1. Взрыв Гульсум остановилась перед домом. Все как всегда, та же калитка, тот же дворик. На окнах те же занавески. Но входить не хочется. Жить она здесь не будет, это она решила твердо

Да что я мучаюсь? Надо хотя бы позвонить ему. Он набрал номер Павла. Сергею сразу показалось, что "алле" сказал не Павел, а кто-то другой. Ну вот, пожалуйста, он живет не один. На голубого вроде бы не похож, друзья обычно трубку не снимают, брат в Италии. Кто же это? Да это уже шуги, он, наверное, ошибся, решил Сергей и спросил:

- Павел?

- Нет, это не Павел, секунду, я сейчас его позову.

Ну, вот тебе, здрасьте. С кем-то пьянствует, очень близким, раз доверяет взять трубку. И, возможно, рассказывает ему обо мне.

- Да, - услышал Сергей голос Павла.

- Здравствуйте, Павел, это Кудрявцев.

- Здравствуйте, Сергей.

- Я что звоню, Павел…То, что я вчера говорил, было очень давно, и почти неправда. Ну, в общем, забудьте.

- Хорошо, - голос ровный, спокойный. - Не волнуйтесь, Сергей, у психологов, как у священников, тайна исповеди.

- Считайте, что не было никакой исповеди. Это я так, ну, в общем, я уже не помню, где правда, а где мои больные фантазии.

- Ясно. Конечно, Сергей, можете об этом больше не думать. Не волнуйтесь.

Это ты должен волноваться, а не я, подумал Кудрявцев. Должен, но судя по голосу, совершенно не волнуешься. Вряд ли ты не понимаешь, какие серьезные вещи я тебе рассказал. Почему же тогда не волнуешься? Хотя психологи, наверное, в совершенстве владеют искусством управлять собой.

- Ну, тогда до встречи? Как договорились? - постарался сказать Сергей бодрым голосом.

- Конечно, жду вас, - ответил Павел. - До свидания.

Кто же все-таки у него трубку в квартире поднимает, что за мужик? Надо выяснить. И Сергей позвал Игоря и дал срочное задание выяснить, кто у его психолога дома. Через полчаса Сергею доложили, что у психолога в гостях брат, вернулся из Чечни. Вот как, а я переживаю, подумал Сергей. Это тот самый, которому я помог, я же звонил. Это не опасно. Но в любом случае, так нельзя жить, все время чего-то опасаясь, с этим надо что-то делать.

Ирина закончила выступление, и Сергей сделал ей знак, чтобы она присоединилась к нему. Девушка кивнула, но довольно холодно, это Сергей отметил, ничего, сейчас реанимируем. Стоило ему только посмотреть по сторонам, как тут же сбоку вырос официант, он внимательно следил за всеми движениями Олигарха. Сергей заказал Ирине форель, овощной и фруктовый салаты, шампанское "Брют" - все, что она любила. Когда она села за столик и он открыл рот, чтобы извиниться перед ней - он решил сделать это непременно, его не убудет, - заверещал телефон. Сергей подумал, что отвечать не будет, каким бы важным разговор не был, но, увидев на определителе международный код, нажал кнопку приема.

- Господин Кудрявцев? - говорили без акцента.

- Да, я слушаю.

- Вас беспокоят из Милана, с киностудии. Меня зовут Серж Цукерман. Я кинорежиссер. Мне вас рекомендовал синьор Ринато.

- Здравствуйте, Серж, я весь внимание.

- Я звоню по поводу ваших танцовщиц. У меня к вам предложение.

- Шоу-группы под руководством Александра Кочеткова, - уточнил Сергей.

- Кочеткова? Ах, да, он с ними танцевал.

- Он представляет в Италии их интересы. Он мой наемный директор, менеджер.

- Значит, все переговоры вести с ним?

- Если по поводу новых контрактов, то нет, переговоры вести со мной. Но они работают вместе, он представляет их интересы. Считайте, что он мой заместитель, но в крупных коммерческих контрактах решаю я.

- Понятно. Я хотел приобрести у вас группу для съемок.

- Приобрести - совсем? - удивился Сергей.

- Именно так, совсем. И мне нужны только девушки.

- Что это за съемки? - Сергей начинал догадываться, к чему клонил режиссер. Наверняка, какое-нибудь подпольное порно, а может и того хуже, снап-кино, где по-настоящему убивают и насилуют, иначе зачем тогда покупать совсем. Можно заключить контракт на длительный срок.

- Ну, по телефону не расскажешь, - засмеялся режиссер. - Вы же понимаете, это долгий разговор. Творческий процесс по мобильному телефону…

- Понятно, - перебил Сергей. - Тогда приезжайте, поговорим в Москве. Я в Италию в ближайшее время не собираюсь.

- Я пришлю к вам своего агента, - сказал Цукерман.

- Присылайте. Запишите телефон, пусть свяжется с моим человеком, его встретят, примут, и мы с ним поговорим.

- О"кей, записываю.

Сергей продиктовал телефон помощника.

Хотят купить лучших моих девушек, губа не дура. Дешево я их не отдам, замены им нет. В отличие от остальных, они умные, в них есть шарм, которого нет в остальных, Ди-джей не дурак, что выбрал их. У него хороший вкус. Они умеют смотреть так, что это возбуждает. Они могут завести, даже не раздеваясь, одним своим взглядом. И держатся всегда как королевы. А все остальное деревня, провинциальные девушки. С ними еще работать и работать. А может, и бесполезно. Они как были плебейки, так ими и останутся. Ну, Ирина, пожалуй, исключение. Хотя с ней тоже скучно. А вот с Машкой, пожалуй, нет, подумал Сергей. И вспомнил о том, что говорил ему психолог по поводу женщин. Ему тут же захотелось увидеть рыжую Машу. Он даже забыл, что перед ним сидит Ирина и вопросительно смотрит, когда же он все-таки обратит на нее внимание. Сергей подумал о том, что если он продаст Машу, то он вообще ее никогда больше не увидит, и решил, что продаст ее очень дорого.

- Ну, здравствуй, - он поднял бокал шампанского и чокнулся с Ириной. Ириш, ты не обижайся на меня за тот раз. Знаешь, пьяный совсем был, прости дурака, а?

Ирина улыбнулась и кивнула. Даже в полумраке Кудрявцев заметил, что она покраснела от удовольствия. Ну вот, пожалуйста, совсем не интересно. Если бы она плеснула ему в лицо шампанским, это было гораздо круче. Это бы его возбудило, он захотел бы ее прямо сейчас, было бы весело. А так… Да, психолог прав. Вот Машка - та могла бы так поступить. И почему он ей не занялся? Как это он ее проморгал? А может, он слишком ее идеализирует? Все они его боятся. Нет, те трое, что поехали в Италию с ди-джеем, не боятся. Эх, зря он их опустил. Ну ладно, продавать, так по крупному. Посмотрим, что скажет агент этого Цукермана. Неплохо, видно, устроился наш еврей в подпольном кино, раз может присылать агентов для переговоров и даже не интересуется, сколько могут стоить девушки. Если он не дурак, а он режиссер, значит, кое что-то понимает в искусстве, то он должен знать, что это не проститутки и не простые стриптизерки. Это актрисы и притом страшно сексапильные.

А вот ди-джей - он Цукерману на фиг не нужен, это понятно. Если сделка состоится, а для Кудрявцева никогда ничего невозможного не было, тут же ему прямо шли навстречу, - если она состоится, то на фиг ди-джей? Скрипач не нужен. Болевар не выдержит четверых. Ди-джей становится помехой. Он и здесь, в Москве, не нужен, обладающий такой информацией, а там, в Италии, и подавно. К тому же неизвестно, что у него за характер, похоже, он этих девчонок обожает и не захочет просто так их отдавать. Боже, да он же брат психолога! Каким-то неожиданным поворотом судьбы оба брата оказались обладателями его тайн. Ди-джей, правда, еще ничего не знает, но это дело времени. Что, и его убирать? Это уж слишком. А что же делать, если он будет мешать? Его надо как-то устранить. Но уж больно не хочется убивать. Еще неизвестно, чем это кончился для него, Сергея, в моральном плане. Он стал замечать, что его тяготили грехи прошлого, что они связаны с его сегодняшним нездоровым состоянием. После исповеди психологу стало немного легче, но теперь появилась новая проблема.

Что делать с ди-джеем? Ладно, надо подождать гонца из Италии и тогда принимать решение. А пока остается утешиться Ириной, ничего лучше, увы, нет.

- Ну что, киска? Как дела?

- О"кей - улыбнулась девушка.

- Подруги из Италии не звонили?

- Звонили.

- Расскажи.

- У них там все клево, они там показывают Сашину танцевальную фантазию на тему Кармен.

- И Саша тоже танцует?

- Да, конечно, он классный хореограф и великолепный танцор, он занимался танцами. Но бросил. Он очень талантливый?

- Ты так считаешь? - серьезно спросил Кудрявцев.

- Да, очень, и все его просто обожают.

- И ты? - прищурился, улыбаясь, Кудрявцев.

- Ну, - замялась Ирина, думая как бы лучше ответить, чтобы не обидеть Олигарха. - Он мне нравится, но не в том смысле, что ты думаешь. Ничего, честное слово.

- Да я не сомневаюсь в тебе, Ириш, чего ты.

Она потянулась через столик и поцеловала его. Он с трудом сдержал отвращение. Нет, он ее не хочет. Ни так, ни эдак.

Он сослался на усталость, позвал водителя и, простившись с Ириной, быстро уехал, чем очень ее удивил. Она спокойно доела фруктовый салат, выпила шампанское. Подошла Татьяна - она закончила выступление, и сказала, что ее приглашают с ней и Леной за столик. Хорошие ребята, они только что познакомились, хорошо угощают, денег не жалеют. Первой реакцией Ирины было согласиться, но она вспомнила об Олигархе и отказалась. Он, конечно, вел себя с ней последнее время странно, но у богатых свои причуды. Рисковать связью с ним она не могла. Ей давно не достаточно было заработка на стриптизе, Олигарх ее избаловал, а к хорошему быстро привыкаешь. Грустная оттого, что не может разделить веселье, которое царило за соседним столиком, Ирина поехала домой.

… Ехать оставалось недолго, часа четыре. Пора собираться, хотя вещей у него почти не было, он ведь ехал в теплые края, поэтому одежды взял мало: костюм, джинсы, три рубашки, теплая водолазка и свитер, которые так и не пригодились, всякие мелочи, ну, и японский роман.

пропел он куплет из песни Светы Сургановой. И вспомнил о Саше. Как там наш рокер и танцор поживает в солнечной Италии? Наверное, как всегда неплохо. Дима совсем не завидовал брату. У них вообще в семье никто никогда никому не завидовал, все могли только радоваться друг за друга. Дима представлял себя на месте Саши в окружении трех красивых танцовщиц в итальянском отеле. Вот он исполняет с ними зажигательный танец, вот гуляет по итальянским городкам, лежит с ними на пляже, в гостинице… Нет, все-таки его фантазия не так богата. То, как заниматься любовью сразу с тремя, Дима представить не мог, как ему этого не хотелось. Ну что ж, каждому свое, кому Чечня, а кому Турин с Миланом и девушками… он опять представил брата, развлекающегося с танцовщицами, и опять расплылся в улыбке. Вперед, Шурик, так держать!

Улыбка, которая так и не слезла с его лица, оказалась очень кстати, потому что в купе заглянула симпатичная проводница и предложила чаю. Дима радостно согласился, и проводница, увидев его сияющее лицо, немного задержалась в дверях. Среди мрачных, озабоченных пассажиров, этот врач - она поняла это еще на вокзале в Грозном, - отличался каким-то необъяснимым оптимизмом, жизненная игра била из него ключом, даже когда он лежал на полке и читал книгу. Хотелось смотреть ему в глаза и никуда не уходить. Поневоле собственное хмурое лицо расплывалось в улыбке.

- А к чаю чего-нибудь хотите?

-Хочу, - кивнул Дима.

- А почему в не спрашиваете, что?

- Такая девушка, как вы, не может предложить чего-нибудь плохого, - сказал Дима.

Просто, в общем-то, банально, а как приятно, подумала проводница, и как это сказано, каким голосом, с каким вниманием. Вот кому-то повезло… Хотя кольца нет. Может, и не женат… Вряд ли. Такой парень не может быть холостым, просто не может, успокоила себя проводница и пошла за чаем.

- А где твои вещи? Это все? - засмеялся он.

- Какие вещи? Вот сумка, - не понял Дима.

- Ах, ну да, тогда было много вещей. Потому что везли весь госпиталь.

- Ну конечно, а госпиталь там остался, - грустно сказал Дима. Павел заметил эту грусть.

- Но ты же вернешься…

- Боюсь, что нет, - помотал головой Дима. - Меня ФСБ затаскает. Дай Бог вообще, чтобы все кончилось хорошо.

- Не бери в голову, все будет нормально. Пошли. Мать с отцом ждут.

Они отошли от вокзала и остановили частника - старую "шестерку". Брать такси на вокзале даже с Пашиными нынешними гонорарами было ненужным расточительством: таксисты, видимо считали, что на Курский вокзал прибывали пассажиры из Монте-Карло.

У родителей просидели допоздна, оставаться у них Дима не стал, ему хотелось еще поговорить один на один с братом, и в одиннадцатом часу они заказали такси и поехали в Медведково.

Ночью они сидели на кухне, и Дима описывал подробности чеченского плена. Впереди было много историй, которые он собирался поведать брату - родителям он их не рассказывал, он жалел мамины нервы: вопрос о его возвращении оставался открытым. Вот откажут ему, тогда уж все и изложит. Когда история его похищения была закончена, он глубокого вздохнул:

- Вот только сейчас я почувствовал, как устал, - сказал он, - как все накопилось.

- Я пойду постелю, попей пока чайку, - Павел отправился в комнату.

Зазвонил телефон.

- Возьми, Дим! - крикнул Павел из комнаты. - Скажи, сейчас подойду.

Дима услышал удивленный голос: не привык, что кроме Паши, может еще кто-то подойти, тем более мужчина. Павел взял трубку и начал успокаивать звонившего: не волнуйтесь, тайна исповеди и прочее. Вот тоже работа, подумал Дима, звонят ночью с какими-то пустяками. А Пашка так спокойно, так сдержанно успокаивает всяких сумасшедших. . Другой бы на его месте давно бы послал. Но нельзя: работа.

- Один богатый клиент, - сказал Павел, увидев вопросительный Димин взгляд, наговорил с три короба, а теперь жалеет. Боится, что еще кому-нибудь расскажу его секреты.

- Серьезные секреты? - Дима пил зеленый чай, к которому пристрастился в Чечне, правда, там чай был гораздо нежнее и ароматнее.

- Как ни странно - да, но для него, конечно, я-то, и правда, о них могу забыть на следующий день, мне все это по фигу, их тайны Мадридского двора. Но вот он так не считает, и я начинаю трусить

- А чего ты боишься?

- Ох, Дима, он мне такого нарассказывал, ну да ладно, черт с ним… Не буду тебя загружать.

- Расскажи, может я смогу чем помочь. У меня Михайлов есть.

- Тут и твой Михайлов не поможет, и сам президент, наверное, тоже.

- Слушай, ты меня пугаешь.

- Да ладно, пока все нормально, если будет что серьезное, тогда расскажу. Пока убивать меня никто не собирается.

- Да что ты говоришь, Пашка! Что, все так серьезно?

- Пока нет, я постараюсь сам снять проблему, я же все-таки психолог. Ну, а если что, обратимся к твоему Михайлову. Если уж совсем припрет.

- Кстати, странно, меня хотели в Грозненском ФСБ держать, мне по секрету сказали, но после того как я позвонил тебе, сразу отпустили. Причем, я знаю, что Михайлов не в курсе, он за границей, оперирует там после землетрясения.

Паша посмотрел брату в глаза.

- Это как раз он, мой клиент, - Павел взглядом показал на телефонную трубку. - У него дружок в ФСБ, так он, по крайней мере, сказал.

Дима слегка присвистнул.

- Ну и дела!

- Ладно, черт с ними со всеми, пошли спать, завтра еще поговорим. Ты же мне далеко не все рассказал.

- Да, рассказывать можно несколько дней. Там каждый день что-то происходило.

- Ты устал, брат, иди в ванну, и приходи ложись. Трофим тебя давно ждет.

- Да, я вижу, - засмеялся Дима. Он взял кота на руки. - А здоровый-то какой стал! Чем ты его кормишь, Паш?

- Да чем, кошачьим кормом, чем же еще. Что я ему, готовить буду специально? Но Катька - та специально ему иногда что-нибудь придумывает, полный разврат.

- Кстати, как она? - крикнул Дима из ванной.

- Все в порядке, завтра может, увидишь, она обещала днем забежать обедать с нами.

- Если на Лубянке в подвал не посадят.

- Слушай, я сказал: прекрати! Шампунь в шкафчике найдешь, там же и фен, чтобы с мокрой головой не ложиться. - Все, я ложусь.

Дима включил большую струю, налил две крышечки пены и вскоре он нежился в горячей ванной, смывая с себя дорожную пыль и паровозную перхоть. Он закрыл глаза и вспомнил тот день, когда к нему приехали две девушки, одна с неудачным абортом. Ах, эти черные глаза, меня пленили… Гульсум… Увижу ли я тебя когда-нибудь? Обещала позвонить. Но они всегда обещают. Нет, она не такая, как все, ей, кажется, можно верить. Ну, если не позвонит, найду ее в МГУ на искусствоведческом. Если она вообще там учится, тут же сказал он себе. Восточная женщина - темный лес.

Зазвонил его спутниковый телефон. Его номер знали только в ФСБ и в госпитале. Звонили не из госпиталя. Москва, майор федеральной службы безопасности Игнатьев. Он ждет его в 17. 00 по адресу… Адрес знакомый. В доме на площади в центре Москвы, где раньше был знаменитый 40-й гастроном, ставший сегодня крупным супермаркетом.

Пришел Паша, увидев грустное Димино лицо, спросил:

- Что, позвонили?

Дима кивнул.

- Ну, ты же был готов к этому.

- Да, но я не думал, что все будет так быстро.

- Они времени даром не теряют. Во сколько?

- В пять.

- Ну, хоть пообедать успеем. Скоро Катерина придет. А пока давай завтракать.

Майор ФСБ Игнатьев был сама любезность. Давно к Диме не обращались с таким почтением. Чай? Кофе? Может, коньячку? От комплиментов и дифирамбов Игнатьева Дима даже почувствовал себя неловко. Майор вел себя заискивающе, как подчиненный ведет себя с крупным начальником. Дима терпеть не мог такого обращения. Он сам ни перед кем никогда не заискивал, будь то хоть министр здравоохранения, и не любил когда начинали заискивать перед ним. Игнатьев сказал ему, что такие, как он, - гордость России, что только благодаря таким людям, держится еще их медицина, и признается одной из лучших в мире. Несмотря на ту нищенскую зарплату, да это наша беда, которую платит врачам государство. Даже в Чечне, пусть и тройной оклад, но что такое сегодня тройной оклад, если месячной зарплаты врача не хватит даже на потребительскую корзину? А если мужчина, глава семьи, кормилец…

Все это словоблудие так утомило Диму, что он не выдержал и сказал:

- Товарищ майор, может, все-таки перейдем ближе к делу?

- Ах, да, извините, Дмитрий Андреевич, конечно, к делу.

И тут с майором произошло разительное превращение. Человека как будто подменили. То есть перед Димой сидел все тот же майор госбезопасности Игнатьев, но от того, человека, который только что пел Диме дифирамбы и предлагал выпить коньяку, не осталось и следа. Улыбка с его лица исчезла, желваки заиграли, глаза сузились, голос изменился, взгляд стал почти металлическим. Вопросы посыпались безо всякого предупреждения, один за другим, он не давал времени на раздумье. Не хватает только лампы в лицо, успел подумать Дима. Больше ни о чем он не думал в течение минут сорока, он только успевал отвечать на вопросы, на которые уже отвечал в грозненском ФСБ. Только там, в Чечне, они задавались в гораздо более мягкой форме. И к ним прибавились новые темы - совершенно не относящиеся к недавнему пребыванию Димы в Чечне.

Вопросы все про тот же плен.

Кто захватил?

Куда привели?

Сколько их было?

О чем они говорили?

Что просили Диму сделать?

Сколько дали денег?

Чем кормили?

Кого он еще видел в лагере?

Где находился лагерь?

Лечил ли он боевиков до похищения?

Как его коллеги общались с чеченцами?

Кто из чеченцев предупреждал его об опасности?

Что он знает о террористическом акте на стадионе в Грозном 9 мая?

А о взрывах жилых домов в Москве?

Как он относится к теракту на Дубровке?

Что говорил ему об этом Михайлов?

Часто ли он встречается с Михайловым?

В каких они отношениях?

О чем говорят?

Знает ли он его семью?

Когда Дима вышел на улицу, он чувствовал себя, как выжатый лимон. Как будто у него высосали всю энергию. Он стоял и тупо смотрел вниз на Кузнецкий мост, его любимую улицу Москвы. Раньше находясь здесь, он всегда знал, что делать. Времени у него всегда было мало, и он быстро успевал забежать в эзотерический магазин, который теперь находился в Доме художника, посмотреть на развале новые книги, которые стоили тут порой дешевле, чем в магазине, перебрать кассеты у старичка-коллекционера музыки ретро и обязательно купить одну-две. Старик сам составлял сборники, и подобраны они были с отменным вкусом. Пиаф, Элвис, Армстронг, Хампердинк. И самые лучшие, самые мелодичные и известные песни. Он спускался ниже по Кузнецкому, забегал на минуту в ЦУМ, чтобы купить хрустящего мороженого, которое продавалось только там и в Цирке на Цветном бульваре. Когда у него вдруг оказывались в кармане деньги, это было как правило после какой-нибудь удачной операции, ему оплатили, заранее оговорив сумму (на это начальство закрывало глаза, знало, что иначе вообще никто работать не будет, если не частная практика, слава Богу не советское время, когда заставляли коньяк в унитаз выливать), - если у него были деньги, он заходил в кассу Большого театра и позволял себе купить один билет на его любимый балет. У спекулянтов, которые сразу атаковали его у театра, он никогда не покупал - он испытывал к ним брезгливость, слишком уж они были далеки по своему поведению от того высокого искусства, на которое продавали билеты втридорога.

Любовь к балету привил Диме Саша, и Дима примерно раз в год устраивал себе такой праздник - покупал за большие деньги билет в партер на классический балет и, сидя в партере Большого, наслаждался каждым мгновением жизни. Пребывая после балета в приподнятом настроении, он часто шел домой пешком, доходил до своей квартиры на улице Алабяна примерно за час. По дороге сочинял стихотворение и вспоминал Маяковского. Владимир Владимирович тоже писал стихи на ходу. Потом из дома звонил братьям и рассказывал, какой он счастливый, как он великолепно провел сегодня время. Они слушали его и удивлялись: почему он ходит один, почему у него до сих пор нет девушки? Странный у них все-таки братец, не от мира сего. Ему бы родиться в XIX веке и быть чеховским врачом, доктором Астровым, тогда врачам платили получше, и уважения к ним было побольше.

Хотя тут братья были не правы - Диму уважали все, кто его знал. Он купался в этой всеобщей любви и в своей работе, которую обожал. Он был настоящим трудоголиком. Не считая ежегодных походов в Большой, он все время проводил на работе, хоть рабочий день оканчивался у него в четыре часа. Раньше десяти вечера он из больницы не уходил, а иногда и оставался там ночевать - для этого в его ординаторской было все оборудовано.
Но сегодня, глядя на свой любимый Кузнецкий мост, он не знал, куда пойти, что делать, куда податься. Впервые в жизни у него возникла мысль завалиться в пивной бар и сидеть там и пить пиво, знакомясь со случайными людьми. Он огляделся в поисках какого-нибудь кабачка, но ничего подходящего не заметил. Либо шикарные рестораны, либо какие-нибудь "Елки-палки", куда ходят, чтобы хорошо поесть. Нет, это все не то. Ему бы куда-нибудь типа "Ямы", о которой рассказывал ему Павел. В студенческие времена его брата, когда Павел еще учился в МГУ на психологии, он рассказывал, что они со студентами всегда ходили в "Яму" - так называли они пивбар "Ладья". Это был очень демократичный пивной бар, где кружка пива стоила сорок копеек. Надо было бросить две монетки по двадцать, а тарелка креветок - полтинник. На пять рублей можно было хорошенько набраться и вкусно поесть, а на десять - просто упиться вусмерть, что иногда Павел с друзьями, начинающими психологами, и проделывал. Там даже можно было поиграть в шахматы - со своими досками и с часами приходили спивающиеся мастера спорта, чтобы заработать денег на пиво. Он играли с форой во времени - себе ставили три минуту, сопернику - пять и легко обыгрывали его, потому что соперник пытался подстроиться под их быстрый ритм, не понимая своего преимущества - он ведь имел на две минуты больше. Проигрывали этим пивным мастерам очень быстро, но к концу дня иногда удавалось все же их обыграть: на свои гонорары от побед они напивались так, что, несмотря на весь свой опыт, делали непростительные ошибки. Зевали ферзей, путали фигуры.