Парадигматические практики толерантности

На уровне отбора языковых единиц действует парадигматический принцип: для осуществления механизмов толерантности автором отбираются когнитивно определенные единицы лексико-семантических сфер и субсфер. Эти единицы образуют внутритекстовые вертикальные объединения национальной лексики.

Внутрисверхтекстовые сферы и субсферы, сформированные на основе национальной казахской лексики, сопоставимы с параллельными системами и подсистемами русской языковой картины мира. Последнее обусловливает возможность интерпретации национально специфических смыслов средствами русского языка и использование опорной для речевых практик толерантности билингвистической формулы казахское + русское.

В высказывании и микротексте порционно реализуются участки парадигматических объединений национальной лексики с возможными включениями русских номинаций, объединений русской лексики с возможными включениями казахских номинаций.

В сверхтексте и тексте осуществляется исчерпывающая реализация внутрисловной парадигмы казахского языка; исчерпывающая реализация внутрисловной парадигмы русского языка. Не исключаются текстовые и сверхтекстовые приращения.

Линейные речевые практики толерантности подразделяются на денотативные и образно-оценочные.

Денотативные линейные практики тоерантности

Погружение соответствующего национально специфического понятия (понятий) в конкретный темпоральный и /или пространственный контекст: в высказывании и микротексте тексте наличествуют прямые или косвенные сигналы времени и/или пространства.

Интерпретация национально специфического понятия (понятий) в пределах универсальных оппозиций, главной из которых является оппозиция свой – чужой, многократно варьируемая в тексте.

Интерпретация национально специфических понятий на фоне русских слов (единение, согласие, братство и др.), в значении которых закреплены семы, непосредственно относящиеся к универсальному общекультурному концепту «толерантность».

Употребление в одном высказывании слов-казахизмов, относящихся к контактным когнитивным субсферам одной семантической сферы при поддержке русских слов, обозначающих то или иное смежное понятие. Данная линейная практика направлена на формирование в сознании читателей межпарадигматических связей.

Интерпретация национального понятия с помощью русских родо-видовых номинаций.

Толкование денотативного значения казахизма с помощью русского эквивалента или русского функционального аналога.

Образно-оценочные линейные речевые практики толерантности

Употребление русской метафорической номинации, позволяющей образно представить и конкретизировать интерпретируемое понятие, а также сопутствующих метафор и сравнений, создающих образный фон восприятия национально специфического понятия.

Употребление эпитетов русского языка, задающих образно-оценочное восприятие национально специфического понятия (понятий).

Употребление стереотипных и нестереотипных оценочных средств русского языка, прямо или косвенно передающих отношение к номинируемому понятию (с преобладанием средств косвенной передачи оценки).

Параллельное использование внутренней формы русского слова и казахского слова для образного представления универсальной оппозиции свой – чужой и её вариантов.

Употребление русских и/или казахских устойчивых образных единиц, в том числе поговорок и пословиц, а также текстовых извлечений из русского и/или казахского фольклора, способствующих осмыслению национально специфического понятия (понятий).

Денотативные и образно-оценочные линейные речевые практики толерантности могут соединяться. Об этом, например, свидетельствует частотность описательно-интерпретационного и денотативно-оценочного способа изображения национального ритуала и условий деритуализации.

Регулярность реализации речевых практик толерантности в разных комбинациях способствует нейтрализации очагов напряжения, возникающих при восприятии читателем инокультурной информации. Речевые практики толерантности обеспечивают понимание этой интонации, приобщение читателя к другой культуре или углублённое освоение ценностей и установой своей культуры. Для проверки досоверности полученных типологических результатов в последующих разделах работы осуществляется наложение этих результатов на язык билингвистических художественных текстов наших дней и на язык русскоязычной казахской публицистики.

В разделе «Речевые практики толерантности в тексте современного билингвистического романа» рассматриваются конкретные практики толерантности, актуализированные в романе Шахимардена «Скрытый хан». Автор основывается на системно-парадигматическом принципе отбора национальной лексики, набор которой оказывается беднее, чем в исторических романах предшественников.

В русскоязычную ткань текста внедряется, например, четырёхкомпонентная внутритекстовая парадигма хан, султаны, беки, бии: Султаны, беки, бии, не смея оглядеться, все же переглядывались, от молчания хана затрепетали еще сильнее и чернее. Сопутствующая метафорическая конкретизация (затрепетали чернее), создаёт образный фон восприятия специфики социальных отношений в казахском обществе. Соединение парадигматической и образно-линейной речевых практик толерантности подтверждает наличие речевой системности.

