Место встречи — «Мраморный зал»

Место встречи — «Мраморный зал»

Не прошло и года с памятного посещения Генсеком нашего Отдела, как назначается новая встреча с М.С.Горбачёвым. На этот раз место встречи — Мраморный зал. Это сравнительно небольшое помещение, человек на 100, и примыкает к кабинету Генерального на пятом этаже здания ЦК КПСС на Старой площади. В этом зале проходят совещания, встречи «на высшем партийном уровне». Мраморным называется из-за серой отделки «под мрамор». «Натурального продукта» в нем не заметил. Удобны столы, есть возможность записывать, радиофицированы, можно слушать и переводы с иностранных языков. Словом, зал приспособлен для международных встреч.

Приглашены работники трех отделов ЦК: организационно-партийной работы, пропаганды, сельского хозяйства и пищевой промышленности. Фактически приглашены не отделы в полном составе, а лишь заведующие секторами этих отделов. Слова «пищевой промышленности» прибавлены к названию Сельхозотдела недавно и призваны подчеркивать внимание партии к переработке сельхозпродуктов, сокращению их потерь. Наивная вера в действенность словесных манипуляций! Похоже, «перестройка» в сельском хозяйстве и в перерабатывающих отраслях в очередной раз на этом и завершилась.

С небольшой задержкой от назначенного времени открывается дверь из кабинета Генерального Секретаря ЦК КПСС. Горбачёв вышел не один, с ним Полозков Иван Кузьмич — с недавних пор первый секретарь Краснодарского крайкома партии, он в явном фаворе. Для нас он не «тёмная лошадка», до отъезда в край работал в нашем Отделе. «Перестройка» для Ивана Кузьмича обернулась ломкой его политической и личной судьбы. Горбачёв, как ныне выражаются на блатном жаргоне, «подставил» его, как и многих других. Ему было поручено лидерство в Компартии Российской Федерации, образованной специально, чтобы ускорить раскол, а затем и развал КПСС. В этом качестве кандидатура Полозкова позднее выставлялась на пост председателя Президиума Верховного Совета РСФСР, как альтернатива Ельцину Б.Н.. Но, как и следовало ожидать, это лишь очередной «демократический» маневр клики Горбачёва-Яковлева. Затем переметнувшиеся на сторону буржуазии средства массовой информации устроили буквально моральный террор в отношении Полозкова И.К. Мытарства и травля сделали свое мерзкое дело, довели человека до инфаркта и он вышел из строя как политический деятель. После августа 1991 года на него ко всему прочему свалились материальные невзгоды, как, впрочем, и на миллионы советских людей.

Вместе с Горбачёвым за столом в президиуме совещания секретари ЦК: А.Н.Яковлев, В.П.Никонов, Г.П.Разумовский, А.И.Лукьянов

— Может возникнуть вопрос,— начал беседу Михаил Сергеевич,— чем объясняется, что приглашены эти три Отдела? Ответ простой: они все выходят на всю партию, на все горкомы и райкомы.

С этой истиной спорить не приходится. Объяснил Генсек и повод для настоящей встречи.

— Толчок дала поездка в Прибалтику, состоялось много встреч с секретарями горкомов и райкомов. В Эстонии в ЦК подъехали все пятнадцать секретарей райкомов и горкомов. Сделал попытку определить, как это делается (имелась в виду «перестройка» — С.К.) на уровне городских и районных комитетов. Увидел, как они размышляют. Эти встречи заставили о многом задуматься.

Воспоминания о поездке в Прибалтийские республики прерываются, он возвращается к попытке дать ответ: все-таки для чего собрали работников отделов ЦК партии:

— Перестройка на уровне ЦК, отделов остается на стадии разработки документов. Но не все работники ЦК за перестройку, (типично горбачёвский оборот), но мы даём шанс работникам аппарата...

Похоже на угрозу. Чем же цековские «аппаратчики» не устраивали «архитекторов» перестройки?

— Когда разрабатывали все подходы, это находило понимание. Когда же начали переводить в сферу практической политики с вершины пирамиды через известный механизм, перестройка перешла в низы общества, началось сопоставление — что есть и что требуется. Оказалось, что теперь чем-то надо поступиться привычным, доступным, менять жизненную позицию. Это задевало каждого, началась дискуссия.

