Виктор Розов Ситуация Комедия в двух действиях. Действующие

Ситуация

Комната в квартире Лесиковых. По обста­новке видно, что квартира получена недав­но. Она двухкомнатная, а раньше Лесико-вы жили в одной комнате. Здесь-то — в двух комнатах, кухне и коридоре — они и разместили свое однокомнатное имущест­во. Его мало. П влаге я Филатовна — женщина в годах, но крепкая, только суту­лая, прилаживает на стену какую-то бума­гу в раме. Как позднее выяснится, это ав­торское свидетельство, или, как раньше говорили, патент на изобретение, сделанное ее сыном Виктором. Виктор тоже в ком­нате. Он сидит у стола, о чем-то думает.

Пелагея Филатовна. Ты что, Витек?

Виктор. Что?

Пелагея Филатовна. Задумался...

Виктор. Что у тебя за манера, мать, все вре­мя спрашивать — что, как, чего? Почешусь, так ты и то: чего чешешься?

Пелагея Филатовна. Ну и что? Чешешься, значит, может, мыться пора.

Виктор. Вчера душ принимал.

Пелагея Филатовна. Так чего же чешешь­ся?

Пауза.

смотрит на улицу.)

Пауза.

Пелагея Филатовна. Вот — что в окно

еще раз посмотрю! Народ идет. Дождь пе-

рестал. В ларьке чего-то дают, хвост вы­строился. Панелевоз едет.

Пелагея Филатовна. А ее не видно.

Виктор. А ее не видно!

Пелагея Филатовна. Так и говори: Та­марку выглядываешь.

Виктор. Ну, выглядываю. Ее выглядываю. Жду не дождусь!

Пелагея Филатовна. Если про четыре ты­сячи узнает, прибежит.

Виктор. Не прибежит.

Пелагея Филатовна. Еще как примчится!

Виктор. Не примчится.

Пелагея Филатовна. Не примчится и не прибежит, а прилетит без пропеллера.

Виктор. Жди!

Пелагея Филатовна. Жду я ее, ненагляд­ную, жду не дождусь. Уж так соскучилась. Как же — целых три дня не вижу, четвер­тый пошел... Неужели пустишь?

Виктор молчит.

Дрянь ведь она.

Виктор. Оценочки у тебя... Когда со мной бы­ла, краше Тамарочки и жены ни у кого не было, всем уши про Тамарочку прогудела: вот она у нас какая, вот она сякая! А те­перь гаже и не отыскать.

Пелагея Филатовна. Так как же не дрянь, если ушла! Была около тебя — была хоро­шая, ушла — значит, дрянь. Это обыкно­венно.

Виктор. А я тебе заявляю: если вернется, рад буду, имей в виду.

Пелагея Филатовна. Пустишь?!

Виктор. Еще прощения попрошу.

Пелагея Филатовна. Ты у нее?!

Виктор. Яу нее.

Пелагея Филатовна. Интересно! За что же это?

Виктор. За то, что обидел.

Пелагея Филатовна. Ты — ее?

Виктор. Я — ее.

Пелагея Филатовна. Чем же ты ее оби­дел, не напомнишь?

Виктор. Раз ушла, значит, обидел.

Пелагея Филатовна. Она у тебя жиру объелась, вот и сбежала. Как сыр в масле мы ее катали.

Виктор. Вот, значит, и закатали.

Пелагея Филатовна. Уж, может, и я ви­новата?

Виктор. Может, и ты.

Пелагея Филатовна. Так... Уж и совесть она твою с собой прихватила... Да я перед ней как бес вертелась. Уж и сама-то вече­ром в постель лягу, думаю: да что это я перед ней ужом плаваю... Все улыбалась. У меня от этой улыбки до сих пор уши бо­лят. Скажешь, не улыбалась?

Виктор. Ну, улыбалась...

