В постановлении Президиума ран

Стимулы освоения американского Запада

1. Конституция и экспансия. 2. Независимость и экспансия. 3. Западные земли и перспективы экономического развития. 4. Североамериканский континент в системе международных отношений и территориальная экспансия США в начале XIX в.

1

Никто из русских государственных мужей не задавался целью культивировать в Сибири иные порядки и иные нравы, отличные от существовавших в центре страны. В Америке отцы-основатели с самого начала поставили перед собой задачу создать нечто новое, лучшее, отличное от того, что существует в Европе. «До установления американских штатов, — писал Т. Джефферсон, — история знала только человека Старого Света, стесненного в узких и ограниченных пределах и погрязшего в пороках... Здесь каждый может иметь землю, на которой он будет трудиться... Каждый благодаря собственности, которой он владеет или в силу своего удовлетворительного положения, заинтересован в поддержании законов и порядка. И такие люди могут надежно и с успехом сохранить полный контроль над своими общественными делами и ту степень свободы, которая в руках городской черни Европы сразу же привела бы к разрушению и уничтожению всего народного и частного. История Франции за последние 25 лет и Америки за 40 лет, даже за последние два столетия, полностью доказала правоту этого наблюдения»¹.

Применяя контрфакторный подход, можно высказать суждение: фактор «границы» как географического пространства не являлся самодовлеющим, его нельзя считать первичным, и судьба Запада с самого начала не была предопределена. Если бы отцам-основателям не удалось конфедерацию трансформировать в федерацию, Северную Америку мог постигнуть «латиноамериканский вариант». «Если бы вдруг в XVIII в., — писал Б. Андерсон, — в Калифорнии существовало внушительных размеров англоязычное сообщество, разве не вероятно, что и там возникло бы независимое государство, которое сыграло бы в отношении тринадцати колоний такую же роль, какую сыграла Аргентина в отношении Перу? Даже в США эффективные узы национализма были достаточно эластичными, чтобы в сочетании с быстрой экспансией западного фронтира и противоречиями между экономиками Севера и Юга ввергнуть их почти столетие спустя после Декларации независимости в пучину гражданской войны; и эта война сегодня остро напоминает нам о тех войнах, которые оторвали Венесуэлу и Эквадор от Великой Колумбии, а Уругвай — от Объединенных провинций Рио-де-ла-Платы»².

Американцы имели Конфедерацию с почти неограниченной самостоятельностью штатов, а Статьи Конфедерации были скорее союзным договором, нежели конституцией. Противоречия между штатами были столь велики, что угрожали распадом государства с неизбежным обращением тех или иных штатов к помощи внешних сил с перспективой установления тиранического или монархического правления. Противники создания более прочного союза говорили, что учреждение сильного центрального правительства приведет утрате штатами только что завоеванного суверенитета и гражданских свобод. Федералисты, напротив, очень убедительно доказывали, что «для сохранения свободы необходимо сильное правительство». Их лидер А. Гамильтон внушал американцам парадоксальную и, казалось бы, противоестественную в их условиях мысль, которая противоречила и теории естественных прав, и общественному договору: для сохранения свободы необходимо сильное правительство.

Прежде всего надо было убедить общественное мнение в необходимости реформирования американской Конфедерации, а потом уже разъяснять основные принципы реформирования. Нельзя не отметить практичность и проницательность, способность ощущать остроту момента, дальновидность, силу эмоционального воздействия и неотразимую убедительность аргументов, свойственные отцам-основателям, а в их числе — авторам серии статей, подготовившей общественное мнение к принятию новой конституции и вошедшей в историю под названием «Федералист», — А. Гамильтону, Дж. Мэдисону, Дж. Джею.

