Глава 2. РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ ОЙРАТОВ ДО ПАДЕНИЯ ДИНАСТИИ ЮАНЬ

и разветвлялись на несколько отраслей, у каждой

в отдельности было определенное название

с таким распределением.

Именно тогда, в начале XIII века, в верховьях Енисея монголы вплотную столкнулись с ойратами. В монгольской хронике "Шара туджи" отмечается, что за мирное подчинение ойратского хана Худуха Беки Чингисхану, последний женил одного сына Худуха Беки Инэлчи на своей дочери Цэцэй-кен, а другого сына Торэлчи — на дочери Джучи (старший сын Чингисхана) Холойхан [Шара туджи, 1957, с. 160; Козин, 1941, с. 175]. Другие представители дома Чингисхана также оказались в брачных отношениях с ойратами. Так, старшей женой Ариг-Буги (внук Чингисхана, сын Толуя), которую он "очень любил", была ойратка Илчикмиш хатун, внучка упоминавшегося выше Торэлчи [Рашид-ад-дин, 1952, т. 1, кн. 1, с. 119]. Подобные брачные связи были у семейства Чагатая, Гуюка, Мэнгу, Хулагу. Более того, матерью сыновей Толуя (Мэнгу, Хубилая, Хулагу, Ариг-Буги) была Соркуктани беки, Дочь Джакамбу (от танг.-тиб. rgya dpon po — "великий государь, правитель", "правитель страны"; Рашид-ад-дин переводит как "великий эмир страны"), родного брата Онг хана (Ван хана), главы кереитов [там же, с. 130-131].

Марко Поло отмечал такой факт: "Двадцать восьмого августа, всегда в этот день, великий хан (Хубилай. — Б.К.) уезжает из того города (Шанду, столица империи Хубилая. — Б.К.) и из того дворца, и вот поче-

51

му: есть у него порода белых коней и белых кобыл, белых как снег, без всяких пятен, и многое их множество, более десяти тысяч кобыл. Молоко этих кобыл никто не смеет пить, только те, кто императорского роду, то есть из роду великого хана; то молоко могут пить еще гориаты (то есть ойраты. — Б.К.); был им такой почет от Чингисхана за то, что раз помогли ему победить" [Джованни дель Плане Карпини и др., 1997, с. 242-243].

Б
Чингисхан. Китайский рисунок

Известно, что в то время в Джунгарии проживали западномонгольские племена найманов. Восточными соседями найманов были кереиты, которые жили вдоль р. Селенги и у Хангайских гор. На севере кереиты граничили с другим западномонгольским племенем — меркитами [Викторова, 1980, с. 170]. Указанные племена, а также собственно "ойраты домонгольской эпохи", были одними из основных участников этногенеза западномонгольских племен ойратов [Авляев, 1994, с. 124].

52

Согласно "Эрденийн тобчи" Саган Сэцэна [Schmidt, 1829, S. 7, 57], ойраты в первой половине XIII века составляли объединение из четырех племен — огелетов (олетов), багатутов (батутов), хойтов и кэргудов.

В исторической литературе при обозначении ойратов часто используется термин "дербен-ойраты" ("четыре ойрата"). В науке уже более двух веков обсуждается вопрос о времени и условиях появления "союза четырех племен", их связь с теми или иными западномонгольскими племенными объединениями; указанные вопросы достаточно полно освещены в монографии И.Я. Златкина [1983, с. 30-38].

Ряд историков, например С.А. Козин, относили образование ойратского союза непосредственно ко времени монгольских завоеваний, когда они вначале вошли в единую империю, а затем, в послеимперский период, существовали независимо от Чингисидов [Козин, 1940, с. 4-5]. Противоположную точку зрения высказал Б.Я. Владимирцов: союза четырех не существовало, а "представление об ойратском союзе появилось под влиянием не совсем правильного понимания слова oyirad как "близкие"⁶, значит и "союзники" [Владимирцов, 1934, с. 156-157].

Источники того периода (XIII-XV веков) не содержат конкретного упоминания об ойратах как "союзе четырех племен". Лишь у Рашид-ад-дина написано: "Эти племена еще издревле были многочисленны и разветвлялись на несколько отраслей, у каждой в отдельности было определенное название с таким распределением..." [Рашид-ад-дин, 1952, т. 1, кн. 1, с. 118].

53

В попытке дать ответ на проблему появления "четырех ойратов" В. Успенский отмечает, что "всего же более поражает нас в китайских сведениях об ойратах этнографическое деление их на роды или отделы и усилия заставить ойратов быть в количестве четырех (Сы О-лу-тэ), отзывающиеся несомненным и полнейшим отсутствием критики и видимым давлением административных и богдоханских распоряжений" [Успенский, 1880, с. 75]. Сам же В. Успенский связывал появление термина "дербен-ойрат" с древнемонгольским племенем "дурбэн", что представляется неверным [Санчиров, 1990, с. 60-61].

Далее по всей работе единый этноним "ойраты" используется как собирательный термин для всех западномонгольских племен в рассматриваемый период.

