Социальные проблемы урбанизации во Франции

После второй мировой войны Франция переживала ускоренный рост городского населения. За два послевоенных десятилетия его доля выросла с 54,5 до 70,6% [31, 338]. Такие темпы были вызваны восстановлением и развитием промышленности, которая концентрировалась в городских центрах, прежде всего в Парижской агломерации, стимулируя тем самым миграцию в города активного населения. В последующие годы темпы городского роста снижались, наметилась устойчивая тенденция к оттоку населения из Парижа [45, 286]. По данным последней переписи 1982 г., доля городского населения во Франции составила 73% [21, 9].

В региональном разрезе исторической особенностью урбанизации во Франции является опережающее развитие Парижского района, составляющее значительный контраст с социально-экономическим положением остальных территорий. С 1901 по 1962 г. общая численность населения страны возросла на 13%, а численность населения Парижского района — на 50%. В 1970 г. пятая часть французов жила в Париже, т. е. была сосредоточена на 2% всей площади страны [19, 81]. Парижский район к началу 70-х годов был урбанизирован более чем на 95%, Север, Верхняя Нормандия, районы Роны, Альпы, Эльзас и Прованс — почти на 76%, а Бретань, Овернь, Лимузин — едва лишь на 40% [15, 1026].

Как отмечает М. Кастельс, экономическое, политическое и культурное влияние Парижа на Францию в целом и на отдельные ее регионы настолько велико, что ключ к особенностям территориальной организации страны следует искать именно во внутренних процессах развития прилегающей к Парижу сети населенных мест [9, 46]. Не случайно исследования социально-экономического и социально-пространственного развития Парижской агломерации и Парижского района занимают одно из ведущих мест в работах французских социологов. В них наиболее рельефно отражены социальные процессы и проблемы, типичные для французских городов и урбанизированных зон. В силу этого данная глава построена в основном на эмпирическом материале социологических исследований Парижа и Парижского района, который носит теперь название Иль-де-Франс.

Начало изучению городских проблем в послевоенной Франции положила группа исследователей, руководимая П.-А. Шомбаром де Ловом [20].

Целью их первого исследования было изучение социального пространства Парижа и Парижской агломерации. Оно носило описательный, разведывательный характер. Социологами был собран и обобщен богатый статистический материал, широко использовался метод картографирования для выявления социально-пространственных характеристик французской столицы и столичной агломерации.

Особенности социального пространства Парижской агломерации в решающей степени определялись историческим делением города на центральную часть, западные буржуазные и восточные рабочие кварталы.

По данным исследования 1951 —1952 гг., центр Парижа был местом концентрации населения, занятого в непроизводственных отраслях, и имел тенденцию расширяться в западном направлении, захватывая буржуазные жилые кварталы. В западных кварталах находился полюс жилищного комфорта, о чем свидетельствовали статистические данные, собранные исследователями. В этой части города были отмечены самое большое число лифтов, частных автомобилей, самая меньшая плотность жителей на комнату, самая большая плотность ванных комнат [11, 1, 73—74]. В сравнении с богатыми западными кварталами восточные представляли полюс бедности и неблагополучия. Здесь обнаружились самая большая жилищная скученность, самый высокий процент заболеваний туберкулезом и наибольшее количество правонарушений среди подростков [11, I, 75].

Но важно не только это, подчеркивал Шомбар де Лов. Противоположность между западным и восточным сектором, хотя и является отправной точкой для изучения Парижа в целом, не дает сама по себе точного и полного понимания социальной специфики восточных кварталов. Очевидно, что последние потеряют часть самих себя, если изолировать их от пригородов. Многочисленные связи между восточной частью Парижа и пригородами намного сильнее различии между ними. Речь идет прежде всего о трудовых связях: жители восточных кварталов и пригородов часто работают на одном и том же заводе, редкое парижское предприятие не рекрутирует работников из пригородов. Сильны и политические связи: восточный Париж является центром политической жизни пригородов. Немаловажны, наконец, и торговые связи [11, 1, 76].

С учетом изложенных выше обстоятельств пространство агломерации было разбито исследователями на семь концентрических зон.

Первая зона представляла собой ядро Парижа, его деловой, коммерческий и финансовый центр, где отсутствовало жилье и население появлялось только в рабочее время.

Вторая зона получила название зоны аккультурации. Она была неоднородна и отражала деление города на два социально противоположных района. Пролетарские кварталы в зоне аккультурации были местом жительства в основном вновь прибывших иммигрантов. В западной части этой зоны Парижа располагались отели, рестораны. Между Монмартром и Монпарнасом кварталы художников. Литературу и науку представляли Латинский квартал и Сен-Жермен-де-Пре.

Третья, смешанная зона, наполовину жилая, наполовину деловая, представляла собой переходную зону от центра города к ближним пригородам. В ее рабочих кварталах размещались мелкие и средние предприятия. Сектор, занимаемый элитарными слоями, являл собой самую роскошную часть Парижа с великолепными особняками и просторными квартирами.

Четвертая зона, где размещались крупные и крупнейшие промышленные предприятия, отличалась большой и быстро растущей плотностью населения, значительной долей активного населения. Эта зона включала в себя ближний пригород.

В пятой зоне — средний пригород — преобладали жилые кварталы. Доля мест приложения труда и активного населения была здесь незначительной.

В шестую зону входили отдаленные пригороды с сельскохозяйственными угодьями и бывшими деревнями, которые превращались в небольшие города.

