Статья С. В. Федулова Москва

Перевод с английского и вводная статья С. В. Федулова

Москва «Прогресс» 1990
Оглавление

Неоткрытые земли сознания .....                                                                                                         5

Предисловие ......                                                                                                                                25

Часть первая .....                                                                                                         27

Основные идеи .....                                                                                                     27

Глава 1. Введение ........     27

Глава 2. Некоторые понятия и основные направления психологии ...         31

Глава 3. География и поведение в окружающей среде ...     51

Часть вторая .....                                                                                                        69

Формирование пространственного знания ....                                                                               69

Глава 4. Пространственная информация ....    69

Глава 5. Воссоздание облика реальности: некоторые факторы, влияющие на формирование образов и пространственных представлений .....         84

Часть третья .....                                                                                                       98

Постижение пространства .....                                                                                   98

Глава б. Микропространство: познавательное значение территории ..      98

Глава 7. Представление о городе ...       111

Глава 8. Образ ландшафта .         137

Глава 9. Образы отдельных регионов и мира в целом ...      150

Часть четвертая ....                                                                                                    165

Пространственное познание и поведение ....                                                           165

Глава 10. Город как место жизни людей ....       165

Глава 11. Поведение в естественной природной среде. I. Оценка ландшафтов . .          211

Глава 12. Поведение в естественной природной среде. II. Стихийные бедствия . .         225

Глава 14. Образы среды: дизайн пространства и поведения .         257

Примечания ...                                                                                                                                    271

Литература для дальнейшего чтения ..                                                                                               276

Библиография ..                                                                                                                                  278

==4


Неоткрытые земли сознания

Немногим эта книга покажется скучной или бесполезной. Ясность изложения и литературный стиль ничуть не вредят строгой научности содержания и делают книгу открытой любому читателю. Круг затрагиваемых в ней явлений, столь же интересных, сколь и малоисследованных, привлечет живое внимание и социолога, и архитектора, и культуролога и градостроителя, и научного методолога, и, конечно, психолога и географа, да и буквально любого человека. Ведь ее темы - организация среды обитания-от салона автомобиля до земного шара; самоощущения человека в различных пространствах; пространственное («средовое») поведение и восприятие человеком города, страны или ландшафта; «география» в массовом сознании; анализ действий людей в экстремальных условиях; влияние личностных, культурных, исторических и социальных особенностей на эти процессы-эти темы так или иначе касаются каждого.

Эта книга, входящая в число семи обязательных для чтения учебников для студентов, занимающихся изучением среды в самых различных аспектах, открывает целый пласт неизвестного нам гуманистического мышления в мировой географии и связанных с ней науках о поведении в пространстве. С учетом процессов демократизации, происходящих в мире, работа Джона Голда являет для нас пособие по освобождению научного сознания, долгое время находившегося в плену двусмысленностей. Значение этой книги особенно велико и потому, что она содержит не только подробный обзор и анализ огромного числа исследований, но и различных методик их проведения. Предлагаемый вниманию читателя текст-это как бы «ликбез» и по социологии, и по общей и социальной психологии, и по истории науки, и по социальной психологии и по психологии экологической, и по эстетике, и по семиотике, и по физиологии. Эта книга-тот первоначальный курс, который необходимо освоить, чтобы приступить к осознанному чтению Райта и Кирка, Энтринкина и Рэлфа, Голда и Линча, Сааринена и Уайта, И Фу-Туана и Лоуэнталя, тем более что работы этих ученых подробно в ней проанализированы.

Во вступительном очерке мне хотелось бы не только помочь состыковке двух традиций научного мышления и двух языков, не только уточнить место нового для нас направления в рамках географии, но и показать некоторые прецеденты подобных исследований в отечественной науке, используя размышления над книгой по темам, предлагаемым ее автором, как структурный стержень и оптическое приспособление, позволяющее понять ситуацию в этой области науки у нас.

Итак, предмет книги - загадочная «поведенческая география»-сочетание слов, до недавнего времени имевшее в нашей науке негативный и несколько зловещий смысл. Кроме идеологических упреков («работа» на теорию «конвергенции»), претензий «бихевиоризму», выставлялось и то, что он... «всячески выпячивает биологические корни поведения людей и тем самым