Ойраты и монголы сознавали свое родство, но не тождество. На протяжении всего монгольского и послемонгольского периодов, монголоязычные народы определяли состав своего иногда единого, иногда раздробленного государства как "tabun ongge, dorben xari ulus" ["пять объединений (монголов) и четыре черных (ойратов)"], или "docin dorben xoyar" ["сорок (монголов) и четыре (ойрата)"] [Козин, 1940, с. 4]. Здесь выделение "dorben", означающее "четыре", кроме военного понятия "четыре тумена", ясно подразумевает под собой четыре основных субэтноса ойратов, так называемый "союз четырех ойратов".

Соседние народы также выделяли ойратов из основного монгольского суперэтноса. Так, в китайской хронике "Минши" (цз. 328, с. 3774) записано: "Вала (т.е. ойраты) — это монгольские племена, обитающие на западе от дада (т.е. восточных монголов)..." (цит. по: [Чернышев, 1990, с. 18]; см. также: [Покотилов, 1893, с. 32]). В период Мин ойраты также назывались ваила, вайла, вэйлатэ, элутэ, улутэ [Чернышев, 1990, с. 54].

54

Рашид-ад-дин, описывая ойратов, отмечал, что "их язык монгольский, он все же имеет небольшую разницу от языка других монгольских племен" [Рашид-ад-дин, 1952, т. 1, кн. 1, с. 118].

Существуют различные точки зрения на этноидентификацию "хор" и "coг" [Tucci, 1949, vol. 1, р. 256; Цыбиков, 1991, т. 2, с. 31; Пубаев, 1981, с. 219-220]. В целом преобладает мнение, что в большинстве случаев под этнонимом "сог-по" (sog po) тибетцы подразумевали ойратов, а "хор-пo" (hor po) относили к восточным монголам [Howorth, 1876, р. 498; Chandra, 1967, pt. 2, р. 9; Schulemann, 1958, S.222; Ahmad, 1970, p. 195; Дугаров, 1983, с. 142]⁸.

В частности, известный тибетский религиозный деятель Сакья Пандита Кунга Гьялцан (Sa skya pan di ta kun dga rgyal mtshan, 1181-1251) в своем письме из ставки хана Годана писал к светским и религиозным главам Тибета: "Люди, живущие в Китае, Миньяк (тангуты), сог-по и другие... подчинены... Последние несколько лет ни один солдат-хор (т.е. монгол)... не появлялся в Тибете... поскольку я подчинился..." [Tucci, 1949, vol. 1, p. 10]. Налицо четкое разграничение автором монголов на "хор" и "сог".

Действительно, этноним "сог-по" оказывался более привязанным именно к ойратам, поскольку они пришли на ту землю, где раньше жили уйгуры и другие тюрки⁹. Таким образом, это имя, прежде относящееся к

55

тюркам, перешло к западномонгольским племенам. Подобное явление имело место и раньше, когда прежде могущественное племя татар в IX-X веках владело значительной территорией "вблизи границ областей Китая" [Рашид-ад-дин, 1952, т. 1, кн. 1, с. 101], в том числе в Северо-Западной Монголии, в Восточном Туркестане. С.Г. Кляшторный [1993, с. 142-143] считает, что в IX-XII веках на территории Ганьсу и Восточном Туркестане существовало государство татар, и этот обширный регион Махмуд Кашгарский назвал "Татарской степью". Монголов, занявших их земли спустя столетие, соседи также стали именовать татарами, хотя сами монголы не признавали этого этнонима.

Такое деление монгольского мира оказалось настолько живучим, что известный калмыцкий (дербетский) религиозный деятель База бакши, посетивший Тибет в конце XIX века, счел необходимым специально отметить, что "северных монголов они (тибетцы. — Б.К.) зовут "низовыми" монголами, а цайдамских (ойратов. — Б.К.) зовут "верховыми" монголами" [Сказанье, 1897, с. 156]. Этот же термин употреблялся и в отношении тех монголов, которых увел с собой на запад Хулагу¹¹ (сын Толуя, внук Чингисхана, правил в 1256-1265 гг.), основавший в Иране (Персии) новое монгольское государство¹². В связи с тем, что хан Хулагу увел в

56

Персию часть ойратов, ниже мы рассмотрим также историю буддизма у ойратов в Иране.

Прежде чем приступить к исследованию периодов распространения буддизма у ойратов, необходимо рассмотреть религиозные воззрения ойратов, а также уже сложившиеся к указанному времени (XIII век) связи между Тибетом и ойратами.

В период, предшествующий монгольской экспансии, духовный мир ойратов представлял собой комплекс тех воззрений, которые были характерны для средневековой Центральной Азии с ее бурной политической и экономической жизнью. Здесь речь идет прежде всего о шаманизме, который представлял собой определенную систему верований, наделявшей сверхъестественной силой все явления природы и предполагавшей возможность влияния на них посредством особых лиц — шаманов (от тунг. saman).

В шаманизме переплелись такие древние формы религии, как тотемизм, анимизм, фетишизм, культ предков. Взаимное влияние различных форм религий и шаманизма приводило к появлению смешанных форм религиозного сознания; шаманизм со временем уступал свои позиции.

