Сборник статей научно-практической конференции «Актуальные проблемы отечественной и зарубежной истории, филологии
Апрельские беспорядки 1899 года в стенах Казанской духовной семинарии и их подлинные причины
жүктеу/скачать 1.24 Mb.
|
Апрельские беспорядки 1899 года в стенах Казанской духовной семинарии и их подлинные причиныСовременная историография включает много материалов о протестном движении учащихся православных духовных учебных заведений. В разные годы внимание исследователей привлекали то Тобольская, то Владимирская, то Ярославская, то Тифлисская духовные семинарии. К сожалению, Казанская семинария не удостоилась специального изучения в означенном ключе, за исключением, пожалуй, 2-3 обзорных работ, в которых в контексте других средних учебных заведений ей было уделено частичное внимание. Тем временем события, происходившие в ее стенах на рубеже XIX-XX веков, были чрезвычайно динамичны, а близость к одному из немногих университетов империи обусловили своеобразную специфику ученического протеста будущих пастырей церкви. В этом смысле весенние беспорядки 1899 года довольно показательны. Утром 5 апреля 1899 года в 4-м классе семинарии раздался выстрел. Он послужил сигналом к началу акции протеста, после которого семинаристы принялись с яростью бить стекла заготовленными камнями, причем в 5-й класс были заброшены топор и несколько поленьев дров.1 По всей видимости, атмосфера в учебном заведении была накалена до такой степени, что дело могло дойти до надругательства над семинарской инспекцией, поэтому некоторые из благонадежных учеников 5 и 6-го классов были вынуждены спрятать инспектора священника Зеленецкого.2 Вовремя подоспевшая полиция блокировала основную группу зачинщиков в одном из классов, после этого семинария была закрыта, а воспитанником было объявлено о временном прекращении занятий. Финал бунта оказался предсказуем, а вердикт по вопросу виновности семинаристов, их злонамеренности и необузданности хотя бы при внешнем взгляде имеет все основания для его вынесения. Тем не менее, это суждение поверхностно и не позволяет раскрыть подлинных причин произошедшего. Достоверно известно, что свое выступление семинаристы планировали осуществить двумя днями ранее – вечером 3 апреля. Об этом собственноручно писал в Синод казанский архиепископ Арсений1. Оно, вероятно, действительно намечалось как всеобщее побоище, поскольку администрацией при посредстве доносчиков в среде учащихся удалось обнаружить заранее заготовленные для этого палки и камни2. Ультиматум начальства воспитанникам и приглашение в качестве предупредительного шага в семинарию полицмейстера, который вместе со своим помощником молился в семинарском храме за всенощной, временно ослабили напряжение в учебном заведении3.Однако это не помешало довольно скоро начаться беспорядкам. Следовательно, учащиеся должны были иметь действительно веские основания для такого шага, принимая во внимание серьезность намерений администрации и предсказуемый исход дела. И они были. Еще 14 марта при посещении семинарии архиепископом Арсением ученики принесли свои извинения за поведение 13 марта, когда взбунтовались, доведенные до отчаяния тяжелыми условиями быта. Тогда они получили сатисфакцию от архиерея. Это был отнюдь не единичный случай. 30 марта с устного благословения архиерея представители, выбранные семинаристами, повторно явились с повинной к педагогическому собранию семинарии, рассчитывая на окончательно прощение4. Но последовало ли оно? 22 марта, после окончания работы комиссии по расследованию событий 13-14 марта и представления на имя архиепископа соответствующих отчетов, владыка Арсений наложил на них свои резолюции, в общем и целом признававшие претензии учеников необоснованными.1 В соответствии с ними правление семинарии, не принимая во внимание неоднократные извинения учащихся, 4 апреля постановило уволить: следующих учеников: 1) 5-го класса Владимира Цветкова, 4-го – Александра Великанова как наиболее вредных для семинарии учеников без обозначения в свидетельствах балла по поведению2; 2) 5-го класса Дмитрия Кузнецова, Николая Пущаровского, 4-го – Илью Кондратьева, Сергия Монастырева, Михаила Целерицкого, 2-го – Виктора Андрамонова как принимавших наибольшее участие в беспорядках с баллом по поведению три (3) 3; 3) 5-го класса Викторина Пятницкого, 4-го – Алексея Краснова, Николая Виноградова, Михаила Пущаровского, 3-го (2-е отделение) – Ивана Пенкина, 2-го (1 отделение) – Григория Cартова, Сергия Утяковского, 2-го (2 отделение) – Протолеона Зиновьева, Алексия Ивановского, Владимира Ивановского, 1-го (1 отделение) – Александра Смирнова, 1-го (2 отделение) – Павла Воздвиженского как менее виновных с баллом по поведению четыре (4)4. Помимо указанных лиц, 8 человек должны были быть лишены казенного содержания, а 25 заключены в карцер.1 Об исключении вышеуказанных воспитанников в тот же день персонально