Гамильтон доказывал, что при сохранении полной самостоятельности штаты неизбежно будут вступать в частые вооруженные конфликты друг с другом. «Полагать, что отсутствие причин для таких конфликтов делает сами конфликты невероятными, значит забывать, что людям свойственны честолюбие, мстительность и хищничество». Весь опыт истории — тому свидетельство³ . Гамильтон особо оговаривается, что его задача — «показать способность Союза сдерживать внутренние разлады и мятежи»⁴. Противники принятия новой конституции ссылались на учение французского просветителя Ш. Монтескье, на получивший широкое распространение догмат о неприемлемости для обширных государств республиканской формы правления. Если это утверждение, говорил Гамильтон, принимать за «эталон истины», «нам ничего не остается делать, как только выбирать между поисками спасения в объятиях монархии, либо последовательным дроблением штатов на бесконечно мелкие, завистливые, бранчливые мелкие республики — эти гнусные рассадники нескончаемой распри, вызывающие, повсеместно лишь жалость и презренье»⁵. Предостережения Гамильтона не были агитационной уловкой. Через несколько десятилетий его предположения подтвердились: даже при наличии сильного федерального правительства и отсутствия у штатов права выхода из Союза сецессия все же произошла, и между Севером и Югом разразилась четырехлетняя война.

Те, кто способен охватить общую картину кризиса, писал Гамильтон в первой, вступительной статье «Федералиста», понимают со всей очевидностью, что единственной альтернативой принятию Конституции может быть только расчленение Союза. У противников создания единого государства помимо личных интересов были и основательные аргументы. Среди них, писал Гамильтон, ведутся разговоры о том, что «тринадцать штатов — это обширность слишком великая для какой бы то ни было всеобщей системы и что необходимость заставит нас прибегнуть к формированию отдельных конфедераций»⁶. В заключительной статье цикла, отстаивая все ту же мысль о необходимости создания прочного союза американских штатов, Гамильтон восклицал: «НАРОД без ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА — вот... картина, внушающая ужас».

Главным аргументом противников принятия новой конституции была ссылка на то, что интересы штатов столь различны, а их территория столь велика, что создаваемое конституцией федеральное правительство не сможет обеспечить эффективное управление, поэтому надо смириться с невозможностью создания единого государства. Гамильтон подходил к делу с другой стороны. Для него союз — это высшая ценность, а обеспечить его безопасность может только сильное центральное правительство: «Одно должно быть бесспорно: возражение, основанное на доводах об обширности страны, является убедительным доводом в пользу сильного правительства, ибо никакое другое правительство не сумеет сохранить Союз, охватывающий столь обширную территорию»⁸. Анализируя теорию Монтескье, федералисты настаивали на том, что необходимо различать прямую демократию, свойственную малым государствам, и республику, где форма власти представительная, вследствие чего государство с республиканским правлением может охватывать обширную территорию.

Доказывая необходимость и преимущества союза, Гамильтон разъяснял, что федерализм — это не только и не столько форма территориально-административного устройства, это — способ распределения власти. Противники новой конституции «все еще задаются целью совместить несовместимое: усилить федеральную власть без ослабления власти штатов, добиться суверенитета Союза и полной независимости штатов»⁹. Народ, — писал Джей, — должен уступить центральному правительству часть своих естественных прав, «чтобы наделить правительство полагающейся ему властью»¹⁰.

В данном случае важно подчеркнуть: отцы-основатели настаивали на сильной центральной власти не только для того, чтобы предохранить уже существующее государство от распада и взаимной вражды, но и ради обеспечения условий для расширения его территории. А. Гамильтон отнюдь не был, как иногда принято считать, противником территориального расширения Соединенных Штатов. Он лишь хотел, чтобы государство получало как можно больше доходов от продажи земель, а желательность продажи земель по высокой цене оправдывал необходимостью сохранения на Северо-Востоке США рабочих рук с целью развития собственной американской промышленности.