Издавна Азия испытывала на себе воздействие Индии. Начало индийского культурного влияния учеными относится к I тысячелетию до н.э. [Бонгард-Левин, Воробьева-Десятовская, 1990, с. 30]. Буддизм в Центральную Азию (и прежде всего в Восточный Туркестан) стал проникать еще в I веке.¹³ Населявшие этот регион тохары, имевшие самобытную культуру, достаточно быстро освоили индийские варианты письменности и создали свою письменную традицию, переложив многие буддийские работы на свой язык. Среди переводившихся работ были такие важ-

57

ные сочинения, как "Праджня-парамита", "Аштасахасрика-праджняпа-рамита-сутра", "Ваджраччхеддика-праджня-парамита-сутра" и др. В настоящее время ученые продолжают описание и изучение текстов, найденных в Гильгите, в Бамьяне, Восточном Туркестане; описание одной из крупных в мире санскритских рукописей из Восточного Туркестана — Турфанской коллекции — уже закончилось.

Буддизм, выйдя за пределы Индии, в результате взаимодействия с культурными традициями народов, населявших тот или иной ареал распространения этой религии, претерпел определенные изменения. Локальные формы буддизма в Центральной Азии могли значительно отличаться как друг от друга, так и вообще от индийской модели.

Центром махаяны в Азии был Хотан, хинаяны — Кашгар (в середине-конце I тысячелетия н. э.).

Хотан был центром не только по переводу и хранению махаянистских сочинений, но и по созданию новых работ. Сюда устремляется множество монахов и их последователей, спасающихся от арабского завоевания и религиозных гонений. Антибуддийские эдикты танского императора обусловили, ввиду ухода в Восточный Туркестан китайских буддистов, становление Дуньхуана как второго по важности центра махаяны. Вскоре, по причине захвата этого оазиса Тибетом (в середине VIII века), увеличивается число изданий на тибетском языке. Столкновение арабов и тибетцев с последующим уходом тибетцев из захваченных ими цент-ральноазиатских областей привело, с одной стороны, к кризису буддизма как в самом Тибете (по крайней мере, до прибытия в эту горную страну знаменитого буддийского деятеля Атиши Дипанкарашриджняны из монастыря Викрамашила в Магадхе, из Северной Индии), так и в буддизированных регионах Центральной Азии; с другой стороны, столкновение религий вело к взаимовлиянию и опять-же росту религиозности людей.

Весьма характерной чертой, подчеркивающей роль религиозного фактора в общественной жизни ойратов, является то обстоятельство, что упоминавшийся выше ойратский хан Худуха Беки имел в своем титуле

58

слово "беки" ("бики"). По мнению В.В. Бартольда, оно "обозначало первосвященника, высший религиозный авторитет... Слово бики встречается в титулах некоторых государей, например мергитского и ойратского" [Бартольд, 1963, т. 1, с. 458-59]. Вероятно, в том же периоде следует искать истоки происхождения слова "шадж"¹⁴, которым со временем стали именовать священников (главного священника) у ойратов; с началом периода тибетского буддизма такой священник у западных монголов стал называться "шаджин-ламой".

Разные мнения высказываются о религиозной ситуации в монгольском этносе в предимперский период. Не проводя четкого разграничения между составляющими этнос народами, не используя все имеющиеся на сегодняшний день в распоряжении ученых источники, ряд исследователей иногда приходит к выводу, что религия монголов (читай: мон-голоязычных народов. — Б.К.) состояла из трех пластов верований: во-первых, культа Неба, во-вторых, верований, основанных на концепции так называемого "тэнгризма", и в-третьих, собственно шаманские верования [Галданова, 1992, с. 31].

Безусловно, первобытные воззрения продолжали занимать важное место в религиозном сознании народа. Судя по тому, что шаманские и до-шаманские представления о жизни и смерти, о душе и ее загробном существовании были широко распространены среди калмыков (ойратов) еще в конце XIX - начале XX веков, можно заключить, насколько они были сильны в начале II тысячелетия.

Ойраты обожествляли Небо (Menke kok Tangry), небесные светила. Очень распространенным был культ гор, деревьев, воды, земли. Они совершали жертвоприношения огню, животным-тотемам¹⁵. Особое место занимал культ предков, позже органично вплетенный в систему буддийского мировоззрения ойратов.

59

Необходимо отметить тот несомненный факт, что влияние шаманизма у ойратов с началом активных контактов с найманами и кереитами (в ту пору христиане-несториане), а также с проповедниками самых разных религий, стало значительно уменьшаться. С переходом так называемых "лесных народов" (и прежде всего ойратов)¹⁶ на кочевой образ жизни (что было связано с продвижением ойратов в степи Центральной Азии) стало снижаться значение шаманов. Вот что писал об этом В.В. Бартольд: "Отмеченный у Рашид-ад-дина упадок авторитета шаманов в связи с переходом от охотничьего быта к кочевому также, по-видимому, должен быть признан общим явлением; влияние шаманов не может не падать, когда в народе развивается воинственность и привычка полагаться на силу оружия" [Бартольд, 1968, т. 5, с. 471].

Систематизация религиозных воззрений (если таковая была) шла, возможно, от более развитых религиозных систем, например, христианства. Вероятно, христианство стало проникать к ойратам благодаря их соседству, а позже и единению с кереитами и найманами, то есть в течении XII - начале XIII веков. В этой связи любопытным представляется мнение Ч. Валиханова, особо подчеркнувшим: "Замечательно еще, что в этой части Азии (в Джунгарии. — Б.К.) было особенно много несторианских и монофизитских конгрегаций..." [Валиханов, 1861, с. 194].