ходатайствовал перед архиепископом и ректор семинарии2. Уместно предположить, что столь быстрое введение санкций в отношении учащихся было обусловлено фактом вероломной подготовки самими же воспитанниками очередного бунта, нивелировавшего все их прежние извинения. Однако и активизацию семинаристов, в свою очередь, вполне логично объяснить проникновением в их среду слухов о давно принятом решении массового увольнения. Данный вывод находит непосредственное подтверждение в документах. Так, спустя некоторое время после описываемых событий инспектором Зеленецким был написан примечательный документ — объяснительная записка на имя обер-прокурора Синода. Из нее явствует, что участник мартовских и апрельских беспорядков Илья Кондратьев обращался в Синод с просьбой о восстановлении его в качестве студента в одной из семинарий. При описании апрельских бунтов он сетовал на то, что семинарская администрация до 4 апреля утаивала свое решение об увольнении участников беспорядков 13 и 14 марта.3 Отец Александр же в свою очередь уверяет, что эти слова Кондратьева не соответствуют действительности, поскольку на тот момент никакого окончательного решения о судьбе провинившихся принято не было4. В значительной степени подлинную подоплеку дела раскрывают секретные рапорты полиции губернатору. Согласно рапорту полицмейстера Панфилова от 5 апреля, накануне — днем 4 апреля — к нему лично явились 12 семинаристов с вопросом, не по просьбе ли полиции были уволены из семинарии 10 их товарищей и не арестован ли кто-либо из них?5. На это последним был дан ответ, что полиция к этому делу отношения не имеет.1 Семинаристы уверяли полицмейстера, что в случае принесенных им извинений за учиненные беспорядки им было обещано, что никто из участников не пострадает 2. Параллельно в тот же день ректор семинарии архимандрит Кирилл осознанно или случайно подтвердил слова пришедших к полицмейстеру, конфиденциально высказав последнему мысль, что причина подготовки к новым беспорядкам кроется в желании семинаристов выразить коллективным образом свое недовольство по поводу увольнения главных виновников событий 13-14 марта.3 При этом Панфилов отметил, что еще днем 3 апреля сам ректор написал ему заявление по поводу существующей опасности избиения его и других служащих семинарии учащимися вечером 3-го апреля.4 Вряд ли это был банальный невротический страх, основанный на излишней подозрительности ректора. Ведь позже и инспектор Зеленецкий не скрывал, что беспорядки, учиненные семинаристами, были восстанием именно против ректора.5 В силу перечисленных выше фактов налицо жесткое противостояние начальственно-воспитательного состава семинарии и учащихся, взаимное недоверие и т.п. Добытые нами секретные сведения, содержащиеся во внутриведомственной переписке жандармерии, окончательно проясняют картину разыгравшейся трагедии: воспитанникам поставили ультимативное требование извиниться лично перед ректором6. Пойти на такой шаг они, вероятно, просто не могли, считая его унизительным, о чем открыто говорили разным людям, а также писали в письмах своим родителям 1. Обвинять учащихся в неуступчивости нет оснований – они просили прощения у архиепископа Арсения, хотя от них этого не требовалось 2. Таким образом, ситуация попросту зашла в тупик, выход из которой начальство семинарии и лично ректор усмотрели в немедленном увольнении ряда фигурантов дела, причем не 4 апреля, как это отражено в отчетах, а раньше... Об этом им было объявлено уже 2 апреля 3. Бескомпромиссность и нетерпеливость администрации и лично ректора логично вызвали бурю возмущения в ученической среде, воспринимавшей все происходящее как фактический обман. Таким образом, вопрос следующего бунта был лишь вопросом времени, и воспитанники взялись за его осуществление более чем решительно. О степени их решимости можно судить не только по аффективному поведению учащихся 5 апреля, но и по тому, как оценил ситуацию казанский губернатор. Через неделю — 12 апреля — ввиду поступивших сведений о том, что в Киеве уволенный ученик местной семинарии покушался на жизнь инспектора, казанской полиции было дано поручение «принять действенные меры по ограждению личной безопасности, как высокопреосвященного архиепископа Арсения, так и начальства местной духовной семинарии»4. Описанная ситуация более чем доступно свидетельствует о том внутреннем кризисе, в котором находились духовные учебные заведения незадолго до Первой российской революции 1905 года, да и, пожалуй, вся церковь. Динамичные события в российском студенчестве, будоражившие общество, играли, конечно, мощную стимулирующую роль, вовлекали в свой оборот учеников семинарий и духовных академий, давали их протесту магистральное направление. И, все же, они не были их первопричиной, как то наглядно демонстрирует приведенный нами локальный случай.
жүктеу/скачать 1.24 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|