ГЛАВА VI ОТСТУПНИЧЕСТВО И МЯТЕЖИ В ДРУГИХ ЧАСТЯХ ПОЛУОСТРОВА ПОДАВЛЕНЫ

В ТО ВРЕМЯ как Халид победоносно шествовал с севера к центру Аравии, другие направлениях полуострова с отступническими и мятежными племенами боролись другие отряды, посланные Абу Бекром, разбирались с племенами отступников в других частях полуострова. Сопротивление там было оказано не менее упорное; но победа, хотя во многих районах не такая быстрая, а порою и сомнительная, в конце концов, была достигнута.

За Аль-Йемамой и побережьем Персидского Залива, между Аль-Катуфом и Оманом, лежат два пустынных района: Хеджер и Аль-Бахрейн. Когда их христианский вождь, Аль-Мунзир, принял ислам и признал власть Пророка, Аль-Ала был назначен резидентом при его дворе. Но Аль-Мунзир умер вскоре после смерти Мухаммада, и эту область охватило восстание. Аль-Ала бежал, но был послан обратно с сильной армией, чтобы призвать отступников к порядку. Именно в этот момент блестящая кампания Халида повергла в ужас соседние районы; а поскольку Аль-Ала проходил мимо границ Аль-Йемамы, к нему присоединялись делегации от множества вождей, стремившихся таким образом выразить свою лояльность. Преемником Аль-Мунзира стал представитель враждебной исламу династии Хира, но Аль-Ала посчитал его настолько сильным, что даже с серьезным пополнением предпочитал не начинать вторжение всей армией, ограничиваясь поединками и незначительными стычками. Наконец, узнав от своих шпионов, что враги пьют и веселятся, он неожиданно напал на них, захватив в плен их князя. Побежденные хозяева бежали на корабле на остров Дарин, лежащий вблизи побережья; но и там их нашли и всех вырезали. Добыча оказалась богатой, в числе трофеев было взято в плен множество женщин и детей.

По смерти Пророка предание перестает баловать нас описаниями чудес; но этот поход составляет единственное исключение. Когда вышедшая из Медины колонна оказалась в безводной зоне Дахна, воины чуть не погибли от продолжительной жажды. Когда они уже дошли до последней черты, на горизонте вдруг заблестела вода, люди и животные радостно кинулись к огромному озеру, чтобы утолить жажду. Ни одного источника не знали раньше в этой пустыне, но и впоследствии никто не мог отыскать то чудесное озеро. Вскоре после этого, когда мусульмане преследовали группу отступников до острова Дарин, второе чудо разделило волны, и мусульмане благодаря сверхъестественному вмешательству свыше смогли пересечь пролив, словно это было мелководье. Набожный певец сравнивает этот проход с переходом израильтян через Красное море, и говорят, что какой-то монах обратился в ислам после двойного чуда: появления вод в пустыне и осушения вод в проливе большой глубины.

В этой кампании Аль-Ала получил материальную помощь от остававшихся верными исламу жителей побережья. Среди них был Аль-Мусанна, вождь, пользующийся большим влиянием среди кланов Бекра. Сопровождая Аль-Алу в его победоносном продвижении вдоль Персидского Залива, он вышел с севера Хеджера и достиг, в итоге, дельты Евфрата, где стал основателем нового движения, на которое уже вскоре будет обращено внимание.

Покорение важной области — Омана — последовало сразу за Аль-Бахрейном. Не так давно ее князь выразил преданность Мухаммаду. Вслед за этим в качестве резидента туда отправился Амр, и по причине удаленности, собираемая там десятина раздавалась местным беднякам. Не смотря на эту уступку, сразу же после смерти Мухаммада люди под руководством мятежника, объявившего себя пророком, подняли мятеж. Князь бежал в горы, а Амр в Медину. Задачу возвращения Омана и соседней провинции Магра Абу Бекр возложил на Хозейфу, новообращенного, имеющего влияние в тех краях. Ему помогал Икрима, посланный, как мы уже знаем, Абу Бекром, чтобы восстановить свою репутацию в этом отдаленном районе. Прибыв в Оман, они объединили силы с остававшимся лояльным князем.

