Юрий Дойков Памятная книжка Красный террор в советской Арктике 1920–1923
жүктеу/скачать 2.33 Mb.
|
|
Юрий Дойков Памятная книжка Красный террор в советской Арктике 1920–1923 (документальные материалы) www.doykov.1mсg.ru Архангельск 2011 Май – Июнь 63.3
Д 55 Дойков, Юрий. Памятная книжка: Красный террор в советской Арктике, 1920–1923: (документальные материалы) / Юрий Дойков. – Архангельск, 2011. – 212 с.
Бесконечная книга на извечный русский сюжет… Молчание о преступлениях прошлого привело нынешнюю РФ к состоянию полной моральной катастрофы и примитивного существования населения сверху донизу. От, так называемой, «элиты» до, так называемых, «простых – граждан»… История не менее грустная, чем история красного террора… Цель «Памятной книги» проста как древнерусское: «За други своя»… Назвать имена… Ю. Д. 4 июля 2011 г. Архангельск § 1 «Главные расстрелы идут в Холмогорах» «Местные жители и сейчас находят кости, черепа…», – сказал мне в феврале 2006 года настоятель православного прихода в Холмогорах иеромонах Леонтий (Эйзенман). «А, памятник или, хотя бы, памятный знак?» «Ничего нет». Между тем именно здесь в 85 км от Архангельска большевики и создали первый концлагерь, ставший предшественником Соловков, Колымы, Катыни, Куропат, Быковни. Лишь редкие свидетельства о нём проникали в зарубежную, прежде всего эмигрантскую, печать. Документальных же материалов об этом первом коммунистическом концлагере не публиковалось. Кто же будет этим заниматься? Московский «Мемориал»? Дата создания Холмогорского концлагеря (или как его именовали в официальных документах – концлагерь № 1) долгое время оставалась неустановленной. С. П. Мельгунов писал: «Этого лагеря просто-напросто не было до мая 1921 г. И в верстах 10-ти от Холмогор прибывших расстреливали десятками и сотнями. Лицу, специально ездившему для нелегального обследования положения заключённых на Севере, жители окружных деревень называли жуткую цифру – 8000 таким образом погибших».2 В Государственном архиве Архангельской области (ГААО) в материалах Архангельского губисполкома есть документы, уточняющие эту «памятную» дату. В переписке губисполкома по делам ЧК сохранился доклад от 13 декабря 1919 года коменданта лагеря Бальвича в отдел принудительных работ при Наркомвнуделе о вступлении его в должность коменданта Архангельского губернского лагеря принудительных работ при губчека 6 декабря 1919 года.3 Далее в архивном деле следуют список заключённых из 48 фамилий и выписка из протокола № 50 заседания президиума Архгубисполкома от 15 декабря 1919 года, который утвердил смету расходов по организации и оборудованию Архангельского губернского лагеря принудительных работ при Архангельской ГЧК на сумму 148 160 руб. 90 коп.4 Имена первых смертников Холмогорского концлагеря:
«Акт» о приёмо-сдаче 48 осужденных подписали: председатель сдаточной комиссии – начальник милиции Жданов и член этой комиссии – Селиванов. Приняли: председатель приемной комиссии – член Архангельской губчека Валюшис и члены приемной комиссии – комендант лагеря Бальвич, заведующий принудительными работами Видякин. Кроме «президиума Архгубисполкома» «смету» на советский Дахау утвердил ещё и «пленум Архгубисполкома» на заседании 24 декабря 1919 года. Выписку из протокола заседания пленума об утверждении сметы подписали: председатель Н. Прищемихин, секретарь Я. Тимме.* Архангельские губисполком и губчека с февраля 1919 года по конец февраля 1920 года располагались в Шенкурске. Видимо, здесь – в местном монастыре – и находился первое время лагерь смерти. 