Пелагея Филатовна. А когда она на стол вместо котлет угли черные подавала, ду­маешь, не хотелось мне ей сказать: гонять бы твои котлеты в хоккей вместо шайбы! А я терпела. Давилась, а кушала. Словечка не проронила. И молчала бы до конца дней. Разве уж только из гроба бы крикнула: свистулька, вот ты кто!.. И то, может быть, не крикнула бы, смолчала, потому что я-то уж в могилу, а тебе с ней жить... Ничего, ничего, только бы теперь в газете напечата­ли! Пусть бы ее там этой газетой и припек­ло. Забегала бы как ошпаренная.

Виктор отошел к столу, рассматривает ка­кие-то чертежи.

Мягкий ты, Витя! Дед у тебя по отцовской-то линии лютый был. Уж Алена, жена его, мать Семена нашего покойного, ангел была, я помню, а он на нее — с топором. А за что? На кого-то посмотрела, кому-то ласко­вое слово сказала.

Виктор. Ну, хорошо, мать, купи топор и поло­жи там на комоде, придет Тамара — голо­ву оттяпаю.

Пелагея Филатовна. Странный ты, Витя, цены ты себе не чувствуешь, вот что.

Виктор. Какой еще цены?

Пелагея Филатовна. Человек свою цену обязательно должен чувствовать и поведе­ние свое согласно этому иметь.

Виктор. Что-то новенькое у тебя появилось. Поясни.

Пелагея Филатовна. Чего пояснять... Тут умом не поймешь, тут организмом надо.

Виктор. Какая же цена тебе?

Пелагея Филатовна. Какая-никакая, а есть. Большего не запрошу, но уж и на меньшее не согласна.

Виктор. В общем, давай, мать, договоримся. Если Тамара вернется... не вернется, конеч­но, не бойся... но если придет... словом, при­ладься.

Пелагея Филатовна (после паузы). А я и так, Витя, всю жизнь только и знаю что прилаживаюсь. Ко всему. И к тебе в том числе.

Виктор. Чего тебе купить, когда деньги по­лучу?

Пелагея Филатовна. Ничего мне не надо... В дом надо. Когда в одной-то комнате жи­ли, вроде всего хватало, а в две перееха­ли — чего-то пусто.

Виктор. Подарки надо сделать.

Пелагея Филатовна. Кому?

Виктор. Всем, кто помогал.

Пелагея Филатовна. Это непременно. Уж, поди, ползавода гудит... Не идут что-то.

Виктор. Придут еще.

Пелагея Филатовна. И девицы сейчас на тебя кидаться будут. Увидят, что теперь одинокий. Смотри...

Виктор. Нужны мне твои девицы!

Пелагея Филатовна. Знаю я тебя: не гля­дишь, не глядишь ни на кого, а как гля­нешь, так куда твои умные мозги денутсяГ Как с Тамаркой.

Виктор. Тамара — особо.

Пелагея Филатовна. А в семнадцать лет не я тебя из петли вытаскивала из-за какой-то дохлой Нинки?

Виктор. Ну, будет, мать. То семнадцать, а то двадцать семь.

Пелагея Филатовна. Натура-то — она на всю жизнь одна. Думаешь, переделал себя, оформил, как требуется, а поднеси спич­ку — пых! Тут как тут, все на месте.

Виктор. М|ать, не гуди, дай позаниматься.

Пелагея Филатовна. Ты чего там опять решаешь?

Виктор. На больших скоростях втулки у но­вых станков горят.

Пелагея Филатовна. Пустили бы меньше скоростя.

Вик тор. Зачем же тогда новые станки стави­ли? Не гуди...

Пелагея Филатовна прошлась по комнате, подошла к комодику, переставляет на нем вещички.

Оставь, чего ты там трогаешь!

Пелагея Филатовна. Убери ты ее вещи. Не трави себя.

Виктор. Мать, я сказал — не трогай.

Виктор. Ну радуйся, радуйся.