Седьмая зона была пограничной. Она еще не входила в агломерацию — об этом свидетельствовало то, что количество людей, ежедневно отправлявшихся на работу в Париж, здесь было намного меньше, чем в предыдущей зоне,— но уже явно испытывала ее влияние. Именно это обстоятельство послужило основанием для того, чтобы провести подвижную границу Парижской агломерации между шестой и седьмой зонами. В установленных границах население агломерации оценивалось в 5,5—6 млн/ человек.

Исследование, проведенное под руководством Шомбара де Лова, явилось своеобразной точкой отсчета для социологического изучения динамики социально-пространственного развития Парижского района и образа жизни его населения. Результаты первого крупномасштабного социологического исследования позволили уточнить границы Парижской агломерации, выявить основные тенденции в ее пространственном развитии, скрупулезно документировать социальную сегрегацию и социально-функциональную дифференциацию пространства города и агломерации. Однако методологические установки, которых придерживался Шомбар де Лов и его коллеги,— они сложились под влиянием идей Чикагской школы городской социологии — не позволили им выйти за рамки описания, фотографирования социального портрета столичной агломерации, объяснить закономерности и раскрыть противоречия ее развития, связанные с общими тенденциями капиталистической урбанизации во Франции. Впрочем, Шомбар де Лов был убежден: дальнейшее развитие Парижской агломерации будет определяться не только экономическими и географическими факторами, но главным образом планами, которые вырабатывают урбанисты в сотрудничестве с органами управления. Судьба Парижа находится в руках людей. Они могут сознательно и целенаправленно творить ее 11, 1, 52].

Надо сказать, что такими настроениями была проникнута 1 вся французская социология города в 50-е — 60-е годы. Ее представители «верили, что деятельность планификаторов может уменьшить социальное неравенство и улучшить условия развития для непривелигироваиных групп. Верили, что, получив социологическую инъекцию, планирование может создать социальную справедливость» [44, 202]. Однако вразрез с этими ожиданиями в конце 60-х годов во Франции, как и в других индустриально развитых странах, разразился кризис городов. С резкой критикой I социологии города и ее идеологических устоев выступила тогда во Франции группа исследователей, представляющих «новую социологию города» или «городскую политэкономию»: М. Кастельс, Ж. Ложкин, Э. Претесейль, Ф. Годар, К. Топалов, М. Даньо, Э. Шерки и др. Они основывали свои концепции на политэкономи-ческой теории Маркса и его учении о борьбе классов.

Так же как и их предшественники, социологи марксистского направления признавали, что городское планирование, городская и региональная политика государства стали новым мощным фактором урбанизационных процессов в послевоенной Франции. Однако, считали теоретики городской политэкономии, неправомерно противопоставлять сознательное городское планирование спонтанным экономическим и социальным процессам городского развития. Городская политика, которую проводят правящие крути во Франции,— это составная часть механизма капиталистического воспроизводства на новом историческом этапе развития монополистического капитализма, а вовсе не альтернатива этому развитию.

Государственное вмешательство в организацию городского социального пространства и финансовую политику коллективного потребления (жилье, транспорт, объекты общественного обслуживания, рекреации и т.п.) подчинено интересам воспроизводства капитала. Оно пытается разрешить объективные экономические противоречия, связанные с воспроизводством рабочей силы и уменьшить накал борьбы рабочего класса за улучшение условий жизни, выраженной в социальных движениях городского населения. Законы капиталистического накопления требуют для увеличения прибылей уменьшения издержек на рабочую силу, т е. уменьшения заработной платы. Средства коллективного потребления входят в число средств, необходимых для воспроизводства рабочей силы в условиях концентрации производства в крупных городских центрах. Но те, кто занимается частным предпринимательством в отраслях, производящих средства коллективного потребления, в свою очередь, заинтересованы в максимизации прибылей. Следовательно, получается, что они вздувают цены на товары, входящие составной частью в цену рабочей силы — заработную плату, и тем самым вынуждают остальных собратьев по классу увеличивать издержки на рабочую силу, отказываться от части прибавочной стоимости. Государственное финансирование производства средств коллективного потребления необходимо для того, чтобы разрешить это противоречие. М. Кастельс в работе «Классы, государство и городская политика. Франция 1947—1975 гг.» характеризует городскую политику как вмешательство государства в процессы воспроизводства рабочей силы и организацию пространства в интересах монополистического капитала [8, 57].

Первоначально, непосредственно после войны в 1945—1951 гг.. государство отдавало приоритет реконструкции разрушенных городов и в первую очередь расположенных там производственных мощностей. Что же касается жилищного вопроса, то в 1948 г. был принят закон, направленный на стабилизацию уровня квартплаты и противодействие мелким городским земельным собственникам, наживавшимся на жилищном кризисе. Но эта консервативная мера была недостаточной для борьбы с ним и произвела даже обратный эффект. Она подавляла частное предпринимательство в условиях, когда государство не располагало ресурсами, необходимыми для решения жилищной проблемы.

С ускорением индустриализации, концентрацией рабочей силы в городских центрах, особенно в Парижском районе, жилищный кризис достиг драматических размеров, больно ударив по рабочему классу. Эта ситуация вызвала широкое движение протеста, начиная с незаконного вселения в дома и кончая общенациональной кампанией за введение государственного жилищного обеспечения, развернувшейся в 1947—1951 гг. Результатом ее стала новая городская политика в 1951 —1963 гг.