В романе Шахимардена встречаем полный парадигматический ряд русских номинаций, связанных общей семой «родственные отношения», включающий пять единиц: отец, матушка, дочь, брат, невеста: Когда-то отец был дружен с одним из султанов из оренбургской степи. Вот и решил с матушкой женить меня на его дочери. Надо сказать, что предназначенная мне невеста была влюблена в моего брата и писала ему часто в это время нежные послания. Сильным контекстным партнёром, поддерживающим билингвистический стилевой облик микротекста, является национальное слово султан, принадлежащее контактной субсфере, включающей номинации лиц по национальной принадлежности.

Наблюдается формирование малой парадигмы с экспансией русской единицы: Хранителями заповедей адата были и есть бии, выборные судьи из числа родовых грамотеев. Двудоминантная парадигма бии – выборные судьи основана на опорной для речевых практик толерантности формуле казахское + русское.

В анализируемом тексте реализуется базовая внутрисловная парадигма. Активно проявляет многозначность лексема батыр: Слово «батыр» стало обозначать уже не могучего силача, размахивающего своим оружием только по своей прихоти, а воинское звание, равное званию запорожских полковников. Под батырами ходило иногда до 10000 постоянно вооруженных всадников, подчинявшихся одним законам и одной воле, как и сами батыры. Наблюдаем реализацию значений «силач» и «воинское звание». В другом случае актуализируется значение «сказочный герой»: Поездка обещала быть со всех сторон приятной, да беда была в том, что мой поляк сразу же заговорил о героических легендах и сказаниях, при этом выпытывал из меня все, что я знал о батырах (там же).

В тексте действует принцип контрастного расположения национальных и русских лексических единиц. Варьируется оппозиция свой-чужой, например, активно используется образ внешнего врага: Хан Аблай тут же двинулся на восток и после продолжительной, но упорной борьбы вытеснил китайцев за Малый Алатау, и казахи вновь заняли свои исконные места. По одну сторону оказываются хан, казахи, по другую – китайцы.

Прямой пространственный сигнал (Малый Алтай) обеспечивает документальность повествования. Линейная практика толерантности, основанная на погружении национальной информации в реальный темпоральный и пространственный мир, выполняет жанрообразующую функцию: Зима 1853 года, первая зима, проведенная русским отрядом за Или, была самая жестокая, какой не припомнят аксакалы.

Регулярно включаются в текст фрагменты ритуалов, способствующие осмыслению специфики лингвистической номинации: Мусабай, как и было положено, по приходу в Кашгар первым делом посетил аксакала, передал ему рекомендательное письмо от своих влиятельных знакомцев из Кокандского ханства. Сочетания типа как и было положено, первым делом посетил аксакала акцентируют ритуализированность почтения по отношению к старшему по возрасту.

Внедрение ритуала сосетается с элементами деритуалазации, которая, в частности, основана на нейтрализации оппозиции богатый – бедный: Преданным другом хана Тауке был батыр Алдияр, сидевший всегда рядом с ханом с правой стороны.

Оценочное восприятие лингвоспецифических слов нередко формируется на базе образно-оценочной линейной речевой практики толерантности: Суд шариата муллы Коканда превратили в фарс, трактуя суры корана и изречения Мухаммеда как им вздумается или как угодно стоявшему выше чиновнику. Отчасти из корыстолюбия, отчасти из-за невежества. Я встречал азиатских святош, не умевших вообще читать, но бойко водивших пальцами по страницам святой книги, причем по верхней строке справа налево, по нижней – слева направо. Слова и словосочетания корыстолюбие, невежество, как вздумается, водивших пальцами…слева направо, не умевшие читать, содержащие направленные оценки, разрушают образ муллы человека честного и образованного и стереотипное представление о справедливости суда шариата. Данная речевая практика используется с целью разрушения культурных стереотипов.

Современный писатель-билингв использует основные типы речевых практик толерантности, разаботанных классиками художественного билингвизма. Реализуется также комбинаторный принцип, предполагающий соединение разных практик в одном высказывании и микротексте. Несмотря на то, что набор разновидностей речевых практик толерантности оказывается неполным, есть основания говорить о том, что стратегически используемые писателями языковые средства способствуют формированию внутрикультурного и межкультурного диалога.

В главе 4 «Речевые практики толерантности в русскоязычной казахской публицистике» выявляются механизмы формирования толерантного межкультурного диалога в публицистическом тексте. Структуру данной главы определяет круг проблем, рассматриваемых публицистом и непосредственно связанных с авторской стратегией толерантности: это проблемы национальных традиций, национальной и конфессиональной идентичности, национального искусства.