21 февраля 1920 года Красная Армия вошла в Архангельск, и сразу же началась расправа. «Целое лето город стонал под гнетом террора, – читаем у С. П. Мельгунова. – У меня нет цифр, сколько было убито, знаю, что все 800 офицеров, которым правительство Миллера предложило ехать в Лондон по Мурманской железной дороге, а само уехало на ледоколе, были убиты в первую очередь».5 Главные расстрелы шли в Холмогорах. Жители Архангельска с ужасом вспоминали о них. Приведём свидетельство К. П. Гемп, почетной гражданки города: «Офицеров собирали на Пинеге, так как бои шли в основном там. Был арестован цвет архангельского офицерства и увезён в Москву в Бутырку. Там вспыхнул тиф, сыпняк. Часть сыпняковцев расстреляли, а остальную отправили в Архангельск, без провизии и воды. Высадили в Исакогорке. Все бросились к реке. Был отдан приказ: «Стрелять по ногам». Тех, кто не был ранен, посадили на судно и привезли в Архангельск. Я от этих моих знакомых, 20–22-летних, получила ряд писем (как их взяли на Пинеге, о Бутырке и т. д.). Их отправили на Север, чтобы уничтожить. Среди них были – Володя Голубцов, только кончивший юридический факультет Санкт-Петербургского университета, Матвей Корельский – тоже студент-юрист, Володя Минейко – мой брат 22 лет, только что кончивший естественный факультет. От каждого из них я получила по письму. Они просили «хотя бы сухарей». Их высадили на пристани у Холодильника, и здесь они вповалку лежали два дня. Затем их провели с холодильника на Оперную пристань по Павлина Виноградова.6 Архангелогородцы пытались что-то сунуть им из еды, но «милосердный коммунистический конвой» палил из винтовок по матерям, сёстрам. Так мы впервые познакомились с коммунистическим конвоем. Этим конвоем командовал Валюшис.* Он сорвал у меня с руки обручальное кольцо, у бабушки кольца с ушей. Арестованных погрузили на две баржи и два речных парохода, они и потащили баржи в Холмогоры. Здесь, на берегу, их и расстреляли. Часть трупов столкнули в реку, а часть зарыли».7 Это свидетельство относится к июню 1920 году. А вот и август: «После прихода красных в феврале 1920 г. все офицеры должны были зарегистрироваться. Часть их расстреляли на Мхах. Другую часть погрузили на 2 баржи, погнали их к острову Ельники, напротив Верхней Койдукурьи. Те, кто были в первой, – сами выкопали себе могилы и тут же были расстреляны из пулемётов. Находившиеся во второй – взбунтовались, некоторые бросились вплавь, но спастись вряд ли кому удалось. Сейчас остров подмывается, обнажая человеческие черепа и кости».8 Отметим, что в фондах ГААО сохранились списки офицеров, служивших у белых и оказавшихся в плену и зарегистрировавшихся у советских властей. Указаны 2 028 человек. Их чины и должности. У осужденных – за что и кем осуждены. Среди пленных встречаем известные фамилии: командующий войсками Архангельского железнодорожного фронта генерал-майор Б. Н. Вуличевич, начальник снабжения Северной области генерал-лейтенант П. А. Баранов, начальник Онежского района генерал-майор В. И. Замшин, а также бывший врид. начальника оперативного отдела штаба БВО полковник Генштаба К. К. Витковский.9 К осени 1920 года Холмогорский концентрационный лагерь превратился в главную тюрьму советской России. В конце 1920 года сюда стали прибывать тысячи заключённых из числа захваченных на Кавказе и в Крыму армий Деникина и Врангеля и многих других мест России. В январе – феврале 1921 года здесь были убиты 11 тысяч человек.10 В Холмогорский концлагерь были отправлены арестованные в Петрограде в октябре 1920 – феврале 1921 года антибольшевистски настроенные студенты.11 Одновременно начались расстрелы русских офицеров в Архангельске, Холмогорах, Пертоминске. Длинные списки расстрелянных хранятся в Государственном архиве Архангельской области. Уже 14 марта, когда матросы в Кронштадте еще отчаянно сопротивлялись, и советская власть, как выразился Л. Д. Троцкий, «висела на волоске», в Архангельске на заседании тройки Особого отдела охраны северных границ под председательством 3. Б. Кацнельсона были приговорены к расстрелу две группы пленных офицеров. По первой группе из 20 человек постановили:
Поперёк списка расстрелянных, среди которых один генерал, девять полковников, один генерал-атаман, стоит печать: «Президиум губисполкома и губкома утверждает. Кулаков. Секретарь губкома Соловьёв. 15 марта».12 Подлежащие расстрелу по этому списку офицеры содержались в губисправдоме... Затем приступили к расстрелам в Холмогорском и Пертоминском концлагерях. 19 марта та же тройка, с той же формулировкой, по тому же делу № 116 постановила расстрелять еще 61 офицера. Приговор вновь утвердил председатель Архангельского губисполкома 25-летний Н. Я. Кулаков.13 (Смертный приговор Н. Я. Кулакову и И. П. Соловьёву, судя по датам их смерти, утвердили в 1937 году). 28 марта все повторилось вновь. На этот раз к расстрелу приговорили 81 офицера. В тот же день список был утверждён секретарём губернского комитета РКП(б) И. П. Соловьёвым и председателем губисполкома Н. Я. Кулаковым.14 5 апреля те же люди утвердили список на расстрел ещё 65 офицеров,15 15 апреля – список из 105 человек.16 На следующий день президиум губисполкома утвердил секретные протоколы заседаний «тройки» (в которую, кроме 3. Кацнельсона, входили В. М. Виленчик и H. О. Норинский) от 14, 19 и 28 марта, 4 апреля 1921 года.17 Кроме того, 17 марта Архангельский губисполком в составе Н. Я. Кулакова, И. В. Богового, Н. Нацаренуса, Прищемихина, С. К. Попова обсудил вопрос: «Об утверждении списка на 34 белогвардейских офицеров, активных контрреволюционеров, приготовляющихся к активному выступлению против советской власти и приговоренных губернской Чрезвычайной комиссией к высшей мере наказания – расстрелу».18 29 апреля те же пятеро членов губисполкома вместе с «тройкой» 3. Кацнельсона на своём заседании слушали вопрос «об отказе выйти на работу, требуя усиления пайка, заключенных белогвардейцев в Пертоминском концлагере в количестве 70 человек, согласно списку ниже сего (далее идёт перечисление 70 фамилий – Ю. Д.) постановили: «Всех означенных 70 белогвардейцев расстрелять. Действия коменданта лагеря признать правильными и расстрел утвердить ввиду опасности их».19 Таким образом, в результате только 6 заседаний Архангельского губисполкома и губкома РКП(б) в марте – апреле 1921 года расстреляли 540 русских офицеров. А сколько ещё было «заседаний» такого рода… С. П. Мельгунов в «Красном терроре в России» писал: «Из длинного списка офицеров, по официальным сведениям, отправленных на Север, никогда нельзя было найти местопребывания ни одного». Также известно, что в марте – апреле 1921 года в архангельских лагерях смерти расстреляны генералы:
В Архангельске были расстреляны: 1. Ваденшерна Торстен Карлович (1861 г. р.) – генерал-лейтенант. В августе – сентябре 1919 года– начальник Национального ополчения Северной области. Расстрелян в 1920 году. 2. Евреинов Константин Алексеевич – генерал-лейтенант 3. Кошуба Иван Степанович (1858 г. р.) – генерал-майор. Ветеран-скобелевец. 4. Кубрин Николай Павлович (1876 г. р.) – генерал-майор. В 1919 году – командир 1-й Сибирской казачьей дивизии у А. В. Колчака. 5. Тарасевич Максимилиан Сергеевич (1882 г. р.) – генерал-майор. Колчаковец. (Возможно, что из Архангельска его увезли в Москву и там расстреляли). 6. Юдин Фёдор Миронович – генерал Всего среди расстрелянных значится 84 полковника. А также: 1. Андроников Р. В. – князь 2. Голубев В. Я. – войсковой старшина… Более семи десятилетий имена их оставались неизвестными… § 2 «Известно ли Вам, товарищ Ленин?» В сентябре 1921 года из приёмной председателя СНК В. И. Ленина секретарю ЦК РКП(б) В. М. Молотову поступила записка: «Препровождая при сем заявление гражданина Степанова на имя товарища Ленина, прошу Вас обратить самое серьёзное внимание на деятельность Чрезвычайной комиссии и местной власти, действующих на Севере РСФСР, тем более, что указываемые гражданином Степановым факты являются достоянием широких масс, кошмарным образом действующие на последних». О чём же писал Степанов, который отнюдь не был врагом новой власти и даже наоборот, «сочувствовал идейному социализму»? Приводим текст письма с некоторыми сокращениями: «Многоуважаемый товарищ Ленин В. И. Известно ли Вам о творимых безобразиях на Севере, которые как раз дают обратные результаты в укреплении социалистического строя. Совершённые же преступления на Севере Вашим уполномоченным Михаилом Кедровым, его сподвижником, бывшим председателем Архангельской чрезвычайной комиссии Смирновым останутся вековым памятником и укором в истории советского строительства. Таковой памятник неизбежно будет воздвигнут на острове Ельники в верстах