В последовавшей битве доведенные до крайности мусульмане едва не потерпели поражение, но на поле появилась сильная колонна, состоявшая из недавно вернувшихся в ислам бахрейнских племен, и обернула исход сражения в их пользу. Потери среди врагов были огромны, и женщины, стоявшие сзади для придания им смелости, оказались желанной наградой в руках правоверных. Базар Дабы, богатый индийскими товарами, послужил источником великолепных трофеев, и в Медину тотчас была отправлена царская пятая часть из рабов и добычи.

Хозейфа был оставлен губернатором Омана. Икрима же, дойдя до самой восточной точки Аравии, повернул на юго-запад; и с армией, ежедневно пополнявшейся за счет новобранцев из раскаявшихся племен, продолжал свой победный марш на Магру. Эта область в тот момент находилась в смятении из-за размолвки между двумя соперничавшими вождями. Став на сторону слабого, сразу признавшего ислам, Икрима атаковал другого и одержал большую победу. Среди добычи были две тысячи бактрианских верблюдов, значительный запас оружия и вьючных животных. Быстро смирив и призвав к порядку эту часть полуострова, Икрима, обладая теперь значительной силой, направился, как ему было указано, на соединение с Аль-Мухаджиром для похода против Хадрамаута и Йемена. Но сначала обратим внимание на то, как обстояли дела после смерти Мухаммада по соседству, на юге и западе полуострова.

В то время как города Мекка и Ат-Таиф оставались относительно спокойными, на соседних землях воцарилось насилие и беспорядки. Орды непокорных племен, рыскающие, как всегда, в поисках добычи и грабежа, уже подбирались к священному городу. Они были атакованы правителем и разогнаны, потеряв немало убитыми. Порядок был восстановлен отрядом из пятисот мужчин в пределах города и пикетами по всей округе. Но взоры на всю местность от Мекки до Йемена вселяли лишь тревогу и опасения. Отряды разюойников с остатками армии самозваного пророка опустошили Неджран; и приверженцы ислама вынуждены были спешно бежать в горы. Тигама, длинная полоска земли на побережье Красного моря, была наводнена бандами бедуинских разбойников, нарушившими все сообщение между севером и югом. В конце концов, армия очистила эту территорию от бандитов — и даже столь эффективно, что дороги так и оставались непроходимыми, но на сей раз из-за отвратительных гор трупов, покрывавших их повсюду.

Восстановить мир в Йемене было не так просто. «Тайный пророк» Асвад был незадолго до этого убит заговорщиками в интересах Мухаммада.¹ Это были Кейс ибн Мекшу, вождь из арабов, и еще двое других, персов по происхождению: Фейруз и Дадувейхи, в чьих руках и оказалось управление Саной. Вести достигли Медины сразу после смерти Мухаммада, и Абу Бекр назначил Фейруза своим заместителем. Но арабская кровь Кейса ибн Мекшу восстала против того, чтобы служить под началом перса, и он задумал изгнать всю группу иностранных переселенцев. Для этого он обратился за помощью к Амру ибн Мадикерибу, известному поэту и влиятельному вождю, оставившему вместе с другими ислам и с остатками армии лжепророка разорявшему страну. Дадувейхи был предательски убит этим самым Амром на пиру, но Фейрузу удалось бежать, и, после тяжелых лишений, найти убежище в дружественном племени. Какое-то время обстоятельства складывались для Кейса ибн Мекшу благоприятно. Семья Фейруза была взята в плен, а персидские поселенцы, гонимые со всех сторон, бежали в горы или спасались на кораблях, уходящих из Адена. Фейруз взывал о помощи к Медине; но это было задолго до того, как у халифа появилось войско для карательной экспедиции. Итак, Фейрузу пришлось положиться на свои силы, и со временем, при содействии покорных племен, он обратил войска Кейса ибн Мекшу вспять, вернул владения своей семьи и вновь взял Сану.

Но и более действенная помощь была уже на подходе. С одной стороны, это был Аль-Мухаджир. Назначенный Пророком своим заместителем в Хадрамауте, он задержался в Медине из-за болезни, а, быть может, из-за невозможности сразу получить все необходимое для похода.