В главе в проекцию на стратегию толерантности рассматриваются особенности публицистической картины мира, преломляющиеся в текстовых категориях автора и адресата, оценочности, интертекстуальности, времени и пространства.

Публицистическая картина мира отличается от картины мира художественной. Если художественное произведение всегда условно (автор отображает действительность, включая определенную долю вымысла, образно интерпретируя реальные события и факты), то публицистическому тексту свойственны такие качества, как «документальность, подлинность рисуемой картины» [Г.Я.Солганик].

Особо следует сказать о категории адресата. Можно говорить о том, что адресатом публицистического текста является казахстанец, который живет в поликультурном пространстве. Идентификатор казахстанец объединяет всех жителей Казахстана независимо от этнической принадлежности. Семантика данного слова на первый план восприятия выдвигает гражданскую идентичность, объединяющую людей по геополитическому признаку. Слово образовано по аналогии с лексической единицей россиянин [И.Т. Вепрева, Н.А. Купина]. Его употребление способствует формированию толерантного отношения к человеку другой этнической принадлежности, другой культуры, другой веры. Для граждан Казахстана средством межнационального общения является русский язык. Публицист, отражая средствами русского языка реальную ситуацию, сложившуюся в постсоветском Казахстане, стремится объединить читательскую аудиторию. Его читатель – это гражданин Республики Казахстан. Казахстанец – это знак гражданской и бикультурной (поликультурной) идентичности. Само слово

Категория оценочности в публицистике имеет ряд отличий. В художественном тексте оценочность можно характеризовать как преимущественно опосредованную. В публицистике же реализуется прямая оценочность [Г.А.Бессарабова, Г.М. Васильева, Н.И.Клушина, И.П.Лысакова, Л.М.Майданова, Т.В.Матвеева, Н.А.Николина, Г.Я.Солганик и др.].

В современной казахской русскоязычной публицистическе, складывающейся в обстановке билингвизма и бикультуры, оценочные установки корректируются относительно стратегии толерантности, направленной на сохранение естественного билингвизма и бикультуры. Репродуцируя выработанные временем культурные практики толерантности, публицист определяет речеповеденческие модели, способствующие формированию межкультурного толерантного взаимодействия в наблюдаемых жизненных ситуациях.

В разделе «Речевые практики толерантности и осмысление острых современных проблем» выделяется проблематика, порождающая билингвистическую форму и бикультурное содержание текста, определяется стратегия публициста, направленная на формирование межкультурного толерантного взаимодействия, выявляются речевые практики толерантности, используемые в публицистическом тексте. Отмечается, что при освещении текущих проблем собственности, вступления Казахстана в ВТО и др. билингвистическая стилистика оказывается невостребованной.

Освещая бикультурную проблематику, журналист, опираясь на лексические, образные средства русского языка, воспроизводит национальный культурный сценарий, в котором отражается история, психология поликультурного общества. Публицист рассказывает о проблемах, затрагивающих всех читателей, независимо от их этнической и конфессиональной принадлежности, пропускает эти проблемы через историю народа, устанавливает связи между прошлым и реалиями сегодняшнего дня. Обращение к истории стимулирует употребление пластов национальной лексики и фразеологии. Естественно стремление авторов к проблемам национальной идентичности своего круга. Публицист рассматривает идентичность по разным направлениям, отбирая ценностные понятия, связанные с осмыслением личной и групповой идентичности. Обращение к историческим личностям, лицам, связанным с культурной, интеллектуальной деятельностью, помогает читателю, осмысляя прошлое, осознать корни национальной самобытности.

Проблема религиозной идентичности как важной составляющей идентичности национальной приобретает особую актуальность в современном публицистическом тексте. Интерес к данному вопросу связан с возможностью открыто говорить о некогда запретных темах, по-новому осмыслить проблему свободы выбора вероисповедания.

