Алтайский вестник №1 (7), 2005



бет1/13
Дата20.07.2016
өлшемі0.87 Mb.
#210929
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
Алтайский вестник №1 (7), 2005

Международный


научно-популярный
эколого-культурологический альманах

 

Издание осуществляется


при поддержке:
Фонда Виден (США)
и Тихоокеанского центра
Окружающей среды и природных ресурсов (США)

Редакционная коллегия:

 

А. Иванов



М. Шишин

И. Фотиева

Бекет Улагпан (Монголия, Баян-Ульгийский аймак)

Х. Цэдэв (Монголия, Ховдский аймак)


Фото А. Клюева, М. Шишина, Ю. Попкова.

 

Перевод О.Б. Лариной.


В оформлении номера использованы:

Дамдинсурен М. Каталог работ.

Выдающийся монгольский скульптор Г. Дзанбадзар.
Улан-Батор, Госиздательство, 1982.

Ядамжав Ц. Хээ Угалз (Монгольский орнамент). Улан-Батор, 1995.

Фото из архива А.В. Старцева.

Издательство Фонда «Алтай — 21 век»

Адрес издательства: 656052, Россия, Барнаул, ул. Матросова, 120.

Тел/факс (385 2) 75-7200, e-mail: katun@ab.ru



Содержание

Слово предоставляется… 4

Евразийское мировоззрение и геополитические процессы в Южной Сибири и Центральной Азии 9

Н.С. Трубецкой 9

Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока 9



Н.К. Рерих 20

Наран Обо 20



В.В. Кожинов 23

«И назовет меня всяк сущий в ней язык…» 23



Ю.В. Попков 26

Влияние российских реформ на этносоциальные процессы в регионах Южной Сибири 26



Пути развития Алтае-Саянской горной области. Социально-политические и экологические проблемы 36

С.П. Суразакова, 36

О.З. Енгоян, 36

К вопросу об экономической эффективности Алтайской ГЭС 36

На Алтае обсуждают перспективы развития альтернативной энергетики 48

Что можно сделать из ржаной соломы, или Дом, который построил Джефф 49



С. Мягмасурен 53

Некоторые результаты исследований по физическим аспектам природных явлений в Алтайском регионе 53



У. Бекет 55

Растительность Монгольского Алтая, проблемы ее рационального использования и охраны 55



А.Ж. Дюсупова, Р.С. Бейсембаева 57

Эколого-географические аспекты развития Восточно-Казахстанской области 57



А.Б. Симусёва 62

Обзор мероприятий «Наш общий дом Алтай», проведенных Чемальской ЦБС 62

Вести Международного координационного совета «Наш общий дом Алтай» 64

Третья школа студентов 66

Тезисы докладов участников Школы 68

Вести с сайта 85

Культура и история народов Алтая 87

А.В. Старцев 87

Алтай и Монголия: из истории приграничного сотрудничества 87



Г.Д. Гребенщиков 96

Зов Востока 96



Бэсуд Б. Батмунх, Наваан зоч Х. Цэдэв 103

Зая Пандита Огторгуйн Далай 103



Наваан зоч Х. Цэдэв 109

К вопросу об истории лука — древнейшего боевого оружия 109



Л. Батчулуун 113

Орнаментика металла у монголов 113



ЭкоНовости 119

The Floor Is Given To… 131

Euroasian Approach and Geopolitical Processes in Southern Siberia and Central Asia 133

N.S. Trubetskoi 133

Not Western but Eastern View on Russian History 133



N.K. Roerich 135

Naran Obo 135



V.V. Kozhinov 136

“My name will be mentioned in every language…” Notes on Russian Spiritual Peculiarities 136



J.V. Popkov 139

Problems of the Present-day Ethnosocial Development of Siberian Nations 139



The Perspectives of the Altai-Sayan Mountain Territory. Social, Political and Ecologycal Problems 141

S. Magmasuren 141

The Results of Research in Physical Aspects of Natural Phenomena in the Altai Region 141



U. Beket 142

Flora of Mongolian Altai. Problems of its rational use and preservation 142



The Culture and History of the Altaic people 144

A.V. Startsev 144

Altai and Mongolia: From the History of Frontier Cooperation 144



Besud B. Batmunh, Navaan zoch H. Tsedev 145

Zaya Pandita Ogtorguin Dalai 145



Luntengiyn Batchuluun 148

Mongolian Ornamental Design 148

 

