Шкуратов В. А. Историческая психология
жүктеу/скачать 2.1 Mb.
|
| Частью такого проекта можно представить и общее учение о персоноидных и психоидных персонажах текста в голосовой, визуальной или иной перцептивной модаль-ностях. Эта психология без испытуемого могла бы разработать идею звучащего бытия, намеченную русским мыслителем.
ТРАДИЦИОННОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ И СОВРЕМЕННАЯ ГУМАНИТАРНАЯ КУЛЬТУРА. Воссоздание гуманитарной психологии в нашей стране немыслимо без возвращения к приоритетам книжной образованности. Для современного технократического ума, подходящего к психологии с требованиями немедленного эффекта, частичное обоснование этого реставрационного процесса дает слияние герменевтического Историческая психология XX века понимания с процедурами так называемой гуманистической терапии. Будучи гуманитарием, психолог сталкивается с историзмом повседневного сознания. Фигуры и факты прошлого для его испытуемого или пациента являются не абстрактным знанием, но эмоциональным опытом; объединение с культурным символом может стать главной задачей и движущей силой развития личности. Это психотерапевтическое значение истории понимали такие психологи, как К.Г. Юнг и Л. Бинсвангер. <Конечно, несчастны будут пациенты, если для излечения они вынуждены будут понять Гераклита или Гегеля; в то же время никто не излечится, не будет действительно излечен в самой глубине своего существа, если врачу не удастся высечь в нем огонек духовности>, - писал основоположник экзистенциального психоанализа Л. Бинсвангер [цит. по Spiegelberg, 1982, р. 184]. Обращенная к индивидуальному и коллективному опыту культуры историческая психология становится психологией исторического сознания современного человека. Обнаруживается однотипность деятельности консультанта, психотерапевта, с одной стороны, и традиционного гуманитария - с другой. В обоих случаях приемы сводятся к идиографическому описанию мира культурных норм и ценностей. Когда психолог становится историком человеческой судьбы, он пытается понять ее как временную последовательность и формирует <архив> биографических данных и личных документов. Здесь взаимное тяготение двух наук обеспечено общим <традиционным> стилем учености и отношения к человеку. Термин <междисциплинарное взаимодействие> будет неадекватен для обозначения такой связи, скорее над-дисциплинарной, основанной на принадлежности к общей культурной традиции, а не на схождении узкопрофессиональных интересов. Историческая психология как единственная психологическая дисциплина, основанная на изучении документов и памятников культуры, является гуманитарной в Историческая психология как наука собственном, традиционном значении слова. Она представляет собой общую территорию исторических и психологических наук, где устанавливаются новые формы сотрудничества между ними. Сейчас импульсы к развитию этой пограничной области исследований идут от возросшего интереса общества к своему прошлому и смены его мировоззрения, методологической трансформации обществоведения и гуманитаризации знания. Причем гуманитаризация не просто доукомплектовы-вает наш умственный багаж сведениями по истории, экономике, праву, психологии и т. д.; она очеловечивает крайне специализированные науки, т. е. возвращает их к целостному носителю познания. Этот носитель - реальная личность, которая существует в каждодневных условиях, с универсальным человеческим опытом - бытом, в своей стране и своей культурной традиции. Bonus sensus (здравый смысл), отшлифованный в европейской традиции до гуманистической ценности и педагогического ориентира, - сила, которая между крайностями рассудка и эмоций <вернет душу на ее естественный путь> (Бергсон, 1990, с. 162]. Универсальный опыт самоопределения человека приобретает здесь черты некоего исторического результата, а именно общей образованности, которую надо добыть из книг и прочих свидетельств прошлого, спасти от преждевременно узкой профессионализации. Наделенная атрибутами книжной учености, гуманитарная психология имеет и отдельную задачу. Она строит образы человека прошлого и учит общению с культурными персонажами. В XX в. герменевтика стала философским учением о познании, а общение с прошлым посредством текстов объявлено <наивным и романтическим>. Но обогащенная достижениями семиотики, культурологии, этномето-дологии психогерменевтика воссоздается в наши дни как психология нарративных повествовательных жанров, в том числе обыденного сюжетосложения, и личности эпохи письменной культуры. Историческая психология XX века 2. Историческое направление в исторической психологии ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ ИЛИ ИСТОРИЯ МЕНТАЛЬНОСТЕЙ? Это направление создано и разрабатывается историками. Оно иногда отождествляется с так называемой историей ментальностей. Однако эти два понятия не синонимы. История ментальностей скорее соответствует исторической психологии в широком значении слова. Внутри указанной области завязывается ядро