Выступив в поход последним из военачальников, вероятно, спустя десять или двенадцать месяцев по смерти Пророка, он двинулся на юг. Соединившись по пути с союзными племенами, он достиг непокорных земель во главе внушительного войска. С другой стороны, с востока, наступал Икрима, также с все возрастающей армией. Спеша навстречу Аль-Мухаджиру, он оставил Хадрамаут в стороне и быстро продвигался по направлению к Адену. Обеспокоенные надвигавшейся на них бурей, Кейс и Амр объединили свои силы, чтобы противостоять Аль-Мухаджиру. Но вскоре рассорились, став посылать друг другу, по арабской привычке, стихотворные пасквили с упреками. Сопротивление было бесполезным, и Амр, желая спасти свою шкуру, пошел на подлую уловку. Среди ночи напав на Кейса, он захватил его в плен и доставил Аль-Мухаджиру; забыв, однако, позаботиться о своей собственной безопасности. Аль-Мухаджир, само собой, схватил обоих и отправил в цепях Медину. Сначала халиф собирался казнить Амра за убийство Дадувейхи, но тот отрицал свою вину, а для ее подтверждения не нашлось свидетелей. «Не стыдно ли тебе, — обратился к нему Абу Бекр, — следуя за мятежниками, обрекать себя на вечные бега, либо на жизнь в цепях? А ведь останься ты защитником веры вместо этого, Господь превознес бы тебя над твоими собратьями». «Безусловно, это так, — ответил униженный вождь, — я приму веру и больше никогда не покину ее». Халиф простил отступников; и они не злоупотребили его милосердием, ибо мы видим эту пару храбрых, хотя и беспринципных, вождей уже вскоре в качестве преданных ему воителей в персидской войне. После этого в Йемене быстро установился порядок, и Аль-Мухаджир получил свободу для продолжения своего похода на Хадрамаут.

Правление большой южной провинции Хадрамаут с трудом держалось во время длительного отсутствия Аль-Мухаджира на одном Зийяде, возбудившем у племени Бени Кинда ненависть к оккупантам, требуя от него десятину. Однако, благодаря поддержке сохранявших верность кланов, он сумел удержать свое место. После одного из своих набегов Зийяд привел с собою семьи побежденного племени. Тронутый их стенаниями, Аль-Ашас ибн Кейс, вождь Бени Кинда, собрав сильный отряд, напал на Зийяда и освободил пленников. Это тот самый Аль-Ашас, который, присягая на верность Мухаммаду, обручился с сестрою Абу Бекра.¹ Теперь же, скомпрометировав себя, он поднял открытое восстание и настроил всю округу против Зийяда, который, будучи окружен врагами, срочно послал гонцов к Аль-Мухаджиру, умоляя того поспешать на выручку.

Тем временем Аль-Мухаджир и Икрима, выступив соответственно из Саны и Адена, соединившись в Маарибе, пересекали песчаную пустыню, отделяющую их от Хадрамаута. Получив депешу, Аль-Мухаджир устремляется вперед с летучим отрядом и, присоединившись к Зийяду, атакует Аль-Ашаса, поражая его войско с большим кровопролитием. Разбитый враг поспешил укрыться в крепости, которую Аль-Мухаджир тотчас окружил. Вскоре подоспел Икрима с основными силами, которых теперь было достаточно для осады города и опустошения всей округи. Уязвленные гибелью своих соплеменников у них на глазах, и предпочитая бесчестью смерть, воины гарнизона вышли и вступили в бой с мусульманами на равнине. После отчаянной борьбы, в ходе которой все расселины заполнились телами павших, осажденных отбросили назад. Тем временем Абу Бекр, узнавший об их упорном сопротивлении, шлет приказ наказать мятежников, не давая пощады. Злополучный гарнизон, противник которого увеличивал свои силы день ото дня, не имел никакой перспективы на помощь и утратил все надежды. Видя безнадежность положения, коварный Аль-Ашас пошел к Икриме и дал свое изменническое согласие сдать крепость, если будут сохранены жизни девяти человек. Мусульмане вошли внутрь, перебив всех воинов, а женщин взяв в плен. Когда Аль-Ашас подал список из девяти имен, которых следовало пощадить, Аль-Мухаджир воскликнул: «Здесь нет твоего имени!» — ибо малодушный предатель от волнения забыл внести в список свое собственное имя. «Да благословен Господь, наказавший тебя твоими собственными устами!» И вот, заковав вождя в цепи, он уже собирался отдать приказ умертвить пленника, когда вмешался Икрима и вынудил воителя, во многом против его желания, передать дело на усмотрение Абу Бекра. Толпа пленных женщин, скорбящая по своим убитым мужьям и сыновьям, оскорбленная изменой, осыпала Аль-Ашаса всяческими проклятьями, когда его проводили мимо.