Здесь практически Горбачёв признает, что наметился отход от установок апрельского (1985г.) Пленума ЦК, XXVII съезда КПСС. Вместо ускорения социально-экономического развития страны, совершенствования советской демократии, оживления общественной активности, повышения жизненного уровня народа, видите ли, «надо чем-то поступиться».

Далее Горбачёв говорит о реакции людей на перестройку. Повсюду они настаивают, чтобы перестройка не прекращалась. В чем дело? Почему такое беспокойство? Пытается дать ответ на сформулированный им вопрос.

— Люди на своем уровне наблюдают за происходящим и оценивают. Практически никто не ставит под сомнение нашу линию на перестройку. Поддерживают, требуют продолжать, продолжать «и Вам, Генсеку — обращаются ко мне — надо быть жестче, потому что не все ладно».

При внешне оптимистическом настрое нельзя не заметить: Горбачёв обеспокоен, «перестройка» буксует, людям нужно объяснять, почему это происходит, кто в этом виноват? «Надо быть жёстче». По отношению к кому жёстче? Не к тем ли, кто в этом зале слушает его тирады? Не так много пройдёт времени и большинство участников этой встречи, как и много членов ЦК, избранного XXVII съездом КПСС (Горбачёвским съездом!) будут устранены со служебных постов, с политической арены.

Снова возвращается к поездке в Прибалтику, рассказывает о впечатлении от пленума ЦК КП Эстонии:

— Говорил всего 15 минут, в основном их слушал. Впечатление такое, что идёт позавчерашний разговор. Это меня обеспокоило. Люди видят, что в самих коллективах, а еще больше в горкомах и райкомах как было, так и есть. Держат позиции, хотя считают, что они все за перестройку. Но изменений, на которые мы рассчитывали, нет. В Эстонии не собирался выступать, но встревожился.

Кивок в сторону сидящего в президиуме Лукьянова.

— Анатолий Иванович ещё больше в ужасе: какой махровый консерватизм в решающем звене — райкомах и горкомах!

Анатолий Иванович Лукьянов однокашник Михаила Сергеевича по Московскому Государственному университету. В начале «перестройки» близкий соратник «архитектора перестройки». Затем, как всем известно, был «подставлен» Горбачёвым, вынужден перейти в оппозицию сначала Горбачёву, а затем его преемнику — Ельцину Б.Н.

В оценке позиции горкомов и райкомов Эстонии типичное горбачёвско-яковлевское передергивание понятий, широко навязываемое обществу «демократическими» СМИ. Горкомы и райкомы Эстонии — за советскую социалистическую Эстонию, против буржуазного национализма. Они отстаивают интернационалистические позиции. Поэтому, по Яковлеву-Горбачёву — это консерваторы, правые, а те, кто ревизует волю эстонского народа, выраженную в 1940 году, кто реанимирует националистические настроения, кто за возврат буржуазных порядков — это, по Горбачёву-Яковлеву, прогрессивные деятели, левые. В дальнейшем все, кто осуществлял контрреволюционный переворот, расчленял СССР, реставрировал капитализм, бросил советских людей в пучину нищеты и унижений, прославлялись и до сих пор прославляются как деятели левого толка, прогрессивные, революционеры. Если послушать и почитать Яковлева А.Н. то Маркс, Энгельс, Ленин — это консерваторы, ретрограды, а они с Горбачёвым, да Ельцин с Гайдаром и Чубайсом — подлинные революционеры. Перевёртыши сами и перевёрнутые, сдвинутые у них политические, моральные и нравственные понятия! Такова логика предательства, измены.

Между тем, встреча продолжалась, Михаил Сергеевич внёс что-то подобное лирической нотке.

— Вчера у меня был день рождения,— сообщил Михаил Сергеевич об известном всей стране,— отмечали с женой Раисой Максимовной и дочерью.

Упоминание о Раисе Максимовне нас уже не удивляло. Все привыкли, что Генсек без жены не сделает и шага. Работники из областей рассказывали о не слишком скромном, мягко говоря, её поведении. Она могла перебить мужа во время выступления, беседы, а в застольях практически только её и было слышно. Для сопровождения челяди и гардероба «первой леди» выделяется специальный самолёт. Случались у неё и неприятные эпизоды, проколы. В Норильске, например, в магазине её одернули оказавшиеся там рабочие, когда она пыталась влезть в беседу мужа с людьми. Смелая прямота норильчан настолько её потрясла, что на юг края Генсек отправился без этого «сопровождающего лица». Она, сославшись на недомогание, осталась в Красноярске. В её отсутствие поездка Генсека проходила куда спокойнее и деловитее, насколько это было возможно при горбачёвском стиле.