из программ соединения исторической науки с психологической, а также исследований, выводимых из этих программ или им отвечающих. Это и есть историческая психология в более специальном значении. Историческое исследование ментальностей зародилось и получило наибольшее развитие в так называемой школе <Анналов> (по названию журнала <Анналы>). Указанное направление появилось в 1920-1930-х гг. во Франции под знаменем <Новой истории>. Его основоположники М. Блок (1886-1942) и Л. Февр П878-1956) высмеивали своих коллег традиционного толка, которые подобны <сундуку для хранения фактов>. За этой задорной критикой <старой> историографии стоял пересмотр источников, принципов, предмета науки о прошлом. Развенчивалось исключительное для нарративной истории значение события и отражающего его письменного документа. <Они (Блок и Февр. - В.Ш.) отрицали тот взгляд, что каждый исторический момент обладал уникальной индивидуальностью, значение которой может быть выявлено через изучение письменного документа без обращения к общим понятиям и без чего-то большего, чем самое поверхностное упоминание непосредственного контекста> [Lucas, 1985, р. 4]. Наука о прошлом определялась как метод мысленного воссоздания (реконструкции) всех сторон жизни ушедших поколений на основе всех фактов, Историческая психология как наука которые можно получить. Помочь историку в этой работе должны науки о человеке и обществе. Марксистская историография, которая так же в это время преодолевала ин-терпретационизм обществоведением, уперлась в схему экономических формаций. Выбор французских ученых был гораздо богаче. В помощь историку они привлекали географию и экономику, социологию и психологию, антропологию и лингвистику. Но поскольку главным для историка должен быть человек, особые надежды возлагали на психологию. Для историка союз с психологией, считал Л. Февр, может быть, главный шанс на обновление его науки. <Сколько людей расстается с историей, жалуясь, что в ее морях, исследованных вдоль и поперек, больше нечего открывать. Советую им погрузиться во мрак Психологии, сцепившейся с Историей: они вновь обретут вкус к исследованиям> [1991, с. 109]. Нота психология, которая разрабатывается в лабораториях, для историка не подходит. Необходимо создать историческую психологию, которая станет основой науки о прошлом. Новая история нуждалась в новой психологии, и наиболее важные теоретические займы Л. Февр делает у психосоциологии Ш. Блонделя и Э. Дюркгейма, психологии развития А. Баллона. Программные статьи и некоторые исследования 1930-1940-х гг. (особенно книга Л. Февра <Проблема неверия в XVI веке. Религия Рабле>) знаменовали приближение новой французской историографии к идее специальной науки -о психике и личности людей прошлого. Наиболее последовательным продолжением проекта исторической психологии Февра стала книга его ученика Р. Мандру <Введение в современную Францию. Очерк исторической психологии. 1500-1640> (1961), a также другие работы этого автора. Историческая психология мыслилась как теоретический и организационный стержень, вокруг которого должна разворачиваться глобальная история страны и эпохи. <Нет нужды долго доказывать, - писал Л. Февр, - что психология, т. е. наука, изучающая ментальные функции, непременно должна всту-Историческая психология XX века пить в тесную связь с социологией, наукой, изучающей функции социальные, и что не менее необходимыми являются ее постоянные соотношения с рядом трудноопре-деляемых дисциплин, чья совокупность традиционно именуется историей> [1991, с. 97]. Историография таким образом сможет поучаствовать и в трансформации психологической науки, которая ограничена до сих пор современной эпохой и берет человека в качестве испытуемого. Из соединения знаний о современности с историческим взглядом должны возникнуть универсальные характеристики психической жизни и синтетическая наука о человеке. Последовательность исторической реконструкции должна в целом соответствовать разделению наук о человеке и порядку изучения предмета от элементарного к высшему. Сначала - реконструкция условий повседневного существования и выведение иерархии биологических потребностей, физиологических основ темперамента, эмоций, затем - виды деятельности, групповые отношения и социальные типы личности, наконец <инвентаризация> познавательных инструментов и синтетическая характеристика эпохи - картина мира. РЕКОНСТРУКЦИЯ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ И ВСПО-МОГА ТЕЛЬНЫЕ ДИСЦИПЛИНЫ. Первый блок реконструкции символизируется словом <чувствительность> (sensibilite). В программной статье Л. Февра <Чувствительность и история. Как воссоздать эмоциональную жизнь прошлого> обобщенно излагается психосоциальная схема аффективности, составленная из идей Ш. Блонделя и А. Баллона: <Связывая между собой все большее число участников, становящихся поочередно то зачинщиками, то передатчиками, эмоции мало-помалу слагаются в систему межличностного возбуждения, которое, обретая все большее