и до ликвидации Республики немцев Поволжья в 1941-ом году.

Я родился на Нижней Волге в немецкой семье и немецком окружении. Конечно, биологически фактом своего рождения я обязан отношениям между папой и мамой; с исторической же точки зрения всё гораздо сложнее. Чтобы этот факт мог состояться именно в таких условиях: на Нижней Волге, в немецкой семье и немецком окружении - в ходе истории второй половины XVIII века должны были сложиться как минимум три обстоятельства.

Обстоятельство первое - это чтобы в Нижнем Поволжье оказались незанятыми большие площади плодородных чернозёмных земель.

Обстоятельство второе - это чтобы российский престол заняла чистокровная немка под именем Екатерины II.

Обстоятельство третье – это чтобы в германских государствах в это же время оказалось немалое число людей, недовольных своим положением в отечестве и готовых ради улучшения своего положения это отечество покинуть.

Здесь есть необходимость рассмотреть некоторые подробности.

Откуда взялись в Российской Империи свободные поволжские чернозёмные территории? Ответ можно найти в любом или почти любом учебнике отечественной истории, и по очень грубой схеме он может быть изложен так.

Нижнее Поволжье, а также огромный степной и лесостепной массив между Волгой и Днепром в состав российского государства вошли довольно поздно - в конце XVI века. До этого там хозяйничали многие оседлые и кочевые народы: хазары, печенеги, аланы, половцы, так называемые татаро-монголы. Поволжье теоретически стало российским после присоединения Казанского и Астраханского ханств (1552-ой и 1556-ой годы), однако практически прилежащие земли ещё долго оставались «дикими», ибо подвергались постоянным набегам башкир, калмыков, ногайцев и крымских татар. Жить мирному пахарю там не было никакой возможности.

Сразу после смерти Иоанна Грозного его преемники Фёдор Иванович и Борис Годунов активно занялись укреплением юго-восточной границы европейской части государства, но она, эта реальная граница, проходила далеко не там, где вроде бы должна была проходить. На рубеже противостояния со «степью» было заложено несколько городов-крепостей: Самара (1586 год), Воронеж (1586), Царицын (1589), Саратов (1590), Оскол (1596), Белгород (1596), Царёв Борисов (1600). Всё, что было южнее и восточнее, продолжало оставаться «диким полем» и оставалось им ещё долго - полтора столетия.

Только к середине XVIII века, при Елизавете Петровне, удалось приструнить собственную степную вольницу, а также урезать аппетиты казахов, ногайцев и крымских татар. Границы империи сдвинулись далеко на юг, при этом нижнее течение Волги стало реально контролироваться правительством.

Земли эти нужно было осваивать. Эта проблема заботила и императрицу Елизавету

Петровну и продолжала оставаться злободневной и ко времени захвата власти Екатериной II. Однако тут возникает вопрос: а почему же для этого нужно было приглашать иностранцев, почему эти земли не были освоены самими российскими подданными? Есть и ответ. И заселялись, и осваивались, но заселялись и осваивались плохо. Судя по всему, не такое уж безземелье было в центральной России, как пытались внушить нам в наши годы некоторые наши историки. Это одно. Второе - крестьяне того времени были народом подневольным и самостоятельно решать проблемы переселения, естественно, не могли, даже если бы и захотели; помещики же в большей своей части не хотели ничем рисковать, а то и просто ленились действовать. У престола же собственных крестьян было не так уж много, чтобы ими осваивать такие пространства (тем более, что царицы наши их, этих государственных крестьян, раздавали своим многочисленным фаворитам - одному А.Г. Разумовскому подарено было 100 тысяч крепостных)

Но заселение Нижнего Поволжья российскими мужиками всё же шло, и началось оно ещё в конце XVII века. При этом осваивалась только нагорная сторона, то есть правобережье Волги. Сначала были заселены остатки свободных земель выше Саратова, потом пошли ниже, но чем ниже, тем реже. По имеющимся у меня сведениям, на той территории, которая ныне входит в Красноармейский район Саратовской области, в конце XVII века и начале XVIII были образованы сёла Топовка, Мордовое, Ахмат, Золотое, Студёнка, Дубовка, Меловое, Банновка, Лапоть, Гусево. Все они, кроме Топовки - на самом берегу Волги. В глубь правобережья земли оставались свободными, левобережье же вообще было пусто абсолютно (ну разве что напротив Саратова стояла Покровская Слобода, место ссылки во времена Петра I украинских казаков, сторонников гетмана Мазепы). Так что земель свободных было много, а желающих занять их - мало, а то и просто не было. Это основа обстоятельства первого.