Круг проблем, связанных с национальной идентичностью, определен бытом, укладом жизни, обычаями, традициями народов поликультурного общества. В поле зрения журналиста – специфика жизни людей, живущих бок о бок не одно десятилетие. Читателю интересно и все то, что касается не только его культуры, обычаев, традиций, но и культуры рядом живущего человека. Публицист стремится к расширению когнитивной эрудиции читателя-казахстанца, применяя тактику прямооценочной характеризации, вводит оценочно определенные новые знания и тем самым повышает культурно-фоновую компетенцию читателя. Национальная лексика вводится в текст в соответствии с освещением той или иной проблематики. Следует отметить, что национально маркированные лексические единицы отбираются из тех же сфер, что и в билингвистическом художественном тексте, однако их удельный вес в публицистическом тексте значительно ниже, чем в тексте художественном. Функциональное назначение национальной лексики в публицистическом тексте связано с выделением специфического, особо структурированного культурного пространства, которое должен освоить читатель, испытывающий потребность в активизации живого внутрикультурного и межкультурного диалога.

В разделе «Грани идентичности» представлены формы проявления билингвизма и бикультуризма при рассмотрении журналистом проблем, связанных с личной и групповой идентичностью, определением своего круга в обществе различий, вопросов, определяющих отношение человека к религии; выявлены речевые практики толерантности, используемые публицистами. В публицистических текстах активно используются лексические единицы из субсферы «Номинации лиц по социальной принадлежности»: хан; султан, торе, бай, бий, эмир, халиф. Несмотря на усеченность внутритекстового ряда, ощущается действие стратегического принципа парадигматического отбора национальной лексики. Слова хан, султан употребляются в узкоспециализированном значении, которое закреплено в казахском языке: хан – «лицо, стоящее во главе жуза, орды (нескольких племен)»; султан – «глава рода»: Молодой Даулеткерей вошел в круг родовых султанов и правителей и стал одним из приближенных хана Жангира (Букейханов). В контексте отмечено употребление в одном высказывании национального слова (султан) и русского прилагательного (родовой), относящихся к контактным субсферам. Смещенная сочетаемость (по-русски нельзя сказать родовой султан) обращает внимание читателя на необходимость достоверной трактовки исторических реалий.

Обращаясь к проблеме национальной идентичности, публицисты напоминают читателю о специфике родственных отношений в казахском обществе. В казахском языке обозначения родственных отношений отличаются большей детализованностью, чем в русском. В публицистическом тексте встречаем следующие наименования лиц по родственным отношениям: женге, байбише, токал, апа, куйеу бала. Читатель знакомится с национальной спецификой родственных отношений: По старой доброй традиции кочевников-степняков сыновья одного отца от разных матерей считаются родными братьями. Поэтому все мы, дети, уважали и почитали Бопежана-ата, а выяснять, кем он нам доводится, никому и в голову не приходило. Наверное, это правильно! Это мудрая, уходящая в прошлое, многовековая традиция казахов (Кудайбергенов). Парадигматический ряд русских номинаций лиц по родственным отношениям (сыновья, отец, братья, мать) включает лингвоспецифическое слово ата, эксплицирующее специфику родственных отношений в казахском обществе. В следующем контексте писатель использует формулу русское + казахское как опорную речевую практику толерантности. Эта формула охватывает сочетания морфем и слов: В то же время жены дяди Бижана и Мурата, тоже мои женгешки, но по возрасту годившиеся мне в матери, с ходу присвоили мне новое имя – «Емельян». Не знаю, почему. Может, потому, что в этих краях когда-то с давними предками здешних казаков разбойничал непокорный власти Емельян Пугачев! (там же). Слово женгешки, образованное от казахского корня с помощью русского суффикса оценки, передает доброжелательное отношение к женам дяди, актуализирует характеризующий включенный в предметностный атрибутивный смысл «веселые, сохраняющие озорство и юмор, несмотря на возраст». Сигнал бикультуры - собственное прецедентное имя (Емельян Пугачев). Оценочный глагол разбойничал дегероизирует сложившееся в советское время стереотипное представление о Пугачеве как народном мстителе. Пространственный сигнал в этих краях указывает на совместность существования двух народов. Наблюдаем соединениее парадигматических и линейных практик толерантности.

