Просодическая система древнерусского языка и ее изменение в истории русского языка; функции ударения как средства смысловой дифференциации слов и форм

1. возникновение новоакутовой интонации;

2. произошло фонетическое и позиционное сокращение долгот;

3. утратился межслоговой < j > и произошло стяжение гласных в зиянии.

До утраты носовых, но после возникновения полногласия, произошла оттяжка ударения на предыдущий слог со слабых (ъ, ь) и со срединных нисходящих слогов (коротко, короткий).

Возникновение новоакутовой интонации.

1. Образование новоакута привело к межслоговому объединению по просодическим признакам. Отличие новоакута от старых интонаций :

1). Старые интонации – восходящая (акут) и нисходящая (циркумфлексовая)- действовали в пределах двух соседних слогов.

Перед акутом ударение повышалось, начиная с предшествующего слога, (поэтому оно не могло переноситься на предыдущий слог): *…………

Перед циркумфлексом оно понижалось, начиная с предшествующего слога, (поэтому могло перетягиваться на него): * ………….. дало *………….Это были чисто музыкальные тоны, действовавшие в пределах отдельных словоформ.

2). Новоакутовая интонация: ударение переходит на предшествующий слог, который понижается по тону перед следующими ударными <ъ, ь>: *stolъ' дало * sto'lъ.

3). Новоакутовая интонация возникает не только на долгих, но и на кратких слогах (раньше краткие слоги не имели различия по интонации).

4). Новоакутовая интонация связана с ударением и не меняет своего места.

5). Новоакутовая интонация может чередоваться с формами, в которых не образовалось новоакутовая интонация.

6). Новоакутовая интонация совмещает в себе ударение и восходящий тон.

7). Новоакутовая интонация вызвала выравнивание по аналогии всех (большинства) форм парадигмы по общему ударению. Например, рус. диал.: конь-коня-коню.

2. Произошло фонетическое и позиционное сокращение долгот.

1). Изменение значения долгот гласных.

После возникновения новоакута <ъ, ь> не вступают ни в какие просодические противопоставления (ни по количеству, т.к. всегда краткие; ни по тону, т.к. всегда восходящий под ударением); ни по ударению (подударные <ъ, ь> всегда с новоакутом, а безударные всегда без интонации). Противопоставление по долготе краткости. Фонетически долгими могут быть лишь гласные под новоакутом.

Противопоставление по долготе краткости сменилось противопоставлением по 4-м степеням подъёма. Позиции гласных в слове:

1). Изолированная (конечная);

2). Слабая (предударный, первый после ударения);

3). Сильная (под ударением в неконечном слоге).

3. утратился межслоговой < j > и произошло стяжение гласных в зиянии.

Стяжение гласных как следствие утраты межслогового < j > (в морфологических позициях):

1). В суффиксе имперфекта (устранение одного гласного)………….

2). В парадигме склонения полных прилагательных ………

Эти процессы характерны и для фонологической системы языка как 10-го, так и 11-го веков. У восточных славян основным просодическим признаком стало ударение.

История русского ударения (В. В. Колесов)

Исследование: историческая акцентология. Булаховский (из очерков по славянской акцентологии. Киев. 1962) рассматривает с точки зрения реконструкции праславянской акцентной системы. Кипарский - с точки зрения истории русского литературного ударения. В первом случае (Булаховский) древнерусские факты -только материал в ряду других данных, во-втором - древнерусский становится объектом исследования, хотя и в очень ограниченном объёме. Основной источник исследования – акцентованные рукописи, по возникновению более древние или отражающие древнерусские, (а также архаические диалектные) системы ударения.

В отечественной науке изучению древнерусской просодической системы препятствовали многие обстоятельства, однако уже к началу 20-го века вопрос о необходимости изучения русского ударения в историческом плане назрел и неоднократно обсуждался ведущими учеными (Васильев Л.Л. О значении каморы в некоторых древнерусских памятников 16-17-го веков, Л. 1929 г.) - на долгие годы единственными источниками по истории ударения стали рукописи, введённые в научный оборот Васильевым.

Зарубежные: Лер-Сплавинский (скептически относился к акцентологии до 17-го века); древнерусское ударение невозможно определить в деталях до16-го века, но нет сомнения, что ударение в XI-XII веках было тем же самым, что и в современном литературном языке (мнение Мэтьюса. Русская историческая грамматика. Лондон. 1960).

Исследования Кипарского (60-ые годы 20-го века) по истории русского литературного ударения подтвердило эффективность изучения древних памятников.

Обобщения Станга (Славянская акцентология, Осло. 1957) позволяют осмыслить всё многообразие древнерусских фактов, из которых наибольший интерес представляют акценты, расходящиеся с современным русским литературным ударением.

Первые попытки обозначения иктуса (словесного ударения) находим в рукописях 11-го века – эпохи начавшихся рецессий (подвижки ударений) со слабого редуцированного. Например: 1095г. новгородская минея; 1. иктус обозначен здесь точкой справа от гласной буквы: д а в е с е л а· т ь с а; 2. Часто оставлен небольшой пробел между буквами (без точки), например: с т р а    ж о у щ а, о р о у     ж   и ю. Точка и графическая пауза – наиболее распространённые способы обозначения иктуса в ранних рукописях (Синайский патерик 11-го века).

При изложении древнерусского материала принимались во внимание оба распространённых знака ударения: ´ (оксия) и ` (вария), а также знак каморы ˆ над О в рукописях, различающих /О/ и /Ô/ - это особый вопрос, который требует своего разрешения. Оксия и вария появились почти одновременно во всех славянских странах (13 век), на основе одного и того же (греческого) источника. Это время всестороннего развития разрушающейся праславянской просодической системы, развития, связанного с падением редуцированных и преобразованием интонационно- качественных отношений в языках. Всё более расходившиеся диалектные акцентологические системы требовали графической узды, хотя бы в пределах канонической литературы. Система акцентных парадигм (а.п.) в праславянском языке давно привлекает внимание исследователей. Уже Ф де Соссюр предполагал, что индоевропейское протипоставление баритонированная и подвижно-окситонированная а.п. в балто-славянском языке реализовалось как противопоставление баритонированная а.п и подвижная а.п. Ван-Вейк полагает, что в праславянском существовали баритонированная а.п. и окситонированная а.п. Подвижная – вторичного происхождения – из исконно баритонированной.

Заслуга Станга заключается в новом открытии исторического источника в акцентологическом исследовании. Обобщая выводы предшественников, главным образом Васильева, Станг формулирует ряд важнейших положений: (выделяет)

парадигму a – колумнальную баритонезу с акутовой интонацией корневого слога;

парадигму b – колумнальную окситонезу (неподвижное ударение на теме, или - шире – на последнем гласном основы);

парадигму c - подвижное маргинальное ударение (чередование ударения между корнем и окончанием с пропуском темы и нисходящая интонация корневого слога в случае накоренного ударения).

Функционально-логический анализ Дыбо и Иллич- Свитыча дополняет это распределение введением морфологического критерия. В исходной системе парадигмы a и b имели общее морфологическое значение, находясь в отношении дополнительного распределения, обусловленном интонацией и количеством корневого слога.

в балтийском в праславянском

акутовая баритонеза парадигма a

циркумфлексовая баритонеза парадигма b

подвижность любого типа парадигма c

В древнерусском языке преобразование исходной системы 3-х а.п. в бинарное противопоставление парадигм рецессивная- неподвижная; но уже без всякой зависимости от характера корневого слога.