Обстоятельство второе - занятие престола Екатериной II - дело случая, конечно. Главное было, что Екатерина оказалась царицей умной, дальновидной и решительной. Всё говорит о том, что вопросом возможности переселения в Россию иностранцев, в первую очередь - немцев, она заинтересовалась ещё до того, как заняла престол. Что-то очень уж быстро она развернула это дело: в 1762-ом году стала самодержавной императрицей, а в 1763-ем уже по многим европейским странам сновали её вербовщики. Чувствуется, что этот план был у неё наготове. А, может быть, это вообще не её план? Может быть, его до неё составили, а она лишь решительно взялась за его реализацию? Может статься, что Елизавета Петровна на такое решиться не могла: столько немцев на Русь тащить, а Екатерина решилась и - без колебаний.

И, наконец, обстоятельство третье. На самом деле, а почему это немцев вдруг понесло в неосвоенное Поволжье? Не такой ведь это тогда был рай, что бы там ни говорили в пропагандистских листках. Вюртемберг и Баден, Гессен и Пфальц, Бавария и Вестфалия нисколько ведь не хуже, а куда как лучше. Ответ тут может быть один: тем, кто на это решился, было просто невмоготу. И на это были причины.

Анализируя историю эмиграции германских подданных в XVIII и XIX веках, немецкие исследователи выделяют три блока причин: политический, экономический и религиозный. И хотя более понятно было бы, если б было сказано, что причинами её были бедность и бесправие германских бауэров и части бюргеров, мы всё-таки не будем нарушать традицию.

Среди политических причин главная - постоянные войны как со странами негерманскими, так и внутри Германии, точнее, между германскими государствами. Например, территория княжеств Верхнего Рейна была ареной Тридцатилетней войны (1618-1648 годы), Голландской войны (1672-1679 годы), войны за пфальцское наследство (1688-1697 годы), войны за испанское наследство (1701-1714 годы), войны за польское наследство (1733-1735 годы). Участвовали их подданные и в Семилетней войне (1756-1763 годы).

Эта последняя исчерпала не только ресурсы стран, но и долготерпение народа. Именно после неё начался массовый исход немцев из своих стран. Подсчитано, что за последние четыре десятилетия XVIII века в Америку, Австралию и Россию эмигрировало более 200 тысяч человек, и количество сумевших уехать далеко не исчерпало числа желавших это сделать. В числе двухсот тысяч, покинувших Германию, были и те 30 тысяч немцев, составивших первый поток переселенцев в Россию в 1763-67 годах; большинство из них было отправлено в Поволжье.

После Семилетней войны установились два с половиной десятилетия относительного затишья, вслед за которым начались войны, развязанные революцией во Франции и продолжавшиеся более двадцати лет, до 1813-го года. Они явились ещё одним толчком для эмиграции германских подданных, в том числе и в Россию—это потоки 1789-го, 1804-го и 1809-го годов. Вот что писал современник тех событий: «Как стаи голодных волков, налетали чужеземные армии на немецкий народ, контрибуции и грабежи были ужасны» (упрекнём писателя в недостаточной добросовестности: немцы немцев грабили с не меньшим ожесточением). Когда в 1806-ом году Наполеон Бонапарт организовал Рейнский Союз (при этом 112 мелких германских княжеств и графств были ликвидированы), то, к примеру, баденские солдаты воевали на стороне французов с Пруссией (1806-ой год), Испанией (1808), в Тироле (1809); в 1812-ом году 6000 баденцев были направлены в поход Наполеона на Россию - именно они прикрывали переправу «великой армии» через Березину и почти все погибли или были пленены.

Германские князья и графы ни в грош не ставили жизни своих обнищавших подданных: ни солдат, ни крестьян, ни горожан. Гессенский ландграф Фридрих II за большие деньги заключал договоры о поставке солдат в армии других стран - просто-напросто продавал своих подданных; есть и доказательство: 17 тысяч северогессенцев воевали под английскими знамёнами в Америке.