 

Слово предоставляется…



Интервью
с губернатором Ховдского аймака Республики Монголии
ГЕНДЕНЖАВОМ НЯМДАВАА1[1]

Господин Нямдаваа, Ваша работа на посту губернатора Ховдского аймака Республики Монголия началась с визита в Алтайский край и Республику Алтай. Для жителей России — это свидетельство дружеских отношений как между нашими регионами, так и Россией и Монголией в целом. Очень приятно, что Вы нашли время посетить наш край. Насколько успешно проходит Ваш визит?

— Современная ситуация в мире требует развития контактов с различными государствами. Вместе с тем, на посту губернатора я серьезное внимание уделяю традиционно сложившимся отношениям между возглавляемым мною Ховдским аймаком Республики Монголия и Алтайским краем, Республикой Алтай. Для монгольского народа русский народ традиционно является самым близким по духу.

Мои личные симпатии к российскому Алтаю также во многом связаны с красотой его природы. Я неоднократно бывал в приграничных Монголии горных районах Республики Алтай и не перестаю восхищаться богатством природы этих мест.

Поэтому мой первый заграничный визит в должности губернатора и состоялся в Россию.

Я очень доволен результатами визита. С губернатором Алтайского края подписан протокол о намерениях по дальнейшей совместной работе. Обсуждались вопросы сотрудничества в сфере экономики, культуры, здравоохранения и образования.

Сейчас в Алтайском крае различным специальностям обучается 40 монгольских специалистов. Подготовка квалифицированных кадров очень важна для реализации задуманных нами проектов в области сельского хозяйства, промышленности и туризма. Я провел с монгольскими студентами встречу, на которой также услышал исключительно положительные отклики об обучении в России.

А как развиваются научные контакты?

— Развитию научных связей мы уделяем самое серьезное внимание. Я сам географ и понимаю важность научных знаний для эффективного устойчивого развития региона, сохранения его природных богатств. Ежегодно ученые из Монголии принимают участие в различных совместных экспедициях и научных конференциях. Начиная с 1995, раз в два года, проводятся международные конференции с участием ученых из Монголии, России, Китая, Казахстана, а также США, Германии, Японии и других стран. Каждое такое мероприятие собирает около 100 человек. В этом году уже шестая по счету конференция состоялась в сентябре на территории России в г. Кызыл, Республика Тыва.

Сейчас с февраля месяца совместно с учеными Грайфсвальдского университета Германии нами осуществляется научный проект по оценке изменений пастбищных угодий Западной Монголии на примере Ховдского аймака. Также мы сотрудничаем с учеными из Свободного университета Берлина.

Чем планирует заниматься открывшийся в городе Ховде в начале марта Научно-информационный центр Западной Монголии?

— В настоящее время в Западной Монголии, куда территориально входят пять аймаков Республики, планируется создание единой экономической системы.

Центр будет готовить научное и экономическое обоснование целесообразности проведения на указанных территориях тех или иных видов хозяйственной деятельности. Например, Ховдский аймак из всех пяти западных аймаков наиболее приспособлен для выращивания сельскохозяйственных культур. Целенаправленное развитие на территории аймака земледелия позволит снабжать сельхозпродукцией население других аймаков, которые, в свою очередь, могут сосредоточиться на освоении других направлений экономического развития. Подобная специализация должна повысить эффективность всех планируемых к реализации проектов.

Данная программа утверждена Великим Государственным Хуралом Монголии и уже начала водворяться в жизнь.

Ховдский аймак станет своего рода центром данного развития. Сейчас на территории Ховдского аймака китайские рабочие строят гидроэлектростанцию Дургун, мощность которой позволит полностью обеспечить электроэнергией три западных аймака Монголии. Согласно плану строительства, первый генератор станции начнет вырабатывать электроэнергию уже в июле 2006 года, окончательный пуск всех трех генераторов станции намечен на ноябрь 2007 года.