Именная акцентуация

Баритонированная акцентная парадигма (а). В парадигму а в древнерусском языке входили следующие имена: баба, береза, ворона, выдра, липа, щука, солома и др. Губа - 'рот', ' гриб', ' губа как залив'

Исконное 17в 19в 20в

Им ед. губа губа и губа губа губа

Род ед губы губы и губы губы губы

Вин ед губу губу и губу губу губу

Им мн губы губы и губы губы губы

Материалы показывают, что до 17 в. по какой-то причине было возможно колебание исконных баритона между парадигмами а и в. Большое количество примеров колебаний ударений в словах баритонированной а.п. (основы на твердый согласный). Например: клюка пск., но но клюку, на клюке.

Спина - спину – подвижность вторична, потому что ударение на спину появляется только у Сумарокова.

Из имен * jа-основ к числу банитонированных относились баня, груша, лужа, чаша и др.

В современных русских диалектах колебаний в сторону окситонезы больше, чем это обнаруживается в памятниках, ср. окситонезу слов грыжа, цапля. В памятниках же число отклонений увеличивается в высокочастотных словах, относящихся к разговорному пласту лексики. Совершенно неясна исконная принадлежность к определенной а.п. имен выя, стража, стрежа, язя. Гирт, Лескин, Кипарский отстаивали первичность ударения на корне. Для Обнорского ударения на окончании вторично и объясняется морфологическим переходом слова из категории собирательных имен в группу существительных множественного значения типа города, дома. Кипарский говорит о развитии новой подвижности как о типичной для русского языка тенденции (слюда, спина, струна, уда и др.): ударение на корне в формах множеств; ударение на окончании в формах единств. На фоне иктической безразличности (неподвижное ударение на корне или окончании одинаково противопоставлено подвижности) произошло постепенное обобщение окситонезы в словах, семантически или структурно близких к некоторым окситонированным. Этим определяется время существования иктической «безразличности» - она не могла быть в праславянскую эпоху с ее четкими интонационными противопоставлениями. Можно предположить, что фонетической основой обнаруженного колебания «баритонеза - окситонеза» явилось качество акутовой интонации в ее отличии от новоакутовой. Это - был не внутрислоговой подъем тона, а высокий тон, выходящий за пределы слога. Отличие акута от новоакутовой интонации с ее нисходяще- восходящим характером заключалось в восходяще-нисходящем движении тона.

При изменении акутовой интонации в связи с фонологизацией новоакутовой (изменениях, затонувших количество и иктус) произошло «переразложение» долготы и возникло ударение, которое только очень условно можно назвать «добавочным». Колебание «баритонеза - окситонеза» только в исконно баритонированных именах. Слова с кратким корнем характеризуются именно колебанием между окситонезой и баритонезой , совпадая со словами типа- дума. Из этого следует, что неопределенность в противопоставлении «баритонеза- окситонеза» возникла не только после оттяжки с редуцированного, но и после оттяжки со срединных кратких гласных.

ОКСИТОНИРОВАННАЯ А.П. В

Принадлежность к парадигме В предполагает в праславянском языке ударение на теме (колумнальная окситонеза). Из имен с долготным корнем (сохранение долготы корневого слога во всех западнославянских языках) к парадигме В относим: борозда, верба, бЕда, звЕзда, крупа,пила, рЕка. Особенностью этих имен в древнерусском является более или менее широкое колебание между окситонезой и баритонезой, особенно в формах единственного числа. Например: РЕка: при общем окситонезе находим река, с реки (диалектический характер); колебания 18 и 19 веках, хотя в18 веке преобладает окситонеза, как и в русском диалекте (но реку исключение, пск. ) с возможной дифференциацией ( Москва в начале 20в) через реку, на реку, за Мосву реку. СтЕну обычно до 19 века, также на стену, но с 17 века известно ударение на стену. Из имен с краткостным корнем к окситонированным отнесем: жена, змея, игра, раба, рота, сестра, сноха, тоска. До изменения редуцированных не было форм множественного числа с накоренным ударением: поэтому Им.-Вин. множественного: жены, сестры, в начале 19 века ( жены,сестры) наконечное ударение воспринимается как «церковное». В древнерусском:

1) сохранение окситонезы у имен с редуцированным в корне;

2) диалектное изменение окситонезы в подвижность у имен с кратким в корне;

3)диалектное изменение окситонезы в баритонезу у имен с долгим корнем, напр., основа на*ja

движение из парадигмы В в А, кроме слова свеча.

ПОДВИЖНАЯ А.П.(С)

Определенно праславянским считаем подвижную а.п. с ударением на корне в вин ед. и мн (в зв.ф и в дат. Ед и им мн ) и с ударением на окончаниев остальных падежных формах.

Коза Вин ед козу козы

Дат им козе козы (им мн)

В литературном языке лишь с 18в (для некоторых имен с нач.19в) появляются колебания в таких словах, как лозу, нору, слезу, причем переход к окситонезе в вин. Ед совершается постепенно, от слова к слову: ударение весну было нормой уже в 18в, а в словах козу, кроху , росу, щеку, колебание возможно еще в нач 20в. Изменение в сторону наконечного ударения обязано южновеликорусскому влиянию на литературный язык.

До настоящего времени не завершились изменения в системе а.п.старого *а- класса.

Конечным результатам его, связанным с обобщением флексий мн. числа во всех типах склонения, является акцентное противопоставление форм ед. числа формам мн. числа.

Имена * i – основы

а) баритонированная а.п. А

глубь, жизнь, нить, мышь, дать, рысь, казнь, медь, мысль.

Оттяжки ударения на предлог очень редки, встречаются либо в церковных, либо в поздних рукописях, главным образом у слов с церковн/сл формой или семантикой (брань, власть, честь).

Имена *ū – основ

Пост. ударение на корне: букы, тыкы, церковъ(ь), смокы (от смокве)

Имена консонантных основ: ж.р. мами, дочи

Неподвижное ударение на корне с рефлексами акутовой интонации:М.р.

1) баритониров. а.п. (а)

адъ (из й-основ), азъ, братъ, вихръ, градъ, кедръ, звукъ, лукъ, плачь, пудъ

2)окситониров. а.п. (в)

вопль, воск, бык, врач, гром, терн, труд.

Рецессия на предлог в форме Вин.пад.: на конь, на кормъ, на холм

Оттяжка на предлог в Род. пад., ед.ч. возможна лишь у слов: из Рима, у гроба, от грому

3) а.п. (с) – Богъ

года и году, в Дв. ч. два года

Противопоставление И.п. и В.п. мн.ч.

Исходные парадигмы (*jo)

мн.ч. Им. гр си б си

Вин. гр хы б сы

Тв. гр хы б сы

Измененные парадигмы

мн.ч. Им. гр си б си

Вин. гр хы б сы

Тв. гр хы б сы.

Схема изменения а.п.

(І) исходная; (ІІ) после оттяжки ударения со срединных слогов,

(ІІІ) после совпадения *о и *й- основ и оттяжки с конечных редуцированных;

(ІV) после вторичного смягчения согласных;

(V) после исчезновения редуцированных;

(VI) после унификации типов склонения во мн. ч.