Если в территориальной экспансии Т. Джефферсон видел основу сохранения демократии в США, то первый автор американской конституции Дж. Мэдисон предлагал совершенно иные аргументы в пользу территориального расширения американской республики. Мэдисон предупреждал об опасности появления фракций и политических группировок, существование которых подвергает свободу величайшей опасности. Как отметил американский исследователь Г. Кушнер, благодаря исследованиям В. Э. Вильямса ученые США пришли к пониманию того, что конституцией 1787 г. правительство институциализировало экспансию в приграничные области с целью избежать внутренних беспорядков и сохранить национальное единство. Мэдисон считал: свобода будет сохранена при поддержании разнообразного социального положения людей, в основе чего должно лежать неравное распределение собственности. Демократия, писал он, выражая классическое кредо либерализма, угрожает правам меньшинства. Поэтому чем больше республика, тем лучше гарантировано ее единство, свобода и собственность. Г. Кушнер резонно заметил, что «экспансия, увеличивая территорию соперничества за власть, становилась более предпочтительным средством расширения союза, при помощи которого можно избежать демократии»¹¹. Далее он говорит о том, что цель мэдисоновского республиканизма была отвергнута, но средства достижения национального единства путем экспансии использовались его преемниками и возводились в понятие национальной судьбы.

Конституции предусматривала расширение Союза, т.е. территориальную экспансию, поскольку устанавливала политико-юридические основания для вступления в Союз новых штатов. Понятно, что Ордонанс о Северо-Западной территории создавал первоначальную законодательную базу. Но правовой основой экспансии стала Конституция-статья IV. раздел 3, гласивший: «Конгресс вправе распоряжаться территорией... принадлежащей Соединенным Штатам».

В случае непринятия конституции между штатами возникали бы предсказывавшиеся Гамильтоном бесконечные распри, и одним из поводов непременно стал бы вопрос о западных землях. Созданное конституцией 1787 г. государство с сильным федеральным правительством начало целенаправленно осуществлять политику территориальных приобретений.

Жители пограничных территорий поддержали федералистов и новую конституцию, т. к. нуждались в поддержке сильного правительства и его армии¹². Можно было бы провести параллель по поводу того, что русские окраины нуждались в поддержке правительства, но такая параллель выглядела бы искусственной.

«Граница» — это не только линия передовых поселений. Это цепь военных постов на Западе, цель которых состояла в защите поселенцев от вторжений индейцев. Граница — это и столетняя история войн Североамериканской республики против индейцев.

2

Расширению территориальных границ содействовала и внешняя политика США. Образование первого буржуазного государства в Западном полушарии, формирование его внешнеполитического курса и экспансионистских устремлений было связано с перипетиями колониальной политики европейских держав. Завоевав независимость. США из объекта экспансионистской политики превратились в ее активный фактор. За 35 лет, прошедших между Войной за независимость и англо-американской войной 1812–1815 гг., отмечают авторы «Истории США», «тенденция к экспансии, заложенная в самой природе капитализма, получила в Соединенных Штатах самое широкое развитие»¹³. Во внешнеполитической ориентации нового государства наметились две тенденции. В их основе лежали экономические интересы и политические симпатии определенных слоев американского общества. Торгово-промышленная буржуазия, и после войны сохранившая экономические связи с Англией и остававшаяся в зависимости от британского капитала, выступала за восстановление и расширение экономических отношений с бывшей метрополией даже ценой уступок в политических вопросах. Когда противоборство двух могущественных соперников, Англии и Франции, прямо или косвенно затрагивало Соединенные Штаты, симпатии федералистов неизменно оказывались на стороне Англии. Фермеры, ремесленники, значительная часть плантаторов, напротив, не утратили чувство признательности к Франции — союзнице США в войне с Англией. Англия затрудняла сбыт американской продукции на внешних рынках. Она сохраняла в Северной Америке обширные колониальные владения и прилагала усилия для их расширения, намереваясь утвердиться на тихоокеанском Севере-Западе и захватить колонии дряхлеющей Испании.