Пелагея Филатовна. Тебе, Витенька, не понять. Пожил бы всю жизнь в обществен­ных квартирах, с керосинками да дровами, с ведрами погаными да скандалами...

Виктор. Интересно, а я где жил?

Виктор молчит.

Чего молчишь?

Виктор. М|ать, ты мой характер знаешь — со­веты слушаю, а решение принимаю сам.

Пелагея Филатовна. Да уж вырос, вырос, известно...

Входят Антон Копалин и его жена Нонн а, нарядные, веселые. Здороваются.

Нон на. Витя, поздравляю! Полное признание!

Виктор. Спасибо.

Виктор. Не идет... Может, тебе светит?

Антон. Откуда!.. Мой ум — исполнительного характера.

В и к т о р. В цилиндре, конечно, дело.

Антон. Видимо.

Пелагея Филатовна. Что Мишутку не прихватили?

Нон на. В канцелярский магазин пошел школь­ные принадлежности покупать, ему в шко­лу нынче. Семь лет одиннадцатого будет, приходите отметить.

Пелагея Филатовна. Счастливые вы...

Пелагея Филатовна. Нет уж, милый, ка­тал бы меня, когда я в общественной квар­тире мыкалась. А сейчас пожить охота... Вот, Витя, не умел ты жену взять, у Антона бы поучился. Глазам светло — что он, что она. Погляди, как ухожен. А твоя — хоть бы раз рубашку тебе выгладила.

Виктор. Теперь синтетика, гладить нечего. По­весь на плечики, высохнет, и всего дела.

Пелагея Филатовна. А какие носовые плат­ки по карманам таскаешь — срам. Вот по­кажи.

Виктор. Хватит тебе!

Пелагея Филатовна. Нет, ты покажи, по­кажи!

Виктор. Мать, будет, говорю, на сегодня — на завтра не останется.

Пелагея Филатовна. У меня для нее на всю жизнь репертуару хватит.

Виктор вышел.

Антон. Ну как?

Пелагея Филатовна. Видишь!

Антон. Теть Поль, не трогайте его.

Н о н н а. Не надо было такую молоденькую брать. Девчонка глупая!

Пелагея Филатовна. А зачем ему потре­панная-то? Не брать! Он от нее вот тут до потолка прыгал... Не брал — схватил! Вна­чале-то и мне она живулькой показалась — веселая... Уж какой Витя умный в деле, а тут как будто на другого его меняют... Ведь праздник-то какой! Патент я вон повесила, значит, на весь Союз признали.

Антон. Может, какая другая страна купит, тог­да и на весь мир.

Пелагея Филатовна. Да что ты!

Антон. Запросто.

Антон. Теть Поль, был я у нее утром.

Пелагея Филатовна. Ты? Зачем?

Антон (тихо). От Вити записку носил.

Пелагея Филатовна. Так я и знала! Что ж там написано?

Антон. Я не читал.

Пелагея Филатовна. Эх ты!.. Зовет, зовет! Однолюб он у меня, однолюб. Беда. Где она?

Антон. У родителей, дома.

Пелагея Филатовна. У родителей? Что ж к тому-то не перебежала?

Антон. Не знаю. Решает, видимо.

Пелагея Филатовна. А кто тот-то?

Антон. Понятия не имею.

Пелагея Филатовна. Хитрая... Про четы­ре тысячи не говорил?

Антон. Сказал.

Пелагея Филатовна. Зачем, зачем!

Антон. Хотел посмотреть, как реагирует.

Пелагея Филатовна. Ну?

Антон. Уже знала откуда-то.

Пелагея Филатовна. Знала?

Антон. Знала. Слыхала, говорит.

Пелагея Филатовна. И что?

Антон. Даже не вздрогнула.

Пелагея Филатовна. Они, выдержанные-то, самые страшные. Боюсь я таких. Вот и директора прежнего боялась — выдержан­ный был, лютый.

Н о н н а. Антон тоже выдержанный.