Несколько позже, в конце октября 1989 года, поймал передачу американской радиостанции «Свобода» о непомерном влиянии Раисы Максимовны. Корреспондент рассказывал, что уже летом 1985 года в Московском университете слышал о том, насколько велико влияние Раисы Максимовны Горбачёвой. Именно она пользовалась популярностью среди философов, сторонников «новых левых», проводников «нового мышления»... Раиса Горбачёва способствовала назначению представителей этих кругов советниками её мужа, который пропагандирует ряд их идей в своих выступлениях. Неслучайно, ... одним из главных советников Горбачёва стал Иван Фролов, бывший главный редактор журнала «Вопросы философии».

Теперь всем известно, кто состоял в числе «советников» Генсека, первого и последнего президента СССР. Упомянутый Фролов был выдвинут им в главные редакторы «Правды». Так что сомневаться в достоверности сведений радио «Свобода» о роли Раисы Максимовны не приходится. Еще раз подтверждалось известное: «короля делает окружение». Постепенно из аппарата Генерального Секретаря были вытеснены все, кто был с ним в апреле 1985 года. Не без воздействия Яковлева А.Н., были внедрены носители ревизионистских, пробуржуазных, прозападных взглядов. Так что в формировании нового окружения Михаила Сергеевича едва ли надо преуменьшать роль Раисы Максимовны. После кончины жены Горбачев продолжает подчеркивать ее роль и влияние, что она всегда поддерживала его. В речи на семинаре в американском университете в Турции Горбачев признался, что «целью моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры…(Выделено мной — С.К.). Именно для достижения этой цели я использовал свое положение в партии и стране. Моя жена, подчеркивает он, все время подталкивала меня к тому, чтобы я последовательно занимал все более высокое положение в стране». К несчастью для нашего народа, ее «подталкивание» оказалось не безрезультатным. В открытой печати появлялись сообщения, что Раиса Максимовна в начале 80-х годов попала в сети спецслужб Запада из-за своей жадности к драгоценностям.

Итак, Михаил Сергеевич продолжал рассказ о том, как в семейном кругу отмечался его день рождения.

— Пришло много писем, несколько тысяч писем и мы их читали. Народ зорок, некоторые вещи потрясают.

Он прочитал отрывок из письма некой Добыкиной: «Вы разбудили в нас людей, вдохнули надежды, ...народ за Вас,… за перестройку».

Выбор писем для оглашения характерен. Зачитал Горбачёв то, что хотел зачитать, видел то, что хотел видеть. Похоже, ободрял себя. Если бы это подкреплялось анализом статистики, глубоким проникновением в суть событий, явлений, фактов, тенденций, подобное письмо могло бы в какой-то мере стать иллюстрацией. А так — приятный успокаивающий бальзам: «Вы разбудили, ...народ за Вас». А народ-то, он разумный, многослойный и давно уже не безмолвствовал, хотя нередко ещё покорно шёл за поводырями.

Генсек посетовал, что кое-кто называет его советским Дубчеком. Но, утверждал он, мы не простаки. То, что мы затеяли — это огромное дело. Что они («мы») затеяли, он в своем длинном выступлении не раскрыл. Закончил на бодрой ноте: весь мир нас изучает, мы спутали карты, напугали буржуазный мир.

Своеобразным оказался испуг буржуазного мира.

После начинающего уже утомлять словоизвержения, Горбачёв предоставил трибуну Ивану Кузьмичу Полозкову. Видимо, по соображениям председательствующего, тот должен представлять «голос с мест». В зале же этого оратора восприняли как недавнего коллегу по аппарату и особых откровений не ожидали. Иван Кузьмич довольно долго простоял на трибуне. Говорил же сравнительно мало, больше времени занимали реплики Михаила Сергеевича.

Полозков говорит, что много телефонных звонков к нему, в том числе из центра:

— А ты езди больше — не дозвонятся!— советует Михаил Сергеевич.

Оратор жалуется, что из ЦК, из правительства идёт много решений, не успевают их переваривать. Трудно на такой поток реагировать. Генсек парирует, что при Владимире Ильиче Ленине решений было ещё больше.