семидесяти от города Архангельска, где зверски расстреляны привезенные на баржах из Холмогорского лагеря, Москвы и Кубани беззащитные люди, свыше семи тысяч граждан, из пулемётов, голодных, истерзанных, большинство из которых люди образованные, могущие принести своему отечеству в строительстве лишь пользу. Известно ли Вам, что вместо бывшего древнего Холмогорского женского монастыря учреждён концентрационный лагерь, где люди мрут от голода и холода... Известно ли Вам, что в самом городе Архангельске красный террор стушевал все бывшие насилия белых. Мхи, уложившие в 1918–1919 годах человек двести с небольшим, теперь уложили и укладывают десятками раз больше. Теперь заключённых отправляют на Ухту (Печорского уезда) на верную голодную и холодную смерть. Неужели, товарищи, нельзя обойтись без этого? Война кончена. Пора одуматься. Довольно крови, горя и сирот. Почему Архангельский губисполком остается безучастным и слепым свидетелем кровавых бесчеловечных насилий, предоставив полное свободное право коллегии членам-палачам губчека... Товарищи, остановитесь. Дайте Северу вздохнуть. Поставьте там людей порядочных, а не такую свору, какая там собралась, очистите не на словах, а на деле партию от преступного элемента, каким является и председатель губисполкома товарищ Кулаков, и член Боговой Ив., продающий и оптом, и в розницу склады губземотдела... Сочувствующий идейному социализму Степанов».1 Таких писем, телеграмм, докладов, отчётов о тяжёлом положении в Архангельской губернии после её захвата большевиками в бывшем Центральном партийном архиве – множество... Остаётся только поражаться смелости Степанова и подобных ему, писавших эти письма диктатору. Сам Ленин вряд ли письмо читал. Из его приёмной, как мы видели, оно отправлено к Молотову и оттуда, скорее всего, попало к тому же председателю губисполкома Кулакову или к полпреду ВЧК З. Кацнельсону, который, вскоре получил повышение и был переведён на работу в Москву. Повышение получил и упоминаемый Степановым Иван Боговой, который, будучи зампредом губисполкома, по «совместительству» ещё и редактировал архангельские «Известия». Богового перевели в Москву в редакцию центральной «Правды». Отметим, что все трое: и Кацнельсон, и Кулаков, и Боговой – эти, как писали в советских книгах, «стойкие большевики и верные ленинцы», погибли в эпоху уже сталинского террора конца 30-х годов. В 1941 году был расстрелян и Кедров. Расстреляли их, естественно, не за те насилия, которые они творили с населением Архангельской губернии в начале 20-х годов... Как сказал Варлам Шаламов: «Одна банда гангстеров уничтожала другую». В РГАСПИ находится документ под заглавием «Краткие хронологические данные о революционной и партийной работе члена РКП М. С. Кедрова», написанный им самим. В нём Кедров указывает, что в 1923 году он был «уполномоченным на Крайнем Севере (по Печоре, Новой Земле и другим ссыльным местам)».2 Это упоминание важно для установления точной даты появления лагерей и на Новой Земле. Известный исследователь ГУЛАГа Жак Росси писал: «Новая Земля – острова между Баренцевым и Карским морями. С конца 30-х годов добыча и очистка урана. Один из самых жёстоких и особо «засекреченных» лагерей. Случаи возвращения оттуда исключительно редки».3 Теперь известно, что лагеря на Новой Земле существовали уже в начале 20-х годов. § 3 Беглецы Свидетельств беглецов, достигших Запада и опубликовавших там свои воспоминания о советской каторге, не так уж и мало: Мальсагов, Клингер, Борис Седерхольм, Иван Солоневич, Саид Бутески, Сижевский, Лепинский, кубанский полковник Ф. И. Елисеев… Большинство же погибло при попытке к бегству. Один из многих: левый эсер Ефим Муштаев. Муштаев Ефим Из «Анкеты арестованного»: Муштаев 1872 г. р., украинец, член партии социалистов-революционеров с 1903 года. С 1907 года – интернационалист, с 1917 года – левый эсер, в 1907 году привлекался как эсер, в 1918–1922 гг. находился под арестом у Миллера, арестован 5 апреля 1920 года в Мурманске у себя на квартире. Из показаний Ивана Богового о Муштаеве. «Архангельские эсеры были