Пелагея Филатовна. Ты, Антон, не выдер­жанный, ты — воспитанный. Это другое. А у тех... Что в их страшных мозгах варится, никак не угадаешь, но уж обязательно что-нибудь такое, от чего тебе плохо будет.

Антон. Показалось мне — может, и придет.

Пелагея Филатовна. Да зачем, зачем! Опять мучить. Ведь он, дурачок, ждет. С утра рубашку ее любимую надел.

Антон. Да как же не ждать, если любит.

Пелагея Филатовна. Одним-то бы ма­хом лучше. Больно, зато враз.

Нонна. Не уверена. Иным постепенно требу­ется, а то лопнуть могут. А постепенно сти­хать будет. Стихнет и отвалится.

Пелагея Филатовна. Сама не знаю...

Антон. У Вити характера нет.

Пелагея Филатовы а. В отца, в отца... То­му, бывало, скажут: «Семен, я видел, у те­бя из кармана трояк торчал, пойдем, куда полагается». Семену и неудобно: жадный, скажут. Сема и тащится. Водка, говорят, его сгубила. А я знаю — не водка, а доброта. От доброты и помер.

Нонна. Вон Ванька Сухотин загулял, так Раи­са его, в чем он был — на улицу выбросила. На всех его фотографиях глаза ему повы-ковыряла.

Антон. Тьфу, ненормальная!

Пелагея Филатовна. Витя — воск, как по­мнешь, такой и вылепится... Наша-то сама ничего не взяла, в одном платье выскочила.

Нонна. Я сейчас к девушкам в общежитие за­бегала, они тоже за Витю переживают. Мы вот что придумали, Пелагея Филатовна: хо­тим одну новенькую ему на глаза привести.

Пелагея Филатовна. Это еще кого?

Нонна. Молоденькая, тихая, недавно из де­ревни.

Пелагея Филатовна. Зачем же ему дере­венскую?

Антон. Теть Поль, разве теперь определишь — которая городская, которая от сохи?

Пелагея Филатовна. Ты ее видела?

Нонна. Лидию-то? Видела.

Пелагея Филатовна. Ее Лидией зовут?

Нонна. Лидией.

Антон. Ничего, такая... ромашечка.

Пелагея Филатовна. А характер?

Нонна. Этого не знаю. На вид тихая.

Пелагея Филатовна. Все они тихие, когда из деревни-то в город приезжают, а потом такими наглыми делаются! Через мои руки сколько прошло учениц да помощниц! Соб­ственничество из них выбиваешь, выбива­ешь, пролетарскому духу учишь, а они, знай, под себя гребут. Они и истинных-то рабочих заразили. Сколько теперь развелось — кото­рым только рубль икона!

Антон. Что это вы так?

Пелагея Филатовна. А вот этак! Не успе­ют оклематься, им уж и квартиру подай, и зарплату высокую, и садово-огородный. Я вон квартиру на старости лет получила, а москвичка. И уж в начальничках у них везде свои понасажены, своих-то и тянут. Города-то и нет — большая деревня во всей ее психике.

Антон. Такие обобщения заключать, теть Поль, дело рискованное.

Пелагея Филатовна. Не обобщаю, про симптом говорю. Настоящих-то деревен­ских получше твоего знаю и уважаю. Из моих учениц и помощниц сколько мастериц вышло.

Антон. Ничего не поделаешь, теть Поль, идет общий процесс.

Пелагея Филатовна. Да знаю я! Не тем­ней тебя. Знаю, что процесс. Только за про­цессом-то этим следить надо, чтоб чего с места не сдвинулось.

Нонна. Важно, чтоб Витя хоть на какую-ни­будь повнимательнее посмотрел. Тогда все на поправку пойдет. А там видно будет.

Пелагея Филатовна. Да, он уж если за­метит, тут все, тут он и приварится.

Нонна. Придут поздравить.

Пелагея Филатовна. Ждем уж. (Открыла дверь в другую комнату.) Вот у нас как! (С приятностью.) А на заводе-то шумят?