«Представителю мест», первому секретарю Краснодарского крайкома партии, хоть что-то удалось сказать. А вот другие ораторы, заведующие секторами отделов ЦК, далее вступительной фразы не продвинулись. Реплики Михаила Сергеевича, переходящие в продолжительные монологи, потопили все их мысли, которые им так хотелось донести до руководства партии. После трёх-четырёх выступлений из отделов на трибуну всходили «соратники» Горбачёва. Характерно, на этой встрече отсутствовал Е.К.Лигачёв, считавшийся неформальным вторым секретарем ЦК. Его звезда шла к закату. Набирали силу новые люди, выдвиженцы Генсека, точнее, его клевреты.

На трибуне Г.П.Разумовский — недавно он сменил на посту заведующего Отделом организационно-партийной работы ЦК напористого Лигачёва. В Отделе сразу сообразили: это не столько выдвижение сподвижника посрамленного Медунова, сколько отстранение от активной деятельности на решающем направлении (кадровом) чрезмерно принципиального, чрезмерно прямолинейного Лигачёва. «Чрезмерно», разумеется, по мнению некоторых «прорабов перестройки».

В Отделе невольно задумывались: если шумная кампания, развернутая во многих средствах массовой информации, против бывшего первого секретаря Краснодарского крайкома партии Медунова справедлива, то какая же при этом роль Георгия Петровича? Коли он знал о расписываемых прегрешениях первого секретаря, то почему о его ответственности ничего не говорится? Председатель крайисполкома (он был им) — правая рука первого, его самый близкий сподвижник. Ничего не знал — значит, ничего не делал по работе. Этого нельзя даже предположить, не таково положение крайисполкома, чтобы председатель мог отстраниться от решения каждодневно возникающих проблем. Значит, затеяна политическая игра с определенными задачами и, не исключено, Разумовский задействован в ней активно.

Орготдельцы замечали, как нелегко приходится выкручиваться их новому шефу в создавшейся ситуации. Для людей наблюдательных, а в Отделе народ тёртый, всё видящий и всё понимающий, уже не было секретом, что в руководстве ЦК нет былого единства во взглядах и действиях. Печально и забавно было видеть Георгия Петровича на очередных совещаниях в Орготделе. По тону, интонациям, по существу выдаваемых им указаний, рекомендаций мы сразу определяли, от кого он только что пришёл и чьи указания передает —Лигачёва или Яковлева. О том, что это могут быть его собственные соображения или указания мыслей как-то не возникало.

Приходилось бывать в командировках с Георгием Петровичем. Поражался его своеобразному реагированию на вопросы людей, обступавших секретаря ЦК КПСС на предприятиях или в магазинах. Люди часто весьма эмоционально выражали недовольство, беспокоились о перспективах «перестройки», критиковали местное руководство. Разумовский стоял в окружении людей, сложив крест на крест руки на груди, молча выслушивал говорящих, иногда кивал в такт их словам. Можно понять, что поддерживает или, во всяком случае, не возражает. Потом выбирал момент, говорил общие прощальные слова и уходил, оставляя народ в недоумении. Выдержке и умению общаться, ничего не сказав, не высказав своей позиции, можно было бы позавидовать, если бы это не касалось авторитета и достоинства руководителя высшего органа партии, авторитета партии.

Выступление на этом совещании заведующего Орготделом оригинальностью не отличалось. Чувствовалось, — все его тезисы согласованы с Генсеком. Он ставил задачи своему Отделу, будто бы другого случая и места у него для этого не было. Отнюдь не случайно было его утверждение: «Где начали критиковать первого секретаря райкома, обкома, там здоровая обстановка». Реплика Михаила Сергеевича, «...в передовых коллективах давно живут так…», подтверждала его авторство этого своего рода натравливания рядовых коммунистов на своих лидеров.

После сдачи Горбачёвым возглавляемой им партии Г.П.Разумовский незаметно сошёл с политической арены, оказался в списке «подставленных».

С нескрываемым интересом ожидалось присутствующими на совещании и выступление Александра Николаевича Яковлева. К этому времени он достаточно прочно внедрился в руководство, оттеснив на задний план тех, кто активно выдвигал к руководству партией и страной М.С.Горбачёва. Его возрастающая роль во внутрипартийных и государственных делах уже не секрет для аппарата ЦК КПСС и для работников регионального уровня. Так, в г.Красноярск направлялась группа работников из Отделов ЦК по поводу писем, поступивших от ректора тамошнего педагогического института. При первой же встрече ректор спросил приехавших:

— Вы от кого — от Яковлева или Лигачёва?