Для джефферсоновских республиканцев происки Англии из проблемы внешнеполитической перерастали в явление социальное, пагубное для судеб Нового Света. В политике Англии и настроениях ее приверженцев в Соединенных Штатах Джефферсон видел главную угрозу осуществлению своего демократического идеала. В его подходе к внешней политике прослеживается действие все того же «территориального императива». Джефферсон, если судить по его высказываниям, считал, что Англия не оставила надежд на возвращение своих бывших колоний в лоно Британской империи. Как писал А. А. Фурсенко, несмотря на одержанную в Войне за независимость победу, США «испытывали большие внутриполитические и экономические трудности и практически не были гарантированы ни от угроз раскола страны, ни от реставрации колониальных порядков»¹⁴. Джефферсон не сомневался в том, что новая схватка с Англией неизбежна¹⁵. Союзницей США в борьбе за изгнание Англии с континента будет Франция. С ней Соединенные Штаты связаны договором 1778 г., который заключен с условием отказа Франции от претензий на какую-либо из принадлежавших Англии территорий к востоку от Миссисипи. В дальнейшем любая попытка Франции посягнуть на ту или иную часть Северной Америки неизменно вызывала у Джефферсона резкий протест.

Эта установка была рассчитана на перспективу. О собственно британских владениях Джефферсон пока не помышлял. Первоочередную задачу в борьбе с Англией он усматривал в том, чтобы не допустить захвата ею испанских колоний на Тихоокеанском побережье Северной Америки. «Я боюсь, — писал он, — что испанцы слишком слабы, чтобы удержать их [колонии. — А. А.] до тех пор, пока подоспеет время нашего заселения, когда мы поглотим их одну за другой»¹⁶.

Пока, говорил Джефферсон, Соединенные Штаты в состоянии добиться от Испании лишь свободы плавания по Миссисипи. Намечая контуры политики США в отношении Испании, Джефферсон советовал добиться от мадридского двора уступки, которая, казалось бы, не наносила Испании никакого ущерба. На деле же, свобода навигации по Миссисипи — и это понимали испанские власти — открывала американцам путь на запад. Именно поэтому вопрос о судьбе американского судоходства — «миссисипская проблема», —как его называли в конгрессе, стал злободневным. Правительство считало, что добиться смягчения позиции Испании можно дипломатическим путем. Последовала серия переговоров, но Испания на уступки не шла.

Надежды на решение спора с Испанией Джефферсон связывает с ожиданием большой войны в Европе. «Мирное время, — говорил он, — не дает гарантий для достижения этой цели»¹⁷. В течение целого года перед началом революции во Франции он надеялся, что война в Европе начнется, и Соединенные Штаты смогут при поддержке Франции оказать давление на Испанию, и та предоставит право навигации в качестве цены за нейтралитет. Но к весне 1789 г. надежды Джефферсона тают, и он с сожалением повторяет, что если не случится ничего непредвиденного, то в Европе в этом году сохранится мир.

В конце 1789 г. Испания захватила у северо-западных берегов Америки два английских судна. Этот эпизод, называемый «инцидентом в проливе Нутка», резко обострил отношения между двумя странами. Джефферсон полагал что, война неизбежна, и в нее на стороне Испании будет вовлечена Франция. Американскому посланнику в Мадриде Джефферсон, занявший пост государственного секретаря, предложил немедленно начать переговоры о Миссисипи, требуя безусловных прав в навигации и порт в устье реки. По мере углубления конфликта государственный секретарь усиливал давление на Испанию: Новый Орлеан будет захвачен американцами, обе Флориды отойдут Соединенным Штатам, а Луизиана — Англии. Джефферсон не советовал скрывать, что это будет нежелательный для США союз. Но Испания имеет и другую возможность: передать Соединенным Штатам свои владения к востоку от Миссисипи и там самым навсегда устранить причины, которые порождают противоречия между двумя странами. Взамен США дадут обязательство не посягать на Луизиану. «У нас нет намерения когда-либо пересечь Миссисипи», — говорил Джефферсон¹⁸. Если Соединенные Штаты все же вынуждены будут вступить в войну, то, конечно, они вступят на стороне дома Бурбонов.