По прибытии пленника в Медину халиф обзывал его трусом, не имеющим ни силы, чтобы управлять, ни смелости, чтобы защищать свой народ, и угрожал ему смертью. Но, в конце концов, тронутый мольбами принять во внимание условия соглашения, заключенного Аль-Ашасом с Икримой, и торжественным обещанием, что отныне он будет бесстрашно сражаться за веру, Абу Бекр не только простил его, но и позволил, как было условлено ранее, жениться на его сестре. Аль-Ашас оставался какое-то время в Медине, ничего не делая, и халиф мог бы сказать, что одна из тех немногих вещей о которых он сожалеет, это его слабость сохранить жизнь мятежнику. Но впоследствии Аль-Ашас пошел воевать, и, как мы увидим, очистил свое имя делами.

Вот так, в последней провинции полуострова восстание, наконец, было подавлено, и господство ислама полностью восстановлено. Решено было, что Аль-Мухаджир останется в Йемене и разделит руководство вместе с Фейрузом. Зийяд же продолжил управление Хадрамаутом.

Рассказывают одну любопытную историю про девушку, на которой женился в Адене Икрима, взяв ее с собою в лагерь. Она была невестой Мухаммада, но свадьба не состоялась. Солдаты шушукались и ставили под сомнение законность брака Икримы. Аль-Мухаджир изложил суть дела Абу Бекру, не нашедшему в этом браке ничего неправомочного, поскольку Мухаммад так и не выполнил своих обязательств перед этой женщиной.¹

Я не могу упустить случая, чтобы упомянуть о судьбе двух певиц из Йемена, обвиненных в том, что одна насмехалась над Пророком, а другая высмеивала мусульман в своих песнях. Аль-Мухаджир приказал отрубить обеим руки; а также (чтобы предупредить их пение в будущем), вырвать им передние зубы. Халиф, услышав про это, одобрил наказание первой, сказав: «Преступление против Пророка, это не преступление против обычного человека; и, разумеется, если бы мне первому донесли об этом деле, я должен был бы в назидание другим повелеть ее казнить». Однако он не одобрил того, что изувечили и другую.

Как правило, Абу Бекр, верша суд, был мягок и даже великодушен к поверженному и покорившемуся врагу. Но бывали, как видим, и исключения. В одном случае измена мятежного вождя довела Абу Бекра до варварской жестокости. Аль-Фуджаа, довольно известный вождь, под предлогом борьбы с повстанцами в своей округе получил у халифа оружие для снаряжения своей банды. Вооружившись таким образом, он обманул доверие Абу Бекра и стал разбойником, промышляющим набегами и грабежом, нападая и на мусульман, и на отступников. В связи с этим Абу Бекр написал письмо лояльному вождю этого района с просьбой выступить против этого бандита. Доведенный до крайности, Аль-Фуджаа вызвал своего противника на переговоры, где утверждал, что имеет такие же полномочия, как и тот. «Если ты говоришь правду, — отвечал тот, — отложи в сторону оружие, и пошли вместе к Абу Бекру». Аль-Фуджаа так и поступил, но как только он появился в Медине, взбешенный его предательством халиф гневно воскликнул: «Отведите этого предателя на кладбище и сожгите его там на костре!» Неподалеку от городского кладбища мусульмане набрали сухих веток и, сложив их на месте для молитвы, подожгли костер, в который и бросили Аль-Фуджаа. Если обвинения были серьезно обоснованы, в чем у нас нет оснований сомневаться, то Аль-Фуджаа заслуживал участи бандита. Но бросить его живого в огонь было варварством, о котором Абу Бекр впоследствии сожалел, говоря: «Это одна из трех вещей, которых мне не следовало бы делать».

ИТАК, за год по смерти Пророка временно пошатнувшееся господство ислама было восстановлено на всем полуострове. Победоносный круг полностью завершился. Начавшись с карательной экспедиции Осамы на севере, он был продолжен блестящими победами Халида на востоке и в центре Аравии. Правда, пока цвет правоверных решал в «саду смерти» судьбу ислама, висевшую тогда на волоске, военные операции повсюду утихли. Позднее кампании получили активное продолжение и в других районах, хотя в некоторых частях они велись с ограниченными ресурсами и шли с переменной удачей; пока под конец Икрима, покоривший восточное побережье и соединившийся на юге с Аль-Мухаджиром, не затушил, как мы видели, последние угольки отступничества.