Он дал понять, если «от Лигачёва», то никаких пояснений давать не намерен. С немалыми усилиями его вразумили, что приехали ни от Яковлева, ни от Лигачёва, а из ЦК КПСС с намерением объективно рассмотреть поднимаемые в его письмах вопросы.

Выступление «главного теоретика перестройки» предварил репликой Михаил Сергеевич:

— Хочу высказать критику Вашего недавнего выступления перед средствами массовой информации — о крыше председателя колхоза.

Имелся в виду выпад Александра Николаевича в отношении колхозных вожаков.

С ответа на полушутливое предисловие своего шефа (многие к этому времени уже задумывались, кто же из них в действительности шеф, а кто подшефный) начал речь А.Яковлев:

— Процессы очень сложные, противоречивые, и это не надо забывать. Надо помнить, как мы жили до марта 1985 года. Пройден огромный путь экономического, психологического и иного переосмысления действительности.

Как мы жили до марта 1985 года, нам было известно. Известно также, насколько безбедно набирался опыта «гармонизации» общества недавний советский посол в Канаде. Свой тезис Александр Николаевич пытался подтвердить фактами из жизни института, который возглавлял до прихода в ЦК. Фактики были мелкими, даже мелочными и больше характеризовали масштабность Александра Николаевича, нежели работников Отдела науки ЦК КПСС, которые, по его мнению, не так осуществляли служебные функции контроля над деятельностью партийных организаций научных учреждений. Член Политбюро, возглавлявший идеологическое направление в партии, дал самую нелицеприятную оценку состояния идейно-политической работы. По его словам, перевёрнутая система ценностей породила перевёрнутую систему идеологической работы. В этом звучало что-то из темы «унтер офицерская вдова сама себя высекла». О «не перевёрнутой» системе ценностей мы сейчас узнали в достаточно ощутимом объеме.

В выступлении много внимания уделялось защите (неизвестно от чего и от кого) позиции средств массовой информации, вовсю кромсавших советскую историю. Снова и снова он возвращался к своей излюбленной «теории зеркала». Дескать, пресса отражает всё, что есть в жизни.

В связи с яковлевской «теорией зеркала», приходит на ум парк культуры и отдыха в родном шахтерском городе Черемхово. Среди аттракционов парка была так называемая «комната смеха». В ней на всех стенах размещались вогнутые, выпуклые и другой конфигурации кривые зеркала. Каким только не видел в них себя посетитель этой комнаты. И толстым, и тощим, и длинным, и низким, и кривоногим, но только не истинным. Так и яковлевское кривое зеркало — «демократические» средства массовой информации — российскую историю, особенно ее советский период, коммунистическую партию и её деятельность, исторические личности и события изображают в каком угодно виде, но только не в истинном, не в действительном. Ложь, клевету, фальсификацию обрушивают на сознание людей слуги компрадорской буржуазии, объявляющие себя, из мелочного тщеславия, четвертой властью.

Затем выступил секретарь ЦК КПСС, ведавший вопросами агропромышленного комплекса, В.П.Никонов. Он пытался направить разговор в сторону конкретных проблем, но его призыв повис без отклика.

Горбачёв начал «закруглять» совещание, что вылилось в довольно пространные рассуждения.

— Нынешнюю ситуацию, когда партия вступила на путь ускорения (?!), мы выстрадали. К этому нас подвела сама жизнь. Выбор продиктовало время. Если не решим — последствия будут ужасающими, потрясающими, — стращал он.

И вдруг:

— Если кто имеет другую альтернативу — вносите!

Генсек упирал также на «историческое», мировое значение перестройки.

— С точки зрения внешних условий — мы опорная база социализма, мирового коммунистического движения. (Выделено мной — С.К.). Перестройка должна воздействовать на мировой процесс своим примером. Наши первые шаги вызвали огромный резонанс у нас и за рубежом. Одни пишут: «появилась надежда», другие — «спасайте советскую власть». Если мы будем так действовать, предупреждают нас, то можем поставить под угрозу оборону. Как известно, ренегат, пробравшийся на высшие посты в КПСС и СССР, разрушил опорную базу коммунистического движения.

...Заключительное слово оказалось чрезмерно продолжительным, без новых идей и конкретных предложений. Казалось, что многословные заклинания Генсека призваны не столько убедить присутствующих, сколько помочь ему самому обрести уверенность, доказать самому себе правильность избранного им «курса».