Правители Бадена, Гессена, Вюртемберга, Пфальца и в мирное время не могли служить примером отеческого отношения к подданным, они вели расточительную, роскошную жизнь, тратили огромные средства на содержание дворов, на дам сердца, на охоту и другие забавы. Что уж тут говорить о военном времени, когда расходы увеличивались в разы из-за необходимости содержания воюющей армии (хорошо, если только собственной, а то и оккупационной). Деньги на всё это с неба не падали, а выколачивались с помощью огромных, непосильных налогов с подданных, в первую очередь - с земледельцев. Участь именно этой части населения - крестьян - была полна трагизма и бесперспективности.

В результате ожесточённых религиозных войн 1618-48 годов численность населения Германии сократилась вдвое, а в некоторых княжествах и более. Но за сто лет, прошедших после её окончания, несмотря на множество других войн - эти были локальны и менее ожесточённы - численность населения восстановилась и стала расти довольно внушительными темпами. Настал момент, когда на повестку дня встал вопрос жизни или смерти сельского населения. Причин тут было немало: дробление земельных участков (германская статистика свидетельствует, что были районы, где на душу сельского населения приходилось по полгектара земли; как это ничтожно мало, понятно и не специалисту), катастрофическое обеднение почв - отсюда низкие урожаи, падение поголовья скота и как следствие - нищета и голод. Именно эти обстоятельств немецкие историки назвали экономическими причинами эмиграции. Безземелье и неурожаи, с одной стороны, и грабительские налоги, с другой, явились причиной массового бегства немецких крестьян от своих баронов, графов и князей. Из страны в страну кочевали толпы голодных, оборванных и злых людей (чаще всего молодых), готовых на всё. Их ловили, возвращали хозяевам, закабаляли заново, сдавали в солдаты, но количество их не уменьшалось. И именно эта категория населения составила поток эмигрантов в другие страны.

И, наконец, о причинах религиозных. Следует, правда, сразу оговориться, что они в первой волне эмиграции в Россию не имели значительной роли. А вот в последующих потоках - с конца XVIII века до середины XIX - религиозные причины прослеживаются определённо, и несколько слов об этом есть всё-таки необходимость сказать.

После Реформации и религиозных войн одни германские государства остались в лоне католической церкви, в других основной религией стало лютеранство; к тому же возникло множество реформатских сект. И как это обычно бывает между людьми, одни других терпеть рядом не хотели и при любой возможности притесняли и преследовали.

Противно жить под гнётом монарха-негодяя, трудно и унизительно жить в голоде и холоде, но всё-таки не оставляет надежда, что что-то может измениться: умрёт деспот, снизятся налоги, уродит хлеб. Но нет никакой возможности жить там, где посягают на твою веру; тут уж терпеть нельзя: или иди воевать, или беги. Вот и готовы были бежать куда угодно, хоть на край света. И люди бежали, кто из одного княжества в другое, а кто и за пределы германских земель.

Эмигрантские потоки XIX столетия были даже полнее, чем предыдущие: дороги уже были проторены. Вот пример: в штате Пенсильвания (только одном штате США!) ныне проживает 300 тысяч меннонитов, потомков переселенцев XIX века, религиозных эмигрантов из Германии.

* * *

Как же происходило переселение в Россию?

Российское правительство быстро осознало свою ошибку, и уже 22 июля 1763-го года был выпущен новый указ, или Манифест, как его называли. Он был отпечатан на многих европейских языках, и вербовщики повезли его не только в германские княжества и графства, но и Австрию, Швейцарию, Голландию и даже Францию и Швецию. Начинался Манифест так:

«Божьей милостью,

Мы, Екатерина II, императрица и самодержица Руси …и других земель Государыня.

Мы до дальних окраин изучили земли Нашей державы, и замечено Нами, что немалое число различных мест доныне втуне лежит, которые с выгодным удобством для населения многочисленными поколениями использованы быть могут, из которых многие земли в недрах своих таят неисчислимые богатства в виде руд и металлов; обеспечены они лесами, реками и озёрами и для освоения вполне пригодны, к тому же чрезвычайно удобны для транспортировки и организации фабрик, мануфактур и различных других сооружений. Оно дало Нам повод к выпуску Манифеста, который стараниями Наших верных подданных 4 декабря прошедшего 1762-го года опубликован был. Однако учли Мы, что для иностранцев, что и далее имеют желание переселиться в Нашу Империю, Мы о наших условиях объявили лишь в общих чертах; и посему повелели Мы для лучшего обсуждения выпустить в свет постановление, которое торжественно и с чувством удовлетворения далее представляем.
1.