60

Найманы, крупное западномонгольское племя, следовали несторианскому христианству [Бартольд, 1968, т. 5, с. 108, 618]. Христианами с 1007 г. были также кереиты [Викторова, 1980, с. 168]¹⁷. "Согласно легенде, обращение кераитов произошло вследствие того, что кераитскому хану, заблудившемуся в пустыне, явился св. Сергий и указал путь домой. Хан крестился со всем своим народом, и получил имя Маргуз (Марк)" [Гумилев, 1994, с. 169].

До знакомства с буддизмом у уйгуров широко были представлены манихейство и несторианство. Первое обрело значительное влияние в Центральной Азии с 762 г., когда уйгурский хаган принял его в качестве государственной религии. Но уже в 840 г., в связи с нашествием кыргы-зов и уничтожением уйгурского государства, идет переселение уйгуров, помимо других мест [Малявкин, 1983, с. 109], в район Турфана и Ганьсу. Влияние манихейства и христианства у них заметно уменьшается, растет число приверженцев буддизма¹⁹.

61

Уйгуры за сравнительно короткий срок смогли создать огромный свод буддийской литературы, переводя на уйгурский с тибетского, китайского, санскрита и других языков. "Буддийские сочинения на уйгурском языке были широко распространены в Центральной Азии. Они были известны и за пределами политических границ уйгурского государства, как, например, в Дуньхуане, а также у тангутов" [Тихонов, 1966, с. 28]. Именно уйгуры выступили первыми учителями буддизма у монголоязычных народов, и прежде всего у ойратов, их ближайших соседей.

Б.Я. Владимирцов писал: "Монголы... познакомились с буддизмом... еще при Чингис-хане, а может быть и ранее того. Монгольским племенам на заре их истории пришлось столкнуться с уйгурами... Среди уйгуров тогда были уже распространены мировые религии: христианство, магометанство и буддизм, который особенно был силен в восточной части областей, занятых уйгурами, значит, ближайших к монголам. От них-то монголы и позаимствовали свои первые понятия о буддизме, который... был принят многими" [Владимирцов, 1919, с. 16-17]. Более конкретно применительно к ойратам высказался С.А. Козин: "Западные группы монголов... испытывали на себе и наиболее раннее и наиболее сильное влияние уйгуров и среднеазиатских тюркских народностей" [Козин, 1940, с. 11]. И далее: "...арамейско-согдо-уйгурское письмо, и манихейство, и несторианство, и буддизм, несомненно, должны были пройти сначала через ойратское посредство..." [там же, с. 25]. О примате уйгурских учителей буддизма перед тибетскими или китайскими писали также такие

62

известные ориенталисты, как Ш. Бира [1978, с. 143], Г.Ц. Цыбиков [1991, т. 2, с. 28], Д. Кара [1972, с. 22], А. Рона-Таш [Rona-Tas, 1965, р. 121] и др.

Действительно, значительная роль уйгуров в развитии ойратской культуры в Х-ХII веках (и позже тоже) несомненна. Уйгуры были в тесных культурных связях со своими соседями [Якубовский, 1947, с. 441]. Уйгурский алфавит (имевший базой арамейскую графику) утверждается среди найманов и кереитов [Бартольд, 1963, т. 1, с. 89; Rona-Tas, 1965, р. 121], получает распространение у ойратов, которые использовали это письмо для перевода буддийской литературы на свой язык [Rinchen, 1974, р. 93]. В клерикальной терминологии ойратов (калмыков) до сих пор ясно прослеживается уйгурское начало. Именно через буддийский пантеон этого народа к ойратам перешли вошедшие туда божества из манихейского пантеона — Хормуста, тридцать три тенгрии и др. [Heissig, 1987, р. 4-5].

Таким образом, проникновение буддизма к ойратам было неизбежно. Последующая история буддизма у западных монголов убеждает нас в том, что условия для распространения его были весьма благоприятны. Причины этого лежали как в характере самого буддийского учения, так и в конкретных социально-политических условиях. Что касается "привлекательности" буддизма как такового, то еще С.Ф. Ольденбург объяснял ее так: "Буддизм привлекал больше всего тем, что учил любить людей и помогать им, не думая о себе, учил не бояться смерти, и это особенно важно, так как страх смерти не дает человеку спокойно жить; и еще, что не менее важно, буддизм учил человека всегда помнить, что он отвечает за свои поступки и даже за свои помыслы и что только тот, кто твердо сознает эту ответственность и понимает ее, живет настоящей, хорошей жизнью" [Ольденбург, 1919, с. 6].

Помимо подобных черт, обусловливавших популярность буддизма в любой стране, имелись причины, так или иначе связанные с влиянием на ойратов центральноазиатской буддийской, а затем и тибетской буддийской культуры.

63

Для благоприятного развития буддизма у ойратов существовал ряд особых причин местного характера. Во-первых, распространение и укрепление буддизма у западных монголов совпало со становлением общемонгольской государственности; во-вторых, буддизм не противоречил интересам основных социальных сил общества; в-третьих, влияние иных религий было слабым по сравнению с влиянием буддизма.