Она касалась одновременно и средств производства и средств воспроизводства рабочей силы, особенно в Парижском районе. Так, была значительно расширена транспортная сеть с учетом размещения новых производственных мощностей. Но самым впечатляющим новшеством стало развитие общественного сектора финансирования жилья, строительство «жилья за умеренную плату». Для этого в 1953 г. был введен ряд мер: отчисление фирмами и предприятиями 1 % от фонда заработной платы в специальный жилищный фонд; увеличение помощи государства и общественных организаций в строительстве «жилья за умеренную плату» посредством кредитов и субсидий, а также меры, касавшиеся общественного контроля над земельной собственностью. Например, были определены границы зон первоочередной урбанизации и зон отсроченного благоустройства.

Политика того периода породила так называемые большие жилые комплексы¹ -крупные пригородные массивы дешевого жилья для рабочего класса. Их размещали на периферии пригородов и строили так, чтобы самым дешевым способом обеспечить соблюдение градостроительных нормативов и тем самым расселить как можно больше рабочих, не принимая особенно во внимание качество сопутствующей жилью социальной инфраструктуры. Этот минимальный ответ на жилищный кризис - обобществление дешевого жилья — фактически привел в дальнейшем к возникновению борьбы жителей новых кварталов за полноценную жилую среду.

От описанной стратегической линии правящие круги постепенно отказались в 1963—1973 гг. Он был отмечен политикой благоприятствования монополистическому капиталу. В тот период был принят курс на быстрое развитие Парижского района с тем, чтобы создать индустриальный и административный оплот, способный выдержать международную конкуренцию. План развития Парижского района узаконил его рост и предусматривал строительство новых городов, которым предстояло принять свежий приток рабочей силы. Проводимая в жизнь концепция «метрополий равновесия» [2, 217—218] была нацелена на создание иерархии городов в соответствии с теми же принципами территориальной организации, что и в Парижском районе. Наглядным примером вмешательства государственной власти в процессы урбанизации является создание индустриального комплекса в районе Дюнкерка. Из фондов государственного бюджета были покрыты 4/5 расходов компании «Юзинор» на строительство промышленных сооружений, на полную реконструкцию транспортной системы [10, 145].

Само воспроизводство рабочей силы на том этапе государство превратило в новый источник прибылей для капитала. Частное предпринимательство при помощи банковского капитала вторгалось на рынки, которые предшествующее государственное вмешательство сделало прибыльным. Появились новые большие жилые комплексы, где селились преимущественно представители средних слоев. Положения закона 1948 г. постепенно искажались. «Жилье за умеренную плату» превратилось в прибыльное и значительно уменьшилось в объеме. Сходная политика распространялась на объекты рекреации и туризма: число нерентабельных объектов коллективного пользования сократилось, многие из них превращены в прибыльные. В области торгового обслуживания государство поощряло строительство в пригородах супермаркетов, принадлежащих крупным коммерческим сетям, и создало сеть автодорог, необходимых для жизни в городе с такой организацией торгового обслуживания.

Экономический кризис, начавшийся в 1973—1974 гг., вызвал дальнейшие изменения в городской и региональной политике. Уменьшились объемы общественных капиталовложений, были остановлены крупные государственные проекты финансирования экономического развития промышленных комплексов в районах Фоса, Дюнкерка и др., прекращено строительство больших комплексов. Сокращению объемов государственных капиталовложений сопутствовало усиление внимания к идеологическим аспектам политики. Выдвинув лозунг улучшения качества жизни, правящие круги призывали граждан сплотиться на ниве благоустройства своих городов и кварталов, отдавая при этом сферу производства компонентов социальной инфраструктуры на откуп частному капиталу и сокращая субсидии муниципалитетам, предназначенные на городское обновление. В Иври, например, в 1973 г. государственное финансирование покрывало эти расходы лишь на 15—20% против 80% в 1962 г. [12, 99]. Такая политика стала возможной благодаря тому, что основа для функционирования городской инфраструктуры и городского пространства в интересах крупного капитала была создана в предшествующие периоды.

Анализ роли государственной политики в урбанизационных процессах, который ведет новая городская социология, включает в себя проблему взаимоотношения центральных и местных органов власти. Централизация государственной политики, свойственная буржуазной Франции, распространялась и на эту сферу отношений. Городские коммуны в течение всей послевоенной истории утрачивали свою финансовую самостоятельность. В этом отражались и объективная тенденция к концентрации капитала, и последовательная правительственная политика, направленная на ограничение муниципальной демократии. Центральный государственный аппарат создавал во многих случаях непреодолимые трудности для проведения альтернативной, левой политики [29, 56].

Анализируя содержание городской и региональной политики французского государства, М. Кастельс пришел к выводу, что последняя не только отражает, но и усугубляет противоречия капиталистической урбанизации, приводит к обострению классовой борьбы [8, 57]. К такому же заключению пришел и Ж. Ложкин. На основе характеристики трех областей государственного вмешательства (локализация предприятий, контроль за локализацией различных типов жилищ, локализация объектов социальной инфраструктуры) он делает следующее заключение: «Городская политика не является инструментом регулирования или управления классовыми противоречиями, но прежде всего элементом углубления и обострения главного противоречия капитализма...» [31, 273]. Государственная политика в городском вопросе может быть альтернативной. Периоды активного вмешательства сменяются периодами «экономического воздержания». «Растущее вмешательство государства,— заключает М. Кастельс,— не является неотвратимым. Неотвратимым является кризис, вызванный неспособностью сделать рентабельными все средства „коллективного потребления''» [8, 58].