очарованы им и слепо шли по пути, указываемому Муштаевым. Он редактировал белогвардейский журнал «Важская область», где писал буквально погромные статьи и стихотворения. Моё мнение о Муштаеве определённое. Это проходимец и авантюрист, не стесняющийся никакими средствами. С ним находилась ещё одна девица, которую он именовал дочерью, но этому мало кто верил». (Архангельск. – 1920. – 26 апр.). Иван Боговой был одним из главных большевистских хозяев «освобождённого» Севера... Телеграмма из Мурманска в Архангельск. «Муштаев – бывший капитан. Eгo жена, которую он выдавал дочерью, мною допрошена. Во всём созналась». Едемский. ВРИД Предмурчека, июль 1920 г. Из протокола допроса гражданки Муштаевой Лики Ефимовны, 18 лет, дворянки Петрограда... «Мой отец – дворянин Харьковской губернии. В войну капитан сербской армии. При Керенском произведён в подполковники и служил в авточасти в Петрограде. До эмиграции отец сидел три года в тюрьме в Харькове. Из Франции поступил в сербскую армию. Мать тоже из Харькова, тоже дворянка. Я её не знаю, так как она умерла, когда мне было два года. В Шенкурске во время восстания демобилизованных папа познакомил меня с Алексеем Алексеевичем Ивановым...». На допросах в Архангельской ЧК в июле 1920-го года Е. Т. Муштаев рассказал о себе. Вот фрагменты: «Родился 20 января 1872 года. Окончил гимназию в Харькове, там же сельскохозяйственные курсы. Слушал лекции в Московской сельскохозяйственной академии. Работал репортером в харьковском «Утре», «Киевской мысли», «Русском слове», «Агрономическом журнале». В 1906 году арестован в Харькове за принадлежность к партии социалистов-революционеров. В Воронеже дали три года крепости. Плохо со здоровьем. Отпустили. Уехал в Румынию. Затем Салоники, Каир (лето и осень 1910). Из Каира через Константинополь в Сербию, где два года изучал аграрный вопрос. С этой целью ездил в Италию и Австро-Венгрию. В Балканскую войну (1911–1922) служил в сербской армии. В 1912 году уехал на три месяца в Италию и затем Францию. Марсель, Лион, Париж, Бордо, Франкфурт, Берлин. В начале 1914 г. – в Белград, где готовил материалы для печати. Затем Черногория, остров Фриули, Лондон, Берген, Христиания, Стокгольм. 20 февраля 1917 года с эсером Григорьевым приехал в Питер. В первые дни Февральской революции руководил рабочей ротой. Весь месяц выступал на митингах как социалист-революционер. Я был председателем Центрального бюро по созыву Всероссийского сельскохозяйственного съезда и провёл всю подготовительную работу. Съезд открылся 15 января 1918 года в Петрограде. Я избран его председателем. Этот съезд проводили левые эсеры для выработки Закона о земле. В это время от Смольного поступило предложение присоединиться к Всероссийскому съезду Советов на правах секции. Часть во главе со мной присоединилась. Другие – по домам... Я был избран членом ВЦИК. Первый ВЦИК делился на три секции: рабочую, солдатскую, крестьянскую. Я входил в крестьянскую и был членом фракции ЛПРС. В марте 1918 года я был председателем крестьянского съезда Московской области. Избран заместителем наркома земледелия Московской области. Из Петрограда получил назначение в Архангельск. Прибыл в конце июня 1918 г. Как раз конец Архангельского губернского съезда Советов. Я записался во фракцию левых эсеров и выступал несколько раз. Получил телеграмму из Шенкурска от Ивана Богового (в то время Боговой ещё был левым эсером – Ю. Д.) приехать. Там я был арестован штабом восставших. Его возглавляли А. А. Иванов, депутат Учредительного собрания, Максим Ракитин и Евсеев. Пять дней я находился у них под домашним арестом, и затем дней 40 под арестом у союзников. В октябре 1918 г. освобождён и стал работать инструктором в артели смолокуров. Одно время редактировал «Важскую область». В марте 1919-го опять арестован. Получил от В. Игнатьева предложение: «Вступите в «Союз возрождения», назначим министром финансов». Отказался. Освободили. Читал лекции в кооперативной школе в Архангельске. Архангельский Союз кооперативов находился под влиянием А. А. Иванова и поддерживал Северное