Антон. Шумят.

Пелагея Филатовна. Это хорошо. Пусть знают! Вот им Филатовна какого подарила.

Виктор (входит). Хватит меня честить! (Анто­ну.) Давай на бумаге распишем, кому что подарить. Садись. Пиши.

Антон садится к столу.

Пелагея Филатовна. Никого не пропускай­те, обиды будут. Нонна, помоги мне хозяй­ничать...

П
и Нонна ухо-

Виктор. Был у нее?

Антон. Был. Отдал.

Виктор. Ничего не сказала?

Антон. Ничего.

Виктор. Ну, пиши... Первому — Игнату Ва­сильевичу.

Антон. Что?

Виктор. Продумал. Он, когда последний раз к матери заходил, этот мой японский транзис­тор увидел, явно облизывался. Ахал, охал. Мы ему и приподнесем.

Антон. Ого, натура ты, Витек! А достанем?

Виктор. Ездил по магазинам, пока не нашел. В случае — отдадим этот. Себе потом куп­лю.

Антон. Не чересчур?

Виктор. Если б не он, кто его знает, может быть, лежала бы наша идея в ящике.

Антон. Ну давай, ему стоит — пробивной му­жик.

Виктор. Начальнику техотдела. Помнишь, сколько времени тратил, когда заключение давал?

Виктор. Я узнал, он зажигалки собирает. В од­ном комиссионном приглядел, такая смеш­ная — в виде кукиша. Из-за границы какой-нибудь тип привез.

Антон. Сколько стоит?

Виктор. Тридцатку.

Антон. Ну ладно, осилим.

Виктор. Главному технологу.

Антон. С этим ты поосторожней. Он интелли-

рентный, еще обидится. Скажет — что это еще за подарки. За подхалимаж сочтет, не дай бог — за взятку.

Виктор. Какая взятка, ты что?! Он человек не грязный. Такое и в голову не придет. Мы хитро сделаем. У него сынишке лет двенад­цать. Купим ниппельный футбольный мяч, а сверху для смеха распишемся: изобретатели Антон Копалин и Виктор Лесиков.

Антон. Ты погоди. Давай сначала составим спи­сок — кому дарить.

Виктор. Да всем.

Антон. Кому — всем? Всему заводу, что ли?

Виктор. Нет, заводу зачем. Цеху.

Антон. А у нас народу-то!

Виктор. Ну и что! Мужчинам — по пачке хо­роших сигарет, дамам — конфеты.

Антон. Бухгалтеру надо, он смету составлял. Бывало, уж темно, а он сидит, не уходит, на счетах щелкает — из-за нас.

Виктор. Пиши: бухгалтеру. На проходной — Кузьме и тете Симе.

Антон (смеется). Тете Симе косыночку подбро­сим — рада будет.

Виктор. Я вот все не могу решить, как с выс­шим начальством поступить. Главный ин­женер, директор...

Антон. Им нельзя. Ты еще секретарю парторга­низации предложи...

Виктор. А нашему комсомольскому можно? Ему, я знаю, электрогитару охота.

Антон. Ну, на гитару пусть сам что-нибудь изо­бретает. Галстук в зубы, и хватит.

В дверь стучат.

Входят Галина, Лидия, Зинаида и ее муж Филипп. Все здороваются.

Антон. Я что, я сбоку.

Пелагея Филатовна приняла от сына цве­ты, ставит их в воду.

Виктор (девушкам). Спасибо!

Зинаида. Знакомься, Лидия, это тетя Поля, Пелагея Филатовна, мать Вити. Теть Поль, наша новенькая — Лидия Мещерякова, под­собная пока. Мы ее показать вашему Вите привели.

Лидия. Здравствуйте.

Пелагея Филатовна. Слыхала, слыхала. Здравствуй, гусятница!

Зинаида. Она там не гусей пасла, библиоте­кой заведовала.