На материале исследований Парижского района, проведенных представителями новой городской социологии, можно проследить, как углублялись социальные проблемы и противоречия, характерные для его развития даже в те периоды, когда государство в значительных объемах финансировало строительство жилья, транспортной инфраструктуры, создание новых городов и т. п. Общественные затраты на жилье возрастали, а жилищный кризис не спадал. Государство проводило политику, призванную ограничить рост цен на землю, а они все увеличивались. В возрастающих объемах государство финансировало социальную инфраструктуру, а ее нехватка по-прежнему росла. Государство приняло на себя инициативу обновления целых кварталов и создания новых городов, а дисбаланс между местами приложения труда и жилыми зонами, между жильем и объектами обслуживания усугублялся. Все более очевидной становилась социально-пространственная сегрегация [38, 257].

Как показано в работе Ж. Ложкина «Городская политика в Парижском районе, 1945—1972», углублявшаяся сегрегация производственных зон и жилых районов-спален была прямым следствием. мероприятий, проводимых государством. Социальным показателем этих процессов выступал беспрестанный рост маятниковых миграций работающего населения [32, 247].

В проекте развития Парижского района, датированном 1956 г., увеличение маятниковых миграций, концентрация контор в центре столицы и скучивание трудящихся в периферийной зоне еще рассматривались как нормальные явления. Но Генеральный план устройства и организации Парижского района, принятый в 1960 г., уже предусматривал борьбу с ростом маятниковых миграций путем создания в пригородах центров деловой активности. С этими же целями Генеральная схема устройства и градостроительства в Парижском районе 1965 г. намечала создание пяти новых городов — спутников столицы.

Однако в действительности эти схемы не были реализованы. От центров «переструктурирования» пригородов отказались в пользу новых городов. Концентрация мест приложения труда в новых городах составила значительный контраст с недоразвитием пригородных территорий. Например, никакие мероприятия не предусматривались в северном пригороде агломерации, в то время как его департамент Сена-Сен-Дени поставлял рекордный контингент безработных и маятниковых мигрантов [32, 257]. Но и в новых городах темпы ввода рабочих мест не обеспечивали баланса с количеством возводимого жилья.

Вместо того, чтобы уменьшить неотъемлемые противоречия городского развития, государственное вмешательство усиливает и конденсирует их, подчеркивает Ж. Ложкин [32, 248]. И это доказывает не только факт забвения генеральных схем, но еще более впечатляющим образом транспортная политика в Парижском районе.

Строительство двух кольцевых автодорог вокруг Парижа, предусмотренных Генеральной схемой 1965 г., было принесено в жертву созданию двух транспортных осей, сходящихся в столице. Подавляющая часть работ по созданию транспортной инфраструктуры проводилась на радиальных направлениях, начиная с важнейшего мероприятия — создания Региональной сети экспрессов. Введение в строй осевого участка этой сети восток — запад привело к усилению дисбаланса между сверхконцентрацией непроизводственной занятости на западе и недостатком мест приложения труда на востоке агломерации [32, 110] и к дальнейшему усилению маятниковых миграций. Дело в том, что коммуны, обслуживаемые этой веткой Региональной сети экспрессов, были населены в основном служащими и специалистами. Несколько рабочих коммун ничего не получили от этой транспортной артерии, так как их обитатели ежедневно мигрировали не в западный сектор агломерации — зону административной активности, а в индустриальные зоны, расположенные преимущественно в пригородах.

В принципе генеральные схемы стремились ограничить наметившийся дисбаланс, но в конце концов государственная политика следовала необходимости, заключает Ж. Ложкин. А необходимость определялась стратегией финансового капитала, который имеет тенденцию к концентрации в западных зонах Парижа. Северные зоны и пригороды Парижа не интересуют финансовый капитал, поэтому, даже если планировщики разработают схемы их развития, те все равно лягут под сукно. В итоге государственное вмешательство лишь усиливало уже существующие диспропорции. И политики, представляющие правящие классы, прекрасно это понимали. «Все происходит так,— говорилось в отчете одной из государственных комиссий,— будто вмешательство государства и заинтересованных организаций усиливает неравновесие существующих структур. Именно на периферии Парижского района стоят и будут стоять завтра самые острые транспортные проблемы. Несомненно гораздо большую поддержку получают капиталовложения на радиальных линиях, а не на кольцевых или линиях связи ближних и дальних пригородов. Из-за этого происходит усиление маятниковых миграций, которые возросли на 25% между 1962 и 1968 гг., увеличив таким образом потребность в общественном транспорте и ухудшив существующую ситуацию» [32, 258]. Если работающие французы в 1968 г. тратили в среднем ежедневно час на поездки в транспорте, то парижане — два часа. В час «пик» наполнение вагонов в парижском метро составляло 8 человек на кв. м [46, 365].

Тенденция к отдалению места жительства от места работы, к увеличению маятниковых миграций между пригородами, из пригородов в центр агломерации, наметившаяся в 60-е годы, продолжает действовать и в настоящее время. 200 тыс. человек, живущих за пределами Иль-де-Франс, ежедневно приезжают на работу в Париж. Несмотря на весь технический прогресс и развитие сети общественного транспорта, время, которое жители Парижского района затрачивают ежедневно на поездки, не уменьшается [22, 31].

Наряду с транспортной политикой каналом перераспределения городского пространства в интересах монополистического капитала явилась политика насильственного переселения рабочего класса в пригороды, начавшаяся под лозунгом обновления жилого фонда старых кварталов. Этим мероприятиям по городскому обновлению и программе, получившей название «Второе завоевание Парижа», посвящены несколько исследований. Они доказывают, что основной целью операций по городскому обновлению было не улучшение жилья, находившегося в плохом состоянии, а изменение в социальном составе занимающего его населения.