правительство. Поддержка выразилась в посылке Мартюшина в Северное правительство и в качестве уполномоченного за границу по вопросу закупки и продажи товаров. Одновременно Мартюшин вёл политическую работу. Из Архангельского Союза меня выгнали и вместе со мною ушли 17 инструкторов. Мы создали группу для помощи Красной армии. К июню 1919-го имели силы до 300 человек. В начале августа Миллер выслал меня в Териберку. Там я тоже организовал ячейку в пользу Советской власти. Вошли: Аксенов Павел, Барышев Мирон и т. д. После переворота февраля 1920 г. избран председателем Совета рыбаков Восточного Мурмана. Чумбаров-Лучинский выдал мне в Мурманске членский билет РКП(б) за № 20. Я стал председателем Мурманского Совнархоза. В апреле за мной пришли. Арестовали по доносу. Отправили в Петрозаводск, затем в Вологду, Архангельск. В начале мая отпустили. Встретил Ревекку Пластинину. Она сводит со мной счёты, и вот почему. В Шенкурске в день открытия Учредительного собрания 5 января 1918 г. она на торжественном собрании заявила: «День открытия Учредительного собрания – самый счастливый день». Это странно для большевика. Я ей сказал. И она ко мне враждебна. 12 июля меня вновь арестовали. Девичья фамилия моей жены – Левченко. Жили год и разошлись. Она умерла. Дочь воспитывалась в Петрограде у Надеждиных. В 1917 г. я взял её к себе. В июне 1920 г. я получил от неё телеграмму из Питера, что вышла замуж. Пока я сидел в тюрьме в Шенкурске, она подпала под влияние неприятных мне людей. Выйдя, я спросил, избрала ли она себе работу. «Пока нет. Но буду писательницей, так как нравится Чарская и её романы». Писала роман на злобу дня из окружающей жизни. Издаст его в форме дневника. Мне не дала. Имела много знакомых офицеров...». Через четыре дня после этого допроса Муштаева, чтобы «отделить от остального элемента», по распоряжению председателя Архгубчека Тимофея Смирнова, перевели из Губисправдома в Холмогорский концлагерь. А 8 августа Муштаев вместе с «видным польским деятелем» П. Петражицким бежал из лагеря. «При преследовании, – доносил комендант концлагеря чекист Иосиф Бачулис Смирнову, – оба убиты». 7 июля 1992 года «оба» были «полностью реабилитированы» Архангельской облпрокуратурой. В «Поморский мемориал – книга Памяти жертв политических репрессий» (Архангельск, 2001), подготовленный той же прокуратурой, вошло имя одного – Петра Александровича Петражицкого...
Одна из самых знаменитых книг Чарской – «Записки институтки». Видимо, в подражание этим «Запискам» Лика и написала свой «Дневник» о своей жизни на Севере. Вполне возможно, что что-то из её прозы и стихов было опубликовано в архангельских газетах «Северное утро», «Возрождение Севера» (её редактировал как раз тот самый Алексей Иванов, с которым Лику познакомил отец) и других газетах. Их в период Северного правительства Н. В. Чайковского (1918 – 1920 гг.) много издавалось в Архангельске. И все они с удовольствием и часто печатали стихи. Это был «золотой век» архангельской журналистики. Чарскую «прогрессивная» печать того времени ругала. Корней Чуковский в 1912 году в столичной газете. «Речь» назвал её «гением пошлости». Борис Житков уже в 1920-х годах (правда, в частном письме) высказался о романах Чарской: «Дрянь книги, но если девчонки до сих пор над ними плачут – значит, нужны». Не забудем, что Житков – «детский» писатель и Чарская – его удачливый конкурент... При большевиках и Толстого и Чарскую ожидала одна судьба – их не читали. О Льве Толстом, в лучшем случае, знали, что «Ленин, вроде, назвал его «глыбой». Имени Чарской просто-напросто не знали. Помню, как лет 10 назад главный редактор архангельской областной газеты «Волна» вдруг сказал, что впервые от меня услышал имена известных русских фельетонистов Александра Яблоновского, Власа Дорошевича, Александра Амфитеатрова... «А ведь в Ленинградском университете на журфаке я писал диплом «О русских фельетонистах», – добавил редактор... Чарская писала в 1915 году: Заброшена кукла... Забыты качели. Смешны и ничтожны былые невзгоды. Как сон промелькнули, как сон пролетели Недавнего детства недолгие годы... На романах и стихах Лидии Чарской выросло далеко не худшее поколение русских девочек и мальчиков. Всё-таки о «Княжне Джавахе» писала Марина Цветаева, а мальчики читательниц романов Чарской первыми отправились на Дон и в Архангельск… В фондах Архангельского госархива лет имеется дело Архангельской губчека «По обвинению граждан Национального ополчения Северной области». 