Особо современными журналистами разрабатывается проблема религиозной идентичности как части национальной идентичности. Интерес к религиозной тематике объясняется изменениями в собственно культурной среде, которые воплощаются в языке. В Казахстане возрождение мусульманства проходит постепенно. Сам процесс лишен фанатизма и не является всеохватывающим. Обращение к истории позволяет выявить корни религиозности казахов. Публицисты обращаются к истории формирования ислама на территории Казахстана: Ислам появился на нашей территории очень рано. Часть кыпчаков (наименование рода), населявших побережье Сырдарьи, добровольно приняли мусульманство еще в 8 веке. Однако параллельно существовало и множество других верований. Только в 14-16 веках мусульманство стало формирующей религией в нашей степи (Джалилова). В тексте наличествуют прямые темпоральные сигналы (в 8, 14-16 веках), прямые и косвенные пространственные сигналы (побережье Сырдарьи, в степи), способствующие погружению читателя в ретроспекцию. Используется национальная лексика, относящаяся к контактным когнитивным субсферам (ислам, мусульманство – к субсфере религиозного; кыпчаки – к субсфере номинаций лиц по социальной принадлежности. В журнальном и газетном текстах активно используется религиозная лексика: имам, ходжа, мулла, муфтий, сура, аят, намаз, мечеть, шариат, коран, медресе. Данные лингвоспецифические слова употребляются как историзмы, возвращающиеся в активный запас казахского языка. Интерес для читателя представляет описание ритуала погребения по мусульманским обычаям: Бактыгали взял на себя обязанности главного организатора по духовной части. Пригласил имама мечети, который со своим помощником по всем мусульманским законам обмыл, одел Кулжана в белый саван, прочитал все необходимые по этому случаю суры из Корана. Неграмотного Кулжана, который не знал ни одной суры, ни одного аята (главы из Корана), проводили в последний путь как истинного мусульманин6а, по законам шариата. (Кудайбергенов). Речевые практики толерантности обеспечиваются соединением описательно-интерпретационного и денотативно-оценочного изображения национального ритуала. Публицист обращает внимание на детали, особо важные в мусульманском ритуале похорон как культурной традиции. Человека провожают в последний путь с соблюдением ритуала независимо от того, был ли он верующим, соблюдал ли все установленные для мусульманина обряды.

Следует отметить, что национальная лексика религиозной сферы активизируется в газетных публицистических текстах в дни религиозных праздников. Обратим внимание на интерпретацию хаджа - опоры мусульманской религиозной жизни: Обряды и ритуалы хаджа были установлены для мусульман пророком Мухамедом в 632 году (Оразаева). Введение национально-специфического понятия сопровождается конкретным темпоральным сигналом (в 632 г.), характеризующим определенный исторический этап в жизни мусульман. Использование прецедентного имени (пророк Мухамед) свидетельствует о достоверности данного события. Наблюдается открытая авторская оценочность, которая проявляется в противопоставлении временных планов, в использовании риторических вопросов, в привлечении различных точек зрения, связанных с отношением к хаджу: Сложно ли совершить хадж сегодня? Если есть деньги, человек обращается в туристическую фирму. Его не только доставляют самолетом в Мекку, но и помещают в специальную гостиницу, объясняют куда идти и что делать. Хадж перестал быть испытанием души и тела, он превратился в индустрию, в религиозный туризм (Наумова); Существует обывательское мнение, что хадж из-за удобств современного мира несколько теряет свой смысл. Если раньше паломники добирались до священных мест кто пешком, кто на лошади, верблюдах и повозках, то теперь процесс передвижения занимает гораздо меньше времени, соответственно, из-за этого сам путь якобы менее выстрадан (там же). Темпоральные сигналы раньше – теперь обостряют точку зрения представителей разных групп к данному явлению. Очевидно авторское отношение к хаджу, проявляющееся в осмыслении духовной составляющей религиозного ритуала в прошлом (хадж как испытание души) и настоящем (хадж как индустрия бизнеса, своеобразный религиозный туризм, теряющий свое истинное предназначение). Таким образом, проблема возрождения религиозной самобытности не всегда сопряжена с возрождением духовным, а ритуал оказывается лишь демонстрацией религиозного рвения, а не очищением и просветлением духа.

В разделе «Национальные традиции» рассматривается активно разрабатываемая журналистами проблема национальной специфики культуры, связанная с определенной средой обитания, укладом жизни, спецификой быта, культуры. Известно то, что среда обитания определяет национальный характер, привычки, формирует отношение к окружающей действительности. В публицистическом тексте, как и в художественном билингвистическом тексте, русское слово степь выступает как ключевой пространственный сигнал и сигнал национальной идентичности (идея национальной идентичности охватывает всю проблематику, связанную с национальной самобытностью). Концепт «степь» (и его русское имя) задает формируемое автором отношение к миру, выстраивает фундамент отношений между различными социальными и этническими группами, участвует в формировании своего круга, обусловливает выбор критериев эстетического осмысления действительности, выступает как связующее звено между поколениями.