Восстания были подавлены, но арабские племена оставались замкнутыми и недоброжелательными. Бедуины, привыкшие свободно и бесконтрольно странствовать по своим пустыням безо всяких дорог, были раздражены требованием десятины и пренебрегали покорностью Медине. Лишь сила и страх удерживали их под властью халифа. Возникал вопрос, почему удача ислама не вызывала такого большого воодушевления извне? Перспективы не обнадеживали. Убеждения арабов были так сиюминутны, а их мотивация столь слаба, что все эти бедуины могли вскоре вновь отпасть. Сила и страх не могли надолго удержать вместе столь раздробленные племена, которым предстояло создать арабскую нацию. Южане завидовали северянам; бедуины пустыни презирали оседлых поселенцев; у каждого племени имелась причина для соперничества со своим соседом, и вражда становилась причиною кровной мести. На тот момент, равно, как и в более поздние времена, существовала взаимная неприязнь между двумя городами: Меккой, с ее южноарабским населением, и Мединой, населенной северянами. Даже в Медине, колыбели ислама, аусы были нетерпимы к хазраджам, и те и другие завидовали ансарам. Единственным авторитетом у бедуинов пользовался вождь их племени, да и то в незначительной степени. Для него свобода означала саму жизнь, и зависимость от власти центра он ненавидел более всего. Если бы все оставалось по-прежнему, то вскоре любой из вождей сбросил бы иго ислама, и Аравия вернулась бы к своему первозданному состоянию. Но к счастью для ислама новая идея всколыхнула нацию. Едва восстания были подавлены, как столкновения с дикими племенами — сначала на границе с Халдеей, а затем и с Сирией — разожгли пожар войны с чужеземцами, и тотчас весь арабский народ, и жители городов, и бедуины, оказались сплочены вкруг ислама общими интересами: любовью к грабежам и жаждой наживы.

Мысль, что в наследие исламу предназначен весь мир, родилась значительно позднее. Несмотря на множество предваряющих ее традиций, эта идея была лишь смутно выражена, если и была выражена, самим Мухаммадом. Его миром была Аравия, и новый порядок предназначался для нее. Откровение Корана распространялось на «простом арабском» для обучения его народа.¹ От начала до конца призывы Пророка предназначались арабам, и только арабам. Да, за несколько лет до своей смерти Мухаммад отправлял послов к окружавшим его царям и властителям с призывом принять ислам; но эти шаги не имели никаких последствий. Мононациональному характеру отвечает и приказ сражаться с иудеями, христианами и язычниками; это повеление было дано арабским племенам, собравшимся в прощальное паломничество,² и имело в виду лишь одну Аравию, совсем не предполагая военные действия за ее пределами. Воля умирающего Пророка выражала то же стремление: «Смотрите, — говорил он, — чтобы лишь одна эта вера была по всей Аравии». Семя универсальности этой религии действительно попало в землю; но то, что оно в какой-то момент дало всходы, обязано скорее обстоятельствам, чем особому замыслу. Даже Омар после блестящих побед повсюду, опасался, чтобы его войска не продвинулись слишком далеко и не оказались отрезанными от помощи. В связи с этим он установил границы (как мы увидим) продвижения своих армий, которые они не должны были нарушать.

…распространяет призыв к войне.

Все же, хотя нигде в Коране и нет прямых указаний, борьба за мировое господство вполне соответствует духу ислама. «Когда народ прекращает сражаться на стезях Господа, — говорил Абу Бекр в своем слове, будучи избран на пост халифа (тем самым, сразу делая акцент на воинствующий ислам), — «Господь отвергает такой народ». Таким образом, как только Рубикон был перейден, горизонты мусульман стали расширяться всевозрастающими кругами, пока не охватили весь мир. Это запах войны заставил настороженно настроенные арабские племена согласиться на требуемую от них преданность: ибо, таким образом, разбойничий дух бедуинов соединился в единое пламя с возрожденным костром ислама. Призыв к войне прокатился по всей стране и был принят с радостью. Выступление началось с северных племен, тех, которые первыми обратились после своего отступничества. Позднее, на второй год халифата, боевой клич достиг и южных пределов, и военная мощь стала возрастать с каждым за годом. Поначалу халиф отвергал мысль о помощи от каких-либо бывших вероотступников, и привилегия служить сохранялась лишь за стойкими мусульманами. Но, шаг за шагом, по мере того, как расширялись горизонты завоеваний, и со всех концов сыпались просьбы о свежем подкреплении, дабы восполнить потери «мучеников», запрет все более отодвигался, и помощь принималась уже ото всех.

