ПРИЛОЖЕНИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ Марк Скоузен Кто предсказал крах 1929 года?160

Ирвинг Фишер и адвокаты «новой эры»

Вначале давайте рассмотрим оптимистические взгляды исторических фигур, которые столь потрясающе ошиблись относительно краха 1929 г. и последовавшего за ним экономического кризиса. Самый известный американский экономист профессор Йельского университета Ирвинг Фишер принадлежит к этой категории. Фишер имел репутацию выдающегося специалиста по денежной теории и являлся сторонником «количественной теории денег». Некоторые и сегодня провозглашают его одним из лучших американских экономистов.¹⁶⁶ Исходя из собственных теоретических произведений того времени The Nature of Capital and Income и The Purchasing Power of Money, Фишер был твердо убежден в долгосрочной нейтральности денег, означающей, что увеличение денежной массы приведет к пропорциональному повышению цен, не вызвав никаких долгосрочных отрицательных эффектов. Упоминая иногда «несоответствия» [maladjustments] и «переинвестирование», которые могут возникнуть в отдельных областях производства, Фишер рассматривал их как точки краткосрочного неравновесия, причиной которых являются преимущественно институциональные факторы (контракты, традиции, законодательные ограничения и т. д.), которые в конце концов сами собой рассосутся.¹⁶⁷

На протяжении всех 1920-х годов очевидна трагическая неспособность Фишера распознать надвигающуюся угрозу, неудивительная, впрочем, если учитывать, что он постоянно подчеркивал долгосрочную денежную стабильность. Он был главным адвокатом «новой эры» и оптимизма «ревущих двадцатых», одним из жизнерадостных апостолов нового дивного мира. В середине 1920-х годов он высказал предположение, что «так называемый деловой цикл» больше не имеет основы в экономической системе.¹⁶⁸ Он одобрял инфляционное расширение кредита Федеральным резервом в 1920-х годах до тех пор, пока цены остаются относительно стабильными, и глубоко верил в Федеральный резерв, ожидая, что он сможет стабилизировать экономику, если возникнет кризис.

Ценовая стабилизация была главной денежной целью Фишера. Он стал ведущим адвокатом движения за «стабильные деньги», организовав в мае 1931 г. Лигу за стабильные деньги, позже преобразованную в Ассоциацию стабильных денег. Другими заметными членами ассоциации стабилизации были экономисты Элвин Хансен, Артур Пигу, Ральф Хоутри, Кнут Виксель, Густав Кассель и Джон Мейнард Кейнс.¹⁶⁹

Идея состояла не в том, чтобы стабилизировать рост денежной массы, а в том, чтобы стабилизировать цены, в частности оптовые и розничные. Согласно Фишеру и другим сторонниками стабилизации цен, если розничные цены остаются стабильными, то все в порядке. Но если цены начинают снижаться, угрожая дефляцией, то Федеральный резерв должен вмешаться и расширить кредит. Фактически на протяжении 1920-х годов оптовые и розничные цены в США оставались удивительно стабильными и даже немного снизились. Поэтому монетаристы считали, что все обстоит прекрасно. Видимая ценовая стабильность притупила их бдительность. Они не увидели отрицательных последствий экспансионистской политики Федерального резерва во второй половине 1920-х годов и отмахнулись от таких предвестников экономической беды, как бум на рынке недвижимости во Флориде и эйфория фондового рынка.¹⁷⁰

Во второй половине 1920-х годов Фишер стал главным жрецом бу ма на фондовом рынке. Его излишний оптимизм носил как личный, так и идеологический характер – кроме того что он был профессором, он был также бизнесменом-миллионером и крупным инвестором на Уолл стрит.

Фишер считал бум на фондовом рынке отражением «новой эры» постоянного процветания в Америке. Он отрицал какую бы то ни было «спекулятивную оргию», несмотря на то, что Промышленный индекс Доу-Джонса со 103 пунктов в 1922 г. добрался до 381 пункта 3 сентября 1929 г. (абсолютный максимум за все время существования этого индекса), более чем утроившись за семь лет (рис. 1). Когда 5 сентября 1929 г. менее влиятельный финансовый консультант Роджер Бэбсон предупредил инвесторов о приближающемся крахе, Фишер опроверг Бэбсона, сказав: «Падение цен акций возможно, но ничто, что походило бы на крах, |нам не грозит]».¹⁷¹

В течение почти двух месяцев казалось, что Фишер прав. Хотя рынок не штурмовал новых высот, но и резкого падения не было. 15 октября, менее чем за две недели до краха, Фишер возвестил: «Я ожидаю, что через несколько недель уровень цен на бирже будет значительно выше, чем сегодня».¹⁷² На следующий день он сделал предсказание, которое стало бессмертным: «Биржевые цены достигли уровня, который похож на постоянно высокое плато»¹⁷³ В понедельник 21 октября 1929 г. он предположил, что «даже при сегодняшнем высоком уровне биржевых цен цены акций еще не достигли своей реальной ценности».

Любое падение биржевых цен «может исходить только от безумцев, пытающихся спекулировать на разнице курсов…».¹⁷⁴ Наконец, 22 октября, за два дня до «черного вторника», Фишер заявил: «По-моему, появляющиеся предсказания о резком изменении курсов ценных бумаг, которое затронет общий уровень цен, не имеет под собой оснований».¹⁷⁵

Но Фишер продолжал упорствовать и после неожиданного обвала биржевых цен в конце октября, и в декабре. К середине декабря он написал новую книгу The Stock Market Crash-And After, представлявшую собой самоуверенную попытку восстановить оптимизм нации. Он объяснял: «Я высказал свое мнение в сентябре, еще до паники, что рынок достиг высшей точки, что впоследствии подтвердилось. Я также сказал, что падение не будет представлять собой серьезный крах, в чем я ошибся. Я также предсказал, что новое плато биржевых цен переживет любое падение. Это оказалось верным».¹⁷⁶

К сожалению, Фишер вновь оказался не прав. Несмотря на его веру в то, что программа Гувера сможет удержать курс акций, Промышленный индекс Доу-Джонса упал еще на 200 пунктов, прежде чем в 1932 г. достиг дна в районе 40 пунктов! Затянувшийся крах на Уолл-стрит практически уничтожил его собственный портфель ценных бумаг. В начале 1930-х годов в качестве мер борьбы с депрессией профессор Фишер предлагал рефляцию (восстановление уровня цен), девальвацию, отказ от золотого стандарта. Приветствуя в 1933 г. решение Франклина Делано Рузвельта действовать, он полагал, что дно уже достигнуто и ему все-таки удастся избежать банкротства.¹⁷⁷

Понятно, что денежная идеология и теория ценовой стабилизации Фишера в критический период мирового экономического кризиса доказали свою фатальную порочность. Его макроэкономическая картина скрывала основные финансовые факты, что должно поставить под вопрос здравость всей экономической системы. Например, неужели его не тревожил тот факт, что ставка процента по онкольным ссудам (the call rate on call margin) в 1929 г. достигла 15–20 %, а учетная ставка оставалась равной 6 %? Для любого закаленного спекулянта такая разница должна греметь набатным колоколом. Несомненно, он должен был чувствовать опасность. Однако, подобно многим финансовым консультантам, ослепленным своей любимой теорией, он не смог увидеть того, что сейчас кажется очевидным. Монетаристы, к числу которых принадлежал Фишер, считающие показателем инфляции товарные цены, а не кредитную политику Федерального резерва, обречены постоянно испытывать разочарование в своей способности предсказывать будущие экономические события.