В ходе анализа выделены наиболее частотные постоянные эпитеты к слову степь по признаку протяженности: бескрайняя, открытая, широкая: Кочевая жизнь наших предков и так слилась в едином ритме с окружающей природой, растворилась в ней. В бескрайних степях человек искал не уединения, а встречи (Муканова); В стародавние времена предусмотрительные и осторожные казаки свои более или менее крупные поселения строили именно в таких местах, а не в открытой степи (Кудайбергенов).

Отмечены эпитеты, характеризующие климатические особенности страны: маловодная, безводная, засушливая, голодная: А если учесть, что кочевать по огромным просторам маловодных засушливых степей, пышущих то зноем, то трескучими морозами, не ради удовольствия, а ради вживания, строго соблюдая при этом все пять заповедей Ислама, - не так легко и просто! (Кудайбергенов). Выразительные средства русского языка используются для интерпретации геосоциальных особенностей изображаемого.

Публицист характеризует специфику природных условий, влияющих на растительный мир региона. Суровые климатические условия определяют существование определенных видов растений, характерных для данной местности. Так своеобразно автор объясняет специфику звучания отдельных наименований растений: Березы в Западном Казахстане встречаются крайне редко, скорее их и нет. Основная здешняя древесная порода – карагач. Но как они по-разному звучат. Береза – звонко и радостно, музыкально. А карагач – навевает тоску и безысходность (Кудайбергенов). Малая парадигма включает казахское и русское наименования растений. При этом употребление лексических единиц сопровождается оценочными предикатами, определяющими специфику степного края.

В журнальном публицистическом тексте используются различные наименования населенных пунктов. Я не знаю, сколько месяцев и лет Нагимжан жил в мелькавших в моей памяти, словно кадры кинохроники, аулах, селах, хуторах, поселках. Однако в своем последнем доме в поселке Чингирлау он прожил почти двадцать лет. Там и умер (Кудайбергенов). К парадигматическому ряду русских номинаций населенных пунктов село, хутор, поселок присоединяется казахское вкрапление аул. География страны связывается автором с пестрым национальным составом ее жителей. Формула населенный пункт + казахское название, чередуется с формулой колхоз / совхоз + название-советизм. Создается образ «общежития» народов: Это потом появился в Джамбейтинском районе знаменитый на всю страну совхоз «Правда», где основное население состояло из немцев. Как и когда они попали туда, я не знаю. Ведь их выселяли в сорок первом! А Западно-Казахстанский край в те годы был прифронтовой зоной (Кудайбергенов).

В бытовых зарисовках активизируется употребление наименований казахских блюд: бесбармак, казы, шужык, жая, карта, коже, баурсаки, сорпа. Публицисту важно подчеркнуть, что традиции приготовления национальной пищи передаются из поколения в поколение, гости получают удовольствие от национального блюда, приготовленного так, как в былые времена. Самое вкусное блюдо – то, которое готовила бабушка, мама. Человек сохраняет ощущение домашнего уюта, вкус пищи, знакомый с детства: Когда мама приносила пышущий ароматом бешбармак, восторгу стариков не было предела. Уже насытившись и засыпая, они шептали друг другу: - Я такого бешбармака никогда не ел даже в детстве - да откуда в то время такой бешбармак, - поправлял его кто-то. – Варили ведь одно мясо. Тесто, картошка, лук и всякая приправа появились уже потом! (Кудайбергенов). В тектсе присутствуют темпоральные сигналы в детстве, потом, сопровождающие использование национально специфического понятия. Понятие родины связывается не с этнической принадлежностью, а с местом рождения и вкусом пищи, которая знакома с детства. В парадигматически однородном ряду оказываются наименования казахских блюд, которых не смогут забыть казахские немцы. Именно подобные идентификаторы (казахские русские, казахские евреи) выражают суть бикультуры: Как им (немцам) живется на новой родине? Не всегда желания совпадают с реальностями. Наверное, тоскуют по родным казахским просторам, особенно старшее поколение. Вспоминают вкус казы, карта, шужык, жая? (Кудайбергенов). Парадигматический ряд казахских номинаций, связанных с наименованиями пищи, включает четыре единицы: казы, карта, шужык, жая. Оксюморонный по отношению к немцам характеризатор родные, казахские передает эмоциональное отношение бывших некоренных граждан страны к родине.