разнообразие в зависимости от ситуаций и обстоятельств, в свою очередь разнообразит чувства и реакции Историческая психология как наука каждого. Установившаяся таким образом согласованность и одновременность эмоциональных реакций обеспечивает данной группе относительно большую безопасность и силу: сложение подлинной системы эмоций тотчас оправдывается полезностью этой системы. Эмоции превращаются в некий общественный институт. Они регламентируются наподобие ритуала> [1991, с. 112]. Схема кое-что объясняет, но непонятно, как применить ее к анализу юридических, лингвистических, художественных источников, из которых Февр надеется получить сведения об эмоциях. Его ученик Мандру повернул заметки о чувствительности в иное - систематическое русло. Коллективная эмоционадььэ-ть кроется в условиях повседневного существования: в питании, жилищных условиях, гигиене, физическом самочувствии. Нельзя сказать, что быт - новая для историков тема, но в реконструктивном проекте Февра - Мандру он представляет фундамент для воссоздания человеческой целостности, самый массовидный слой ментальности. Мироощущение прошлого плохо понятно современному человеку именно в силу отдаленности его гигие-низированных, искусственных условий от природных воздействий и притупленности фундаментальных органических ощущений. <Можно ли сравнивать психологию пресыщенного населения, каким было в течение многих лет, исключая периоды войн, население Западной Европы, располагавшее в XIX и XX вв. все возраставшим изобилием богатых и разнообразных пищевых продуктов, - можно ли сравнивать его психологию с психологией людей постоянно недоедающих, находящихся на грани истощения, а в конце концов массами гибнущих от недостатка продовольствия>, - восклицает Февр [1991, с. 106]. В современном обществе лишения, болезни, смерть изолированы и скрыты от посторонних взглядов. Благополучный средний гражданин знаком с ними газетно, статистически. Такая жизнь закрывает для нас понимание 114 Историческая психология XX века аффективности прошлого, основанной на острых и наглядных реакциях тела, его напряжениях и судорогах в тесном соприкосновении с другими телами. Метод непосредственного понимания, как у И. Хейзинги (которого Февр часто и одобрительно цитирует), новые французские историки отвергли. Они выбрали реконструкцию с открытием новых источников и созданием новых вспомогательных дисциплин. Последние консолидируются сейчас под названием истории повседневности. Важнейшими разделами нового научного направления (междисциплинарного по своему характеру) являются история питания, историческая демография, историческая медицина, история отношения к смерти (историческая танатология). Наиболее изученные исторические периоды - позднее средневековье и Новое время, наиболее изученная страна - Франция. Пространственно-временные горизонты материальной истории расширяются, и уже появились обобщающие работы на материале Византии, Ближнего Востока, Черной Африки. С 1985 г. на французском языке издается обобщающая серия <История частной жизни>. Исследования позволяют конкретизировать еще недавно очень смутное понятие физиологической недостаточности прошлого и проникнуть в другие стороны быта ушедших поколений. РЕКОНСТРУКЦИЯ КОЛЛЕКТИВНЫХ ОТНОШЕНИЙ И ПСИХОСОЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ. Задача социологического изучения прошлого ставится в реконструкции эмпирически"! описать все наличные формы человеческих отношений и деятельностей. Поэтому <ведущие>, <детер-минирующие>, <ключевые> факторы не акцентируются. Однако привычные социологические рубрики и схемы у исследователей ментальностей, разумеется, есть. Р. Мандру выделяет три основные ментальные установки: Homo faber, Homo lucrans, Homo ludens (Человек мастер, Человек наживающий и Человек играющий), которым соответству-Историческая психология как наука ют сельское хозяйство и ремесло, торговля, наука и искусство. Историки <Анналов> не стремятся обнаружить в горожанине и крестьянине черты психологического склада, ведущие к современным рабочим, предпринимателям и фермерам. Схемы удобны, но они нивелируют историческое своеобразие. Цель реконструкции в другом: из мозаики разрозненных психологических признаков, социологических норм, профессиональных установок сложить картину коллективной психологии изучаемой эпохи (безотносительно к тому, что будет). Имеются глобальные характеристики межличностного взаимодействия, также специфические для эпохи социально-типологические позиции. В первом случае применительно к средневековью можно говорить о семье, приходе, классе. Семье посвящена огромная историческая литература. В числе тем: брачное сексуальное поведение, демографическая статистика, положение супругов и детей, социальные функции брака, вариации семьи по регионам, эпохам, социальным группам и т. д. Определения моногамной семьи, детства значительно пересматриваются в соответствии с иногда необычными, шокирующими исследованиями. Такова, например, книга Ф. Арьеса <Ребенок и семейная жизнь при старом порядке> [Aries, I960]. Самым значительным результатом работы французского ученого был вывод, что привычные для нас этапы жизненного пути человека - младенчество, детство, юность, зрелость, старость - не имеют универсального характера и обязательны только для небольшого числа современных культур. Европейское средневековье, например, не знает о детстве как о социологическом, психологическом, педагогическом явлении. Практика целенаправленного воспитания ребенка в семье появляется только в конце эпохи Возрождения в узком кругу аристократии и гуманистов. Привычная нам моногамная семья встроена в более крупные социальные конфигурации и отчасти теряется в них. В городе и деревне семейные хозяйства (<очаги>) объе-Историческая психология XX века диняются в приходы. Приход выступает гарантом семейных уз, с другой стороны - это основная форма организации сословий и классов, военная единица феодального ополчения, податный округ и т. д. Внутригрупповое качество - конформность - по отношению к чужим общностям оказывается социальной агрессией. Агрессия и сверхконформность пронизывают всю толщу общественной жизни средневековья, находя свое выражение в преобладающих чувствах и настроениях, шаблонах поведения, моральных нормах. Социальную агрессивность-конформность Р. Мандру считает универсальной чертой средневековья, присущей всем без исключения группам, атрибутом социального типа эпохи. Историческая психология особенно заинтересована в микросоциологии и малых группах, хотя должна принимать определения современной науки с поправками: до-индустриальная социальность насквозь клановая, <мафиозная>, она зачастую игнорирует экономический интерес, путает общественное и семейное, официальное и личное. Классовые антагонизмы здесь плохо просматриваются, но зато кипит борьба сходных по социальному облику группировок. Так, изучивший по архивам французскую деревушку рубежа XIII и XIV вв. Э. Леруа Ладюри не нашел в ней признаков феодальной эксплуатации. Заправляли сельскими делами и соперничали между собой главари семейных крестьянских кланов. Один из них был местным священником, любовником владелицы замка, официальным уполномоченным инквизиции и одновременно членом запрещенной религиозной секты, что долгое время срывало попытки церкви искоренить ересь в деревне [Le Roy Ladurie, 1975]. Историческая реконструкция человеческих связей <снизу> корректирует определения класса и классовой психологии, которые история ментальности использовала, но со значительными возражениями против марксистской схемы. Конкретное исследование обнаружило воздействие психосоциального отношения на социологическую норму и временами почти полное слияние клано-Историческая психология как наука во-семейных и социально-производственных контактов в доиндустриальных обществах. Как резюмирует А.Я. Гуревич, <при изучении <субъективной стороны> исторического процесса выявляется человеческая активность, воля индивидов и социальных групп, механизмы преобразования их реальных интересов в движущие побудительные мотивы к действию, каковыми они представляются им самим. Но эти мотивы вполне могут не быть выражением их классовых или иных материальных интересов - сплошь и рядом они оказываются производными от тех идеальных моделей, которые заложены в их сознании культурой, религией и всякого рода традициями. Допустимо ли игнорировать или преуменьшать то <пространство свободы>, которое всегда так или иначе присутствует в человеческом обществе? Жизнь оставляет любой набор вариантов поведения, в том числе и <иррациональных> (или кажущихся таковыми)> [1990, с. 32]. РЕКОНСТРУКЦИЯ ВИДЕНИЯ МИРА И ПОНЯТИЕ МЕНТАЛЬНОСТИ. Историческая реконструкция не доходит до структуры личности, типологий и классификаций психических процессов и свойств. Она останавливается на обобщении представлений эпохи, выведенных в порядке реконструкции снизу (а не полученных априорно как дух эпохи). Этот итог исследования именуется единой психологической матрицей эпохи или видением мира. По определению Р. Мандру, <видение мира охватывает совокупность психических кадров - как интеллектуальных, так и этических - посредством которых индивиды и группы каждый день строят свое мышление и действия> [Mandrou, 1961, р. 342]. Видение мира не следует смешивать с мировоззрением или идеологией. Картина мира, которую вычленяет историк, нигде не оформлена, она содержится в общих установках к окружению и представлениях о нем, которые Историческая психология XX века пронизывают жизнь современников независимо от их положения и сознательных воззрений. Например, пестрое человеческое сообщество европейского средневековья психологически цементируют общий страх и неуверенность в судьбе, персонификация природы, зыбкость пространственно-временных координат. Генерализованные черты мировидения погружены в еще более аморфную массу эмоций, представлений и образов, которая называется ментальностью. Указанный термин французские историки выбрали для обозначения