I II III IV V VI

Парадигма в

Тв. столомь столомь столъмь столъмъ столом столом

гр хом гр хомь гр хъмь гр хъмъ гръхом грехом

Тв. боломъ богомъ богъмь богъмъ богом богом

зубомъ зубомъ зубъмь зубъмъ зубом зубом

Влияние ударения Им. п. ед.ч. на остальные падежные формы

Им. п. ед.ч. животъ > животъ

Род. п. ед.ч. живота > живота или живота > живота или живота

Новоакутовая интонация

(Диалект. различия: юг – подвижность;

север – неподвижность + конспект

имена * i – основ

баритонированная а.п. (а) – зять, тать, медв.дь
Подвижно -окситонированная а.п

Последовательное наконечное ударение в именах данной группы не сохранилось ни в одном случае (т.к.)

окситонеза *i-основ вторична и возникает по аналогии с окситонезой *jo-основ;

окситонеза *i-основ изменяется в подвижность нового типа – по тем же причинам, что и в других типах основ.

Примеры подвижно-окситонированная а.п: гвоздь, гость, гусь, день, зв.рь, червь

В число окситона войдут: гвоздь, гость, путь, ?червь; гусь, тесть, угль - ?

Окситонизованные имена м.р. разделяют со словами ж.р. все особенности развития:

Дают новую подвижность, характеризующуюся ударением на корне в Вин. п. ед.ч. и мн. (с оттяжкой на предлог) и в Дат.- мест. мн. ч., также в некоторых других формах (но без оттяжки на предлог).

У некоторых имен обобщается накоренное ударение во всех формах ед.ч. (гость, зверь, тесть)

Накоренное ударение в основных падежных формах (Вин.п. ед.ч. и мн.ч.) появилось позднее, после того, как в языке исчезла фонетическая оттяжка на предлог.

Подвижность нового типа, таким образом, установилась никак не позже завершения рецессии с конечного редуцированнного.

Слово путь полностью сохранило исконную окситонезу (пр/сл. парадигма в и с, т.е. дифференциация по ударению в Род. и мест ед.ч. (страшного пути – с пути, о пути – в пути).

Имена *й-основ

Имена данной группы рано стали совпадать с существительными м.р. *о-основ, и это затрудняет исследование их акц. типов в историческом плане.

Баритонированная а.п. для этого типа не засвидетельствована ни в славянском, ни в балтийском языках.

Окситонизованная акцентная парадигма (в)

Пр.: волъ и вьрхъ( при полногласии >ударение на корне), търгъ, бобръ.

Подвижная акцентная парадигма (с)

Почти все имена *й-основ принадлежат к исконно подвижной а.п., и их смешение с *о-склонением внесло в последнее подвижность (Мейе) – именно подвижная а.п. вторична (Гартман). Примеры: даръ, боръ, волъ (исконность окситонезы: мир, ряд)

Имена *en – основ;Камень, корень, кремень, ремень, ячмень.

Ударение в др./рус. на корне.Все остальные имена данной группы принадлежали к исконно окситоннированному типу.

Имена существительные среднего рода.

Имена *j-jo-основ

Подвижная и окситонизованная а.п.

Вторичность совмещения парадигм в и с - обобщение накоренного ударения во всех формах имен «плавного сочетания» типа горло, корзно; ударение на корне в формах ед.ч. типа вино, лице, рухло и т.д., а также сохранение оттянутого ударения, в формах с еровым предлогом,

ср. в гнЕздахъ

Минимальное число имен в др/р имеет неподвижное ударение на корне (парадигма а), подверженное, в част. зап./слав. языками; Блюдо, ведро, масло, мыло, сало.

Имена консонантных основ.

Имена *en-основ

К числу баритонированных с акутовым корнем относятся следующие имена: бремя, вымя, знамя, тЕмя

Неясная первоначальная а.п. слов имя и шеломя. Племя – единственно возможное в др.\р ударение.Ударение на теме типа племяни, племяна вторично и возникло под влиянием Им. п., ед.ч., на что указывает характер суффикса.

Имена *es-основ

По мнению Станга, все слова этого класса входили в подвижный тип. Благодаря раннему совпадению с *о-основами они изменили свое ударение, и формы с суффиксом – es, четко противопоставлялись новым словоформам без этого суффикса также по ударению (небо, слово, тЕло, чюдо).

В большинстве форм (в мн.ч. во всех формах) представлено последовательное наконечное ударение, которое в очень редких случаях может заменяться ударением на теме – по аналогии с ударением Род.п., мн.ч. ср. : древесЕхъ, колесехъ как древесъ, колесъ.

Имена *ent-основ

По мнению Булаховского в пр./сл представлены все 3 а.п., но очень рано подвижный тип был вытеснен окситонизованным. (внучата –plur. tantum.- сохраняется ударение в современных диалектах), дитя, овча, отрочя.

Краткие имена прилагательные

Парадигма (а): буй, бур, быстр, мал, долог, здоров, полн, слаб, стар, сыт, яр

Парадигма (в): бодр, добр, желт, люб , мокр, мудр, плоск, темп

Подвижная а.п. (с): благ, горд, груб, золот, крут, молод, свят.

Заключение:

I Рецессия ударения со средних слогов.

Исследование показало, что еще до др./р эпохи у окситонизованных имен происходила оттяжка ударения со средних неакутированных слогов: с нисходящего долгого в положении перед слабым редуцированным, а также с краткого на предыдуший краткий.

Плотови –цареви, дроздове-панове, с добромъ – с гн здомъ

У *а-основ окситонеза сохраняется наиболее четко: здесь только в Тв. п., ед.ч. возможна была оттяжка ударения со срединнего краткого слога и только в Род.п., мн.ч. – с конечного редуцированного.

*о-основ – оксионеза -> подвижность

Изменение ударения в связи с характером предыдущего слога: если последний слог был краток – ударение переносилось на него, если долог – ударение сохранилось на срединнном слоге, изменяясь в восходящее.

Рецессия со слабого редуцированного и изменения просодических дифференциальных признаков в др./рус. языке. Происходила до 1) утраты ринезма (сер. 10 в.)

с 2) фонологической утратой редуцированных;

с 3) утратой изолированных редуцированных.

Только после оттяжки ударения со слабых редуцированных полностью исчезает, как фонологически самостоятельная, окситонизованная а.п. (так у *а-основ и у *о-основ с долгим корневым гласным).

Редукции ударения как средства смысловой дифференциации слов и форм.

* слог и слогоделение в руссом языке.

ГССГ->Г-ССГ или ГС-СГ

Словесное ударение.

С общефонетической точки зрения словесное ударение может выполнять следующие основные функции:

образование фонетической целостности слов;

различение слов;

разграничение слов.

В русском языке различительная функция выражена достаточно слабо: хотя и существуют сова, различающиеся только местом ударения, они не организованы с точки зрения системы языка, являются случайными квазиомонимами - напр., дама – дома; пили – пили.

I Ударение- одно из основных внешних признаков самостоятельного слова.

3 типа ударений:

количественно-динамическое (экспираторное), прикотором ударный слог выделяется длительностью, а также напряженностью артикуляции.

музыкальное, или тоническое-> изменение высоты тона

количественное, или квантитативное, при котором ударный слог выделяется по сравнению с безударным главным образом большей длительностью св. гласного.

Русскому языку свойственно ударение, при котором гласный ударного слога отличается от безударного большей напряженностью произносительного аппарата и потому большей четкостью артикуляции гласного, так и большей длительностью.