Важную роль в освещении проблемы национальной самобытности играют традиционные праздники, обряды и обычаи. Журналисты часто обращаются к истокам народной жизни, рассказывая об этой части духовной культуры народа, обращают внимание читателей на важность многочисленных обычаев, обрядов, многие из которых забыты. Это способствует возрождению национальных традиций, помогающих осмыслить природу коллективной идентичности. Речевые практики толерантности обеспечиваются соединением описательно-интерпретационного и денотативно-оценочного способа изображения национального ритуала. Например: После рождения ребенка первой роженицу посещает родная мать. Это установившийся веками обычай и вместе с тем обязательный долг каждой матери. Приезд матери к дочери-роженице – древний обычай, называемый корису (Жидекова); При первом купании ребенка – шилде суы – его опускают в воду, где находятся вещи и монеты из чистого серебра и золота. После купания новорожденного женщины, совершившие обряд первого купания, делят между собой эти украшения и монеты. Этот обычай назывался бесикке салады (Жидекова). Автор использует казахское наименование ритуала на фоне русского родового понятия. Цепочка ритуализированное действие – его обозначение в казахском языке свидетельствует о стремлении напомнить о забытой традиции, расширить культурную эрудицию читателей.

В текстах описываются инонациональные варианты культурного сценария, так, например, обряд приглашения на свадьбу, принятый в культуре казахских украинцев: Несмотря на то, что успеновские украинцы давно оторвались от своих корней, в те годы они еще соблюдали свои удивительно красивые национальные обычаи, которые я запомнил навсегда. Ближе к вечеру две или три нарядно одетые девушки с венками на голове и с разноцветными лентами ходили по селу. Останавливались, кланялись, привечали всех подряд, в том числе и меня-сопляка с Маратом. И красиво так, по-украински: - Мама, тату запрошуют вас на веселье! – Мама с папой приглашают вас на свадьбу! (Кудайбергенов). Прием контактного употребления национальной формулы и ее перевода облегчает понимание формулы приглашения. Использование оценочных эпитетов удивительно красивые, нарядно одетые способствуют эстетическому восприятие ритуала. Заметим неточность воспроизведения украинского слова весiлля (свадьба). Ошибка, однако, не уничтожает коммуникативный эффект межкультурной толерантности, к которому стремится автор. Бикультура (в данном случае – это соединение казахского + украинского) и вошедшее в журналистский обиход слово толерантность в значении «принимающий чужие обычаи, традиции» - жизненный принцип казахского народа: Маленькое пыльное село на берегу Илека. Всего две улицы. Вербы, хаты, огороды и … свадьба по своему, по народному обычаю. Такое можно увидеть только у толерантного народа! На его земле (там же).

В текстах активизируются казахизмы, обозначающие предметы быта, в том числе посуды, домашней утвари, Казахские прецедентные тексты, национальная лексика и фразеология сопровождает описание культурных бытовых сценариев. Однако и на данном участке картины мира есть общее, что объединяет обе культуры – русскую и казахскую. Опыт длительного совместного проживания двух народов создает условия для взаимопроникновения культур и приобщения к особенностям другой культуры. Извлеченные журналистом из естественной коммуникативной среды речевые практики толерантности формируют модели толерантного отношения к другому, демонстрируют возможности приобщения к чужому и трансформации чужого в свое. Так осуществляется механизм создания диалога.

В разделе «Самобытность искусства» рассматривается специфика культурно-языкового воплощения в тексте музыкальной жизни народа. Выделены лингвоспецифические единицы, обозначающие носителей казахского музыкального и поэтического искусства: акын, жырау, жырши, кюйши. Наиболее употребительным является освоенное русским языком слово акын: Песня стала спутником в дальних переходах акына. Песня кормила и отогревала бродячего поэта. Участвуя и побеждая в многочисленных айтысах (состязания в песнях), оттачивал свое мастерство акын (Жидекова). Употребление национального слова акын сопровождается русским функциональным аналогом поэт.

Менее частотно лингвоспецифическое слово кюйши – «сказитель, исполнитель кюев». Публицисты передают национальную специфику семантики данного казахизма: Великим композитором-кюйши, искусство которого было пронизано лирико-эпическим восприятием действительности, вошел Даулеткерей в художественную память казахского народа (Муканова). Постоянный эпитет великий задает оценочное восприятие конкретного лица, оставшегося в культурной памяти народа. В текстах широко представлены наименования музыкальных инструментов. Следует отметить, что данную группу представляют как общеизвестные номинации, так и номинации малоизвестные. Ср.: домбра и кобыз, сыбызга, жетышек. кыл-кобыз, сазсырнай, шанкобыз, ульдек. В публицистических текстах часто используется общеупотребительное слово домбра – инструмент, особо важный в казахской музыкальной культуре. В одном линейном ряду встречаем наименования музыкальных инструментов, не менее значимых в русской культуре: Габит по натуре человек малообщительный. Молчун. Хотя прекрасно играл на домбре и аккордеоне. К слову, квартира, которую мы снимали, была полна всяких музыкальных инструментов: баяны, аккордеоны, гитары. Не квартира, а музыкальный склад! (Кудайбергенов). Парадигматический ряд номинаций музыкальных инструментов включает в основном русские лексические единицы (аккордеон, баян, гитара) с вкраплением национального слова домбра. Шутливое использование метафорического сочетания музыкальный склад создает образно-оценочное восприятие изображаемого.