Воин за воином, колонна за колонной, целые племена бесконечными рядами со своими женщинами и детьми двинулись на войну. И слушая чудесные истории о покоренных городах; о захвате несметных богатств; о девушках, которых делили прямо на поле битвы: «каждому мужчине девицу или две»; и, видя царскую пятую часть добычи, которая во всем ее великолепии доставлялась в Медину; — все новые племена поднимались и уходили в поход. Вперед и вперед, подобно вылетевшим из ульев роям или нашествию саранчи, затемняющему землю, шли племена за племенами, и, дойдя до северных пределов, хлынули огромными массами на восток и запад.

Стоит, однако, отметить, что хотя отступники и были прощены, а в блеске побед почти терялись из виду; на раскаявшихся изменников все еще лежали определенные ограничения. Их вина была не такой, как у тех, кто грешил до обращения. Отступник, однажды уже просвещенный, преднамеренно бросал своим отпадением пятно на ислам. Поэтому ни один вождь, который поучаствовал в серьезном отступничестве, не мог выдвигаться на главнокомандующие посты. Он мог сражаться и имел право быть принятым в ряды бойцов; ему позволялось даже руководить небольшими отрядами в сто или пятьдесят человек; но чести занимать высокую должность он был лишен.

Арабы, покинув, таким образом, свою родную пустыню, стали аристократией ислама. Покоренные нации, даже находившиеся на более высокой ступени развития, приняв ислам, скатывались в целом к более низкому общественному положению. Арабы становились господствующим классом — одни они, где бы они ни оказались. Они были как «гости» или нахлебники, с которыми местные жители могли лишь разделять их привилегии — но то были лишь крохи с барского стола. Однако в этот ранний период ислама многие арабы сами оставались рабами, взятыми в плен во времена отступничества или еще прежних межплеменных войн. Они содержались в неволе у своих же соотечественников. Омар чувствовал это несоответствие. Недостойно кому бы то ни было из людей, принадлежащих к благородной расе, продолжать оставаться в рабстве. По этой причине, став халифом, он даровал им свободу. «Господь, — говорил он, — даровал нам, арабам по крови, победу и великие завоевания за пределами страны. Не подобает никому из нас, взятому во дни невежества или в прежних войнах в плен, пребывать в рабстве».

Итак, рабы арабского происхождения за незначительный выкуп были отпущены на свободу, кроме невольниц, родивших своим господам детей, и которые, таким образом, сами уже находились в привилегированном положении. Мужчины, потерявшие своих жен и детей, кинулись тотчас на поиски, в слабой надежде найти их и возвратить. Странные истории рассказывали о скитаниях этих безутешных мужчин. Интересно, что некоторые женщины, будучи рабынями в Медине, предпочли остаться со своими владельцами.

Вот это господство, общественное, военное и политическое, арабская нация сохраняла на протяжении двух столетий. Затем их постепенно вытеснили на востоке (как мы увидим) турки и персы. Кто-то обосновался в городах со смешанным населением; остальные возвратились в свои родные пустыни, и с ними угасла слава халифата. Этого, однако, не произошло на западе, и поэтому в Испании и Африке престижность арабской крови сохранилась.

Медина.

Внутренняя история Медины этого раннего периода бедна событиями. Халиф выдвинул на пост судьи по гражданским делам Омара; но военные операции, сначала на полуострове, а затем и за его пределами, так занимали умы мужчин, что какое-то время эта должность оставалась синекурой.

Летописцы ислама ежегодно тщательно регистрировали предводительство паломничеством в Мекке. Халиф был в то время слишком озабочен волнениями по всей Аравии и не мог отправиться туда сам; поэтому вместо него председательствовал правитель святого города.

Вот так закончился первый год халифата.