Разноместность ударения в русском языке является важным фонологическим средством: оно служит для различения разных слов. Достаточно различия в месте ударения, чтобы созвучные слова различались по смыслу:

+ мука – мука хлопок-хлопок

замок-замок орган-орган

парить-парить

В других случаях местом ударения различаются лишь некоторые формы двух слов:

пища – пищи, пищу – пищу.

Во многих случаях местом ударения отличаются лишь отдельные формы двух слов, т.е. одна форма данног слова, от одной формы другого слова:

пили и пили

мели (сущ.) и мели (пов. накл.)

вина (Им.п., мн.ч.) и вина (Им.п.,ед.ч.)

пищу (Вин.п.) и пищу (1-е л., ед.ч.)

Литературный язык стремиться избежать колебаний. Если они сохраняются, то приобретают функции: стилистическую, грамматическую, лексическую

1) Лексическая: острота-острота

Пахнуть-пахнуть

Грамматическая – мало (нар.) – мало (кр. прил.)

Стилистическая: девица-девица

Нейтрализация ударения (отсутствие смысловой дифференциации):

творог-творог

пробил- пробил-

I подвижное ударение II неподвижное ударение

при образовании форм

могу, можешь, можем, можете, могут берегу, бережешь, бережем и т.д.

Подвижность ударения при формообразовании, т.е. его перенос при образовании грамматических форм с одного слога на другой, мы называем формообразовательным подвижным ударением: голова-голову, - добавочное вспомогательное средство различения грамматических форм:

1) город: ед.ч. города мн.ч. города

поле: ед.ч. поля мн.ч. поля

(воз, нос, долг, дар, пуд, торг, тело, облако)

2) ед.ч. ударение на окончании, мн.- на основу: пятно, окно, лицо, ведро, копье

Ряд существительных, имеющих в ед.ч. ударение на основе, образует особую форму П.п. с переносом на окончание: на берегу, в глазу, в снегу

Подвижное ударение имеют и глаголы: I и II:

несу, веду, несешь, ведешь

куплю-купишь и т.д. (сушу, и т.д.)

II спр. 2-е лицо мн.ч. наст. – буд. – повелительное

просите-просите

ходите –ходите

купите-купите

Приставка глагола вы перетягивает на себя ударение: выбрал, выжил, выпил, выдумал

Переносное ударение с основой на окончание а :взят - взята; взять, новый – новее;глупый – глупее.

Постоянное ударение: кровать (иностр.происх.),асфальтировать.

Чаще всего ударение принимают на себя предлоги: на, за, под, по, из, без.
10. Основные категории имени в процессе их исторического формирования

Основными грамматическими категориями имени существительного являются род, число и падеж. Свойственные также другим именам, эти категории только в кругу существительных и частично местоимений обладают специфическим содержанием, не сводимым к выражению синтаксических отношений. Характеризуясь различной степенью грамматической абстракции, род, число и падеж для древнерусских существительных были универсальными категориями, т.е. охватывали словоформы этой части речи во всем ее объеме.

Частными были категории собирательности и лица, которые также могут быть выделены для древнерусских существительных. Их содержание в процессе развития русского языка претерпевали качественные изменения: можно утверждать, что древнерусские категории собирательности и лица – это лишь этап, близкий к начальному, в развитии современных категорий собирательности и одушевленности.

Так что при «наложении» современной системы имен существительных и древнерусской эти категории не совпадут не только по своему объему и характеру грамматических противопоставлений, но и по грамматическому значению.

Наиболее общей является категория рода (мужской, женский, средний) – существительные сохраняли родовую принадлежность во всех формах. Родовая принадлежность имени существительного – это исторически сложившаяся абстрактно-грамматическая классификация, которая не только в древнерусском, но и в праславянском не имела прямой связи лексическим значением слова.

*stolos = столъ; *storna = сторона

Но есть и примеры родовой характеристики, соответствующей формально-грамматическим показателям, а не реальному полу лиц, обозначаемых именами существительными (владыка, судия, слуга, староста, воевода), которые всегда обозначали лиц только мужского рода. Есть также и примеры слов «общего рода», которые могут обозначать лиц обоего пола (сирота, калека) – они исторически женского рода. На морфологическом уровне родовая принадлежность существительных в древнерусском языке оформлялась непоследовательно. Однозначным показателем принадлежности к определенному роду были лишь отдельные флексии: -о/е в И.-В. ед. ч. и –(`)а в И.-В. мн.ч. как показатели принадлежности к среднему роду; -ъ в И.-В. ед.ч., -ие и –ове в И.мн.ч. как показатели принадлежности к муж.р. Внутри отдельных типов склонения показателями родовой принадлежности были флексии Т. ед.ч. –ию (ж.р.) и –ьмь (м.р. и ср.р.).

Универсальным показателем рода были флексии согласуемых слов (местоимений, прилагательных, причастий), являвшиеся обязательным, а в подавляющем большинстве случаев и единственным средством выражения родового значения словоформы существительного:

Сестра, земля, печаль – наш-а, нов-а(я);

Воевода, судия, столъ, конь – наш-ь, нов-ъ(и);

Село, поле, племя – наш-е, нов-о(е).

Универсальность этой характеристики подчеркивается тем, что в древнерусском языке окончания согласуемых слов оформляли родовую принадлежность не только в ед.ч., но и во мн., дв.

Категория числа имен существительных в древнерусском языке в значительной степени сохраняла «предметную» соотнесенность – связь с указанием на единичный предмет (лицо) или на несколько предметов (или лиц), что оформлялось словоизменительными аффиксами (внешними флексиями).

Старейшие древнерусские тексты, подобно старославянским, отражаю систему трех числовых форм: единственного числа (рука, сестра, столъ, село, плече), двойственного числа (сестр`е – дъв`е, стола – дъва, сел`е –дъв`е), и т.д., как и руц`е, плечи – только указание на два, на неразрывную пару предметов, и множественного числа (рукы, сестры, столи, села, плеча – указание на число предметов, большее, чем два).

Регулярность числовых противопоставлений как функции словоизменения имени существительного в древнерусском языке проявлялась в возможности образования форм числа именами с отвлеченным вещественным или собирательным значениями (кровь, обувь, мед, народ). Современные singularia или pluralia tantum – это закрепление речевого узуса, обусловленного особенностями лексической семантики каждого отдельного из таких существительных.

На фоне словоизменительной регулярности числовых противопоставлений, охватывающей существительные с различными общими лексическими значениями, в морфологической системе древнерусского языка выделяется частная категория собирательности, грамматически не совпадающая с понятием «собирательности» в современном русском языке и не покрывающая лексико-семантических разрядов существительных с собирательным значением в самом древнерусском языке. Категория собирательности в древнерусском языке выделяется как функция формообразования предметных и личных имен существительных, которые наряду с формами «расчлененного» мн.ч. могли с помощью суффиксов образовывать формы ед.ч. со значением «совокупной» множественности, в свою очередь изменявшиеся по числам, т.е. включавшиеся в систему числовых противопоставлений (как имена со значением единичных предметов).

Ед.ч. – кънязь, къняз-я;

Дв.ч. – къ об`ема кънязема;

Мн.ч. – къняз-и.

В древнерусском языке употреблялись также и формы ед.ч. со значением совокупности, целостного единства кънязия (къняз-иj-а), где это значение выражено суффиксом -ьj- в сочетании с принадлежностью к классу имен ж.р.