Наименование музыкального инструмента сазсырнай (слово отсутствует в русском языке) вводится с пояснением: Сазсырнай - духовой инструмент, много лет назад найденный археологами во время раскопок в городище Отрар. (Доброта). Толкование национального слова проводится с использованием русской родовой номинации. Наличие темпорального ретроспективного сигнала много лет назад и пространственного сигнала в городище Отрар сосредотачивает внимание читателя на ценности древнего инструмента. С происхождением музыкального инструмента жетыген (слово отсутствует в русском языке) связана легенда, которая кратко пересказана журналистом: Акбопе по силам и по душе оказался и очень сложный инструмент – жетыген. О его происхождении существует много легенд. Одна из них рассказывает об отце, у которого погибли на войне семь сыновей. В их честь он и создал жетыген. Внешне он похож на арфу, а душа у него, как считает Акбопе, лиричная (там же). Речевая практика толерантности обеспечивается использованием русского (интернационального) функционального аналога и включением текстовых извлечений из казахского фольклора. В следующем тексте параллельно используются прецедентные казахские и русские собственные имена: Благодарные потомки воздвигли в честь автора песни «Дударай» Марии Егоровны Рекиной – Мариам Жагоркызы не ахти какой, но монумент, который возвышается при въезде в поселок Кургальджино. Ноты этой песни были записаны не менее легендарным А.В.Затаевичем, который собрал и сохранил для казахов мелодии тысячи кюев. Фантастика! (Кудайбергенов). Обращает на себя внимание прецедентное название песни «Дударай». Песня «Дударай», сочиненная русской девушкой и повествующая о любви русской и казаха, сохранилась в памяти народной как гимн любви, не знающей препятствий. Вечные ценности объединяют людей разных национальностей. Обращает на себя внимание упоминание имени фольклориста А.В.Затаевича. Человек другой культуры сумел оценить красоту, мелодичность, лиричность казахской песни и посвятил свою жизнь изучению музыкального наследия казахского народа. Искусство объединяет языки, стирает различия между людьми по национальным, религиозным, социальным и другим признакам. Осознание этой истины важно в поликультурном обществе, объединяющем разные этносы. Принять чужое как свое и воспринимать это как свое – основа межкультурного взаимодействия, создания диалога культур.

По материалам современной русскоязычной казахской публицистики можно составить необходимый для толерантного русско-казахского коммуникативного взаимодействия билингвистический и бикультурный минимум, включающий перечень слов, выражений, прецедентных единиц, описаний актуальных культурных сценариев, ритуалов.

Можно сказать, что русскоязычный публицистический текст направлен на осмысление толерантного межкультурного диалога: наблюдается стратегически обусловленное стремление публициста выявить природу национальной идентичности, продемонстрировать характер межкультурной коммуникации, выявить корни последней. Современный билингвизм и бикультуризм в публицистическом тексте выполняет функцию лингвистической терапии. Ритмическая организация журналистского текста, его тональная композиция отличаются национальным своеобразием. Национальная лексика в большинстве случаев используется по типу атомарного вкрапления; реже в текст внедряются малые парадигмы национальных лингвоспецифических номинаций, получающих соответствующие авторские разъяснения; активно внедряется практика описательно-интерпретационного и денотативно-оценочного изображения национальных ритуалов. Обращение журналистов к историческому прошлому можно объяснить их стремлением нейтрализовать текущие конфликтные столкновения, выявить корни острых проблем, оживить забытые традиции. Авторы нередко уходят от оппозиции раньше-теперь, стремятся спроецировать глубокую ретроспекцию на реально проживаемое настоящее.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования. Подчеркивается, что ситуация естественного билингвизма служит основой для развития билингвизма художественного и публицистического. В художественных и публицистических текстах регулярно реализуются целенаправленно отобранные авторами языковые средства, организация которых способствует формированию внутрикультурного и межкультурного диалога. Толерантность является стратегически обусловленной категорией билингвистического текста.