 ==5

снимает их зависимость от социальных условий, от классовых интересов»¹. Увы, как легко может убедиться читатель, эти упреки не имеют под собой серьезных оснований. Многие недоразумения, по-видимому, вызывались вольным или невольным отождествлением двух различных понятий - «бихевиоризма», означающего одну из исторических школ психологии, и современных работ, выполняемых на ее принципах, и «бихевиорализма» (буквально «поведенчества»), то есть комплекса (направления) исследований, рассматривающих поведение в самых разных аспектах, причем не только чисто психологических. Именно этот общенаучный подход, примененный к географической проблематике, в сочетании с компонентами географии, традиционно затрагивавшими поведение и сознание человека, и привел к формированию в 60-х годах самостоятельного направления, названного «поведенческой географией». Надо сказать, что термины «поведенческая география», «география поведения», «география восприятия», «когнитивная география», «перцепционная география» автором книги воспринимаются, в общем, как синонимы. Сам термин «поведенческая география» закрепился в нашем научном языке, но, строго говоря, он сужает предмет рассмотрения. По сути дела, указанное словосочетание обозначает нетрадиционные аспекты исследований социальной географии и географии человека и в контексте нашей ситуации его было бы точнее переводить как «гуманизированная география». Однако, поскольку за рубежом существует отдельное направление географии, называемое «гуманистической географией», мы, чтобы не вносить путаницы, решили все же оставить принятое название - «поведенческая география». Однако читатель об этой оговорке должен помнить.

Обзорный, сводный характер работы повышает ее достоинство не только для тех, кто хотел бы быстро понять содержание этого направления науки, но и для специалистов, предоставляя им точку отсчета, сопоставимые понятия, что очень важно для развития этой довольно конгломеративной отрасли исследований, в которой даже люди, специально занимающиеся ею, не всегда адекватно понимают друг друга².

Появление этой работы на русском языке отвечает, на мой взгляд, не только крайне необходимой потребности информационного ознакомления с одним из ведущих направлений зарубежной науки, у нас практически неизвестного³, не только необходимости изучения обострившихся территориальных, социальных и экологических проблем и важности резвертывания эмпирических исследований по затрагиваемым поведенческой географией темам, но и самой логике развития географического мышления.

Мы видим три основных противоречия, дихотомии географического мышления, присутствующие в науке с момента ее зарождения. Во-первых, это дихотомия «образ»-«логическая схема», выразителем которой являются две тенденции, пронизывающие историю географии: художественнострановедческая (родоначальниками можно назвать Страбона и Гомера⁴) и

 ==6

статистико-картографическая (Эратосфен-Птолемей). Если первые для показа места создают его образ, то вторые-строгую схему, если первых интересует синтез компонентов территории, поиск взаимосвязей (в том числе и с поведением и характером людей, что и обусловило появление и устойчивость конценций «географического детерминизма», поскольку связи трактуются упрощенно и лишь функционально), то вторых-точнейший показ места. Обе эти тенденции ярко представлены основателями современной   географии:   К. Риттером-первая,   вторая-А. Гумбольдтом. Причем идеи, впоследствии развитые в поведенческой географии, намечены в работах обоих: Гумбольдт¹ исследовал восприятие физико-географических явлений, а Риттер сформулировал знаменитое положение «человек - зеркало территории»².

Второй дихотомией является дихотомия «общее» - «уникальное», также имеющая в истории географии давнюю традицию, ярко проявившуюся в нашем веке, с одной стороны, в работах В. Кристаллера и А. Леша, с другой - Р. Хартшорна (концепция «уникальности места»).

Смысл третьей дихотомии прорисовывается в емком высказывании В. Бутте, предшественника К. Риттера: «Население, ассимилируемое территорией, пытается ассимилировать ее»³. Итак, «население» - «территория», то есть ориентация на изучение либо деятельности в ее проявлениях на территории, либо прежде всего территории с учетом деятельности людей⁴. Географическая мысль в своих попытках познать объект географии-место (страну, территорию) пульсирует между тремя парами полюсов указанных дихотомий («образ» - «логическая схема», «уникальное»-«общее», «деятельность»-«пространство»). Очевидно, что для плодотворного развития напряжение между полюсами должно иметь определенный уровень, то есть в рамках географии должны развиваться исследования, ориентированные на все полюса. Однако в советской географии работы и компоненты научного географического мышления, тяготеющие к нетрадиционным направлениям (триада «образ» - «уникальное» - «деятельность»), развиты очень слабо. Появление работы Дж. Голда, в которой рассматриваются исследования, сориентированные именно на эти «полюса», создает поэтому предпосылки для восстановления полнокровности географического мышления в нашей стране и обновления ее научного стиля и языка.

История отечественной географии содержит ряд прецедентов нетрадиционных исследований, затрагивающих сюжеты, близкие поведенческой географии. Интересна «нравственная география» Ε. Φ. Зябловского, в которой исследуется, например, «отношение к отцеубийству в Лапландии и Японии»⁵. Первый атлас экономической географии России Н.А.Милюкова (1850) содержал ряд карт, посвященных географии преступности⁶.