Итак, буддизм, с одной стороны, в определенной мере обогащал местные верования, а с другой — сам трансформировался под их влиянием, в результате чего народные верования и буддизм со временем сближались.

Как известно, в Си-Ся основным этносом являлся тибетский, а границы между тангутами и Тибетом не были четко определены. Географическое положение Си-Ся было чрезвычайно выгодным, это государство имело значительное влияние в Центральной Азии и служило связующим звеном между тибетцами и ойратами (монголами)²¹. Иногда для монгольс-

64

ких народов слова "Тибет" и "Тангут" имели одинаковый смысл [Кюнер, 1907, ч. 1, вып. 1, с. 4].

В Си-Ся буддизм имел преобладающее влияние²². Это государство существовало с 1032 г. по 1227 г. Тангуты, конечно, имели давние связи с Тибетом, кроме экономических и военных (к слову, гарнизон столицы — Хара-Хото — состоял из тибетских солдат), также и религиозные. Тибетский буддизм здесь был широко распространен²³, в особенности различных подшкол Кагью²⁴.

Преобладающим влиянием в Си-Ся пользовались, по всей видимости, такие подшколы Кагью, как Дрикунг, Карма, Цал.

У тангутов существовал институт государственных наставников (ими были, как правило, тибетские монахи) — институт, который потом переняли монгольские ханы, и который сыграл свою важную роль в истории буддизма и у ойратов, и у монголов. В начале XIII в. государственным наставником был монах школы Карма Кагью — Цангпопа Кончок Сенге (Gtsang po pa dkon mchog seng ge, ?-1218/1219), его преемником стал монах школы Баром Кагью (‛ba’ rom pa) — Тишри Сангье Ричен (Ti shri sangs rgyas ras chen, 1164/1165-1236) [Sperling, 1987, p. 34]; ламы этой школы также были представлены в монгольском дворе.

В историографии, посвященной истории буддизма у монголов и ойратов, широко распространена точка зрения, согласно которой важнейшее место
²² Кроме буддизма (тибетского, уйгурского и китайского), здесь были распространены даосизм, несторианство и другие верования; см., например: [Пигулевская, 1940, т. 1, с. 213].

²³ Вопрос о существовании тибетских монахов в Си-Ся рассматривался еще Р.А. Стейном, когда он писал о контактах между Карма и тангутским двором: [Stein, 1966, p. 281-289]. О связях между тангутами и Сакья см.: [Kwanten, 1972, p. 52].

²⁴ На одной из гравюр тангутского сочинения "Правила проповеди в храме Милосердного и Сострадательного" "...изображено духовное лицо высокого ранга... На голове монаха — высокая шапка с отворотами и "крыльями"... Такие же шапки мы видим и на иконах в коллекции Государственного Эрмитажа. Там они имеют различные цвета: встречаются шапки красные, желтые, черные с белой каймой" [Терентьев-Катанский, 1993, с. 66]. Такие шапки с отворотами и "крыльями" были, как правило, лишь у иерархов Кагью, например у Карма.

65

в сфере религии в рассматриваемый период отводится школе Сакья, иногда Карма. Но тибетские источники говорят о другом. Тибетолог Дж.Туччи на основании данных монастырских летописей различных школ тибетского буддизма установил [Tucci, 1949, vol. 1, р.9]²⁵, что наибольшим влиянием в тибетском буддизме в то время пользовалась школа Цал Кагью; именно это направление стало распространяться у ойратов и монголов.

О приоритете Цал перед другими родственными подшколами Кагью в деле проповеди своего учения среди монголоязычных народов сообщается также в известной "Истории учения — пир мудрецов" Паво Цуглака: "Вероятно, что Цал появилась (в Монголии. — Б.К.) раньше, чем Сакья и Карма. Ученики Шанг-римпоче Цанг-па Дунгкур-па и еще семеро ходили в Хор (то есть в Монголию. — Б.К.), где пребывали в уединении"²⁷.

Паво Цуглак также настаивает на наличии связей между великим хаганом и монахом Цал Кагью: в ходе покорения Миньяк Чингисхан "разрушил множество храмов, и тогда лама Цанг-па отправился к хану... Он преподал хану святое учение, пояснил, что благо всех живых существ зависит от учения. В результате хан проникся большим уважением к учению..."²⁸. Чин-
²⁵ Ю.Н. Рерих отмечал, что в XIII - начале XIV веков школа Цал Кагью играла "исключительную роль в монголо-тибетских отношениях" [Рерих, 1958, с. 336].

²⁶ "Gtsang pa dung khur ba dbang phyug bkra shis gung thang bla ma zhang gi slob ma/ thog mar shis zhva rgyal po'i bla mar gdan bzangs te mi nyag gi yul du thsal pa bka' brgyud kyi chos lugs thog mar spel/ rjes su jing gir han gyis shis zhva (mi nyag) rgyal khab gtor rjes sog yul du gdan drangs nas jing gir han la chos gsungs te sog yul du thai pa bka' brgyud kyi chos lungs thog mar spel/" [Tshal pa kun dga rdo rje brtsams, 1981, p. 452].