Под городским обновлением подразумевались операции консервации, реконструкции и обновлению жилого фонда ряда кварталов Парижа. Уже с 1955 г. в Париже проводились общественно финансируемые мероприятия такого характера. Большая часть "вновь возведенного жилья в кварталах, подвергнувшихся обновлению, была «жильем за умеренную плату». Тем не мене социологические исследования показали, что даже в этом случае неквалифицированные и малоквалифицированные рабочие, составлявшие значительную долю первоначального населения обновляемых зон, были фактически оттуда вытеснены, так как квартплата за новое жилье стала для них слишком высока [13]. Она] по меньшей мере в 5 раз превышала прежнюю квартплату за «не-1 здоровое» жилье. В большинстве случаев доля старожилов, переехавших в новые дома, понизилась до 20% [42, 158].

Статистическое исследование двадцати трех зон городского обновления в Париже позволило выделить отличительные признаки жилья и социального состава населения этих кварталов; [9, 11]. Оказалось, что зонами обновления стали не те, где было самое непригодное жилье, а те, где была самой значительной доля 1 неквалифицированных рабочих, выходцев из Алжира, престарелых. Дело не в том, что жилье было в этих районах лучше. Но оно было в точно таком же состоянии и в других районах, тем не менее не затронутых программой обновления. Новое жилье принадлежало слоям более высокого социального статуса.

Другими словами, реальным результатом обновления стало прежде всего вытеснение нежелательных слоев населения. Они не сами по себе нежелательны, а по отношению к прибыльности операций с недвижимостью, что в конце концов одно и то же, говорит М. Кастельс. Впрочем, политика обновления преследовала не только эту цель. Она отвечала ориентации официальных градостроительных планов, согласно которым Париж должен был превратиться из индустриального в крупный административный и деловой центр [38, 184].

Но общественные операции по обновлению жилья все же имели свои положительные стороны и не дали такого эффекта, как частные. Хотя объем общественных операций по городскому обновлению был довольно скромен, эта программа открыла брешь для частного предпринимательства в рабочих кварталах. Положение быстро ухудшилось после 1964 г. Частные операции по обновлению, проводившиеся в Париже, привели к ускорению процессов пространственной сегрегации, выбросив семьи с низким доходом в пригород. «Второе завоевание Парижа» — это завоевание рабочего Парижа буржуазией, приходит к выводу М. Кастельс [9, 391].

О качестве жилья и шире — жилой среды, которую приобретал рабочий класс, оттесняемый в пригород, можно судить по исследованиям, посвященным большим жилым комплексам. Изучению социальных последствий строительства больших комплексов в пригородах Парижа посвящена работа Э. Претесейля «Производство больших комплексов», которая описывает ситуацию, сложившуюся к середине 70-х годов [40].

Основная социальная проблема, связанная с большими комплексами, с точки зрения их жителей, муниципальных властей и правительства, заключалась в значительном изменении первоначальных проектов, которое происходило в ходе их претворения в жизнь. Не возводились предусмотренные объекты социальной инфраструктуры, повышались плотность застройки территории и этажность зданий, зеленые пространства, детские и спортивные площадки заменялись автомобильными стоянками, росли издержки на строительство жилого комплекса [40, 6]. Э. Претесейль показывает, что подобная трансформация — результат объективных причин экономического и политического характера, а не волюнтаристских действий отдельных лиц и подрядчиков, ответственных за создание больших комплексов.

Возведение больших комплексов в Парижском районе началось в 50-е годы. Но для того чтобы стали возможными крупные операции в области индустриального жилищного строительства, необходимо было преодолеть существенное препятствие — право частной собственности на землю. В результате государственного вмешательства были введены юридические процедуры общественного присвоения земель под строительство, которые, в частности, включали экспроприацию, а также мероприятия, ограничивающие возможность присвоения земельной ренты, что создавало благоприятные условия для строительных операций частного характера. Однако препятствия, в том числе и политические, которые мешали ослаблению права частной собственности на землю, были настолько сильны, что на практике эта проблема была решена лишь отчасти.

Как следствие этого под массовое жилищное строительство не использовались многие территории, хорошо оснащенные с точки зрения транспортного и социально-бытового обслуживания. Параллельно шло уплотнение застройки в новых зонах урбанизации, в том числе в местах строительства больших комплексов. Локализация мероприятий по жилищному строительству в конечном счете ставилась в зависимость от земельных возможностей, а они не стыковались с программами возведения объектов общественного обслуживания, создания сети общественного транспорта, что было необходимо для удовлетворения социальных потребностей населения. Частный строительный капитал в поисках прибыли «приспосабливал» разработанные социальные программы к своим нуждам: уплотнял застройку, наращивал этажность зданий, уменьшал комфортность жилища и т. д. Производство других элементов жилой среды больших комплексов подчинялось тем же закономерностям. Это выражалось в задержке строительства объектов социальной инфраструктуры или даже в их исчезновении. Как отмечали участники симпозиума «Монополистический урбанизм, демократический урбанизм», лишение трудящихся нормальных жилищных условий, объектов общественного обслуживания и общественного транспорта представляло собой не что иное, как новую форму пауперизации [13, 365].