своего направления, предпочтя его <коллективным представлениям>, <коллективному бессознательному> и другим близким по смыслу понятиям. По словам Ж. Дюби ментальность - <это система образов, представлений, которые в разных группах или странах, составляющих общественную формацию, сочетаются по-разному, но всегда лежат в основе человеческих представлений о мире и о своем месте в мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей. Изучение этих не имеющих четких контуров и меняющихся с течением времени систем затруднительно, необходимые сведения приходится собирать по крохам в разных источниках. Но мы были убеждены, что все взаимоотношения внутри общества столь же непосредственно и закономерно зависят от подобной системы представлений (носителем которой выступает система образования), как и от экономических факторов. Вот почему мы предложили систематически изучать ментальность> [Дюби, 1991, с. 52]. Принято указывать на неопределенность и даже непереводимость основного термина французской <Новой истории> (который, правда, в последние годы усиленно заменяется немецким <менталитет>): <Слово mentalite, означающее ключевое понятие, вводимое Февром и Блоком в историческую науку, считается непереводимым на другие языки (хотя в английском есть слово mentality, а в немецком - Mentalitat). Его действительно трудно перевести однозначно. Это и <умонастроение>, и <мыслительная Историческая психология как наука установка>, и <коллективные представления>, и <воображение>, и <склад ума>. Но, вероятно, понятие <видение мира> ближе передает тот смысл, который Блок и Февр вкладывали в этот термин, когда применяли его к психологии людей минувших эпох> [Гуревич, 1993, с. 68]. Некоторые усматривают в недоформализованности термина его достоинство. Это позволяет использовать его в широком диапазоне и, главное, сопрягать социальный анализ и гуманитарные рассуждения о человеке. В генезе школы <Анналов> лежит удачный компромисс между социологическими схемами Э. Дюркгеймч и беллетризованной психологией А. Вера, тяготевшего i так называемому академическому спиритуализму. Дюркгеймовская социология, бывшая в 1920-1930-х гг. для французской науки таким же теоретическим кладезем постижения общества, как марксистская для советской, производством не увлекалась. Она видела в обществе так называемые коллективные представления: мифы, верования, социально-правовые нормы. Эти социокультурные конструкты в гуманитарной обработке историков, искавших человека, и стали популярной, несколько загадочной ментальностью. Ментальность можно назвать человеческим измерением исторических макромасс или человеческой активностью, объективированной в культурных памятниках. Это обобщение интереса социальных историков к человеку альтернативно понятию психики как обобщения лабораторно-эмпирических действий с индивидом. Доказательства сказанного достаточно очевидны. 1. Понятие ментальности применимо только к человеку, понятие психики - и к животным. 2. Ментальность берется как содержание (образ, представление, понятие), психика - как процесс. 3. Ментальность описывает человеческую активность только в контексте определенного исторического материала (при отбрасывании этого материала термин превращается в обыденное словоупотребление или становится еще одним обозначением психики, сознания, деятельности). 120 Историческая психология XX века 4. Психика индивидуализирована и образует структуру, ментальность - нет. 5. Психика описывается в субординированных, более или менее однозначных понятиях, ментальность - в синонимах со смысловыми различиями, но плохо дифференцированных по значению. Можно предположить, что в призме ментальности социальное образование получает свой человеческий смысл. Делается это сложнее и <научнее>, чем при понимающей интерпретации, но, в конечном итоге, суть состоит в оживлении мертвых останков прошлого, в нахождении которых история ментальностей много преуспела. Она ввела в оборот пласт документов без авторства, которые определяются в терминах ментальности. При уточнении авторства и способов порождения документов материал приобретает черты психологического субъекта, т. е. к социологическим описаниям и аксиологическим квалификациям материала добавляются характеристики субъективации культурных продуктов. Психологическая непроясненность характера и целей реконструкции проявляется в дискуссиях и вопросах, которые часто венчают этап <инвентаризации> ментального инструментария. Был ли человек той или иной эпохи личностью? Отличал ли он реальность от вымысла? Обладал самосознанием? Был способен к волевому действию? и т. д. В сущности, каждая такая проблема распадается на два вопроса: существуют ли в обществе объективные средства, которые, с нашей точки зрения, обеспечивают то или иное субъективное явление? Может ли отсутствие или наличие объективных средств говорить об отсутствии или наличии тех или иных субъективных явлений? жүктеу/скачать 2.1 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|