Другим важным для региона проектом является строительство так называемой «Дороги тысячелетия», которая свяжет Восток и Запад Монголии. В городе Ховд сойдутся три важнейших участка данной дороги: с востока страны, дорога на Республику Алтай и дорога в Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. Уже сейчас идет активная реализация проекта. Наиболее интенсивные работы ведутся в центральной части страны. На территории Ховдского аймака построено два больших моста, а также участок дороги через один из горных перевалов. Построен участок дороги от монгольско-китайской границы.

Еще одним из перспективных направлений освоения региона является развитие в нем туризма. Уже с этого года начато сооружение туристических баз вокруг г. Ховда. Растет количество монгольских туристических фирм.

Все это открывает серьезные возможности для взаимодействия с туристическими фирмами России, которые могли бы как организовывать в Монголию поездки российских туристов, так и вкладывать инвестиции в создание и эксплуатацию необходимой для этого туристической инфраструктуры. В последнем случае правительство Ховдского аймака готово делать инвесторам серьезные налоговые и пошлинные послабления.

Для удобства посещения Ховдского и соседних аймаков в г. Ховде имеется свой аэропорт, который практически готов к запуску. Закончено его оборудование необходимой навигационной и сигнальной аппаратурой, построена трехкилометровая посадочная полоса. Уже проведены успешные испытания посадки самолетов «Боинг».

Планируется, что аэропорт будет иметь статус международного и на первых порах станет принимать рейсы из гг. Урумчи и Новосибирска. Нам бы также хотелось, чтобы по возможности был организован рейс из г. Барнаула, хотя бы один раз в месяц.

Сейчас запуск аэропорта упирается только в создание и утверждение необходимых таможенной и пограничной служб.

Какие еще вопросы требуют своего вынесения на государственный уровень?

— Важной задачей, решение которой призвано обеспечить рост экономического развития региона, является восстановление промышленного потенциала Западной Монголии. Большинство работавших в советские времена предприятий прекратили свою деятельность после приватизации. Большая часть оборудования морально устарела. В этой связи для восстановления промышленности требуются серьезные вложения капиталов. Мы, понимая всю важность данного процесса, самостоятельно не можем решить данный вопрос. Здесь требуется помощь центрального правительства, а также привлечение в регион иностранных инвестиций.

Помимо роста экономики, восстановление предприятий призвано решать обозначившуюся в последнее время проблему безработицы. В принципе, ее решением мы занимаемся уже сейчас. В Ховдском аймаке благоприятные условия для выращивания овощей. Сейчас на территории аймака в основном выращивается картошка, которая, несмотря на возможность ее длительного хранения, является сезонным продуктом, и уже к весне чувствуется ее некоторая нехватка. Овощи же в основном ввозятся из Китая.

Для более сбалансированного снабжения населения овощами нами, по примеру Алтайского края, планируется попробовать развивать тепличные хозяйства. Природные условия в нашем районе также достаточно суровые и в чем-то напоминают ваши. К примеру, зимой температура воздуха иногда опускается до 40 градусов Цельсия, только выпадает значительно меньше снега.

Наряду с овощами планируется попробовать вырастить и некоторые сорта ягод. Кроме того, освоить такие новые для Монголии сельскохозяйственные процессы, как пчеловодство и птицеводство. Выращивание птицы, в частности, необходимо для обеспечения мясом населения г. Ховда. Население города составляет порядка 32 тысяч человек, что по монгольским меркам немало. Для обеспечения требуемого потребления планируется создать вокруг города несколько фермерских хозяйств.

Господин губернатор, как Вы оцениваете эффективность использования для развития региона такого инструмента, как Международный координационный совет «Наш общий дом Алтай»?

— Я как ученый всячески поддерживаю данный проект и придаю проводимой в его рамках работе серьезное значение.

Хочется сказать, что Алтай — это действительно наш общий дом. Использование его природных ресурсов в большинстве случаев приводит к нарушению протекающих в природе естественных процессов. Поэтому мы должны изучать опыт друг друга и использовать наиболее удачные научно обоснованные решения.