В настоящее время ситуация в больших комплексах несколько изменилась по сравнению с серединой 70-х годов. Но она не улучшилась, констатирует М. Бертран в своей статье «Большие комплексы: нищета или возрождение?». Раньше некомплексность застройки жилых территорий была одним из главных пороков пригородных зон расселения рабочего класса. Но в результате усилий муниципалитетов, возглавляемых левыми и коммунистами, в настоящее время ряд больших комплексов Парижского района по своему обеспечению социально-бытовыми, культурными, спортивными, медицинскими учреждениями и сооружениями превосходит районы расселения рабочих в Париже. Что касается качества жилья, оно несомненно выше, а плотность его заселения меньше, чем в квартирах старых городских кварталов. И тем не менее социальная обстановка в больших комплексах продолжает ухудшаться [4, 50].

Многие большие комплексы Парижского района до сих пор принадлежат Парижскому, Междепартаментскому жилищным агентствам или анонимным общественным организациям, которые находятся под контролем правых сил. Это дает возможность правящим кругам противостоять политике, проводимой левыми, и в особенности коммунистами, в пригородных муниципалитетах [4, 48]. Нет какой-то одной причины, ведущей к деградации больших комплексов. Их жители испытывают растущее бремя проблем, связанных с безработицей, падением покупательной способности, профессиональным обучением, личной безопасностью, массовым соседством семей иммигрантов и отсутствием транспортного сообщения с другими зонами агломерации. Неоспоримо то, считает М. Бертран, что изначально порочной и ошибочной была сама концепция строительства больших комплексов. Они мыслились как города-спальни, изолированные от центра города и производственных зон [4, 47].

Социально-пространственная сегрегация в Парижском районе чрезвычайно ускорилась с 1977 г. после реформы Р. Барра, заменившей общественное финансирование жилищного строительства системой персональной жилищной помощи малоимущим квартиросъемщикам. Вредоносный и опасный характер этой реформы ускользнул от внимания большинства семей, которым предлагалась персональная денежная помощь в обмен на политику строительства все более и более дорогого «жилья за умеренную плату». В 1975—1980 гг. цены на жилье повышались с удвоенной скоростью по отношению к общему росту стоимости жизни [16, 56]. В то же время неуклонно уменьшалось количество ежегодно возводимых квартир (табл. 1).

Правительство левых сил предприняло попытку остановить этот процесс. Закон Кийо от 22 июня 1982 г. предусматривал ограничение роста квартплаты, заключение коллективных договоров между объединением жильцов и хозяином дома, ежегодные

Таблица 1

Эволюция жилищного строительства во Франции

(в тыс. квартир)

1975 г.	1977 г.	1978 г.	1979 г.	1980 г.	1981 г.	1985 г.
514,5	450,9	445,0	403,6	378,3	390,9	295,0
Источники: [16,49; 48,41]

дискуссии по фиксации стоимости жилья. Меры дали определенный результат, несмотря на сопротивление 2,5 млн. квартировладельцев. Процесс роста цен удалось стабилизировать. Индекс квартирной платы в интервале 1970—1985 гг. составил 348 пунктов, индекс стоимости жизни —397 [18, 41]. Сохранялась на том же уровне и доля расходов на жилье в семейном бюджете [36, 41]. В целом же, однако, правительственная политика последнего десятилетия направлена на коммерсализацию жилья.

Что касается доступности индивидуального жилища для рядовых французов, то исследования, проведенные Э. Претесейлем в районе Иль-де-Франс, показывают: те представители рабочего класса, которым посчастливилось стать домовладельцами, смогли позволить себе это только ценой переезда в самые отдаленные пригороды с самым низким уровнем обеспеченности объектами общественного обслуживания или в районы, которые процесс деиндустриализации обесценил [39, 152].

Уже не первое десятилетие государство последовательно проводит курс на повышение рентабельности капиталовложений в социальную инфраструктуру. Это выражается, в частности, и в том, что объекты общественного обслуживания концентрируются в зонах с наибольшей плотностью населения и исчезают оттуда, где она невелика. Тем самым углубляется неравенство в условиях жизни населения города и деревни, больших и малых поселений. В первую очередь от этого страдают обитатели сельских населенных пунктов, в особенности те, кто не имеет личного автомобиля и находится в преклонном возрасте, т. е. ограничен в возможностях передвижений [7, 163].

О современных процессах социально-пространственной сегрегации в районе Иль-де-Франс свидетельствуют исследования Э. Претесейля и М. Пэнсон-Шарло [37]. Социологи типологизировали пространство Парижского района по степени его оснащенности объектами социальной инфраструктуры, выделив несколько зон: Париж, ближние и дальние пригороды и т. п. Наши исследования показали, говорит Э. Претесейль, что «высшие классы проживают в значительно более благоприятных условиях пространственного доступа к объектам общественного обслуживания, чем рабочий класс. Классовые различия особенно наглядно проявляются в потреблении услуг частного сектора, но они хорошо заметны и в использовании объектов социальной инфраструктуры, принадлежащих общественному сектору» [39, 149]. В привилегированном положении находятся высшие слои буржуазии и наиболее интеллектуальная часть средних классов, которые селятся в самых комфортных для проживания зонах. Что касается других социальных слоев, то можно обнаружить их присутствие (правда, j в разных соотношениях) среди населения любой зоны [39, 150]. Комментируя полученные данные, Э. Претесейль подчеркивает, что рассматривать различия в пользовании средствами коллективного потребления как простое следствие классовой принадлежности и сводить этот процесс исключительно к воспроизводству рабочей силы было значительным упрощением со стороны социологов-марксистов в конце 60-х — начале 70-х годов. Этот тезис: последовательно подвергался проверке в ходе эмпирических исследований. Они показали, что рабочую силу нельзя рассматривать как нечто целостное и однородное ни с точки зрения условий труда, ни с точки зрения условий жизни. Потребление и жизнь вне работы не могут быть сведены только к воспроизводству рабочей силы. Верно не только то, что классовая принадлежность ; определяет условия потребления, но и то, что существуют значительные различия в условиях потребления членов одного и того же класса, что процесс потребления входит составной частью в воспроизводство классовой дифференциации и классового сознания [39, 149]. Упрощенными были и представления о том, что] городские движения в защиту социальных прав объясняются сами по себе положением угнетенного класса в структуре капиталистического общества. В последнее десятилетие подобные социальные движения, в том числе движения рабочего класса, сошли на нет под давлением более насущных жизненных проблем (в первую очередь безработицы), вызванных экономическим кризисом и структурной перестройкой капиталистического производства [39, 153].