²⁷ "Sa kar gnyis las kyang mtshal pa'i bstan pa byung ba snga bar snang ste/ zhang rin po che'i slob ma gtsang pa dung khur pa dpon slob bdun gyis hor yul du byon nas ri khrod la bzhugs/" [Dpa' bo gtsug lag phreng bas brtsams pa, 1986, vol.2, p. 1414].

²⁸ "Gtsug lag khang mang du bshig bstan pa nyams rnams pa'i tshe bla ma gtsang pas rgyal po'i drung du byon te rgyal pos kyang gnam mchod thams cad kyi gral mgor bton sgos kyi sbyin bdag dza yin/jing gi rgyal po la lo tsa bsgyur nas rgyu 'bras dang chos kyi che ba bshad nas sems can gyi bde skyid sangs rgyas kyi bstan pa la rag/ bstan pa la rgyal pos bkur sti byed dgos/" [Dpa' bo gtsug lag phreng bas brtsams pa, 1986, vol.2, p. 1415].

66

гисхан издал указ, "первое монгольское "жаса"... об освобождении лам от податей и военной повинности, а также о некоторых других мерах по защите буддийской религии, таких, как реставрирование тангутских монастырей, пострадавших в период военных действий, и т.д." [Бира, 1964, с. 35].

На вопрос о том, принял ли сам хаган буддизм, сложно ответить однозначно. Выше процитированные источники утверждают, что Чингисхан стал буддистом. Тибетские и монгольские историки XVI-XVIII веков в своих трудах придерживались того же мнения [Бира, 1978, с. 184; Heissig, 1959, S. 43-44].

Иную точку зрения имеют ученые. Отмечая несомненное влияние на монголов народов, стоявших на более высокой ступени развития, В.В. Бартольд счел необходимым подчеркнуть, что "несмотря на свое сближение с представителями культуры, Чингиз-хан остался верным шаманистом..." [Бартольд, 1963, т. 1, с. 458]. Как отмечал X. Ховорс: "Чингисхан был шаманистом. Но он и его последователи поддерживали связи с ламами, писали им" [Howorth, 1876, р. 506]. Действительно, в исторической литературе есть сведения, что великий хаган поддерживал связь с ламой Сина-Гэбши из Тангута [Дугаров, 1983, с. 12-13]; "среди родичей Чингисхана были ламы, достигшие высоких степеней; например, его двоюродный дед был Хутухта-мунгур, а его дядя — Хутухта-чжурки" [Киселев и др., 1965, с. 57].

Г.В. Вернадский, отмечая религиозную толерантность основателя Монгольской империи, приводит отрывок из "Великой Ясы" (Монгольское право): "Поскольку Чингисхан не принадлежал никакой религии... он избегал фанатизма и не отдавал предпочтения какой-либо вере... Он... приказал, чтобы все религии были уважаемы, и не должно быть выказано предпочтение одной перед другими" [Vernadsky, 1953, р. 102].

Нам представляется наиболее верной точка зрения, высказанная Ш. Бирой: Чингисхан, при всем его равном отношении к различным религиям, все же более покровительствовал буддизму [дано по: Douglas, Conger, 1962, p. 331]. Видимо, это обстоятельство и определило позже желание Годана (сын Угэдея, брат следующего хагана Гуюка) направить

67

посольство в Тибет для приглашения наиболее подготовленного ламы. Из тибетских источников известно, что выбор шел между главами школ Дрикунг Кагью, Таглун Кагью и Сакья [Пагсам-джонсан, 1991, с. 35]. Результатом похода, предпринятого в 1240 г., явился визит в 1245 г. знаменитого Сакья Пандиты Кунга Гьялцана (Sa skya pan di ta kun dga' rgyal mtshan, 1181-1251)²⁹, который встретился с Годаном лишь два года спустя. Таким образом, было положено начало союзу между Сакья и монголами. Следует заметить, что эта школа тибетского буддизма не имела какого-либо серьезного влияния в Амдо, Каме и других северных землях, в том числе и у ойратов, несмотря на то, что позже, при Хубилае, главы этой школы были назначены "королями Тибета".

К тому времени самым известным лицом в Тибете становится Карма Бакши — второй глава школы Карма Кагью, благодаря активной деятельности которого это направление тибетского буддизма широко распространяется в монголоязычном мире. В 1255 г. с ним встречается Ху-

68

билай, а в 1256 г. он становится личным учителем хагана Мэнгу³³. Как утверждают источники Карма, послушать этого великого человека люди приходили из Китая, Хор (монголы), Сог (ойраты), Миньяк (тангуты) [Richardson, 1958, р. 143]. Но Карма Бакши совершил политическую ошибку. Вступив в союз с ханом Мэнгу, он пренебрег Хубилаем и незадолго до смерти Мэнгу в 1260 г. отказался остаться при дворе Хубилая. В 1261 г. Хубилай объявил себя великим хаганом; он отправил в ссылку неугодного монаха [Dpa' bo gtsug lag phreng bas brtsams pa, 1986, vol.2, p. 1421] и приблизил к себе племянника Сакья Пандиты — Дрогон Чогьял Пагбу ('Gro mgon chos rgyal 'phags pa, известного также как 'Phags pa blo gras rgyal mtshan, 1235-1280), не единожды в детстве посещавшего монгольский двор вместе с дядей. Таким образом, Карма Бакши, вольно или невольно, стал на сторону Ариг-Буги [Richardson, 1958, р. 144; Rossabi, 1988, р. 143], который начал войну со своим братом Хубилаем из-за ханского престола.

