Ястребиный орёл

(ФАСЦИАТУС И ДРУГИЕ)

Документальная орнитологическая сказка.
ЭкоПол, 2003*
© С.А.Полозов, 2001, 2003. *Интернет-версия

Sergei A. Polozov

(FASCIATUS AND OTHERS)

Documenting An Ornithological Tail…
EcoPol, 2003**
© S.A.Polozov, 2001, 2003, **Internet version

* * *

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ (ИНТЕРНЕТ-) ИЗДАНИЮ

Текст книги построен по схеме античного восточного «обрамленного» (или «рамочного») романа: сквозной сюжет – «рамка» (в данном случае – пронумерованные отрывки, описывающие поиски первого для СССР гнезда ястребиного орла в 1982-1986 гг. в Туркмении) обрамляет собственно «полотно» (новеллы под названиями, охватывающие события 1960-2000 гг. в Туркмении, России, Афганистане и Канаде).

«Обрамленный» роман изначально складывался на основе устной традиции. Бродячие рассказчики, кочующие по древнему Хорасану (Иран, Афганистан, юг Туркменистана), переходили из города в город, рассказывая свои истории на площадях и в чайханах. Вымыслы переплетались с действительностью, разрастаясь и усложняясь. Со временем менялся язык, эволюционировавший во времени и в культурно-географическом пространстве. В отличие от стихотворных строк всемирно известной арабской поэзии, заучивавшихся наизусть, постоянно видоизменяющиеся рассказы, сказки и притчи запомнить было невозможно, и начиная с XI века эти истории стали записываться. Сначала в краткой, почти конспективной форме; потом они дополнялись, разрастались, превращаясь порой в масштабные эпические произведения, изложенные в огромных фолиантах, на полях которых уже позже годами накапливались сотни записей дополнительных сюжетов, шуток и анекдотов (Брагинский, 1977).

В этом процессе – не только история арабской литературной прозы как таковой, но и нечто большее – общая динамика и традиция Востока с его ритмом жизни, культурным своеобразием, безошибочно узнаваемым колоритом и уникальной природой. Смешно было бы имитировать этот стиль и этот разговорно-литературный формат. Но в том-то и дело, что Восток навевает свою мистическую специфику независимо от наших воли и сознания. Так произошло и со мной.

Пережив в Туркмении многое очень для себя важное, я после этого год за годом с восторгом отдавался поразительным по яркости воспоминаниям, спонтанно обсуждая с друзьями бесчисленные эпизоды из наших копетдагских приключений. Потом однажды сел и написал несколько страниц. Потом (обсудив с редактором, что задуманный мною эпистолярно-дневниковый формат для журнала не подойдет) сделал огромную журнальную статью, сократил ее втрое и опубликовал с двадцатью фотографиями в тогдашнем еще «Вокруг Света» (3, 1999). А уже потом засел воплощать свой изначальный замысел, основанный по форме на письмах и дневниках.

Я без тени сомнения взялся за написание этого текста вместо того, чтобы делать докторскую, ради которой поступил в докторантуру. Доверился правомерности сформулированного для себя тезиса (вряд ли оригинального), который назвал «принципом исключенного вклада»: «Если можешь делать несколько дел, сначала делай то из них, которое можешь сделать только ты, иначе потенциальный вклад не состоится». И поддерживал сам себя конкретным выводом из этого самодельного постулата: «Докторскую может написать каждый усидчивый к.б.н., а эту книжку – только ты». Предавшись стихии доступного для себя вдохновения, я занимался этим четыре года, доставивших мне удивительную радость творчества.

И вот в какой-то момент я вдруг понял, что все готово, но мне необходимы оригинальные хорасанские цитаты для эпиграфов. Это понимание было столь же отчетливо, как и охватившее меня вслед за этим ощущение безысходности: я в то время находился в Порленде (штат Орегон, США), и ни о каких мало-мальски подходящих доступных источниках не могло быть и речи. Надо было ждать следующей поездки в Москву, но и там поиск нужного материала мог быть весьма проблематичен.

В мрачном от всего этого настроении я без каких-либо надежд отправился (на всякий случай) в самый большой книжный магазин Портленда, где среди тысяч и тысяч книг всего на паре полок нетесно стояли несколько десятков разномастных и разновозрастных изданий на русском языке. Подвигав их из вежливости туда-сюда, я уже собрался уходить, когда даже не мой взгляд, а что-то другое, совсем уж неуловимое, зацепилось за невзрачную обложку книги небольшого формата, инородно притулившейся среди браво-нарядных детективных переплетов. Уже научившись прислушиваться к подобным «подсказкам», я протянул руку и обомлел... Так ко мне попала «Иранская сказочная энциклопедия» (М., «Худ. Литература», 1977), из которой после многократных прочтений я и позаимствовал приведенные в тексте цитаты. Бог послал. Так что все эпиграфы из хорасанского эпоса подлинные. А из предисловия этой книги (Брагинский, 1977) я узнал, что моя, как мне казалось, удачно найденная форма текста – это античная традиция Востока в ее, возможно, наиболее классическом виде...

Несколько читателей независимо друг от друга высказали в своих письмах мнение, что язык цитат выглядит порой уж очень современным. Мне это не кажется удивительным. Ведь перевод с фарси сделан нашими современниками для современников. Имей мы возможность прочитать арабские первоисточники в оригинале, впечатление наверняка было бы иным.

Все описания природы в тексте строго документальны и основаны на записях, сделанных во время научных наблюдений, а кое-что, описанное здесь в художественной форме, до сих пор еще не опубликовано в научных изданиях (мне известна по крайней мере одна научная статья, на форсированное написание которой ее автора сподвигнуло именно прочтение «Фасциатуса»).