Сокращение государственного финансирования промышленного развития городов усугубило кризисные явления в их экономике, рост безработицы среди городского населения. Для борьбы с экономическим кризисом правительство приняло в 1982 г. закон «О правах и свободах коммун, департаментов и регионов», который предоставил территориальным общностям прерогативы в области экономической политики, развития городской среды [5, 22]. Закон разрешил муниципалитетам оказывать финансовую помощь предприятиям и частным компаниям, находящимся в тяжелом положении. Кризис и ранее заставлял местные органы власти в обход существующего законодательства предпринимать инициативы по спасению закрывающихся предприятий и фирм. Так, мэрия Марселя прямо участвовала в возобновлении работы на заводах группы Термин и Титан-Кодер [36, 348]. Примечателен и опыт Безансона, где муниципалитет ввел гарантированный социальный минимум, предусматривающий выплату пособий семьям, терпящим экономическое бедствие [33, 20].

Политика децентрализации не была чисто конъюнктурной акцией. Она вытекала из программных и идеологических установок Социалистической партии. Предоставление локальному коллективу права самому выбирать и реализовывать социальные проекты городского развития идеологией СПФ расценивалось как первый шаг в переходе к общественному самоуправлению, обществу социальной справедливости. На уровне города общество призвано было вновь обрести смысл социальной солидарности, умерить классовые противоречия [14, 83—89]. Но практика показала иллюзорность такого подхода. Урбанистическая программа социалистов, столкнувшись с реалиями экономического кризиса и ожесточенной политической борьбы, не была введена в действие. «Территориальные общности страдают вдвойне,— констатировал Ж- Маркой,— и от структурной перестройки промышленности, воздействующей на рабочие места и местные бюджеты, и от политики ограничений... которая отбирает у них средства реализовывать свою автономию, формально признанную, ограничивает и социальные движения» [34, 54].

Экономический кризис, под знаком которого живет сегодня Франция, углубляет разрыв в уровне социально-экономического развития регионов, Парижа и провинции. В сложившейся ситуации Иль-де-Франс заметно выделяется своими преимуществами: и значительно более низким, чем в среднем по стране, уровнем безработицы, и потенциалом для развития отраслей производства, базирующихся на информационных технологиях, которого нет у большинства районов провинции [22, 155].

Подводя итог рассказу о социальных противоречиях урбанизации во Франции, уместно задаться вопросом: как французские исследователи оценивают ее перспективы? Свой прогноз в форме трех сценариев (период упреждения примерно пять лет) предлагают Р. Абрамович и Ж. Ладре [27].

Согласно первому сценарию, предполагающему широкое распространение информационных технологий, экономика страны распадается на две подсистемы: традиционную и базирующуюся на новых технологиях. Безработица станет ее неотъемлемой структурной составляющей. Главным основанием социальной дифференциации будут вовлеченность индивида в функционирование той или иной экономической подсистемы. Государство возьмет на себя помощь в развитии транспортной инфраструктуры и информационных сетей, необходимых для передового сектора экономики. Его работники будут жить в городах, оснащенных по последнему слову техники. Для большинства из них будут характерны высокая профессиональная и, следовательно, территориальная мобильность, отсутствие стремления осесть в каком-нибудь одном месте. Работники традиционных отраслей экономики будут тяготеть к оседлости, индивидуальным жилищам или квартирам в больших комплексах, расположенных в районах, хорошо связанных с зонами приложения труда. Это первое кольцо пригородов крупных агломераций, средние и малые города, где поместятся филиалы фирм и компаний традиционных отраслей промышленности. Те, кто будет выброшен за рамки обеих экономических подсистем, найдут пристанище в построенных государством больших жилых комплексах или вынуждены будут «вернуться к природе», поселившись в сельской местности.

Второй сценарий характеризует региональное развитие страны в том случае, если экономика Франции не выдержит жесткой международной конкуренции, останется в состоянии стагнации. Безработица коснется всех отраслей производства в равной степени. В результате углубится дифференциация между работающими, вынужденными отдавать все больше сил и свободного времени повышению своей квалификации и мастерства в условиях конкуренции за рабочие места, и безработными, лишенными возможности вернуться в производственный процесс. Первые, так же как и сегодня, будут жить в городских центрах и индивидуальных домах, расположенных на периферии крупных агломераций. Вторые будут находиться на попечении государства и местных властей, селиться в «жилье за умеренную плату». Широко распространится обнищание среди населения. Усилится экономическое неравенство между регионами. Хозяйственная активность сконцентрируется в наиболее развитых районах, чему будет способствовать и политика богатых местных властей. Отсталые районы, находящиеся уже сегодня в состоянии упадка, будут медленно вымирать.