69

Крайне интересным представляется изучение вопроса о существовании тибетского буддизма среди тех ойратов, которые в значительном числе ушли с Хулагу в Персию [Габан Шараб, 1969, с. 144; Батур-Убуши Тюмен, 1969, с. 19], где они играли немаловажную роль. Рашид-ад-дин счел необходимым отметить: "В Иране и Туране³⁴ было и есть множество [людей] из числа эмиров ойратского племени, однако неизвестно, кто какой ветви, только они между собою знают свое происхождение" [Рашид-ад-дин, 1952, т. 1, кн.1, с. 120]. По словам Кирти Ценшаб Ринпоче, значительным при дворе Ильханов было влияние торгоутов³⁵, которых было в Персии около половины из всего торгоутского сословия. Огромную власть в Иране имел ойрат Аргун-ака, который "до Хулагу хана (sic!) прибыл в сие царство в должности битикчия по указу Мэнгу каана" [Рашид-ад-дин, 1946, с. 22], и "постепенно становился большим и уважаемым человеком, пока не достиг правления и баскакства над страной Ирана" [Рашид-ад-дин, 1952, т. 1, кн. 1, с. 121].

Ситуация с распространением и влиянием тибетского буддизма в Персии объяснима. Обитая в инокультурной среде, монголы и ойраты стремились сохранить свою специфику. В Китае монголы приняли тибетский, а не китайский буддизм; разница в мировоззрении между монгольскими пришельцами и мусульманским культурным окружением вела к укреплению связей Хулагу хана с Тибетом³⁶.

Кроме того, немаловажным обстоятельством являлось и то, что ойраты Персии сохраняли связи с родиной, то есть с Джунгарией. И, видимо, поэтому стало возможным появление во второй четверти XIV века этнонима "калмык". Причины возникновения этого этнонима нам видятся в факте принятия ислама монголами и ойратами Персии (а также в
³⁴ Туран, под чем обычно понимают всю тюркоязычную Центральную Азию, в данном случае следует соотнести с современной Турцией. В связи с ойратским составным в этногенезе турков можно указать, например, на этнические корни фамилии бывшего премьера и президента Турции в 80-х - начале 90-х гг. XX века Тургута Озала — то есть Озал из рода тургутов (торгутов).

³⁵ Торгоуты — иначе "турхаут-кешиктены", воинское сословие, личная гвардия Чингисхана, оформившаяся в конце XIV - начале XV веков в субэтнос "торгоуты" (см.3.2.).

³⁶ Здесь подразумеваются территории, находившиеся под влиянием тех школ, которые имели контакты с Хулагу ханом (Ладакх, Кашмир) [Petech, 1939; Kwanten, 1972, p. 128].

70

других западноазиатских регионах) в конце XIII - начале XIV веков. Ойраты же Джунгарии остались "язычниками", то есть буддистами, и таким образом они стали для мусульман "калмыками" ("отступниками")³⁷. Данная точка зрения не нова, она излагалась, в частности, В.В. Бартольдом [1968, т.5, с. 538] и была поддержана известным калмыцким ученым Ц.Д. Номинхановым [1958, с. 100]. Последний пишет, что ойратов их соседи-тюрки прозвали ""калмаками" только потому, что ойрат-монголы не приняли ислам, а остались шаманистами, или буддистами". В подтверждение указанного положения Ц.Д. Номинханов проводит параллели с другим центральноазиатским народом — уйгурами: "Характерно, что те уйгуры, которые остались верными своей старой религии буддизму, получили прозвище "калганлар" (инфинитив: калмак), то есть оставшиеся, а другие уйгуры, которые последовали религии ислама, получили кличку "янганлар", то есть вернувшиеся (к "справедливой вере")" [там же]. Появление слова "калмык" Ц.Д. Номинханов относит к XIV-XVII векам.

В начале 60-х годов XIII века Пагмоду была в тесных отношениях с Дрикунг, которая после смерти своего покровителя хагана Мэнгу нуждалась в ином патроне, и им стал Хулагу. Достаточно вспомнить начало правления Хубилая, чтобы понять такой путь развития событий. С воцарением на китайском троне Хубилай запретил своим братьям иметь представителей в Тибете и поддерживать какие-либо связи с ламами. Только

71

Хулагу, сохранивший дружественные отношения с Хубилаем, продолжал оказывать влияние на определенной части Тибета. Подшколы Кагью не видели в Хубилае необходимого партнера, поскольку они помнили о тех невзгодах, которые выпали на долю Карма Бакши со стороны Юаньского императора [Roerich, 1976, р. 485-487]. Как уже упоминалось, еще с 1253 г., когда Хубилай был посвящен в буддизм школы Сакья, он стал покровительствовать этому направлению.

Что касается других религиозных течений в Персии, то здесь продолжали сохранять свое влияние христиане-несториане и иудеи. Следует подчеркнуть, что в столь насыщенной духовной атмосфере Персии того периода монголы и ойраты практически полностью отошли от шаманизма.