Вместе с тем Джефферсон стремился добиться уступок от Англии. Американскому посланнику в Лондоне Г. Моррису государственный секретарь дал указание сообщить английскому правительству, что США будут нейтральны лишь в том случае, если англичане не сделают попыток захватить соседние Соединенным Штатам территории¹⁹. Подобные действия Англии, пояснял Джефферсон, изменили бы баланс на границах США, который американцам нужен так же, как европейцам — баланс сил в Европе²⁰. Излагая свои опасения президенту Дж. Вашингтону, госсекретарь предсказывал неисчислимые бедствия, которые ожидают США в случае победы Англии в возможной войне. Окруженные с трех сторон английскими владениями и блокированные со стороны океана английским флотом, Соединенные Штаты будут поглощены Великобританией. «Вместо двух соседей, уравновешивающих один другого, у нас останется один, превосходящий по силам двух прежних».

27 августа 1790 г. Дж. Вашингтон обратился к членам кабинета с вопросом о том, какую позицию должны занять США в случае войны между Англией и Испанией²². Мнения в правительстве резко разошлись. Впервые столь явно обнаружилось, что федералистов и республиканцев разделяют не только противоречия по экономическим вопросам, но и различный подход к решению внешнеполитических проблем.

Захват Луизианы и Флорид, отвечал президенту госсекретарь, будет опасен для США; поэтому они должны «составить себе партию» во всеобщей войне, ибо только это может предотвратить бедствие». Джефферсон имел в виду участие Соединенных Штатов в войне на стороне Испании, в поддержку которой, как он надеялся, выступит и Франция.

Позицию федералистов наиболее последовательно обосновал А. Гамильтон. Он писал, что нельзя трактовать договор с Францией, основываясь на ложном чувстве признательности. США вправе — поскольку в этом состоит их интерес — присоединиться к Англии против Испании. Пока не поздно, надо добиться от Англии уступок за будущий нейтралитет, а именно, — безоговорочного признания права навигации по Миссисипи и передачи Соединенным Штатам Нового Орлеана. Что касается британских колоний к востоку от Миссисипи -Гамильтон имел в виду возможный переход Флорид к Англии, — то, по крайней мере, проблематично «будет ли когда-либо их приобретение желательно для Соединенных Штатов». «... Они ни в коей мере не являются необходимыми для нашего процветания»²⁴. Даже продолжающееся удержание Англией фортов на Северо-Западе США не могло, по мнению Гамильтона, быть источником противоречий с этой державой. В итоге министр финансов приходил к выводу, что наиболее реальна война с Испанией, и тогда естественно будет искать помощи у Англии.

Прошло несколько месяцев, и Испания, не надеясь на помощь Франции, отступила. Джефферсон был удовлетворен тем, что США не оказались на стороне Англии, но его тревожила перспектива ее утверждения на тихоокеанском Северо-Западе, где и произошел англо-испанский инцидент.

Миссисипская проблема оставалась нерешенной. К концу 1792 г. отношения с Испанией ухудшились. В письме президенту Вашингтону Джефферсон выражал опасение, что Испания и Англия в виду примирения могут предпринять совместные действия на американских границах²⁵.

К этому времени обстановка в Европе изменилась. Испанские Бурбоны оказались на стороне антифранцузской коалиции. В феврале 1793 г. полковник У. Смит, бывший секретарь американской миссии в Лондоне, информировал государственного секретаря о намерениях французского правительства освободить Испанскую Америку. Франция, писал Смит, направляет в США нового посланника Э. Женэ и наделяет его большими полномочиями. Еще, как записал Джефферсон 20 февраля 1793 г. в дневнике, полковник сообщил, что французы «не будут возражать против перехода под наше управление обеих Флорид»²⁶.