Мы приглашаем всех иностранцев, кроме жидов, переселиться в Нашу Державу и обосноваться в любой губернии, где каждый из них пожелает.

2.

Иностранцы по своему прибытию могут обращаться не только в нашу резиденцию специально для них организованной Главной канцелярии, но и в любой пограничный город Нашего государства.

Иностранцы, выразившие желание обосноваться в России и не имеющие достаточных возможностей для покрытия дорожных расходов, могут обратиться к Нашим Министрам (т. е. представителям) и на сборные пункты, где не только без осложнений отправят их в Россию за Наш счёт, но и обязаны снабдить дорожными деньгами…»*

Далее следуют ещё семь обширных пунктов (например, в п. 6 - одиннадцать подпунктов), в которых подробно говорится обо всех условиях переселения и о льготах.

Льготы же для тех, кто готов был переселиться в необжитые места Поволжья, обещались такие: переезд полностью за счёт российской казны с выдачей кормовых денег на всех членов семьи с момента подписания договора и до прибытия на место; свободное вероисповедание; освобождение от всех налогов на 30 лет; освобождение от воинской службы; гарантия от закрепощения; выдача кредита на 10 лет в размере, достаточном для строительства, приобретения лошади, коровы и инвентаря, но не более 300 рублей на семью; право на местное самоуправление (но под контролем местных властей).

Каждой семье гарантировалось выделение участка земли, достаточного для организации продуктивного крестьянского хозяйства. В Поволжье размер участка должен был быть равным 60-65 десятинам. Потом, правда, оказалось, что это был слишком оптимистический расчет; жизнь внесла свои коррективы, и в ряде колоний было выделено по 30-35 десятин. Осталось мне, правда, неясным, какая десятина при этом имелась в виду. В те времена в ходу были две десятины: казённая, равная 2400 квадратным саженям (1,45га), и владельческая, или хозяйственная, равная 3200 квадратным саженям (1,45га); разница между ними, безусловно, значительна.

Вербовка переселенцев того времени отличалась от подобных акций прошлых времён, в частности, от петровского периода. Петру I нужны были в первую очередь специалисты: знатоки военного дела, кораблестроители, металлурги, архитекторы, инженеры, администраторы, ограниченное число ремесленников некоторых профессий. Екатерининская кампания имела одну цель: вербовку земледельцев и совсем небольшого количества ремесленников, большей частью для обслуживания тех же земледельцев; правда, ещё делалось исключение для ограниченного числа священнослужителей и учителей. Следует оговориться, что приглашались и предприниматели, желающие открыть мануфактуры или фабрики; для них тоже были определены условия и обещаны льготы, но Поволжье для них вряд ли могло оказаться привлекательным.

Поначалу практическую работу вели лично вербовщики и представители российского правительства (называли их ещё комиссарами и даже министрами), которые имели право нанимать за деньги помощников из местных граждан. Однако германские монархи очень быстро дали понять и этим комиссарам, и российскому правительству, что их деятельность несовместима с отношениями между дружественными государствами.

____________________________________________________________________________

* Текст приведён не по подлиннику, а в моём переводе с немецкого языка.
Был найден другой путь: уже в 1765-ом году было создано несколько частных обществ,

которые возглавили иностранные офицеры, носившие почему-то преимущественно французские фамилии: Кано де Борегард, де Монжу, де Боффе, Ле Руа, Пите (правда, был и такой - Давид Соломон Рапин). Эти лица (их в России стали называть вызывателями) получили от российского правительства право набирать колонистов, организовывать частные (приватные) поселения в Поволжье, управлять ими, а также пользоваться частью

приносимого колониями дохода. За каждого поселённого на Волге колониста вызыватель получал от правительства России плату, обусловленную договором. Колонисты, прибывшие в Россию по вызывательской вербовке, получали статус вызывательских (в так называемых свободных колониях они имели статус казённых) и фактически оказывались в полном подчинении у своих вербовщиков.