Например, в Монголии достаточно эффективно осуществляется государственная программа, названная «Сто тысяч солнечных батарей». Суть программы — обеспечить население Монголии электричеством, вырабатываемым за счет использования батарей солнечного света. Дело в том, что образ жизни большой части населения Монголии, предполагающий перемещение семей вдоль пастбищ, не позволяет обеспечить их постоянное снабжение электричеством. Такие семьи получают портативные солнечные батареи японского и китайского производства, благодаря чему вне зависимости от мест пребывания имеют у себя в юртах электричество и связанные с его наличием удобства, в частности, могут смотреть телевизор. Даже появилось выражение, что сейчас удаленные от административных центров районы более обеспечены электричеством, чем сами административные центры.

Господин Нямдаваа, материалы нашего сайта читают по всему миру, у Вас есть прекрасная возможность сказать несколько слов нашим читателям.

— Хотелось бы отметить, что Ваш сайт является самым информативным интернет-ресурсом, освещающим жизнь Западной Монголии. Я очень благодарен всем, кто создал этот сайт и работает над его поддержкой. Хочу пожелать всему коллективу больших успехов. Кроме того, хочу еще раз подчеркнуть, что я, как губернатор Ховдского аймака, буду стремиться развивать в регионе более открытые отношения. Я хочу, чтобы каждое село аймака имело за границей свое село-побратим. Первый такой договор подписан уже сейчас между главами Кош-Агачского района Республики Алтай и входящего в Ховдский аймак Ховдского самона. Люди должны иметь меньше преград в общении друг с другом. Тогда им проще будет выстраивать отношения в культурной и экономической сфере. Преподаватели и художественные коллективы должны иметь возможность выезжать за границу без лишних препятствий. Это же касается и бизнесменов: им проще договориться без лишних посредников. От этого выиграют все.

Также, пользуясь случаем, хочу высказать слова благодарности всем, кто организовал наш визит и пожелать всем читателям Вашего сайта здоровья, счастья, материального и духовного богатства и успехов.

 

Евразийское мировоззрение


и геополитические процессы
в Южной Сибири и Центральной Азии


От редакции

В этом номере журнала мы публикуем фрагмент работы виднейшего теоретика евразийства князя Н.С. Трубецкого, посвященный личности Чингисхана и написанный в 30-е годы XX века. Хотя с тех пор наши представления о личности и жизненном пути великого завоевателя существенно уточнились, редакция сочла важным публикацию этого фрагмента, который выявляет «евразийскость» черт облика и мотивов поведения Чингисхана, обеспечившую ему поддержку со стороны многих завоеванных народов.

Н.С. Трубецкой

Взгляд на русскую историю
не с Запада, а с Востока1[2]

Чингисхан был не только великим завоевателем, он был и великим организатором. Как всякий государственный организатор крупного масштаба, он в своей организационной деятельности руководствовался не только узкопрактическими соображениями текущего момента, но и известными высшими принципами и идеями, соединенными в стройную систему. Как типичный представитель туранской расы, он неспособен был сам ясно формулировать эту систему в отвлеченных философских выражениях, но тем не менее ясно чувствовал и сознавал эту систему, был весь проникнут ею, и каждое отдельное его действие, каждый его поступок или приказ логически вытекал из этой системы. По отдельным сохранившимся до нас его изречениям и по общему характеру всех его установлений мы можем восстановить его систему и дать ей ту теоретическую формулировку, которую сам Чингисхан не дал и дать не мог.

К своим подданным, начиная с высших вельмож и военачальников и кончая рядовыми воинами, Чингисхан предъявлял известные нравственные требования. Добродетели, которые он больше всего ценил и поощрял, были верность, преданность и стойкость; пороки, которые он больше всего презирал и ненавидел, были измена, предательство и трусость. Эти добродетели и пороки были для Чингисхана признаками, по которым он делил всех людей на две категории. Для одного типа людей их материальное благополучие и безопасность выше их личного достоинства и чести, поэтому они способны на трусость и измену. Когда такой человек подчиняется своему начальнику или господину, то делает это только потому, что сознает в этом начальнике известную силу и мощь, способную лишить его благополучия или даже жизни, и трепещет перед этой силой. За своим господином он ничего не видит; он подчинен только лично этому господину в порядке страха, т.е., в сущности, подчинен не господину, а своему страху. Изменяя своему господину или предавая его, такой человек думает тем самым освободиться от того единственного человека, который над ним властвует; но делая это всегда из страха или из материального расчета, он тем самым остается рабом своего страха, своей привязанности к жизни и к материальному благополучию и даже утверждается в рабстве. Такие люди — натуры низменные, подлые, по существу рабские; Чингисхан презирал их и беспощадно уничтожал. На своем завоевательском пути Чингисхану пришлось свергнуть и низложить немало царей, князей и правителей. Почти всегда среди приближенных и вельмож таких правителей находились изменники и предатели, которые своим предательством способствовали победе и успеху Чингисхана. Но никого из этих предателей Чингисхан за их услугу не вознаградил: наоборот, после каждой победы над каким-нибудь царем или правителем великий завоеватель отдавал распоряжение казнить всех тех вельмож и приближенных, которые предали своего господина. Их предательство было признаком их рабской психологии, а людям с такой психологией в царстве Чингисхана места не было. И наоборот, после завоевания каждого нового царства или княжества Чингисхан осыпал наградами и приближал к себе всех тех, которые оставались верными бывшему правителю этой завоеванной страны до самого конца, верными даже тогда, когда их верность была для них явно невыгодна и опасна. Ибо своей верностью и стойкостью такие люди доказали свою принадлежность к тому психологическому типу, на котором Чингисхан и хотел строить свою государственную систему.

Люди такого ценимого Чингисханом психологического типа ставят свою честь и достоинство выше своей безопасности и материального благополучия. Они боятся не человека, могущего отнять у них жизнь или материальные блага, а боятся лишь совершить поступок, который может обесчестить их или умалить их достоинство, притом умалить их достоинство не в глазах других людей (ибо людских насмешек и осуждений они не боятся, как вообще не боятся людей), а в своих собственных глазах. В сознании их всегда живет особый кодекс, устав допустимых и недопустимых для честного и уважающего себя человека поступков; этим уставом они и дорожат более всего, относясь к нему религиозно, как к божественно установленному, и нарушения его допустить не могут, ибо при нарушении его стали бы презирать себя, что для них страшнее смерти. Уважая самих себя, они уважают и других, хранящих тот же внутренний устав, особенно тех, кто свою стойкую преданность этому уставу уже показал на деле. Преклоняясь перед велениями своего внутреннего нравственного закона и сознавая уклонение от этого закона как потерю своего лица и своего человеческого достоинства, они непременно и религиозны, ибо воспринимают мир как миропорядок, в котором все имеет свое определенное, божественной волей установленное место, связанное с долгом, с обязанностью. Когда человек такого психологического типа повинуется своему непосредственному начальнику, он повинуется не ему лично, а ему как части известной божественно установленной иерархической лестницы; в лице своего непосредственного начальника он повинуется ставленнику более высоко стоящего начальника, являющегося в свою очередь ставленником еще более высокого начальника и т.д., вплоть до верховного земного повелителя, который, однако, мыслится тоже как ставленник, но ставленник не человека, а Бога. Таким образом, человек рассматриваемого типа все время сознает себя как часть известной иерархической системы и подчинен в конечном счете не человеку, а Богу. Измена и предательство для него психологически невозможны, ибо, изменив своему непосредственному начальнику, он тем самым еще не освобождается от суда начальников, более высоко стоящих, и, даже изменивши всем земным начальникам, все-таки не уходит из-под власти суда Божьего, из-под власти божественного закона, живо пребывающего в его сознании. Это сознание невозможности выхода из-под власти сверхчеловеческого, божественного закона, сознание своей естественной и неупразднимой подзаконности сообщает ему стойкость и спокойствие фатализма. Чингисхан сам принадлежал именно к этому типу людей. Даже после того, как он победил всех и вся и сделался неограниченным властелином самого громадного из когда-либо существовавших на земле государств, он продолжал постоянно живо ощущать и сознавать свою полную подчиненность высшей воле и смотреть на себя как на орудие в руках Божиих.

Подразделяя людей на две вышеупомянутые психологические категории, Чингисхан это подразделение ставил во главу угла при своем государственном строительстве. Людей рабской психологии он держал тем, чем только и можно их держать, — материальным благополучием и страхом. Один факт объединения в едином государстве колоссальной территории Евразии и части Азии, обеспечения безопасности евразийских и азиатских караванных путей и упорядочения финансов создавал для жителей монархии Чингисхана такие благоприятные экономические условия, при которых их стремления к материальному благополучию могли получить самое полное удовлетворение. С другой стороны, физическая мощь его непобедимой, не останавливающейся ни перед какими препятствиями и беспрекословно ему повинующейся армии и неумолимая жестокость его карательных мероприятий заставляли трепетать перед ним всех людей, привязанных к своему личному физическому существованию. Таким образом, люди рабской психологии были у Чингисхана в руках. Но этих людей он к правлению не подпускал. Весь военно-административный аппарат составлялся только из людей второго психологического типа, организованных в стройную иерархическую систему, на высшей ступени которой пребывал сам Чингисхан. И если прочие подданные видели в Чингисхане только подавляюще страшную силу, то люди правящего аппарата видели в нем прежде всего наиболее яркого представителя свойственного им всем психологического типа и преклонялись перед ним как перед героическим воплощением их собственного идеала.

При конкретизации своей государственной теории, при практическом применении ее в реальных условиях завоеванных им стран Чингисхан руководствовался тем убеждением, что люди ценимого им психологического типа имеются главным образом среди кочевников, тогда как оседлые народы в большинстве своем состоят из людей рабской психологии. И действительно, кочевник по самому существу своему гораздо менее привязан к материальным благам, чем оседлый горожанин или земледелец. Питая органическое отвращение к упорному физическому труду, кочевник в то же время мало дорожит и физическим комфортом и привык ограничивать свои потребности, не ощущая этого ограничения как особенно тяжелого лишения. Он не привык бороться за свое существование с силами природы и потому смотрит на свое благосостояние фаталистически. Богатство кочевника состоит в скоте. Если богатство это будет уничтожено падежом скота, то против этого несчастия все равно ничего сделать нельзя: с эпизоотиями и сейчас трудно бороться, а в то время бороться и вовсе не умели. Скот может быть угнан врагом; но точно так же можно другой раз и самому угнать скот у врага. И то и другое зависит от личной военной доблести, а также и от самого существования неприятельских и приятельских отношений, регулируемых обычным правом и чувством порядочности и чести. Поэтому кочевник особенно ценит в мужчине, с одной стороны, военную доблесть и, с другой стороны, верность данному слову и договору. Все это и создает в кочевнике условия, благоприятствующие развитию той психологии, которую Чингисхан считал особенно ценной. У кочевнической аристократии все эти черты были еще усугублены родовыми традициями, живым чувством не только личной, но и фамильной чести, сознанием ответственности перед предками и потомками. Неудивительно поэтому, что человеческий материал для своего военно-административного аппарата Чингисхан черпал главным образом из рядов кочевнической аристократии. Но при этом он в принципе вовсе не руководствовался сословными предрассудками: многие назначенные им на высокие посты военачальники происходили из самых захудалых родов, а кое-кто из них и прямо был прежде по своему социальному положению простым пастухом. Важна была для Чингисхана не принадлежность данного человека к тому или иному классу или слою кочевнического общества, а его психологический тип. Но, как сказано, людей нужного ему психологического типа Чингисхан находил преимущественно среди кочевников, и связь этого психологического типа с кочевым бытом он ясно понимал.

Поэтому главный завет, который он дал своим потомкам и всем кочевникам, состоял в том, чтобы они всегда сохраняли свой кочевой быт и остерегались становиться оседлыми. Что касается до презрения Чингисхана к оседлым народам, в которых он видел людей низменной, рабской психологии, то по отношению к тем оседлым народам, с которыми ему приходилось иметь дело, он до известной степени был прав: в оседлых азиатских монархиях того времени действительно снизу доверху господствовал рабский дух; алчная приверженность к материальному богатству, не всегда честно приобретенному, высокомерное и оскорбительное обращение с низшими и униженное пресмыкание перед высшими характеризовали социальную жизнь этих государств точно так же, как беспринципный карьеризм, предательство и измена характеризовали их политическую жизнь; того разграничения между людьми двух разных психологических типов, которое Чингисхан ставил во главу угла своего государственного строительства, в этих азиатских монархиях не было, ибо в них и правительственный аппарат весь держался на физическом страхе и материальной выгоде. Таким образом, подходящий человеческий материал для военно-административного аппарата своего государства Чингисхан мог почерпнуть только среди кочевников, среди оседлых же он мог найти разве что отдельных «спецов» по финансовым делам и канцелярскому делопроизводству. Отличительным признаком государства Чингисхана являлось то, что это государство управлялось кочевниками.