Таким образом, на уровне системы для древнерусского языка реконструируются своеобразные числовые отношения, связанные с противопоставлением расчлененного/совокупного множества:

Ед.ч. братъ – мн.ч. брати

Ед.ч. братия – мн.ч. брати`е

Категория падежа связана с функционированием имен в предложении и может быть определена как система синтаксических значений, закрепленных за формами словоизменения существительных.

Одно и то же падежное значение в разных группах имен (при одном и том же числовом и родовом значении) выражалось разными окончаниями, которые, следовательно, были синонимичными. А одно и то же окончание даже в одной и той же группе имен могло оформлять разные падежно-числовые значения (гост-и флексия может указывать на Р., Д., М. ед.ч. и на В. мн.ч.) – омонимия окончаний.

В древнерусском языке выделяется, как это принято и для современного русского языка, шесть падежей:

И.п. – падеж главного члена предложения;

Р.п. – падеж отношения и границы перемещения в пространстве;

Д.п. – падеж косвенного дополнения;

В.п. – падеж прямого дополнения;

Т.п. – падеж орудия или способа действия;

М.п. – падеж нахождения (локализации) в пространстве или во времени и изъяснения.

Кроме того, в древнерусском языке, как и в старославянском, большинство существительных м.р. и ж.р. в ед.ч. имело особую форму обращения, которую на парадигматической оси (в системе форм словоизменения) следует считать седьмым звательным падежом, хотя употребляясь только в функции обращения, эта форма всегда оказывалась вне синтаксических отношений.

Категория лица затрагивала особенности словоизменения отдельных групп существительных мужского рода со значением лиц мужского пола. Очевидное противопоставление лица / не-лица было общеязыковым для носителей языка. Категория лица наиболее последовательно отражена в использовании форм Р. в значении В. падежа (первоначально – только ед.ч. имен м.р.), что со временем переросло в категорию одушевленности/неодушевленности. Форма Р. в значении В. в старших славянских памятниках характеризует кроме имен собственных только существительные, обозначавшие лиц мужского пола, занимавших господствующее положение в семейной или общественной иерархии (отьць, мужъ, кънязь, господинъ, но не сынъ, вънукъ, рабъ, холопъ, смьрдъ).

В древнерусском языке выделяются несколько типов склонения – словоизменительных классов.

На *-а, *-jа существительные ж.р. и м.р. (вода, слуга, земля, молния, кънягыня)

На *-о, *-jо существительные м.р. и с.р. (градъ, врагъ, место, отьць, краи, поле)

На *-и>ъ сущ. м.р. с окончание –ъ в И.п. (сынъ, садъ, полъ, медъ, врьхъ, чинъ)

На *-i>ь существительные ж.р. + м.р. (дань, кость, милость, зверь, тесть)

На *-согл (n,r, s, nt) все рода (дьнь, корень, камень - камы, пламень - пламы, учитель, житель, рыбарь, мытарь, гражданинъ, родитель; мати – матере, дъшти – дъштере; тело – телесе, око - очесе)

На *-u>ы сущ. ж.р. (боукы – боукъве, свекры – свекръве, црькы - цркъве) – близко к склонению на согласный звук + отражают влияние скл. на *-а.

Своеобразие современной системы категорий и форм имени существительного обусловлено такими общеграмматическими процессами, как:

А) сокращение и перегруппировка словоизменительных классов в ед.ч.;

Б) утрата категории дв.ч.;

В) отрыв форм словоизменения во мн.ч. от форм ед.ч. и их унификация;

Г) утрата частной лексико-грамматической категории лица и формирование морфологической категории одушевленности/неодушевленности, охватывающей все лексические группы существительных как части речи.

Выравнивание основ в И. и В. ед.ч. имен м.р., исторически принадлежавших к тому же типу склонения, что и слово, имело следствием совпадение высокочастотных падежных форм этих существительных с формами этимологических основ на *-i, с которыми их объединяла полумягкость конечного согласного новой основы:

И.-В. камен-ь (дьн-ь и др.) – как и пут-ь, пьн-ь; Д. камен-и – как пут-и; Т. камен-ьмь – как пут-ьмь. Результатом этого совпадения явилась унификация форм остальных падежей (Р. и М. камен-и – как пут-и, пьн-и), что фиксируется уже старейшими текстами и началось еще в дописьменное время. Тот же набор флексий в период старейших памятников закрепляется и в склонении существительных ср.р. с этимологическими основами на -men-, сохранявших противопоставленность основ И.п., В.п. основам остальных падежей (имя – имен-и). Для древнерусского языка позднего периода памятники письменности отражают утрату в ед.ч. особого склонения (*-согл, *-en, *-er, *-u), основная масса имен в зависимости от родовой принадлежности (м.р. или ж.р.) получала формы словоизменения типа склонения на *-i.

Существительные м.р. в древнерусском языке в класс на -i (камень, ячмень, день) в памятниках письменности довольно устойчиво сохраняют окончания давних основ. Но объединение их в одном склонении с основной массой существительных м.р. (*-o/*-jo) все же началось уже в древнерусский период, хотя не ранее развития согласных «вторичного смягчения» (т.к. развитие «вт. смягчения» ликвидировало различия между исконносмягченным согласным и полумягким).

С XIII века встречаются в памятниках новые формы личных существительных м.р., исторически связанных с основами на *-i, - названия лиц мужского пола, которые в форме Р. отмечены в позиции В. падежа (иметь татя, възяша гостя, на тьстя). Именно в В. традиционные (как в И.) зять, тьсть, безусловно, соотносившиеся с И. отьць, мужь, особенно резко противоречили уже сложившимся словоформам В. зятя, тьстя, соотносившимся с В.-Р. отьця, мужя, и тем самым подчеркивали словоизменительное единство имен м.р. с личным значением, исторически склонявшихся по-разному.

Разрушение мужской разновидности типа склонения на *-i привело к тому, что здесь остались только существительные женского рода. Эта парадигма устойчиво сохраняется в литературном языке (современное III склонение).

Преимущественно субъектное употребление существительных с личным значением мати, дъчи определило наиболее распространенное в говорах русского языка обобщение древней формы И. падежа, которая, как и у всех существительных склонения на *-i получает также и значение В. падежа. Это соотношение распространено повсеместно и стало нормой литературного языка, но в текстах не отражается.

Существительные ж.р., исторически связанные с основой на *-u>ы, уже в старейших памятниках встречаются с обобщенной словоформой И.-В. (любовь, цьркъвь), уподобляясь остальным существительным ж.р., изменяющимся по скл. на *-i . такое словоизменение этой группы имен (исключая свекры - свекръвь) отражается в памятниках на всем протяжении истории русского языка и кодифицировано в качестве нормы современного литературного языка.

Это значило, что в великорусских диалектах сложились в ед.ч. три словоизменительные парадигмы существительных ж.р.:

вода, церква; 2)земля, воля; 3)кость, жизнь

существительные мужского рода составили один словоизменительный класс, после того как имена с неисконносмягченным согласным в исходе основы (типа гость, камень) усвоили парадигму скл. на *-o/ -jo, включая и унифицированную флексию М. ед.ч. (ять>е). Т.о., можно констатировать, что восточнославянские языки унаследовали от древнерусского фактически один тип склонения существительных м.р. на базе скл. на *-o/ -jo с вариантными окончаниями в Р., Д., М. падежах ед.ч.
Утрата категории двойственного числа. Утверждение, что история дв.ч. – это проблема исторического изменения категориальных грамматических значений, означает, что решаться она должна в связи с историей имен существительных (и личных местоимений, или местоимений-существительных), где грамматическая категория числа опирается на представления о реальном числе означаемых предметов, т.е. включает в себя номинативное значение. Все остальные части речи, которые имели формы дв.ч., принадлежали к согласовательной категории и не имели предметной соотнесенности.

Несмотря на устойчивость дв.ч. в грамматической системе книжно-литературного (церковнославянского) языка, случаи употребления форм мн.ч. при указании на двух лиц (или два предмета) встречаются уже в самых ранних памятниках письменности. Случаи такого формоупотребления, фиксируемые с XI в., должны свидетельствовать о том, что в языковом сознании уже старейших древнерусских авторов с формами дв.ч. не связывалось представление о трехчленной смысловой градации на уровне номинативных грамматических значений.

Употребление дв.ч. связано прежде всего с формами сущесвительных со значениями предметов, обычно существующих в паре (рукама, бока своя, за рога, завязавъ рукава), в конструкциях с двумя именами, соединенными союзом. Формы таких существительных очень устойчивы. Необходимо отметить сочетания с числительным дъва – дъве (оба - обе), закрепившиеся в речевой практике как устойчивые (фразеологизированные), в которых форма существительного была со временем соотнесена с Р. ед.ч. (не только по формальному признаку, но и по грамматическому значению). Категория дв.ч. как категория исчезла к XVII веку.

Показательно, что тексты XV – XVII вв. книжно-литературного типа, довольно последовательно употребляющие формы дв.ч. существительных с парным значением, при числительном «два», как правило, употребляют непарные существительные в косвенных падежах во мн.ч. (по двою летехъ, двема источники, з двема сынми).

Изменение грамматической абстракции «ед. – дв. – мн.» на «ед. – не ед.». Именно в связи с утратой категории дв.ч. в процессе развития языка происходит разрушение словоизменительного единства числовых форм, которое привело к формированию категорий слов singularia и pluralia tantum и определило относительно самостоятельное развитие словоизменительных парадигм ед. и мн.ч.

Унификация типов склонения во мн.ч. В ед.ч. тенденция к преодолению синонимии падежно-числовых флексий реализовалась в направлении сближения парадигм существительных одного рода, что, сокращая число словоизменительных классов, вместе с тем означало и дифференциацию словоизменительных парадигм существительных разных родов. А во мн.ч. та же общая грамматическая тенденция должна была привести к унификации словоизменительных парадигм в связи с рано наметившейся нейтрализацией родовых различий, создававшей условия для оформления единого согласовательного класса имен существительных во мн.ч. Тенденция к унификации форм мн.ч. последовательно реализовалась во всех падежах, кроме И., В.

Множественное число

*-о *-и *-i *-а

Д.п. омъ ъмъ ьмъ амъ

Т.п. ы ъми ьми ами

М.п. `ехъ ъхъ ьхъ ахъ

Падение редуцированных приводит к тому, что формы невелируются, язык аналитического строя исчез. Разносклоняемые слова (жителям, церквам, садом) поддаются давлению системы, получают другие окончания, вступают в метонимические отношения со всеми словами. Выделяют три этапа:

до XIV в. изменения в пределах формул текста;

в XV – XVI в. возрастание количества примеров, нейтрализация по признаку рода;

XVIII в. – распределение новых форм окончаний.

В процессе преобразования унификации типов склонения сначала нейтрализовались противопоставления по числу (ед. – мн.), нейтрализовались противопоставления по роду, по типу основы. Во мн.ч. утрачивается категория рода (ср.р. идет на убыль, парадигма существительных ж.р. переходит в м.р.).

Развитие категории одушевленности (Винительный падеж приобретает окончание родительного).

Отец видит сына.(Р) Отец видит столъ.(В)

Грамматическое оформление категории лица в древнерусском языке имело своими истоками лексико-синтаксические основания: в В.-Р. оно сначала охватывает существительные со значением «общественно активных» лиц только в позиции прямого дополнения. Здесь отражалось представление о потенциальном субъекте, которое в случае употребления формы И.-В. в трехчленных конструкциях «субъект – предикат – прямой объект»при свободном порядке слов вызывало помехи восприятию высказывания.

Перерастанию древнерусской категории лица в современную категорию одушевленности предшествовало распространение омонимии В.-Р. (сначала в ед.ч.) на все существительные м.р. со значением лица – независимо от «социальной активности». Тексты уже с XIII в. отражают этот процесс (иметь татя, поима сына своего, взяша тьстя своего, учяшеть сына, Людье на сына его въсташа).

Толчком к использованию формы Р. в функции прямого дополнения во мн.ч. мог послужить процесс отождествления флексий В. и И. мн.ч. в склонении существительных м.р. (исконные: И. столи, посъли, гостие; В. столы, посълы, гости), начавшийся достаточно рано.

Развитие категории одушевленности проходило в три этапа:

древнейшие тексты до XIII века Р. в значении В. указывал потенциальное действующее лицо (категория одушевленности);

с XIII века – старорусский период . Р. вместо В. употреблялся только с существительными м.р. – категория лица + при обозначении животных;

с XVII века категория одушевленности охватила все существительные, включая женский род.

Поскольку категория одушевленности развивается связи с необходимостью дифференциации форм субъекта и объекта, она связана с основной функцией В. падежа – функцией прямого дополнения. Лишь закрепившись в этой функции, В.-Р. из формы выражения прямого дополнения становится формой выражения категории одушевленности/неодушевленности, т.е. становится постоянным показателем формы В. падежа существительных (со значением лица, а затем и животного) независимо от синтаксического значения словоформы в каждом отдельном высказывании.

В современном русском языке категория числа основывается на противопоставлении двух членов: единственного и множественного. В древнерусском (как и в старославянском) языке ситуация была иная. Было три числа: ед., мн., дв. числа. Наличие трех чисел было унаследовано от праславянского, в котором это, в свою очередь, было общеиндоевропейским наследием. Двойственное число в древнюю эпоху было свойственно не только старославянскому языку, но и также другим славянским языкам. Наличие трех чисел было характерно не только для существительных, но и для иных частей речи – для прилагательных, местоимений, глаголов, причастий. Но судьба двойственного числа была общей для всего древнерусского языка как с точки зрения его территориальной распространенности, так и с точки зрения его грамматической структуры: двойственное число было утрачено во всех диалектах древнерусского языка и во всей его морфологической системе. Утрата двойственного числа произошла в большинстве славянских языков, лишь немногие из них сохранили эту грамматическую категорию до нашего времени: словенский и лужицкие языки.

Эта утрата представляет собой одно из проявлений все дальше идущей абстрагирующей работы человеческого мышления, отражающейся и в развитии грамматических форм. Если при наличии трехчленной системы говорящий противопоставляет один предмет двум предметам, а два множеству (больше, чем два), то в таком противопоставлении в определенной степени сохраняется еще представление о конкретной множественности. Если в языке есть только ед. и мн. числа, то говорящий противопоставляет один предмет любой иной совокупности предметов, будь их 2, 3, 100 и т.д. (один – это не то, что много, - не то, что не один). Это и есть абстрактная, а не конкретная множественность.

Вместе с ед. мн. и дв. числами существовала в древнерусском языке категория собирательности. Это имена существительные: камениjе, листиjе, трьниjе, корениjе. Подобные существительные обозначали совокупность предметов или лиц, поэтому часто употреблялись вместо форм множественного числа существительных: камы, листъ, трьнъ, корень, братъ. Ср., емъше же дЕлателе рабы его … ового же оубиша ового же камениемь побишА. (делатели же, схватив рабов его, одного убили, другого камнями побили).

В древнерусском языке ед.ч. (маркирован) – неед.ч. (немаркир): дв.ч. (маркир) – недв.ч. (немаркир): мн.ч и собирательные слова. Т.о., существовало два класса множественности. В процессе развития языка дв.ч. исчезло, а собирательная категория стала осмысляться в другой категории, т.е. несет в себе не представление о множественности, а стала обозначать класс предметов. В отличие от категории числа, собирательная категория актуализирует не столько количественную, сколько качественную сторону (однородность) совокупности предметов: она строится на оппозиции один предмет – класс, совокупность однородных предметов.

У существительных форма двойственного числа употреблялась при их сочетании со словом два (которое в древнерусском языке морфологически относилось к прилагательным), а также для обозначения двух, в том числе парных, предметов, напр., изоуваше сапога своя (сапога – форма дв. ч. вин. п.). Колесов В.В. пишет о 4 функциях двойственного числа: две выше названные, а также конструкции с двумя именами собственными, соединенными соединительным союзом (согласование с глаголом по смыслу), и анафорическая двойственность (когда речь в тексте идет о уже названных в предшествующем контексте лицах или предметах).

Наборы флексий падежных форм двойственного числа различались по типам склонения. В изменениях по падежам можно говорить о трех формах: 1) И-В. п.; 2) Р-М. п.; 3) Д-Тв. п. Кроме того, если в ед. и мн. числе существительные разных древних типов склонения имели разные окончания в одном и том же падеже, то в двойственном падеже эти разные окончания, и то не в полной мере, были лишь в И-В. п.и в звательной форме. В то время в Р-М. п. – у, в Д-Тв. п. – ма, эти окончания для существительных всех склонений были одинаковыми.

-а -jа -о -о -jо -u -i -согл.

И-В. п. женЕ, свЕчи, стола, селЕ, плечи, домы, кости, камени

Р-М. п. женоу, свЕчю, столоу, селоу, плечю, домову, костию, каменоу.

Д-Тв. п. женами, свЕчЯма, столома, селома, плечема, домъма, костьма, каменьма.

Глаголы и прилагательные имели особую согласуемую форму дв.ч., напр., дъвЕ добрЕи женЕ несета, несоста, несАста.

Древнейшие русские памятники свидетельствуют о регулярном и правильном по значению употреблению дв.ч. у существительных и других склоняемых частей речи. Исключение составляют лишь личные местоимения, в которых мн.ч. вместо дв.ч. встречается уже в памятниках 11в. Несомненное разрушение дв.ч. отражается в памятниках, начиная с 13в., это находит свое выражение в замене форм дв.ч. формами мн.ч. Такая замена возникла сначала там, где существительное, которое должно было быть по древним нормам употребления в дв.ч., не имела при себе числительного два. Напр., на свои роукы вместо на свои роуцЕ.

Быстрее утрачивались формы косв. падежей, тогда как форма И.п. еще сохранялась. Это находит объяснение в том, что в косв.п. не было различия тех форм, которые различались во мн.ч. (т.е. совпадение формы Р-М, Д-Тв.п. дв.ч.). Стремление различать эти формы приводило к необходимости использовать формы мн.ч. Напр., та два была послъмь оу ризЕ: послъмь не свидетельствует об утрате дв.ч., а употреблено в значении «в качестве посла»; помози рабомъ своимъ Иваноу и Олексию (д.п., мн.ч.).

В дальнейшем формы мн.ч. начинают употребляться и в сочетании с два, оба, что свидетельствует уже об окончательном разрушении категории. Напр., изъ двою моихъ жеребьевъ, двъ цары, двъ гривенки и др. Об утрате дв.ч. свидетельствует и употребление мн.ч. более поздними списками повести временных лет в соответствии с дв.ч. более раннего Лаврентьевского.

Если говорить о формах И-В-Зв.п., то здесь, вероятно, рано исчезла форма на –ъ/и у слов ср.р. с основой на –о, заменившись формой на –а под влиянием слов м.р. того же типа склонения: напр., даю два села, два лъта. Это объясняется тем, что слова м и ср.р. на –о имели одинаковые формы в ед.ч. и в косвен.п. дв.ч.

Окончательная утрата дв.числа – явление сравнительно позднее: предполагают, что это относится к эпохе после образования трех восточнославянских языков, т.е. к эпохе 14-15 вв. Следы дв.ч. остались в разных говорах в различной степени. Это отчасти объясняется тем, что не все категории одновременно теряли формы дв.ч. Дольше сохраняли старую форму названия парных предметов, вследствие чего многие из них для И-В.п. сохранили ее и теперь, но осознается она как мн.ч. (бока, рога, берега, рукава). Форма на –а ударное было свойственно И-В.п. дв.ч. м.р. склонения с основой на –о. Вопрос о месте ударения в формах И-В.п. дв.ч. не является бесспорным. Большинство исследователей считает, что ударение в И-В.п. дв.ч. у существительных с прежними основами на – о падало на окончание (Кузнецов П.С., Булаховский Л.А). В период исчезновения дв.ч. эти формы сохранились, но были осмыслены как формы мн.ч. По аналогии с этими формами, непосредственно продолжающими формами дв.ч., формы мн.ч. на –а ударное стали появляться с 15 века у существительных, не обозначающих парные предметы (города, леса, дома). В с.р.я. некоторые существительные, являющиеся омонимами, различаются в формах И.п. мн.ч., поскольку одни имеют –а, другие – ы/и. Напр., образа- образы, цвета – цветы, хлеба – хлебы. В современном языке слово 2 (3,4, уподобившиеся ему по синтаксическим связям) управляет формой р.п. ед.ч., которая у существительных м.р. типа стол исторически восходит к форме И-В.п. дв.ч., что отражается на ударении: два часа, шага, ряда (с ударением на окончании), ср. до часа дня, из ряда вон, с первого шага (ударение на корне). На основании этих акцентных различий в с.р.я. выделяют особую счетную форму существительных. Плечи, колени по происхождению формы дв.ч., их сохранение в значении мн.ч. легко объяснить тем, что данные существительные, обозначающие парные предметы чаще выражались в дв, чем в мн.ч.

Окончания дв.ч. –ма сохранились в некоторых наречных формах: весьма – застывшая форма Д-Тв.п. дв.ч. от весь, плашмя и др. Р-М.п. в дв.ч. –у/ю сохранился у числительного два, входящего в состав сложного слова: двуногий, двуглавый, эта форма дъву возникла в древнерусском под влиянием форм именного склонения вместо более старой формы дъвою: двоюродный. В 17 веке исчезает такая форма и заменяется р.п. мн.ч : двухметровый.

Особенностью древнерусского языка было отсутствие числительных как особой части речи, характеризуемой своим, только ей присущими грамматическими категориями. В с.р.я. такую особую часть речи образуют количественные числительные, обладающие такими категориями, а не порядковые, которые грамматически не отличаются от прилагательных. Названия чисел лт1 до 4, подобно прилагательным и неличным местоимениям, согласовывались с существительными, при которых они были определениями, в связи с чем изменялись по родам и падежам они согласовывались в роде, числе и падеже с существительным, как и прилагательные, они различались по родам, согласуясь с родом существительного, к которому оно относилось, но не изменялось по числам (1 – ед.ч., 2 – дв.ч., 3,4 – мн.ч.).1 – склонялся по образцу ед.ч. неличного местоимения тъ, то, та; 2 – по дв.ч. того же склонения; 3 – по мн.ч. на i; 4 – по мн.ч с основой на согл.

Группа от 5 до 10 выступали в древнерусском языке в качестве существительных, т.е. каждый из них принадлежал к определенному (женскому роду) и по родам не изменялись. Но вместе с тем. Они, точно так же ,как и существительные изменялись по числам. Что касается существительных, стоящих при этих словах, то независимо от числа и падежа последних первые выступали всегда в Р.п. мн.ч., т.е. здесь было всегда управление. Слова от 5 –10 могли иметь при себе определение и согласовывались с глаголом в роде и числе. Напр., въ тоу шесть лЕтъ, дроугаja шесть поудовъ, третьja пАть пришьла, где 5,6 имеют при себе определения и соответствуют современным счетным существительным пятерка, т.е. это были не числительные, а счетные существительные. Числа от 11-19 образовывались посредством присоединения к названиям единиц первого десятка местного падежа с предлогом на от числительного 10. Название десятков от 20-90 образовывались сочетанием названий чисел от2 до 9 с названием числа 10, оформленным по нормам сочетаний числительного с существительным, т.е. 2 и дв.ч, 3,4 и мн.ч от 10, причем оба слова в одном и том же падеже, 5 и р.п. мн.ч. от 10, причем форма 10, сохраняется при любом падеже первого члена сочетания. Напр., дъва десАти (дв.ч.), три десАте (мн.ч.), пАть десАтъ.

Числительное съто – имя существительное среднего рода с основой на –о, управляющее родительным падежом мн.ч. (съто овьць). Числительное тысУштjа – имя существительное с основой на –а. Названия сотен образовывались подобным образом, на месте формы от 10, стоит соответствующая форма от 100: дъвЕ сътЕ – И.п. дв.ч. от съто и согласующаяся с ним в роде и падеже форма дъвЕ, три съта – И.П мн.ч. от съто и согласуемая с ним в роде и падеже форма три, пАть сътъ – И.п. ед.ч. пАть и р.п. мн.ч. от съто. Названия сочетаний десятков (начиная со второго) с единицами, сотен с десятками и единицами выражалась простой последовательностью соответствующих названий, причем название единиц высшего разряда предшествовало названию единиц низшего разряда. Иногда между названиями разного разряда ставился соединительный союз: срокъ тремъ тысАчамъ и двема стома.

В качестве названий дробей в древнерусском языке использовались различные существительные: полъ (на -u), четверть/ четь (по ж.р. на -i), дальнейшие доли обозначались существительными с суффиксом ina: пАтина. Порядковые числительные являлись прилагательными, имели краткую и полную форму. Краткие формы склонялись по именному склонению с основами на –а и – о; полные формы по местоименному склонению.Собирательные числительные типа дъвое склонялись часть по местоименному типу, часть по именному ( как ср.р. склонения на -о).

На протяжении развития русского языка произошли многие процессы, приведшие постепенно к оформлению особой части речи – числительного. В этом сыграли роль определенные изменения в формах склонения отдельных слов-названий чисел, утрата дв.ч., сближение склонений2,3,4, утрата родовых различий в 3,4.

1 – практически не изменилось. В Р-М.п дъва уже в древнейших памятниках, наряду с дъвою, является дъву под влиянием именного склонения. Новая форма дву, установившаяся под влиянием именного склонения, становится основой косвенных падежей 2, поскольку конец формы –и с падением дв.ч. уже не осознается как окончание какого-то падежа дв.ч. В Р-М п на это дву наслаивается окончание –х, характерное для этих падежей неличных местоимений во мн.ч.(ср. тЕхъ). Появление конечного –х отмечается в памятниках с 15 века и связано с влиянием склонения прилагательных-определений, с которыми названия чисел были сходны по своей роли, а также с влиянием формы М.П. от3,4. Возможно, и в Д.п. форма дъвоумъ обязана своим возникновением влиянием форм Д.п. от 3,4. В Тв.п. имела место контаминация окончания дв.ч. –ма и мн.ч. –ми,в результате чего звук м в –ма подвергается смягчению.

Падение дв.ч., вызвавшее преобразования форм числительных, отразились и на характере синтаксического сочетания их с существительными. Для И.п. (частью В.п.) устанавливаются неразложимые сочетания числительных 2-4 в И-В.п. с Р.п.Ед.ч. существительного, для остальных падежей – полное согласование в падеже числительного и существительного при мн.ч. Для числительных, начиная с5, в И-В.п. сохраняются прежние по форме сочетания И-В.п. числительного с р.п. мн.ч. существительного, в остальных падежах – согласование числительного и существительного в падеже.

Числительные с 5 перестают изменяться по числам, это было связано с отходом этих слов от существительных. Все числа, кроме 1,2, теряют изменение по родам. Они не стали иметь форм дв. и мн. ч., но в ед.ч. они как склонялись по типу существительных ж.р. с основой на –i, так и склоняются до сих пор. В случае субстантивации числительные приобретают ср.р., ед.ч.,как слова сами по себе не имеющие рода. Сочетание числительных по древним нормам держится долго.

Особое синтаксическое функционирование, отсутствие некоторых категорий, наличных у других склоняемых классов слов, - отсутствие категории рода и числа – дает основания для выделения числительных в особый грамматический класс слов. Это выделение в живом языке осуществляется на протяжении 13-14вв., параллельно с разрушением категории дв.числа.

Из числительных существенных изменения претерпели названия чисел 40, 90, 100. 100 сохранилось до настоящего времени, но склонение упростилось: сто – И-В.п., для остальных –ста, первоначально обозначавшая лишь Р.п. Названия сорок, девяносто первоначально образовывались как названия других десятков, т.е. четыре десАтъ, девАтъ десАтъ. В Русской Правде отмечается сорокъ – является по происхождению нумеративом, т.е. особым словом, употребляющимся при счете предметов в сочетании с числительными или существительным. 11-19, 20,30 преобразовывались в связи с частым употреблением, в единое слово, причем последний член сложения 10, большей частью и ранее не несший самостоятельного ударения подвергается редукции. В результате склоняется как единое слово. 50,60,70,80 – старые формы сохраняются в И-В.п., в остальных вторая часть ранее не изменявшаяся при склонении, получает форму того же падежа, что и первая. В с.р.я. тенденция к еще более тесному слиянию обеих частей, в связи с чем первая часть во всех падежах, кроме И-В.п., получает форму на –и, напр., пятидесятью

200-900 – изменения подобны тем, которые, в результате утраты двойственного числа, имели место в сочетаниях числительных с существительными. И-В.п. сохранился у всех, во всех остальных падежах параллельно склоняются обе части сложения, причем первая часть тождественно обычному склонению числительных 2-9, вторая представляет соответствующий падеж мн.ч. от сто ( форма подвергалась обычному для имени воздействию со стороны склонения на -а): пятистам. В порядковых те же изменения, утратили краткую форму. Собирательные числительные в косв.п. сохраняют лишь формы мн.ч., согласующимся с соответствующим падежом мн.ч. существительного, напр., троим парням. Но: в И.п. двое +Р.п. мн.ч.существительного.

12. Становление видо-временной системы русского глагола