Джефферсон с удовлетворением воспринял эти вести. США, полагал он, приобретут все испанские территории к востоку от Миссисипи и право свободной навигации, и при этом не надо будет ввязываться в войну. Госсекретарь дает американским представителям в Мадриде указание не подписывать какое-либо соглашение, которое потребовало бы от США гарантировать неприкосновенность той или иной части испанских владений.

Французская революция и войны в Европе имели огромное влияние на поляризацию политических сил в США. Противоречия между федералистами и республиканцами обострились настолько, что встал вопрос о судьбе государственного строя.

Джефферсон проявил горячую симпатию к Французской революции. В революционной Франции он видел поборницу республиканской формы и надеялся, что ее поход против тиранов приведет к установлению республики в Англии, а это послужит укреплению республиканских принципов в США.

Лидер федералистов А. Гамильтон говорил в 1792 г., имея в виду Т. Джефферсона и Дж. Мэдисона, что взгляды этих джентльменов на внешнюю политику в равной мере «ошибочны и опасны». «Они питают женскую привязанность к Франции и женское негодование в отношении Великобритании». Призывая держаться как можно дальше от Англии, они заманивают американцев в тесные объятия Франции, втягивают Соединенные Штаты в русло ее политики. Если этим господам предоставить возможность добиваться своих целей, то не пройдет и шести месяцев, как США окажутся в войне с Англией²⁷.

1 февраля 1793 г. в войну против Франции вступила Англия. 7 марта Франция объявила войну Испании. Джефферсон с нетерпением ожидал приезда Женэ, сохраняя убеждение, что США должны остаться нейтральными. 22 апреля Вашингтон издал прокламацию о нейтралитете. Государственный секретарь был за нейтралитет, но считал нецелесообразным объявлять о нейтралитете, не выговорив никаких уступок у воюющих держав. Он указал также на то, что издание прокламации о нейтралитете — прерогатива законодательной власти. Но это были формальные доводы. Джефферсон понимал, что победили его противники. Он отстаивал «справедливый нейтралитет», понимая под ним сохранение обязательств по отношению к Франции, предусмотренных договором 1778 г. Прокламация исключала не только любое действие в этом направлении, но и предусматривала наказание за «подстрекательство враждебности» по отношению к какой-либо из воюющих стран.

Согласно инструкциям, Э. Женэ должен был предложить Соединенным Штатам союз, который проложит дорогу «освобождению Испанской Америки», «откроет Миссисипи жителям Кентукки, избавит наших братьев в Луизиане от тиранического гнета Испании и, возможно, присоединит славную звезду Канады к американскому созвездию»²⁸. Изложенные таким образом намерения жирондистской Франции соответствовали планам Джефферсона. Однако и на этот раз его планам не суждено было сбыться. По прибытии в США французский посланник начал предпринимать действия, несовместимые со статусом дипломатического представителя. Американское правительство обвинило Женэ в нарушении американского нейтралитета, и Джефферсон счел необходимым в интересах своей партии отмежеваться от французского эмиссара²⁹.

В июне отношения с Испанией обострились до предела. Испания, по словам Джефферсона, искала только повода для ссоры. Война с ней, считал госсекретарь, «абсолютно неизбежна». 14 июня 1793 г. президент приказал военному министру обеспечить полную информацию «об испанских силах во Флоридах, количестве ее постов, силе и состоянии каждого с тем, чтобы можно было предпринять соответствующие меры, если мирного решения не удастся достигнуть⁵⁰.