В своем классическом труде Л. И. Мечников, разобрав влияние различных физико-географических факторов на историю в целом, стремится раскрыть секрет исторической роли великих рек цивилизации, подчеркивая (отказываясь и от «географического детерминизма», и от «географического нигилизма»): «социальная эволюция всюду находится в зависимости от органических условий. Следовательно, окружающая среда и вообще все

 ==7

естественные условия влияют... на форму кооперации, направляя и координируя усилия отдельных личностей»¹. «Гуманистический взгляд» характерен для работ российской антропогеографии, разделивших достоинства и недостатки концепции Ф. Ратцеля, о которых написано в книге. Скажем только, что если Ратцель, выделив четыре вида влияний среды на общественную жизнь, «физические и психологические влияния» исключает из сферы компетенции географии², то современная поведенческая география их исследованию уделяет большое внимание.

В. П. Семенов-Тян-Шанский, лидер российских антропогеографов, в последней своей крупной работе созданию образов в географии отводит особое место. По его мнению, география «есть наука изобразительная; наука зрительных представлений, зрительной памяти». География учитывает и колористические, и динамические, и акустические составляющие ландшафта, синтезирует и углубляет их соотношения для передачи образа местности. Он заключает: «География идет преимущественно интуитивным путем, особенно близко роднящим ее с искусством, но в тоже время не мешающим ей устанавливать научные законы, по точности не уступающие законам физики»³. Итак, именно «интуиция» в географии, как и в искусстве, приводит к «точности». Она создает образы, а читатель специфически, индивидуально их воспринимает. Здесь уже заложена одна из принципиальных идей поведенческой географии.

После войны в советской географии начинается изучение миграций населения-наиболее географичного примера «массового поведения»⁴. Их глубокое исследование невозможно без анализа социально-психологических механизмов поведения и может считаться одним из примеров неявного вторжения психологии в географию. Исследователи этого старого, как география, направления почерпнут много полезного в работе Дж. Голда⁵.

В появившейся в то же время работе Р. М. Кабо отмечает, что «объектом географического изучения общества является сам общественный человек в разнообразных проявлениях его жизнедеятельности», и что, ставя такую задачу, «невозможно игнорировать и оставлять в стороне его сознание, духовные способности, социально-культурные свойства»⁶. Понятие «образ места» исследует Η. Η. Михайлов, отводя ему центральное место в искусстве географического описания, поскольку оно вскрывает то, что специфично для данной местности⁷. Однако в то время эти работы остались лишь теоретическими манифестами, не поддержанными эмпирическими исследованиями, развившимися в нашей стране лишь в начале 70-х годов.

Увидев ограниченность традиционных подходов, зарубежные географы включили в изучение промежуточное звено, а вместе с тем главное действующее лицо и, конечно, итоговую цель любой науки, в том числе и географии,-человека, подвергая пристальному рассмотрению то, как человек научается воспринимать пространство и ориентироваться в нем, каковы в этом случае функции органов чувств. Особый интерес в этой теме, излагаемой Дж. Голдом в четвертой главе, по-моему, имеет рассказ об
¹ Мечников Лев. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924, с. 68.

² Цит. по: Синицкий Л. Д. Указ. соч., с. 81-82.

³ Семенов-Тян-Шанский В. П. Район и страна. М.-Л., 1928, ce. 260, 273.

⁴ Изучение миграций до этого воспринималось проявлением «географического детерминизма»-Покшишевский В. В. Население и география. М., 1978, с. 37.

⁵ К. Риттер среди «трех древнейших форм дошедших до нас географических известий» называет «первый маршрут народного переселения» (маршрут библейского исхода). Риттер К. История землеведения и открытий по этому предмету. Спб., 1864, с. 6-7.

⁶ Кабо Р. М. Природа и человек в их взаимных отношениях как предмет социальнокультурной географии.-«Вопр. геогр.» М., 1947, № 5, с. 25, 27.

⁷ Михайлов H. H. Образ места.-«Вопр. геогр.», 1948. M., № 10.