Иран ранних ильханов был покрыт буддийскими пагодами и храмами, ламы и буддийские учителя приглашались из Тибета и Индии. Взаимное влияние буддизма и ислама вело к усилению суфийского направления как в суннизме, так и в шиизме; исследователи отмечают корни буддийского тантризма и психотехники в становлении и развитии суфизма.

Со смертью хана Хулагу в 1265 г. связи с Тибетом у ильханов не прерывались, однако наступление мусульманской ортодоксии повлияло на прочность этих уз, а с принятием ильханом Газаном ислама в 1295 г. буддизм был запрещен [Petech, 1983, р. 183]. По мнению Л.Н. Гумилева, монголы (сюда он включает и ойратов) Ирана приняли ислам, "так как из-за бушевавшей войны не могли вернуться домой. Их потомки — хазарейцы — ныне живут в степной части Афганистана"⁴⁰ [Гумилев, 1993, с. 127].

72

Таким образом, с середины XIII века Кагью оказалась в тяжелом положении, поскольку она лишилась своих прежних покровителей (в 1259 г. умер хаган Мэнгу, в 1264 г. прекратил войну с Хубилаем Ариг-Буга, в 1265 г. скончался Хулагу ильхан) и одновременно увеличилось давление со стороны Сакья. В таких условиях подшколы Кагью вновь обратили свое внимание на центральноазиатских ханов (как правило, семейства Угэдея — третьего сына Чингисхана), например Хайду, Дува и др. Видимо, именно с этого времени — с 60-70-х годов XIII века — следует отсчитывать начало усиленного распространения указанной традиции тибетского буддизма среди западномонгольских племен, которые составляли большую часть населения государств указанных ханов.

В тибетских источниках определение войска дается вполне конкретное: они названы "верхними монголами" (stod hor) [Tucci, 1949, vol. 1, p. 16, 253]. Более того, указывается, что это были войска "Ху-ла". Таким образом, согласно тибетским хроникам, получается, что Хулагу был все еще жив в 1290 г. Но, как отмечалось выше, он умер в феврале 1265 г.

По мнению Р.Е. Пубаева, основную часть войск Дрикунг составили монголы с территории в Западном Тибете [Пагсам-джонсан, 1991, с. 175], подчиненной Хулагу. Однако такая точка зрения представляется спорной. После смерти Хулагу в 1265 г. связи между Персией и Тибетом уже не сохранялись на прежнем уровне; кроме того, первые ильханы были в тесных дружеских отношениях с Хубилаем. В указанном случае под "верхними монголами" скорее всего подразумевались ойраты Восточного Туркестана и Джунгарии, на которых Ариг-Буга, Хайду, а также Дува (хан из рода Чагатая) опирались в своей борьбе против Хубилая [Гумилев, 1994, с. 273]. В войне 1285-1290 гг. на стороне Кагью выступили ойраты Хайду [Kwanten, 1972, p. 131]⁴². Действительно, в Юаньши име-
⁴⁰ Интересно отметить, что хазарейцы проживают в районе Бамиана, где находились две всемирно известные статуи Будды, уничтоженные войсками Талибана в марте 2001 г.

⁴¹ "...В год дерева-курицы (1285 г.)... Бригон (то есть Дрикунг. — Б.К.) привела войска верхних монголов против Сакья..." [Пагсам-джонсан, 1991, с. 40].

⁴² Другие ученые полагают, что это были силы Дува (впрочем, добавляя, что Дува был марионеткой в руках Хайду) [Petech, 1983, р. 189, 201; Rossabi, 1988, р. 222; Wylie, 1977, р. 131-132].

73

ется упоминание о военной компании военачальника Темур-Буга против Хайду в 1290 г. [ibid., р. 130].

Таким образом, религиозные воззрения ойратов в доюаньский и юаньский периоды формировались под воздействием богатых культурных традиций, распространенных в обществах и государствах средневековой Центральной Азии. Синтез религиозно-духовных представлений и воззрений позволил этим западномонгольским племенам без каких-либо осложнений воспринять основные идеи буддизма.

Раннюю историю буддизма у ойратов можно проследить с первых контактов монголов с центральноазиатскими народами; кроме того, идентификация участвовавших в этом процессе этнических групп будет способствовать более полному выявлению исторической роли буддизма у народов Центральной Азии. Несмотря на значительное культурное влияние уйгуров, тибетский буддизм смог укрепиться среди западных монголов. Тибетские ламы были готовы к встрече с типом мышления, присушим кочевникам: в частности, по Д. Снеллгроуву, к тому времени "тибетские кочевники уже адаптировали... буддизм для кочевнического восприятия, а монахи, которые вели пропаганду среди монголов, уже понимали монгольскую пастушескую культуру и знали, как занять место шаманов". Он писал, что причины быстрого духовного завоевания монголов тибетцами следует видеть в персональном авторитете и экстраординарных способностях великих лам, которые смогли состязаться с вероучениями и культами таких религий, как христианство (несторианское и католическое), мусульманство и даосизм, а также собственно монгольский шаманизм [Snellgrove, Richardson, 1968, p. 150-151].

74