Позиции Джефферсона пошатнулись, и он в самом конце 1793 г. сложил с себя полномочия государственного секретаря. Руководство внешней политикой полностью сосредоточилось в руках А. Гамильтона. В ноябре 1794 г. был подписан англо-американский договор о дружбе, торговле и мореплавании. Республиканцы восприняли его как нарушение нейтралитета, как капитуляцию перед Англией. Этот «постыдный документ», писал Джефферсон, есть не что иное, как «договор о союзе между Англией и нашими англоманами против законодательной власти и народа Соединенных Штатов»³¹. Летом 1797 г. дипломатические отношения между США и Францией были прерваны. Примечательно, что перед лицом войны с Францией Джефферсон не в последнюю очередь беспокоился о Луизиане, где Соединенные Штаты, по его словам, «наиболее уязвимы». Судьба американской республики, писал Джефферсон, повиснет в воздухе, «если Франция начнет с нами войну и если Луизиана станет Галло-Американской колонией»³². Однако после падения Директории отношения с Францией были улажены.

С началом войн в Европе самой выгодной сферой приложения капиталов стала внешняя торговля и судоходство. Правительства Дж. Вашингтона и Дж. Адамса основную цель внешней политики США видели в том, чтобы сохранить нейтралитет, устраняя чинимые американскому бизнесу препятствия путем переговоров. Экспансионистские устремления играли второстепенную роль. Лидеры федералистов сознавали, что неизбежным следствием движения населения на новые территории явится усиление политического влияния Запада. Однако вовсе игнорировать территориальные проблемы федералисты не могли. В расширении территории Соединенных Штатов были заинтересованы влиятельные слои американского бизнеса: мехоторговцы, земельные спекулянты, ростовщики и банкиры.

В середине 90-х годов XVIII в. при решении внешнеполитических проблем США сумели настоять на выполнении Англией и Испанией ряда условий, сыгравших важную роль в осуществлении последующих экспансионистских актов. Так, при подписании договора с Англией (1794 г.) американский посланник Дж. Джей потребовал выполнения статьи VIII Парижского мира 1783 г., обязывавшей Англию эвакуировать «со всей возможной скоростью» форты на сопредельных с Канадой американских территориях.

Первые десятилетия XIX в. стали временем быстрого заселения долины реки Огайо и ее притоков. Волна переселенцев перекинулась через Миссисипи. Находившийся зимой 1803–1804 гг. в Сент-Луисе капитан М. Льюис сообщал президенту Джефферсону, что иммигранты из Соединенных Штатов «составляют сейчас большинство населения» Верхней Луизианы³³.

Не менее важные последствия для американской экспансии имело урегулирование в 1795 г. отношений с Испанией. Согласно подписанному в Сан-Лоренцо договору о дружбе, границах, торговле и навигации река Миссисипи на всем протяжении объявлялась свободной для судов обеих стран. Соединенным Штатам сроком на три года предоставлялось право хранить и беспошлинно перегружать товары в Новом Орлеане. Договор содержал оговорку, гласившую, что «его Величество обешает или продлить это разрешение, если найдет, что в течение этого времени разрешение не наносило ущерба интересам Испании, или, если не согласится продлить его здесь, то определит им [Соединенным Штатам. — А. А.] равноценное место в другой части берега Миссисипи»³⁴. Договор с Испанией послужил еще большим стимулом для ускоренной колонизации долины реки Огайо. Экономическое значение и политическая роль Запада возрастали. Это способствовало укреплению позиций республиканской партии — активной поборницы движения на новые территории.

Первоочередным объектом территориальных притязаний США в конце XVIII в. были владения ослабевшей Испании, которая находилась в зависимости то от Англии, то от Франции. При этом степень настойчивости США зависела от того, под влиянием какой из двух великих держав пребывала Испания. Когда Испания состояла в союзе с Англией, Джефферсон склонялся к войне с обеими; когда она шла в фарватере французской политики, он полагался на дипломатию, но всякий раз старался не доводить дело до крайностей. Позиции Франции в Америке, даже тогда, когда Париж находился в союзе с Мадридом, были несравненно слабее английских. Политика Джефферсона определялась стремлением сохранить «баланс сил», который был для США и средством, и целью.