 ==8

информационных теориях коммуникаций, согласно последним достижениям которых доказано, что человек живет в особой, селективно выделяемой из внешнего мира, индивидуальной информационной среде, не совпадающей с общим потоком информации, обрушивающимся на человека. Как следует из этих теорий, человек реагирует только на сообщения, поступающие из своей «информационной» среды. Важнейшей проблемой здесь является точное обнаружение этой среды. В этом смысле интерес представляют идеи школы «символического интеракционизма», согласно которым между «стимулом» и «реакцией» существует процесс интерпретации индивидом «стимула», предстающего всегда в виде «символа», наделенного тем или иным «значением». Отсюда следует, что «индивид не окружен уже существующими объектами, но сам их конструирует, придавая внешнему окружению значения на основе осуществляемой им деятельности. Отсюда следует, что действия индивида конструируются или строятся, а не просто протекают»¹. Использование концепций этой школы, не рассматриваемых в отличие от других теорий в работе Дж. Голда, может углубить понимание влияния «факторов, определяющих процесс наделения географического пространства теми или иными значениями» предмет главы пятой. В ней показано, что восприятие-сложнейший процесс, детерминируемый не столько врожденными особенностями, сколько историей развития человека, социально-культурными и внешними влияниями². К приводимой автором критике понятия «мысленная карта» можно добавить, что эта «карта» в различных своих частях нередко строится просто на разных принципах и разными способами-представляемое пространство видится то близким плоскому изображению, то как набор отдельных предметов (зданий), объемных, но окруженных пустотой, то как набор специфических запахов и т.д. Задачей (пока нерешенной) исследования «мысленных карт» является достижение адекватного выражения «мыслительных представлений», а также выработка аппарата корректного их сопоставления у разных людей. Согласно Л. В. Никольской, «результатом восприятия является образ, в котором отражается как сам объект, так и его субъективная оценка. Образ всегда эмоционально окрашен, причем значительную роль в его формировании играют ассоциации. Механизм их возникновения основан на процессе установления связей, аналогий и обобщений, обусловленном прежним опытом, особенностями мышления и условиями восприятия»³.

Важнейшей особенностью книги Дж. Голда является то, что это первая книга феноменологической географии, появившаяся на русском языке. Задача феноменологического метода в этом случае состоит в том, чтобы исследователь, отбросив культурные и научные способы восприятия действительности, ее «феноменов», понял феномен таким, какой он есть на самом

Никольская Л. В. Линия и слово.-«Строительство и архитектура Ленинграда», 1980, № 10, с. 36.

Леннарт Мери показывает характерное восприятие пространства эвенками, вызванное их образом жизни и рассеянием в «гомеопатических дозах» на просторах Сибири. Он даже пишет об отсутствии у них «чувства расстояния».-Мер и Л. Мост в белое безмолвие. Пер. с эст. М., «Сов. писатель», 2-е изд., с. 279.

 ==9

деле, выходя, таким образом, на понимание его изнутри. При таком подходе разделение «объективного» и «субъективного» теряет смысл, и в этом заключается вторая особенность феноменологического подхода-размывание, если не ликвидация самого противопоставления «объекта» и «субъекта», «познаваемого» и «познающего». Задача ученого в этом случае-увидеть феномен максимально «чистым» от наслоений его восприятия, от предрассудков знаний о нем, его задача заключается в том, чтобы увидеть, как познаваемый видит мир, и, увидев его таким же образом, понастоящему понять познаваемое («феномен») и вообще выйти на подлинно новое знание (а не просто подтвердить сформировавшееся научное установление-предубеждение, «наложенное» на действительность, как это делают позитивисты). Несколько «сниженным» преломлением феноменологических принципов в географии стало увеличение интереса к изучению «видения» мира обыденным сознанием, стремление понять, как самоорганизуется, «саморайонируется» население в пространстве, более серьезное исследование смыслов различных пространственных объектов и, наконец, размывание противопоставления «объективного» и «субъективного» и при рассмотрении среды, и при районировании, и при анализе пространственного поведения¹.

Все сказанное выше объясняет то огромное внимание, которое уделяется в поведенческой географии изучению представлений о пространстве, исследованию его образов в сознании. Показательным примером феноменологического мышления является рассказ о различных территориях, существующих у людей и животных,-первичных, вторичных, общественных, полуобщественных, личностных, а также о личностном (персональном) пространстве. Им открывается раздел, посвященный образам пространства, поскольку все эти «объективные» феномены не мыслятся авторами поведенческой географии вне субъективных представлений о них. И здесь автор очень ясно показывает ограниченность биологических аналогий для понимания чисто человеческих явлений, не отвергая, однако, их как способ усиления наглядности описаний. Принципиально новым для нас положением является то, что все виды «человеческих» пространств видятся проявлением феномена территориальности-своего рода чувств территориальной справедливости в пространственном преломлении. Широкий диапазон точек зрения, объясняющих его происхождение, функционирование и значение, вводит в географическое сознание новый ряд дисциплин и аргументов².

Пытаясь ликвидировать дихотомию «субъективное»-«объективное», мы предложили понятие