Некоторые спрашивают про письма в тексте – настоящие они или придуманы. А важно ли это? Должен признаться, что яркость и динамизм реально происходящего всегда поражали и захватывали меня настолько, что придумывать никогда не возникало ни потребности, ни желания; хорошо если удавалось передать наблюдаемое вокруг. Не говоря о том, что письмо – это всего лишь форма, и что все описанное лишь для реальных участников событий документально, а любому постороннему читателю уже все равно: хочешь, считай чьей-то реальностью, хочешь – художественным вымыслом...

Нижеследующее второе (электронное) издание отличается от первого лишь «перевернутым» названием, относительным расположением переставленных частей и некоторыми немногими вставками, исходно не вошедшими в книгу по причине чрезмерного объема. Первоначально опубликованный текст как таковой практически не редактировался (изменены или добавлены лишь некоторые фразы, а вот иллюстраций из первого издания -- 129 черно-белых рисунков, выполненных А.В.Ермаковым преимущественно по фотографиям автора, здесь нет).

Я внес упомянутые изменения без колебаний: рассказать историю в новом виде -- это почти атрибут «рамочного» романа; новые времена неизбежно привносят новое прочтение уже прозвучавших сюжетов.

Почему «перевернуто» название? Слово «фасциатус» латинское, мудреное, для русского языка инородное, многими читается и произносится с трудом, а некоторых и вовсе вводит в заблуждение (на сайтах нескольких интернет-магазинов Фасциатус числится или числился одним из авторов книги... Я-то был бы только рад, но это все же не так). «Ястребиный орёл» -- проще и понятнее, а сути дела не меняет.

Когда меня спрашивают, как я сам определяю жанр этого произведения, я и не знаю, что ответить. Иногда мне кажется, что это любовно-авантюрный роман, в котором большинство характеров не люди, а иногда – что это просто рассказы о животных...

Текст подготовлен в Балашихе и в Портленде в 1997-2000 гг. на основе полевых дневников, написанных в Туркмении в 1978-1992 гг.

С.П., 2003, г. Балашиха
* * *
ОГЛАВЛЕНИЕ ◄

Предисловие ко второму (интернет-) изданию

Предисловие автора

1

2

Ворон

Встреча с юннатами

«Сидела птичка на лугу»

Ястребиный орел

Ода шляпе

Полевой дневник

Личное дело

3

Стас

Крик осла

4

Пешеход

Запасные детали

5

Птицы и овцы

Коллектив и личность

С ветерком и с песней

Золотая середина

Иду по Кара-Кале

«Не бывает налыса»

Альбинос

Сантименты

На черный день

Пароксизм довольства

6

Галаксий

Прикол в Кизыл-Атреке

Турач

Жажда с акцентом

7

Кёндзё

Червячок врозь

«Сними портрет!»

Завидущие глаза

Авдотка

8

География

Западный Копетдаг

Головастик

Архивы

9

10

Казан-Гау, вечер

Змееяд

Гнездо стервятника

Птичье молоко

Канатик на курятника

Валентин

12

13

***
Посвящается моим родителям, Марии Александровне и

Сразу должен предупредить, что эта книжка — про птиц, и в ней нет ничего про секс, убийства и про деньги (есть, правда, немного про любовь, про смерть и про сокровища). Но мне все равно очень хотелось бы, чтобы вы ее прочитали.

Я вспоминал эту эпопею мысленно и с друзьями десять лет, а потом вдруг сел и описал. Чего ради? Понятия не имею. Это один из тех случаев, когда рассказываешь не потому, что уж очень хочется рассказать, а потому, что не можешь не рассказывать.

А может, соприкоснувшись с Востоком и убедившись, что описанное в древних легендах всегда повторяется и сбывается, я, наивный, решил подстраховаться? Потому как прочел однажды в сказке, сложенной века назад где-то между Туркменией, Ираном и Афганистаном, такие слова: «Стоит мне рассказать вам, над чем я смеялся, и меня тотчас же настигнет смерть. Однако, если, вместо того чтобы рассказывать, напишу я все на бумаге, смерть меня минует...» ( Здесь и далее перевод с фарси А. Дуна и Ю. Салимова; Иранская сказочная энциклопедия. М., «Худ. литература», 1977, 446 с.).

Как бы то ни было, история поиска ястребиного орла описана недавно. А вот дневниковые заметки и отрывки из писем про Туркмению накапливались в течение пятнадцати лет — с того самого времени, как я впервые попал туда и лишь начинал знакомиться с этой прекрасной страной и ее замечательными людьми.

Записи эти сделаны были в разной обстановке и под разное настроение: на жаре, когда даже ишаки прячутся в тень (а ведь им все нипочем) или когда приходилось пережидать дождь и снег в горах; в моменты избытка сил или крайней усталости; в приподнятом настроении или когда весь свет не мил; в шумных компаниях моих друзей и когда я неделями ходил по горам один; когда мне, впервые приехавшему в Копетдаг аспиранту, смотревшему вокруг во все глаза, было двадцать два года, и позже, когда я уже сам возил туда студентов.

В этих дневниковых и эпистолярных записках я не стал менять свой тогдашний язык, подстраивая его под себя нынешнего. Потому что сегодня, отдалившись на некоторое время и расстояние от описываемых событий, я отчетливо вижу, насколько незначительны и второстепенны все мои собственные эволюции по сравнению с тем вечным и главным, ради чего я туда попал: с птичьими стаями, жарким солнцем и уже навсегда узнаваемыми очертаниями гор на горизонте.
С. П., 2000 г.

◄
***

...шел я по одному делу, достиг некоего места, и предстало моим глазам нечто удивительное...