Пелагея Филатовна. Ишь ты, ученая, значит!

Лидия. Какая там ученая! Здесь поступать буду.

Пелагея Филатовна. С книгами все-таки.

Пелагея Филатовна. Витя тоже много чи­тает.

Лидия. Так я видела, — кто по делу книгу бе­рет, а кто вместо семечек.

Филипп. К столу бы надо — поздравить...

Зинаида. Сиди!

Галина. Ты, Витя, поздоровайся с Лидией, по­знакомься.

Л
Все наблю-
идия и Виктор здороваются, дают.

Пелагея Филатовна (сыну). Надень пид­жак-то, гости пришли.

Вышла вместе с Виктором.

Лидия. Не узнал меня.

Зинаида. Ты разве знакома с ним?

Лидия. В комсомольской комнате третьего дня встретились. Я полы мыла, убиралась, а он взносы платить пришел. У меня со стены щит с какими-то показателями сорвался, гвоздь вывалился. Он подошел, щит поднял, гвоздик нашел, приколотил.

Галина. А потом?

Лидия. Потом я пыль с бюста обтирать стала. Когда посмотрела, он уж вышел.

Галина. Третьего дня?

Лидия. Третьего.

Галина. Это как раз Тамарка от него ушла. Он тот день ничего не видел. Со мной встре­тился, вместо «здравствуй» «здравствуйте» сказал. Я со страха ему в пояс поклонилась. Ты, Лидия, расшевели его немножечко. Я бы сама флиртовать с ним стала, да он меня сто лет знает, подумает — не сошла ли с ума.

Лидия. Не умею я.

Зинаида. Ты влюбленная-то хоть раз была?

Лидия. А как же, любила.

Галина. Разошлись?

Лидия. Расстались.

Галина. Почему?

Лидия. Он после школы сразу на север уехал, завербовался.

Галина. Вернется.

Лидия. Нет. Уж женился там.

Галина. Быстро у него любовь испарилась.

Лидия. Так это я его любила, не он меня.

Филипп. Выпить Вите надо, и все.

Зинаида. Филипп!

Входит Виктор.

Галина. Ну, Витя, как жизнь?

Виктор. Все отлично.

Галина. Ох, Витя, Витя, всегда ты как на ла­дошке, за что и любим. «Отлично!» А у са­мого один глаз радуется, а другой плачет.

Виктор. Ничего, высохнет со временем.

Филипп. Осушить бы и надо... за столом.

Зинаида. Филипп!

Филипп. Ну что — Филипп, Филипп! Чего вы Витьку травите! Праздновать пришли, а вы ему болячку ковыряете. Одним глазом ра­дуется, а вы хотите, чтобы и из него слеза текла. Будет! На потом перенесите.

Пауза.

Галина. Он о заводе день и ночь думает.

Виктор. У меня просто мысль если зашевелит­ся, вопрос поставит, вот я этот вопрос и хо­чу решить. Он, вопрос этот, как кость в гор­ле, — пока не вытащу, мешает. Решать ин­тересно...

Пелагея Филатовна (входит). Идите ку­шать, готово все.

Все идут в другую комнату.

Пелагея Филатовна. Тамарка у него в глазах, Тамарка. Как пелена! Пока не сор­вал, ничего не увидит. Посади их рядом, авось разглядит.

Все уселись за стол.

Антон. Друзья! Радость наша общая. Но заме­тим себе: вот сидит меж нами наш товарищ Витя Лесиков. Окончит Витя институт, пройдет лет пять или десять, уйдет Витя от нас, и будем мы только меж собой вспо­минать: а помните, как мы с Витей Лесико-вым в его новенькой квартире запросто си­дели.

Виктор. Будет тебе! Я скажу. За всех, кто ря­дом!

Все скандируют: «Ви-тя! Ви-тя! Ви-тя! Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу!»

Пелагея Филатовна вышла в переднюю комнату, взяла платок. Входит Тамара.