Третий сценарий авторы пытаются выстроить на свидетельствах о социальных процессах, противостоящих кризисным явлениям в экономике страны и углублению проблем урбанизации. Сценарий сводится к надеждам на неформальную экономику, социальные инициативы и кооперацию различных социальных групп, которые призваны развивать новые формы социально-экономической организации. Он представляется гораздо менее убедительным и реалистичным, чем первые два, раскрывающие ожидаемую картину углубления социальных противоречий урбанизации во Франции.

Литература

1. Мерлен П. Новые города. М., 1975.

2. Слука А. Е. Население Западной Европы: воспроизводство, миграции, расселе-

ние, занятость. М., 1984.

3. Ascher F., Lucus С. L'industrie du batiment: des forces productives a Liberer //

Econ. et polit. 1974. N 236.

4. Bertrand M. Grandes ensembles, misere on renaissance // Cah. communisme.

1983. N11.

5. Bilans d'une legislative: 5 ans de socialisme possible//Unite. 1986. N 631.

6. Burgess E. The growth of the city: An introduction to a research project //

Park E., Burgess E., McKenzie R. The city. Chicago, 1926.

7. Caille P. Les equipements de la France: Inventaire communal. P., 1984.

8. Castels M. City, class and power/Transl. supervised by E. L. Lebas. 1978.

9. Castels M. La question urbaine. P., 1973:

10. Castels M. Sociologie de 1'espace industriel. P., 1975.

11. Chombart de Lauwe P.-H. et al. Paris et 1'agglomeration parisienne. P., 1952. Vol. 1, 2.

12. City, class and capital: New developments in the political economy of cities and regions. N. Y., 1982.

13. Coing H. Renovation urbaine et changement social: l’ilot N 4 (Paris XIII^е!. P., 1966.

14. Dagnaud M. Le mythe de la qualite de la vie et la politique urbaine en France-P., 1978.

15. Derycke P.-H. La prevision de la criossance urbains franchise, 1970—2000// Rev. econ. 1972. N 6.

16. Dossier // Econ. et polit. 1984. N 82.

17. Dossier//Francoscopie—express. 1985. N 1762.

18. Dossier: Logement: ce qui va changer// Express. 1986. N 1818.

19. Doublet M. Le role des villes nouvells dans la region parisienne //Rev. polit. et parlementaire. 1970. N 816.

20. Drouard A. Reflexions sur une chronologic: le developement des sciences sociales en France de 1945 aux annees soixante // Rev. fr. sociol. 1982. N f.

21. Les equipements des villes: Invetaire communal, 1980. P., 1985.

22. L'Etat de la France et ses habitants. P., 1987.

23. Humanite. 1986. 13 sept.

24. Humanite. 1986. 16 sept.

25. Humanite. 1986. 25 sept.

26. Humanite. 1986. 29 sept.

27. Landrieu J., Abramowicz R. Regions and french society: Three scenarios of the future // Futures. 1986. N 1.

28. Leotard M.-L. Logement: apres Quillot, quio?//Express. 1986. N 1814.

29. Leroy R. Pour un urbanisme // Econ. et polit. 1974. N 236.

30. La logement sociale est un droit, non une valeur boursieve // Cah. communisme. 1986. N 7/8.

31. Lojkine 1. Le marxisme, L’Etat et la quistion urbaine. P., 1977.

32. Lojkine I. La politique urbaine dans la region parisienne, 1945—1972. P., 1972.

33. Maguat P. Besancon, ville capitalle... de Iinnovation // Unite. 1986. N 629.

34. Marcon G Decentralisation ou gestion decentralisee de la crise //Cah. communisme. 1986. N1.

35. Merlin P. L'amenagement de la region parisienne et les villes nouvells // Notes et etudes documentaires. 1982. 26 juill., N 4677/4678.

36. Molis P., Rondin J. Les interventions economiques des collectivites locales // Sociol. travail. 1985. N 3.

37. Pincon-Charlot M., Preteceille E. Segregation urbaine: classes sociales et equipements collectifs. P.. 1986.

38. Pottier C. La logique du financement public de ['urbanisation. P., 1975.

39. Preteceille E. Collective consumption, urban segregation and social classes // Environment and planning: Soc. and space. 1986. N 2.

40. Preteceille E. La production des grandes ensembles. P., 1973.

41. Quid, 1985. P., 1984.

42. Rapport de la comission de Phabitation du V ^e Plan // Documentation francaise. P., 1971. T. 1.

43. Statistique et indicateurs des regions franchises. P., 1985. T. 3.

44. Szelenyi I. Au-dela de Panalyse de classes: quelques dilemmes pour la sociologie urbaine//Sociol. travail. 1979. N 2.

45. Trotignon Y. La France au XX^е siecle. P., 1984. T. 2.

46. Urbanisme monopoliste, urbanisme democratique. P., 1974.

1 Определения понятия «большой комплекс» не существует. Этим термином обозначают, как правило, градостроительные мероприятия большого масштаба, когда возводится сразу по меньшей мере 500 квартир, причем норма эта условна [1, 227]. По расчетам Национального института демографических исследований, к концу 1964 г. во Франции существовало 200 больших комплексов с числом квартир свыше 1000, из них 95 в Парижском районе и 105 в провинции [35, 21].

жүктеу/скачать 281.07 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: