Али Вячеслав Полосин Евангелие глазами мусульманина Два взгляда на одну историю

Русское слово «утешитель» является приблизительным перево­дом греческого слова «параклитос».¹(¹"Параклитос" - это же слово в I Соборном послании, автором которого христиане считают тоже еванге­листа Иоанна, переводится как «ходатай»: «Мы имеем ходатая пред Отцом, Иисуса Христа праведника» (1Ин. 2: 1).) Какое слово на самом деле произнес Иисус, говоривший на арамейском языке, остается за­гадкой. В данном случае отсутствие у читателей «Нового завета» знания об арамейском слове, переданном по-гречески как «параклитос», создает наибольшее препятствие для правильного понима­ния не только этого текста, но и всего пророческого благовестия Иисуса. - Ведь речь идет о предсказании Иисусом будущего пос­леднего посланника Бога, которым завершится длинная история ниспослания всеобъемлющего закона Бога для всего человечества и начнется строительство реального Царства Бога на этой земле!

Поэтому необходимо рассмотреть все детали евангельского тек­ста, чтобы методом устранения противоречий, которых не может быть у посланника Бога, и посредством рассмотрения слов Иисуса в контексте, во всем смысловом целом, реконструировать подлин­ный смысл его слов.

Сразу же бросается в глаза, что греческий пересказ речи Иисуса о будущем «параклите» содержит в себе принципиальное внутрен­нее противоречие. С одной стороны, это «святой дух», «дух ис­тины», а дух по природе своей не имеет человеческой плоти, но с другой стороны, речь идет как бы о некоем «общественном за­щитнике», «ходатае», даже «адвокате» за человечество, который должен «обличать мир во грехе», научить людей «всему», т.е. дать им всеобъемлющий закон Бога в этой земной жизни, да еще ус­тановить по этому закону «суд» и «правду». При этом под духом можно понимать как особое действие Самого Бога (у христиан - это «ипостась» Бога), и оно-то полностью бестелесно, а можно, в соответствии с иудейской традицией и Писанием - ангела Бога.

Дух-ангел, могущий лишь создать на время видимость плоти для общения с человеком по воле Всевышнего, не может выпол­нить в человеческом обществе без посредства реального человека столь гигантские по объему, революционные общественные функ­ции, которые предсказывает Иисус. - Эту миссию Создатель дове­рил самому человеку, и все великие посланники Бога, религиозные реформаторы, законодатели и духовные вожди были людьми, а не жителями других миров.

Разумеется, Иисус, предсказывая будущее, не мог противоречить ни сам себе, ни Творцу миров, и мы должны подробнее рас­смотреть контекст его предсказания, чтобы снять возникшие при пересказе его слов на другом языке мнимые противоречия. Следу­ет особо выделить следующие моменты его речи:

1. Иисус говорит: «Если я не уйду, утешитель (ходатай) не придет к вам, но если я уйду, я пришлю его к вам» (16: 7). Из слов Иисуса ясно следует, что на момент их произнесения другой «утешитель» при нем не присутствовал. Если же, как говорят христианские миссионеры, другой «утешитель» - это святой дух как действие, энергия Бога, или даже Сам Бог, то можем ли мы допустить, что посланник Бога Иисус в момент пророчества был лишен покрови­тельства пославшего его Создателя?? (О «разделении» Творца на нескольких богов, так что один из них «не присутствовал» там, где находился другой, не хочется и говорить!).

Но даже если понимать под упоминаемым «святым духом» ан­гела Гавриила, сопутствовавшего пророкам и передававшего им волю Творца, то мысль о его отсутствии при Иисусе в момент его пророчества оскорбляет не только великого пророка, но и Того, Кто сделал его Своим избранником!

Кощунственных предположений мы избежим и сохраним свое благочестие, если придем к выводу, что «духом истины» и «утеши­телем» Иисус именовал не Бога и не ангела, а человека, т.е. следу­ющего после себя посланника Бога. В этом случае все становится на свои места: следующий посланник приходит только после за­вершения миссии своего предшественника.

2. Иисус говорит: «Другого утешителя» (14: 16). Это очень важное слово. «Другого» по отношению к кому? Если этот «утешитель», как нам внушают миссионеры, есть «святой дух» Самого Бога, Его «ипостась», то получается, что он является «другим» по отноше­нию к своим же предшественникам - тоже «духам- утешителям»!

Зато если «другой» сказано Иисусом по отношению к себе - «сыну человеческому», то из этого однозначно следует, что он также будет в человеческой плоти, то есть будет следующим пос­ланником Бога! При этом в нем будет жить «дух истины», как он живет по воле Творца в каждом пророке и праведнике. Его дух бу­дет в подлинном смысле святым, ибо освящен Самим избравшим его на высокое служение Богом.

Таким образом, мы должны отбросить версии, приписывающие Иисусу ложные предсказания и противоречия самому себе и прий­ти к выводу, что под словом «параклитос» скрывается не ангел, не «дух» Самого Бога, а имя или обозначение следующего посланни­ка Бога.

Тем не менее в тексте есть немало загадочных слов, которые наши оппоненты приведут нам, чтобы показать, что и наше по­нимание сталкивается с противоречиями. Мы с удовольствием на них ответим.

Христианские миссионеры говорят, что слова Иисуса об «уте­шителе», который «пребудет с вами вовек», «с вами пребывает и в вас будет», означают, что он будет пребывать вовек в апостолах, что можно сказать о духе, но нельзя сказать о другом человеке.

Однако такое возражение разбивается сразу же тем, что Иисус говорил в той же прощальной беседе своим ученикам (см. в пре­дыдущей главе комментарии к Ин. 15: 1 - 10) - слова «я пребуду в вас» имеют переносный смысл и означают его пребывание в уче­никах отнюдь не в его человеческом теле, а в переносном смысле, духовно - своими наставлениями, словами, которые переданы ему Всевышним: «Если пребудете во мне, и слова мои в вас пребудут» (15: 7). Спрашивается: почему следующий посланник не может пребывать вечно в преданных Богу людях точно так же, как и его предшественник-пророк в своих учениках? - Никакого противоре­чия в нашей версии нет!

Христианские миссионеры также говорят: но ведь Иисус гово­рит о том, кого апостолы уже знают, кто уже в них пребывает, а не только о будущем посланнике! Дескать, это и есть дух Бога! - С удовольствием ответим и на это возражение.

Если исходить из того, что осталось нам в греческом тексте Евангелия от Иоанна - заведомо сокращенном, по слову самого евангелиста ¹ (¹«Много сотворил Иисус пред учениками своими и других чудес, о которых не писано в книге сей» (Ин. 20: 30). «Многое и другое сотворил Иисус; но. если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин. 21: 25)) - то здесь явно не хватает уточнений, кого именно знали и каким образом узнали ученики: «Вы его знаете» (14: 17)?

Однако нет никакой нужды выстраивать самые сложные тео­софские конструкции, чтобы ответить на такой вопрос. - Знать этого будущего посланника они вполне могли самым естествен­ным образом - через свидетельство самого же Иисуса, а также через проповедь его двоюродного брата пророка Иоанна Предте­чи - Яхьи, также предсказывавшего приход великого посланника после Иисуса. Во всяком случае, других предсказаний о будущем посланнике Евангелия больше не содержат.

В предыдущих главах мы уже рассматривали тексты проро­честв Иисуса, где он говорит, что будущий посланник будет не из рода Давидова и вообще не из потомков Иуды, но из рода Авраама, в отечестве которого его не примут. До нас дошли только краткие обрывочные тексты в пересказе на другом языке, по которым очень непросто реконструировать пророчество. Но ученикам своим Ии­сус говорил на родном для себя и для них языке, и не краткие изре­чения, оставшиеся в «логиях», а большие поучения, притчи, пред­сказания. И они, несомненно, знали намного больше о будущем посланнике Бога, чем читатели четырех официальных Евангелий.

Поэтому никакого противоречия и в этом вопросе в нашей вер­сии нет, и мы можем выразить ее кратко следующим образом:

Иисус предсказывает приход не «духа» Бога и не духа-ангела, а человека-носителя святого духа истины, следующего посланника Бога, который «обличит мир о грехе» и «научит всему», т.е. прине­сет всеобъемлющий Закон Бога для всего человечества. Ученики уже много знали о нем от своего учителя и от Иоанна Предтечи.

Но нет ли в этом явно сокращенном тексте каких-либо намеков на то, что это за посланник? Чтобы ответить на этот вопрос, необ­ходимо проанализировать греческое слово «параклитос» и право­мерность его употребления в качестве обозначения предсказанно­го Иисусом «другого» после себя посланника Бога.

Предоставим слово знатоку древних языков проф. Абдуль-Ахаду Дауду:

«Греческое слово, означающее "утешитель" или "успокоитель" - не "парак­литос", а "паракалон". В Септуагинте еврейское слово "утешитель" ("мнахем") в книге Плач пророка Иеремии (1: 2,9,16,17,21 и далее) переведено как "парака­лон", от глагола "паракалоо", который означает: "призвать, пригласить, увещать, утешать, молиться, умолять". Следует отметить, что после согласной "карра" в "паракалон" есть буква "длинная альфа", которой нет в "параклитос" [...] Слово "параклитос" не означает "утешителя", это слово не из классического греческого языка. ...его значение в церковной литературе: "Некто, призванный на помощь, адвокат, общественный защитник в суде, заступник". ...но я опять настаиваю, что иметь аналогичный смысл может "паракалон", а не "параклитос". ..."паракли­тос" с лингвистической и этимологической точки зрения не означает "адвокат, утешитель или предводитель"»¹ (¹Проф. Дауд. Мухаммад в Библии. С. 182- 183.).

Важным обстоятельством является то, что апостолы знали о ком идет речь именно на арамейском языке, родственном ивриту. Попробуем поискать какие-либо «зацепки» в едином контексте Евангелий - там, где есть «параллельные места», т.е. предсказа­ния о будущем посланнике. Обращает на себя внимание проповедь Иоанна Предтечи, поскольку Иисус в связи именно с этой проро­ческой проповедью цитировал книгу Малахии (хотя бы и искажен­ную в пересказе евангелистов). При этом немаловажно, что Иисус очень высоко оценил миссию своего двоюродного брата Иоанна - «наибольшего пророка из рожденных женами» (Мф. 11: 11), так что и омовение Иисуса во Иордане совершал Иоанн - как духовно старший. Поэтому наша версия рассмотрения пророчества Иоан­на в смысловой связи с пророчеством Иисуса на «тайной вечере» имеет все основания. Хотя это не снимает с нас ответственности доказать наличие общего в них.

Если заглянуть в уже детально рассмотренное нами провозвестие Иоанна и Иисуса о будущем господине всех пророков, то мы видим развитие и конкретизацию предсказания пророка Малахии, текст которого евангелисты, к великому сожалению, сильно иска­зили, хотя с I века он не менялся:

«Внезапно придет в свой храм господин, которого вы ищете, и послан­ник Завета, которого вы желаете. [...] он — как огонь расплавляющий и как щелок очищающий, и сядет переплавлять и очищать серебро, и очистит сынов Левия и переплавит их, как золото и как серебро, чтобы приносили жертву Господу в правде» (Мал. 3: 1 -4).

Нет ли в тексте Малахии, который частично цитируется еван­гелистами от имени Иисуса, какой-либо зацепки, чтобы больше узнать об этом господине пророков? - Оказывается, есть.

«Господин, которого вы ищете, и посланник, которого вы желаете». На арамейском «желанный» - это ХиМиДа, на иврите ХиМДа. По-гречески, «желанный», как и «благословенный», и «прославлен­ный» звучит как «периклитос». То есть мы имеем те же согласные буквы, что и в слове «параклитос».

А в древности письмо было делом дорогостоящим - писали на выделанной коже или на папирусах. Для экономии бедные люди -а апостолы из их числа - писали на обрывках кожи или папирусах между строк уже написанных текстов, сокращали гласные буквы, не делали интервалов между словами. В древних манускриптах и стояли одни согласные буквы: «прклтс». Гласные стали вставлять позже, при переписках, когда для этого были созданы экономичес­кие условия. В большинстве случаев проблем со вставкой гласных не было - слова были очевидны. Но в этом случае - не так.

Если имя Моше европейцы веками пишут как Мозес или Мои­сей; Йешуа - как Йезус, Джизас или Иисус; Бер-Шеба - как Вирсавия; Йоканан - как Иоганн, Жан, Джон, Иван и т.д.; если имена Бога: Яхве и Элохим, наряду со словом «адон» (господин), при переводах на все европейские языки превратились просто в «Гос­подь», то стоит ли удивляться тому, что имя другого посланника, заключенное в согласных «прклтс», стали позднее читать как «па­раклитос»? Так в чем же здесь зацепка? - В том, что этот же набор согласных в тексте Евангелия от Иоанна можно читать и как «периклитос», и в этом случае оно приобретает ясное значение: «желанный» или «прославленный», и тогда читается: «Бог пошлет другого, очень желанного, ожидаемого человечеством посланника», т.е. мы полу­чим почти дословно текст пророка Малахии по-гречески!

Отсюда логично предположить, что предсказанный Иоанном - Яхьей великий посланник, у которого он был недостоин даже обувь развязать, и предсказанный Иисусом «другой утешитель», который обличит весь мир о грехе и «научит всему» - одно лицо. «Периклитос» по-арабски звучит как Ахмад, и в истории челове­чества до рождения пророка Мухаммада не было человека, которо­го бы родители назвали по-гречески «периклитос» или по-арабски «ахмад» - не было таких имен. Не искушенные в богословии ро­дители последнего пророка по внушению свыше дали ему необыч­ное имя «Ахмад», впоследствии Сам Создатель произвел это имя в превосходную степень - «Мухаммад», и это было чудесным зна­мением и свидетельством, что предсказание Иисуса о «периклите-ахмаде» исполнилось.
Заключение

Таким образом, мы можем суммировать вышесказанное, пред­ложив следующее прочтение евангельского текста:

Такое понимание евангельского текста полностью соответству­ет Корану:

Такое понимание евангельского текста служит основой для на­шего сближения с христианами.

Мы приводим две версии одной истории, ибо первые три Еван­гелия, как обычно, излагают довольно близкую друг другу картину, но четвертое рисует совершенно иную картину, которая выглядит как альтернативная им версия. Сначала рассмотрим описанные со­бытия в их последовательности.

Ин. 11: 45 - 57. Этот сюжет полностью отсутствует в первых трех Евангелиях. Оказывается, что приговор Иисусу был вынесен заранее и заочно. Просто так приговорить к смерти без суда по Торе, да еще публично, было невозможно, это мог сделать только суд.

Так называемый «малый синедрион» состоит из 23-х судей, из которых 10 занимаются поиском оправдания обвиняемому, 10 - обвинителей, а три - председательствующих. Они работают не за плату, а потому что это - их религиозный долг. Если подсудимый обвиняется в «лжепророчестве», то на это требуется «большой си­недрион», состоящий из 71 судьи (как у Моисея).

Евангельская запись свидетельствует, что имел место «малый синедрион» («большой синедрион» в то время не собирался). Ии­сус на нем не присутствовал, то есть суд был заочным, но там были свидетели, которые обвинили Иисуса в обольщении народа много­божием и магией. Согласно Торе (Втор. 13:6-11), «обольстителя» можно убить и без суда, немедленно. Но если суд состоялся и вина доказана, то решение обжалованию не подлежит. Слово «убить» у иудеев применимо и по отношению к решению суда: «суд убил».

Поскольку Иисус на суде не присутствовал и не мог привес­ти аргументы в свою защиту, синедрион дал ему 40 дней на то, чтобы он сам или любой свидетель мог прийти к первосвященни­ку и представить доказательства его невиновности. По истечении сего срока в случае непредставления таких доказательств приго­вор автоматически вступал в силу. Эта версия о состоявшемся за 40 с лишним дней до песаха заседании «малого синедриона» под­тверждается в Талмуде, который в данном случае является для нас просто свидетельством наличия исторического факта:

«В канун пасхи повесили Иисуса Назорея. 40 дней выходил глашатай перед этим и возвещал: "Иисус назорей будет [побит] камнями за то, что занимался магией, и обольщал отдельных и многих из Израиля. Вся­кий, кто знает ему оправдание, пусть придет и обоснует". Не нашли ему оправдания, и его повесили в канун песаха. Спросил Ула: "Разве Иисус Назорей подлежит поиску оправдания? - Ведь он же обольститель, а Всемилостивый сказал: Не жалей его и не прикрывай его" (Второзак. 13:8). — Иисус был исключением, ибо он был близок к властям» (Талмуд, тр. Сангедрин, 43а).

Оставим на совести авторов Талмуда их личные оценки Иисуса (мир с ним и благословение Милосердного) и явную клевету в его «близости к властям»! - Нас интересуют в данном случае только исторические факты, раскрывающие картину суда над Иисусом. Евангелие от Иоанна описывает исторический факт заочного суда, который подтверждается и дополняется рядом существенных под­робностей в Талмуде, благодаря чему делается более понятным дальнейшее развитие событий. Без этого факта понять то, что пи­шут о суде над Иисусом авторы первых трех евангелий, было бы невозможно.

Ключевыми словами обвинения стали на самом деле не обвине­ния в магии или обольщении народа какими-то чисто религиозны­ми вещами, а некая политическая реальность, которую знал в той ситуации только первосвященник:

«Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, что­бы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11:49-50)

Из этого важнейшего текста следует, что деятельность Иисуса объективно могла привести к обвинению в мятеже против Рима, вводу римских войск, разгрому Иерусалима, гибели множества людей, включая и лояльного римлянам первосвященника (он и на­значался прокуратором Рима!). - В прошлом такие факты уже не раз имели место. Достаточно бросить беглый взгляд на личность и деятельность Понтия Пилата (26 - 36 гг. н.э.).

В Иудее римляне впервые столкнулись с народом, который вос­принимал победителей как людей «нечистых», более того - как но­сителей разврата и идолопоклонства.

Покорителям мира было очень трудно вынести эту атмосферу презрения и неприятия, и в ответ они также презирали евреев и называли их «варварами». Отношение римлян к евреям может ха­рактеризовать такой эпизод: в 58 г. до н.э. Флакк, предшественник Пилата, был обвинен в вымогательстве, так как покусился на де­ньги, собранные евреями его провинции на содержание Иеруса­лимского храма. На суде его защищал знаменитый Цицерон. Он оправдывал действия подзащитного на том основании, что иуда­изм — это «варварское суеверие, несовместимое с великолепием этой империи, достоинством нашего имени и учреждениями наших предков» (Cicero, Pro Flacco, 28.). А Тацит говорил, что «все, что для нас свято, для них богохульно» (Тацит, История. V, 5).

В целом римляне все же старались, как и везде, не вмешиваться в местные обычаи и религию, требуя лишь дань и политическую лояльность. Император разрешил иудеям не размещать в Иеруса­лиме своих изображений, разрешил чеканить не римские динары с образом императора, а шекели без идолов (в связи с чем евангельская история с искушением Иисуса динарием кесаря выглядит взятой из другого мира, но не из Иудеи).

Но Палестина была действительно очень неспокойным местом. То Симон, бывший раб Ирода, выходец из Иорданской долины, поджег царский дворец в Иерихоне, объявив себя «мессией» и «царем иудейским», то пастух Атронг на юге Галилеи образовал свое царство и тоже объявил себя «царем» и «мессией»... Намест­ник Сирии Квинтилий Вар подавил оба восстания, сжег города, в которых укрывались вожди повстанцев, и распял вдоль дорог две тысячи их сторонников.

Некто Февда убеждал толпы собравшихся, что воды Иордана расступятся перед ним, а тот, кто за ним последует, перейдет через реку «яко по суху» и обретет спасение. - Римляне его обезглавили. Другой проповедник, пришедший из Египта, тоже «мессия», соб­рал огромную толпу и пошел «освобождать Иерусалим».

Но Понтий Пилат особо преуспел в своей ненависти и жесто­кости по отношению к подчиненному ему народу. Иосиф Флавий описывает его вступление в должность в 26 г. так:

«Когда претор Иудеи Пилат повел свое войско из Кесарии в Иеру­салим на зимнюю стоянку, он решил для надругания над иудейскими обычаями внести в город изображения императора на древках знамен. Между тем закон наш возбраняет нам всякие изображения. Поэтому пре­жние преторы вступали в город без таких украшений на знаменах. Пилат был первым, который внес эти изображения в Иерусалим, и сделал это без ведома населения, вступив в город ночью» (Иосиф Флавий, «Иудей­ские древности», 18, 3:1). Правда, под давлением населения он затем вернул идолов в Кесарию, где была его резиденция.

Позднее он решил улучшить жизнь «варваров» и построить в Иерусалиме водопровод. Правда, решил сделать это за счет изъ­ятия средств из жертвенных денег Храма, часть которых пошла не на водопровод, а в его личную казну, что было и вовсе святотатс­твом. Мятеж против него был жестоко подавлен. И в этом - один из ключевых моментов к разгадке описанных в Евангелиях событий.

Немаловажна для нас и характеристика Пилата, данная его сов­ременником, знаменитым иудейским философом-платоником Фи­лоном Александрийским:

«Однажды иудеи стали увещевать его добрыми словами, но свирепый и упрямый Пилат не обратил на это никакого внимания; тогда те восклик­нули: "Перестань дразнить народ, не возбуждай его к восстанию! Воля Тиберия клонится к тому, чтобы наши законы пользовались уважением. Если же ты, быть может, имеешь другой эдикт или новую инструкцию, то покажи их нам, и мы немедленно отправим депутацию в Рим".

Эти слова только больше раздразнили его, ибо он боялся, что посоль­ство раскроет в Риме все его преступления, его продажность и хищничес­тво, разорение целых фамилий, все низости, затейщиком которых он был, казнь множества людей, не подвергнутых даже никакому суду, и другие ужасы, превосходящие всякие пределы» (Legatio ad Cajum, 38).

Последним «подвигом» Пилата, за который этот грубый солда­фон был смещен с должности римским императором в 36 г., было неоправданно жестокое избиение им самарян, возглавляемое оче­редным лжемессией.

Флавий пишет: «Их смутил некий лживый человек, который легко во всем влиял на народ. Он побудил их собраться к нему на гору Гаризим, которую они считают священною. Тут он стал уверять пришедших отов­сюду самарян, что покажет им зарытые здесь священные сосуды Моисея. Самаряне вооружились, поверив этой басне, и расположились в дере­вушке Тирафане. Тут к ним примкнули новые пришельцы, чтобы возмож­но большею толпой подняться на гору. Однако Пилат предупредил это, выслав вперед отряды всадников и пехоты, которые, неожиданно напав на собравшихся в деревушке, часть из них перебили, а часть обратили в бегство. При этом они захватили также многих в плен, Пилат же распоря­дился казнить влиятельнейших и наиболее выдающихся из этих пленных и беглецов» (Иосиф Флавий. Иудейские древности, 18, 4:1).

Эти деяния Пилата для нас важны, ибо они помогут нам лучше реконструировать ситуацию, связанную с Иисусом. На фоне мно­гочисленных религиозных мятежей и действий римской власти хорошо видно, чего боялся лояльный Риму первосвященник. Из­биение самарян показывает, как действовал бы Пилат, если бы не арест Иисуса первосвященником, и первосвященник это хорошо понимал.

Однако остается вопрос: что же такого сделал Иисус, чтобы вы­звать столь большой гнев прокуратора? - Ответ достаточно прост: а ничего особенного и не нужно было делать, было достаточно собрать толпу вокруг себя, и прокуратор мог это истрактовать как мятеж против Рима. Только по этой причине царь Ирод казнил пророка Иоанна Предтечу - Яхью. И толпы, сопровождавшие Ии­суса в последний период его деятельности, были самым верным залогом того, что, если Пилат захочет найти повод для репрессий, то найдет его в Иисусе.

И здесь крайне важным является еще и то обстоятельство, что Иисус свободно проповедовал в Храме, о чем прямо пишут еван­гелисты. Пилат же разворовал казну Храма, и у него были все ос­нования опасаться обвинения в святотатстве перед императором, за что он не отделался бы одним лишь смещением - упомянутый процесс над Флакком и текст Филона об угрозах Пилату донести на него в Рим наглядно это демонстрируют.

Поэтому Пилат при всех его качествах наверняка уже сам ис­кал повода, чтобы обвинить именно служителей Храма в нелояль­ности императору, устроить им показательный разгон с захватом Храма, а затем списать недостачу храмовой казны на подавление антиримского мятежа иудейского духовенства и тем покрыть свое святотатство.

Вот об этих-то злодейских планах прокуратора и знал, очевид­но, только первосвященник, бывший его назначенцем и ответс­твенным за разворованную своим шефом казну! Знал сам, но не мог открыть другим, храня лояльность шефу, поэтому настаивал на скорейшей нейтрализации собственными силами популярного духовного лидера, чтобы не дать своему шефу повода к кровавой расправе и чтобы самому не стать жертвой этой расправы.

Ведь если первосвященник ликвидирует мнимый мятеж против Рима, то и Храм разорять станет не за что, и репрессии устраивать бессмысленно. А то обстоятельство, что будет без вины казнен пророк-ессей, первосвященника-саддукея, видимо, мало волновало.

Таков смысл краткой речи первосвященника, «продавившего» нужное ему решение суда заочно, но давшего из-за любви народа к Иисусу тому мнимый шанс оправдаться - мнимый, потому, что его сыщики уже искали Иисуса и, найдя, арестовали бы безо всяких оправданий, ибо норма Торы во Второзаконии, 13:6-11, позволя­ет казнить «обольстителя» при доказанности вины без возможности обжалования приговора. Приписка же в Талмуде о «близости Иисуса властям» была нужна, скорее всего, первосвященнику для собственного оправдания в заведомо неправедном суде, т.е. в оче­видном нарушении Торы.

Согласно Евангелию от Иоанна, после заочного суда Иисус начал скрываться от служителей первосвященника в Ефраиме. И только непосредственно перед пасхой, совершив перед этим явное чудо воскрешения четверодневного мертвеца, Иисус с толпой при­ветствовавшего его народа въехал на ослике в Иерусалим, так что охрана первосвященника побоялась его арестовывать.

Далее события следуют в описаниях уже всех четырех Еванге­лий, и мы будем давать их в сравнении.

Мф. 26: 3 - 5. Описанное авторами Евангелий от Матфея, Марка и Луки совещание у «первосвященников» в реальности могло быть подведением итога истекшего 40-дневного срока после заочного суда. В той форме, как его описывают евангелисты, это совещание и не могло быть «малым синедрионом» с заслушиванием свиде­телей и выступлениями 10 обвинителей и 10 защитников. Скорее всего, это и было «рабочее совещание» первосвященника с бли­жайшим окружением относительно того, что делать далее прак­тически. Согласно этим Евангелиям, это совещание имело место накануне пасхи, а арест, вердикт первосвященника последовал в ночь на саму пасху, когда положено сидеть за праздничным сто­лом с барашком и пресным хлебом. Вердикт прокуратора - в день пасхи, после чего была и казнь - причем не только Иисуса, но и рядовых разбойников.

Мф. 26: 36 - 46. В первых трех Евангелиях после тайной ве­чери Иисус изображается молящимся ночью до «кровавого пота» в Гефсиманском масличном саду. Одним из трех апостолов, кото­рых Иисус взял с собой в уединенное место молитвы, был Иоанн, считающийся автором четвертого Евангелия. Однако это описание трех Евангелий полностью противоречит Евангелию от Иоанна -от свидетеля указанного события! Согласно нему, Иисус все самое важное сказал на тайной вечери, там же и молился Богу, а затем пошел в сад, где был сразу же арестован безо всяких молений.

Остается выбрать один из вариантов: либо моление Иисуса Богу о том, чтобы «миновала его чаша сия», имело место, но апостол Иоанн, дойдя до сада, сразу же лег и заснул и ничего не запомнил до момента ареста учителя, поэтому в своем Евангелии деликат­но умолчал обо всем, что было до ареста; либо автор Евангелия - не апостол Иоанн, и до него источники первых трех евангелистов просто не дошли; либо же все было так, как написано в Евангелии от Иоанна, а первые три евангелиста воспользовались недостовер­ными источниками.

Нам представляется предпочтительнее версия автора Евангелия от Иоанна, ибо в ее пользу говорит анализ текста трех других еван­гелистов - в нем налицо несколько внутренних противоречий.

1. 
   Если Иисус все время подчеркивал, что так тому надлежит быть свыше, то зачем ему надо было молиться специально о том, чтобы этого не было? Причем ночью в саду - так, что ученики его и расслышать-то толком не могли?
   
2. 
   Иисус трижды отходил и трижды возвращался к ученикам, и каждый раз при его возвращении они спали. Если в первый раз, когда он отходил от них, они еще бодрствовали и могли слышать начало его молитвы, то в два другие раза они уже не могли слы­шать его молитвы. Вопрос: откуда и кому стали известны слова его молитв? Тем более, что автор Евангелия от Иоанна - кто бы он ни был - ничего о них не знает?
   
3. 
   Евангелие от Марка передает слова молитвы Иисуса так: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо меня; но не чего я хочу, а чего ты» (Марк, 14: 26-36). В этом также кроется ка­чество свидетельства евангелиста: «Авва», точнее читать: «Абба», на иврите и означает отца. Поэтому повтор еврейского слова по гречески не мог сделать еврей, а мог только человек, пишущий по-гречески, но не знающий иврита - а значит, и не слышавший молитвы в оригинале.
   

Можно было бы списать эту неловкость на лингвистическую ошибку, но ведь Лука не просто сообщает об этом, он вкладывает в уста Иисуса обращение к этим вооруженным кольями «первосвя­щенникам, начальникам храма и старейшинам»! Какова ценность такого свидетельства?

Однако общим для всех евангелистов является то, что Иисус был арестован людьми первосвященника, а не Ирода и не Пилата. И это дополняет нашу версию о мотивах сего действия со стороны именно первосвященника - его желание опередить Пилата в его коварном замысле.

Мф. 26: 51 - 54. Здесь налицо противоречие также между Лукой и всеми остальными евангелистами. Согласно Луке, Иисус сказал в конце вечери: «Продай одежду свою и купи меч... Они сказали: Госпо­ди! Вот, здесь два меча. Он сказал им: Довольно. [...] Бывшие же с ним, видя, к чему идет дело, сказали ему: господи! Не ударить ли нам мечом? И один из них ударил раба первосвященникова и отсек ему правое ухо. Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно. И, коснувшись уха его, исцелил его» (Лк. 22: 36-38; 49-51).

Из текста Луки следует, что Иисус санкционировал приобрете­ние двух мечей и применение одного из них - ведь он не возразил на предложение ударить мечом, а сказал «довольно» только пос­ле отсечения уха. Правда, непонятно, куда делся второй меч? В то же время в рассматриваемом нами тексте от Матфея Иисус сказал прямо противоречащие себе самому, но в изложении Луки, слова: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут. Или думаешь, что я не могу теперь умолить Отца моего, и Он представит мне более, нежели двенадцать легионов ангелов? Как же сбудутся Писа­ния, что так должно быть?» (26: 52 - 54).Мф. 26: 57-58. Ин. 18: 12-13.

И опять нестыковка трех первых Евангелий с Евангелием от Иоанна! По первым, Иисуса отвели сразу к первосвященнику Каиафе, а по четвертому - сначала к тестю первосвященника Анне. Причем в обоих случаях Петр находился во дворе дома, видимо, у Петра так и не спросили, в чьем же доме он отрекался от Иисуса? Мф. 26:59-68. Ин. 18: 19-24.

Автор явно не был свидетелем, как, впрочем, и все 12 апостолов и другие последователи Иисуса. Упоминание, что это было ночное заседание синедриона, слишком фантастично, о чем мы уже писа­ли. То, что синедрион собрался не просто ночью, а в пасхальную ночь, когда все семьи сидят за праздничным столом, выходит за рамки фантастики. Поэтому автор Евангелия от Иоанна «испра­вил» трех евангелистов-синоптиков и перенес суд над Иисусом на день раньше, поэтому-то и тайная вечеря у Иоанна была не пас­хальной, а обычной вечерей.

Более того, в Евангелии от Иоанна вообще нет описания допро­са Иисуса первосвященником относительно намерения разрушить Храм, нет и призвания его к клятве в том, что он - помазанник Бога и царь Израиля. Там его допрашивает тесть первосвященника о существе его учения и об учениках, а Иисус только отвечает, что все делал открыто и все можно узнать у слушавших его в Храме. После чего его ведут к первосвященнику, и что происходит там, окутано неизвестностью. После чего сразу ведут к Пилату.

Если бы первосвященник действительно хотел предупредить реально нависшую опасность разрушения Иисусом Храма, он не стал бы его судить, он не стал бы его обвинять в магии, он просто мог убить его. Ведь в иудейском законодательстве существует за­кон о «преследователе» («родеф»), которого можно убить без суда и даже без законных свидетелей. «Преследователь» - это человек, покушающийся на чью-либо жизнь или свободу. Если нет возмож­ности его обезвредить каким-то иным способом, его убивают на месте, чтобы предотвратить преступление.

Для уничтожения «преследователя» не требуется ни синедрион, ни свидетели. Достаточно достоверного знания, что этот человек покушается на чью-то жизнь, свободу, угрожает или утверждает, что собирается совершить нападение. Человек, который объявил себя мессией, царем Израиля, может явиться такого рода «пресле­дователем». Он ставит в опасность не только себя, но и весь народ. Слова первосвященника: «Если оставим его так, то ... придут римляне и овладеют и местом нашим и народом», можно понимать именно в таком смысле.

Провозглашение даже незначительной частью народа царя-мес­сии, несанкционированного Римом, привело бы к войне с Римом и к кровопролитию. Тем более, что Иисус под клятвою первосвя­щенника исповедал себя Мессией. Поэтому такого человека мож­но казнить немедленно, не дожидаясь следующего дня, тем более, что сорокадневный срок уже истек.

Также и намерение разрушить Храм, чтобы построить новый - для нового царя-мессии, могло рассматриваться как реальная угроза при наличии толп последователей. Тем более что до это­го Иисус разогнал одобренных храмовой администрацией менял и торговцев птицей для жертвоприношений. Его ученик вытащил меч и отрубил ухо у раба первосвященника. Это вполне можно рас­ценить как вооруженное формирование...

Таким образом, если бы первосвященник всерьез увидел в Иису­се именно «преследователя», то он по закону и велел бы его просто убить как «преследователя». Но он этого не сделал. Почему?

Ин. 18: 29 - 19: 12. Почему первосвященник повел Иисуса к Пилату для одобрения того, что мог сделать и самостоятельно - да­леко не всякий смертный приговор требовал санкции прокуратора, и это подтверждает сам Пилат: «Пилат сказал им: возьмите его вы, и по закону вашему судите Его. Иудеи сказали ему: нам не позволено пре­давать смерти никого» (Ин. 18: 31).

Утверждение иудеев тем более странно, что сам прокуратор предоставляет им такое право - за преступления чисто религиоз­ного характера казнить иудея. А убийство на месте преступления охраной Храма человека, якобы подстрекавшего толпу к разруше­нию Храма, было бы чисто полицейской мерой и совсем не нужда­лось ни в каких санкциях Рима.

Тем не менее первосвященник не воспользовался ни законом о «преследователе», ни «законом» об обольстителе, приговор ко­торого вступил в силу, а демонстративно повел Иисуса к Пилату. Какого эффекта он хотел добиться? Ответ один - хотел публично продемонстрировать усердие храмового духовенства в ликвидации... не мага (такой аргумент не мог убедить язычника Пилата), не «преследователя», даже не «разрушителя Храма», а мятежни­ка против Рима, царя-самозванца! После неудачных ссылок на свой закон: «Мы имеем закон, и по закону нашему он должен умереть, потому что сделал себя сыном Божиим» (Ин. 19: 7), они перешли к совершенно иным обвинениям, о которых Талмуд ничего не сооб­щает, что и выдает их подлинные мотивы: «Иудеи же кричали: если отпустишь его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, против­ник кесарю» (Ин. 19: 12).

Так первосвященник сумел политически опередить Пилата и лишил его возможности использовать эту ситуацию для разгрома Храма и списания на штурм факта грабительства храмовой казны. Пилату очень не хотелось признавать свое политическое пораже­ние, и именно поэтому он всячески пытался отпустить Иисуса в надежде, что тот продолжит свою революционно-реформаторскую деятельность, привлечет новые тысячи людей, а затем привести свой план в действие. Но люди первосвященника упорно боролись за свою победу и публично шантажировали Пилата тем, что он сам может оказаться пособником мятежника. Отпустить Иисуса при такой аргументации Пилат уже не мог и вынужден был уступить.

Мф. 27: 3 - 10. Что касается времени, когда происходят все описанные события, то в описаниях слишком много невероятного. - Трудно предположить, чтобы члены синедриона забыли содер­жание законов Торы. За неумышленное нарушение святости праз­дника полагалась публичная порка, но, поскольку нарушение было умышленным, наказание должно было быть более строгим.

По еврейскому закону в субботу и в праздники запрещается пи­сать, решать любые дела, заключать и расторгать сделки, говорить о деньгах и просто брать их в руки. Более того, в праздничные дни запрещается даже думать о делах и деньгах!

Соблюдающий иудей, тем более первосвященник, вряд ли при­коснется к деньгам в праздничный день. Можно поверить в гре­ховность Иуды, но чтобы первосвященник прикоснулся к деньгам прилюдно, в Храме, да еще в совете с другими законниками? Да и каких-то особых мотивов не видно - если срочность ареста Иисуса может обрести смысл в рассматриваемой нами версии об упреж­дении злодейства Пилата, то уж расчет с предателем можно было произвести и в другой день - в конце концов, Иуда тоже был иуде­ем, свои законы и традиции знал и мог бы чуток подождать!

Однако цепь невероятных событий вдвойне священной, пас­хальной субботы на этом не закончилась. Члены синедриона, «сделавши же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников. Это неопровержимое доказательство, что Евангелие от Матфея писалось не только не современником этих событий, но и не евреем.

Ссылка на Писание опять-таки не увязывается с реальностью, если ее считать реальностью. Такое впечатление, что автор Еван­гелия изобрел ситуацию с Иудой специально для увязки с проро­чеством. Обратимся к тексту пророка Иеремии, дав его в полном объеме: «И сказал Иеремия: таково было ко мне слово Господне: Вот Анамеил, сын Саллума, дяди твоего, идет к тебе сказать: купи себе поле мое, которое в Анафофе, потому что по праву родства тебе надлежит ку­пить его. И Анамеил, сын дяди моего, пришел ко мне, по слову Господню, во двор стражи и сказал мне: купи поле мое, которое в Анафофе, в земле Вениаминовой, ибо право наследства твое и право выкупа твое; купи себе. Тогда я узнал, что это было слово Господне. И купил я поле у Анамеила, сына дяди моего, которое в Анафофе, и отвесил ему семь сиклей серебра и десять серебренников; и записал в книгу и запечатал ее, и пригласил к тому свидетелей и отвесил серебро на весах» (Иер. 32: 6— 10).

Какое вообще отношение имеет это высказывание к казни Ии­суса и предполагаемому предательству Иуды?

Мф. 27: 11 - 26. То, что весь рассказ написан не очевидцем, ясно по тому, что очевидца там и не могло быть. Пилат вряд ли диктовал мемуары апостолам, а Иисус не мог потом рассказать об этом событии столь разные версии, каковые мы имеем в разных Евангелиях.

Ст. 15: «На праздник же пасхи правитель имел обычай отпускать на­роду одного узника, которого хотели». Не было и не могло быть такого обычая у прокуратора. Такой обычай был исключительной преро­гативой Римского императора и, разумеется, не по случаю песаха, а по редким и особым торжественным случаям в империи. Если бы Пилат присвоил себе полномочия императора, то потерял бы не только должность, но и голову.

Но и при таком допущении совершенно невероятно, чтобы Пи­лат захотел отпустить не рядового уголовника, а именно Варавву, который, согласно Лк. 23: 19, был осужден за участие в мятеже, т.е. в политическом преступлении - это выглядело бы как его личное покровительство врагам Рима!

Мф. 27: 19. Весьма удивительным выглядит и описание сна жены Пилата. Почему не описаны сны его тещи, жен апостолов? Если этот сон не сыграл никакой роли в истории, чем он заинте­ресовал евангелиста? А если сыграл... А если сыграл, тогда он на месте - жена заботилась о том, чтобы мужу удалась его интрига против иудеев и он не попал под гнев императора.

Мф. 27: 24 — 25. Тора требует: «Если в земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе во владение, найден будет убитый, лежащий в поле, и неизвестно, кто убил его, то пусть [...] все старейшины города того, бли­жайшего к убитому, омоют руки свои над головой телицы, зарезанной [в очистительную жертву] в долине, и... скажут: руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели; очисти народ твой Израиля... и не вмени народу твоему, Израилю, невинной крови» (Втор. 21: 1 — 9).

Евангелист, который, судя по всему, люто ненавидел иудеев, приписывает язычнику Пилату, полновластному наместнику рим­ского императора в Палестине, ритуальные действия провинци­ального иудейского старейшины! Правда, благодаря, евангелисту эта фраза стала крылатой: «умывать руки», но именно благодаря евангелисту, а не Пилату, который наверняка не был таким знато­ком традиций презираемого и ненавидимого им народа и уж точно не бывшего исполнителем его ритуалов.

При доказанности вины и осуждении преступника судьи подхо­дили к нему и возлагали руки на его главу со словами: «Кровь твоя на голове твоей». Поэтому ответ народа на «священнодействие» Пи­лата еще более поражает. - Можно, конечно, представить толпу, кричащую: «распни», но толпу, хором скандирующую сакральные формулы Торы, которые должны произносить только старейшины, а также формулу членов синедриона, да еще и намеренно наобо­рот, в обличении самим себе: «Кровь его на нас и на детях наших» (ст. 25) - можно увидеть только в самом экстремальном видении! Для чего людям, уверенным, что казнят опасного обольстителя и преступника, брать на себя, да еще и на своих детей, его кровь?

Нет сомнений, что эта сцена - позднейшая интерпретация, кото­рая хорошо ложилась в русло юдофобской политики Рима как в ее языческий, так и в ее христианский период. Более того, благодаря такой интерпретации суда над Иисусом все иудеи, независимо от личного участия в неправедном суде, как бы оказались виновными в «крови праведника сего» навечно, во всех поколениях, только в силу того - что они иудеи, не принимающие римское имперское христианство. И сегодня эта фантастическая фраза из Евангелия от Матфея питает всех антисемитов, особенно любителей строитель­ства какого-нибудь очередного «священного Рима».

Напомним, что ислам категорически запрещает возлагать от­ветственность за совершенный грех на кого-либо, кроме его совер­шившего: «Не понесет душа бремени другой души» (Коран, 39: 7).

Следует отметить и то, что Иисус имел много последователей, правда, куда-то исчезнувших. - Когда, по сообщению всех еванге­листов, Пилат на площади общался с народом и толпа хором скан­дировала священные формулы наоборот, ни один из нескольких тысяч последователей Иисуса, включая тех, кто несколько дней назад встречал его в Иерусалиме с пальмовыми ветвями, ни слова за него не замолвил, хотя на открытой площади была такая воз­можность.

Ин. 18:28-19: 1-16.

В Евангелии от Иоанна приводится совсем другая версия суда Пилата над Иисусом, местами - взаимоисключающая по отноше­нию к «синоптикам». Автор, понимая, что суд и распятие Христа не могло произойти в пасхальную субботу, перенес это событие на пятницу. Диалог прокуратора с посланником Бога приводится довольно подробно, как если бы он был передан писателю со слов одного из участников, которым мог быть либо Пилат, либо Иисус. Первое - исключено, второе - возможно, но тогда версии первых трех Евангелий можно отбросить в сторону.

Во-первых, Иисус сразу же отверг главное обвинение первосвященника в том, что он - альтернативный поставленному Римом Ироду царь. В ст. 36 Иисус разъясняет, что у него нет присущих царям охраны, слуг, войска и т.п., т.е. всего того, что сопутствует реальной государственной власти. В следующем стихе он уточня­ет, что он - посланник Бога и проповедник истины, поэтому его царство заключается в исключительно добровольном приходе к нему верующих, ищущих истину. После чего Пилат понимает, что Иисус - не конкурент Ироду, а истина прокуратора не интересует.

В Ин. 18: 39 содержится опять-таки странная уверенность в обычае отпускать пленника на песах, однако, в противоположность Матфею, евангелист более корректен: «У вас есть обычай», т.е. не у прокуратора, а у иудеев. Тем не менее такого обычая иудаизм не имеет.

Из текста Ин. 19: 6-7 следует, что толпа, хором скандирую­щая обвинения Иисусу, решила убедить Пилата в том, что Иисус присвоил себе то, что на самом деле не является преступлением ни в иудаизме, ни тем более в язычестве - наречение себя «сыном Бога». По Танаху, все израильтяне являются «сынами Бога», а в широком смысле - все созданные Богом люди. По римским мифам, «сынами бога» являются дети, зачатые богами в сожительстве с земными женщинами - наподобие Геракла, Прометея и т.д.

Видимо, последнее и напрягло язычника Пилата, а с другой стороны зародило в нем надежду на успех своего замысла, если удастся отпустить Иисуса. И он поинтересовался: «Откуда ты?» (19: 8). Из ответа Иисуса последовала очень важная вещь: Иисус засвидетельствовал свое мессианское предназначение, свое бого-водительство, и Пилат понял, что Иисус - не мятежник в полити­ческом измерении, т.е. лично для него ничем не опасен, но имеет мессианские цели, и потому с толпами людей пойдет до конца. Это давало шанс. Ведь Пилату нужно было отпустить Иисуса по про­сьбе самих иудеев, чтобы их же потом обвинить в религиозном мя­теже. «И с этого времени Пилат искал отпустить его» (19: 12).

Дальнейшее описание совпадает с Матфеем как по содержа­нию, так и по фантастичности картины: иудеи стали шантажиро­вать прокуратора тем, что покровительство Иисусу будет расценено всеми как измена римскому императору (хотя непонятно, чем «известный возмутитель спокойствия» Варавва лучше спокойного и лояльного Иисуса?).

В итоге наместник Римского императора, прокуратор Иудеи, распорядитель жизни и смерти всех людей, населяющих обшир­ные земли Иудеи, уступил. Он отпустил мятежника против Рима Варавву, а ни в чем не повинного Иисуса осудил на смерть. Правда, Лука, в противоречие другим Евангелиям, утверждает, что с этого момента Иисус был передан в руки многочисленных «первосвя­щенников», книжников и старшин народных, и дальнейшую судь­бу его вершили уже они (Лк. 23: 25).

В ст. 14 Пилат сам называет Иисуса «царем иудеев», что совер­шенно невозможно, ибо действительно является изменой импера­тору, назначившему царем Ирода. А в ст. 15 иудеи якобы кричат, что не имеют царя, кроме кесаря - это грубо противоречит всей реальности того времени, когда каждый год вспыхивал какой-ни­будь мятеж против Рима. Верхушка: тетрарх, первосвященник и их окружение - лично могли такое сказать Пилату, но чтобы народ хором скандировал на площади - это невероятно.

Евангелия предлагают весьма разноречивую картину суда над Иисусом, далекую от правил иудейского судопроизводства, хоро­шо известную в прошлом и настоящем. Никто из авторов Еванге­лий на суде присутствовать не мог по их же свидетельству, а опи­сания с чужих слов далеки от реальности.

В то же время Евангелие от Иоанна дополняет картину сущес­твенной деталью, позволяющей сделать вывод, что жестокий са­модур и вор Понтий Пилат, ограбивший казну Храма, что было святотатством, караемым Римом, хотел спровоцировать иудеев на мятеж, исходящий именно из Храма. В этом случае он мог бы раз­громить сам Храм и списать недостачу казны на штурм, пожар, грабежи и т.п., а также политически «покрыть» свои преступления необходимостью защитить интересы Рима от бунтовщиков-сепа­ратистов. Об этом стало известно первосвященнику, отвечавшему за храмовую казну.

В это время все большую популярность приобретал Иисус, ко­торый свободно проповедовал в Храме и за которым ходили тол­пы. Таких лидеров в Израиле I века старались уничтожать сразу же - или прокураторы, или подчиненные Риму тетрархи и цари иудейские. Первосвященник сумел убедить верхушку синедриона, что «лучше одному человеку умереть за народ, чем погибнуть все­му народу», т.е. лучше им в нарушение судебных процедур самим, силами Храма, арестовать Иисуса и выдать его Риму как мятежни­ка, чем стать жертвами коварного Пилата.

Малый синедрион в нарушение процедур провел заочный суд над Иисусом, обвинив его не в мятеже, а в магии и в обольщении народа многобожием, ибо мятеж против Рима по Талмуду скорее приветствовался бы, чем осуждался. Иисусу или его сторонникам было дано формальное право в течение 40 дней представить дока­зательства его невиновности, хотя в планах первосвященника был немедленный арест Иисуса и выдача прокуратору, почему Иисус и скрывался от синедриона.

Во время входа Иисуса в Иерусалим храмовая стража не мог­ла его арестовать из-за множества народа, прибывавшего на пасху, однако затем по наводке Иуды арестовала. Первосвященник опе­редил Пилата.

Достоверным представляется само желание Пилата отпустить Иисуса с расчетом, что этот религиозный вождь, выйдя на свободу, вновь поведет за собой толпы людей, и можно было бы поступить с ними так, как через три года Пилат поступил с самарянами, спи­сав на подавление религиозно-политического «мятежа» недостачу храмовой казны. Но описанная евангелистами картина публичного диалога прокуратора, совершающего провинциальные иудейские обряды, с ненавистными ему и глубоко презираемыми им иудеями, хором скандирующими сакральные фразы Торы наоборот, возник­ла, скорее всего, в чьем-то видении или воображении.

Ряд деталей, описанных евангелистами (сон жены Пилата, яв­ное нежелание Пилата осуждать Иисуса, признание его невиновным), позволяет утверждать, что Пилат не оставил своего наме­рения отпустить Иисуса, рассчитывая, что тот потом возобновит свою деятельность и даст основания прокуратору довести свой коварный план до конца.