Пауза.

Пелагея Филатовна. Вернулась или за­шла?

Тамара. Еще не знаю.

Пелагея Филатовна. Как это — не знаю?

Тамара. Вот так.

Пелагея Филатовна. Уж тогда не мучь его, не мучь, пожалуйста. Если ушла, так ушла. Он и так не спит, не ест, куда сесть, где встать — не знает.

Из другой комнаты доносится дружный хо­хот.

Тамара. Как раз это я сейчас слышу и чувст­вую.

Позовите Витю.

Пелагея Филатовна. Погоди. Я ведь тоже не дура набитая, кой-что промеж вами ви­дела и понимаю. Сядь... Ну, сядь. Что от тебя — отвалится, если со мной погово­ришь?

Тамара (села). Ну что?

Пелагея Филатовна. Я никогда между вами не вставала. Вставала я между ва­ми, а?

Тамара. Я не знаю, что вы ему говорили, ког­да меня дома не было.

Пелагея Филатовна. Пока не ушла, ни сло­вечка худого не сказала. Тамара. А ушла?

Пелагея Филатовна. А ушла, так уж и не взыскивай... Ну погоди, ругаться я с тобой не хочу, не буду, я не об этом. Любит он тебя до одури. В наше-то время не каждый так любить умеет, больше играют, а ты хо­роший билет вытянула. Не пьет. Уж за од­но это держаться надо. Получку в дом. Во­семь месяцев вы в законном браке. Восемь! Только. Разве это срок? Это все проба идет, притир. Самое трудное время. Обтираетесь. Тамара. Аяне хочу этого. Пелагея Филатовна. Хочешь — не хо­чешь... Об этом тебя закон жизни не спра­шивает. У каждого человека свои углы да зазубрины. Когда человек один, они ему и не мешают, а женился или замуж вышла, чужие-то углы тебя колют, больно. Тут как

угол за угол задел, так и вспышка. Ссора, значит. Это вначале. Друг об друга посту­каются, углы-то пообобьются, зазубрины попритупятся, — лучше и пары нет до са­мого гроба!

Тамара. Не о том вы.

Пелагея Филатовы а. О том!.. Ты не пе­ребивай... А есть такие черты, которые сло­мать невозможно. Все равно как нос или ноги — уже если кривые ноги, кривыми и ос­танутся.

Тамара. Ноги у него прямые.

Пелагея Филатовна. Я не об ногах, не сво­рачивай. Тут уж изъяны эти любить надо, чтить даже, потому как они даже, может, не изъяны, а черты, может быть, даже важ­ные. Он себя и так для тебя-то ломал, ло­мал.

Тамара. Чем это ломал?

Пелагея Филатовна. Да хотя бы в мело­чах. Танцевать учился. В кино всякую ерун­ду ходил с тобой смотреть. Для тебя. Кот­леты не любил? А ты ему каждый день кот­леты. Ел, слова не вымолвил. Даже лук жареный. Помню, давала ты ему эту при­праву-— луковую. Ну, думаю, мягок Витя, мягок, а скажет: не ем. Гляжу — глотает. Это тебе что?!

Тамара. Вы только мои недостатки видите. А он проснется ночью: «Томочка, Томочка!» Я обрадуюсь: что, говорю, милый ты мой? А он: «Знаешь, какая мне идея относитель­но шестеренок пришла...»

Пелагея Филатовна (смущенная). Я ж не говорю, что он ангел... мыться тоже не лю­бит...

Пауза.

Тамара. Какой тот, какой! Это я дурака ва­шего дразнила, думала — в чувство придет, больше на меня внимания обращать будет.

Тамара. Ну и пусть осваивает все это, жена-то ему зачем! Пусть на заводе женится или хоть на этом самом своем патенте!

Тамара. Не вернулась я, нет, не вернулась!

Вбегает Виктор. Широко распахнув дверь, остановился.

Гости за столом замерли с рюмками в ру­ках.