68 человек. Гимназисты старших классов архангельской гимназии, студенты петербургских и московских институтов, известные архангельские фамилии. На фотографиях прекрасные 17–19-летние лица. При Советской власти и сейчас таких не встретишь… От Лики ничего не осталось, кроме нескольких изъятых при обыске и аресте записок в чекистском архиве. Письма Лике (без даты и места) Милый хороший мой Пушок, моя родная раненая чайка < >. Благословляю тебя на жизненный подвиг! Иди свободная и живи. Бойся рабства. И души и тела. Поганят они людей. Твой Батька 2 марта Разве я не предсказывал тебе, что «Андре» будет в короткий срок заменён другим. «Павлик» заменится другим, и что же останется от твоей «хорошей» души? Я твой отец, твоя гавань, от меня не уходи. Я не мог представить себе, что ты уехала... уехала совсем! < > Вечером мне сообщили, что ты и С. остановились до утра в Пяндье, в 9 часов вечера я взял лошадей и поехал туда... Но тебя там уже не было! Прощай... Прощайте, Лика! 10-II 3 часа ночи Ц…Т. Р. Кто этот «Ц...ТР.»? Не знаю. Максим Ракитин – Лике (Березник, 8-III) «Завтра меня уже не будет здесь. < >. О последнем нашем прощальном утре говорить не буду – скажу лишь, что это один из самых тяжёлых дней моей жизни. В конце Вы высказали искреннее пожелание счастья и ещё несколько жизненных уроков в этом роде. За первое горячо благодарю; на второе скажу – лишнее... Прощайте, Лика! Нет, – прощай, моя незабываемая безумно любимая Лика! 26-летний руководитель Шенкурского антибольшевистского восстания Максим Ракитин 24 октября 1919 года был схвачен чекистами в Кодьме. В мае 1920 года его расстреляли в Архангельске. Кока – Лике (июнь 1919 г.) «... Убит капитан Паромов, которого Вы, конечно, знали по Шенкурску. Взят Кронштадт. Взятие Петрограда – дело пары дней. Вы попадёте туда вперед меня. Сходите, Фонтанка, 136. Дайте мой адрес. Kaк они живут. Напишите мне. Письмо Лики – отцу (прекрасный «старорежимный» почерк). «Милый батько. Державин в Териберку не заедет. Так что послать вещи с ним не могу. <…>. Едет в Архангельск Малютин, но просить его «светлость» провести не хочу <…>. Через 2 месяца еду в Петроград. Пробираться туда будет трудно. Ну да ничего. Увижу родных. Получила письмо из Петрограда. Ляля вышла замуж за какого-то Богданова и очень счастлива. Тянет ужасно в Петроград. Только надо денег подкопить. Иван Иванович приехал к нам. Всё тот же. Ничуть не изменился. Продуктов нет никаких». Кроме одного краткого протокола допроса Лики и этих писем в чекистском «деле», о Лике нет больше ничего. Расстреляна? Была отпущена? В чём она «созналась» мурманскому чекисту Едемскому? Ничего этого в деле тоже нет. Как и судейской «бумаги» о «реабилитации»… Мне далёкое время мерещится, Дом на стороне Петербургской. Дочь степной небогатой помещицы Ты – на курсах, ты родом из Курска. Ещё два документа. ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ АРХАНГЕЛЬСКОЙ ГУБЕРНСКОЙ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ КОМИССИИ № 26 от 30-го июня 1921 г. ПРИСУТСВОВАЛИ: Члены Коллегии – т. т. Кацнельсон, Петухов, Рекстин, Денисов и Лебединский. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: т. Кацнельсон. Секретарь: тов. Лебединский Слушали: Постановили:
Подлинный за надлежащими подписями. С подлинным верно: пом. Секретаря Архгубчека [подпись]* …Беглецов из Холмогорского концлагеря, видимо, было так много, что понадобилось специальное вмешательство московского чекистского руководства, чтобы «упорядочить» расстрелы «при попытке к бегству». Приказ Всероссийской Чрезвычайной комиссии № 220 г. Москвы 28 июля 1921 года < > жүктеу/скачать 2.33 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|