Другой важной особенностью Чингисханова государства было положение религии в этом государстве. Будучи лично человеком глубоко религиозным, постоянно ощущая свою личную связь с божеством, Чингисхан считал, что эта религиозность является непременным условием той психической установки, которую он ценил в своих подчиненных. Чтобы бесстрашно и беспрекословно исполнять свой долг, человек должен твердо, не теоретически, а интуитивно, всем своим существом верить в то, что его личная судьба, точно так же, как и судьба других людей и всего мира, находится в руках высшего, бесконечно высокого и не подлежащего критике существа; а таким существом может быть только Бог, а не человек. Дисциплинированный воин, умеющий одинаково хорошо как подчиняться начальнику, так и повелевать подчиненному, никогда не теряя уважения к самому себе, и потому одинаково способный уважать других и вызывать у других уважение к себе, по существу, может быть подвластен только нематериальному, неземному началу, в отличие от рабской натуры, подвластной земному страху, земному благополучию, земному честолюбию. И проникнутый этим сознанием Чингисхан считал ценными для своего государства только людей искренне, внутренне религиозных. Но подходя к религии, в сущности, именно с такой, психологической точки зрения. Чингисхан не навязывал своим подчиненным какой-либо определенной, догматически и обрядово оформленной религии. Официальной государственной религии в его царстве не было; среди его воинов, полководцев и администраторов были как шаманисты, так и буддисты, мусульмане и христиане (несториане). Государственно важно для Чингисхана было только то, чтобы каждый из его верноподданных так или иначе живо ощущал свою полную подчиненность неземному высшему существу, т.е. был религиозен, исповедовал какую-нибудь религию, все равно какую. В этой широкой веротерпимости известную историческую роль играло то обстоятельство, что сам Чингисхан по своим религиозным убеждениям исповедовал шаманизм, т.е. религию довольно примитивную, догматически совершенно неоформленную и не стремящуюся к прозелитизму. Но следует подчеркнуть, что веротерпимость Чингисхана отнюдь не была проявлением индифферентизма или пассивного безразличия. Безразлично было для Чингисхана только то, к какой именно религии принадлежат его подданные, но принадлежность их к какой бы то ни было религии была для него не безразлична, а, наоборот, первостепенно важна. Поэтому он не просто пассивно терпел в своем государстве разные религии, а активно поддерживал все эти религии. И для государственной системы Чингисхана активная поддержка, утверждение и постановка во главу угла религии были столь же важны и существенны, как утверждение кочевого быта и передача власти в руки кочевников.

Итак, согласно государственной идеологии Чингисхана, власть правителя должна была опираться не на какое-либо господствующее сословие, не на какую-нибудь правящую нацию и не на какую-нибудь определенную официальную религию, а на определенный психологический тип людей. Высшие посты могли заниматься не только аристократами, но и выходцами из низших слоев народа; правители принадлежали не все к одному народу, а к разным монгольским и тюрко-татарским племенам и исповедовали разные религии. Но важно было, чтобы все они по своему личному характеру и образу мысли принадлежали к одному и тому же психологическому типу, обрисованному выше. А практически, в порядке применения к конкретным условиям тех стран, с которыми Чингисхан имел дело, это приводило к тому, что правящий класс набирался из среды кочевников, что каждый представитель этого класса был ревностным приверженцем какой-нибудь религии и что всем религиям оказывалась поддержка.

Мы нарочно так долго остановились на идеологической основе царства Чингисхана и постарались вскрыть идейную сущность его государственной теории, чтобы уничтожить то совершенно неправильное представление о Чингисхане как о простом поработителе, завоевателе и разрушителе, которое создалось в исторических учебниках и руководствах главным образом под влиянием одностороннего и тенденциозного отношения к нему современных ему летописцев, представителей разных завоеванных им оседлых государств. Нет, Чингисхан был носителем большой и положительной идеи, и в деятельности его стремление к созиданию и организации преобладало над стремлением к разрушению. И в этом необходимо отдать себе отчет при признании исторической России фактической преемницей государства Чингисхана.



Вернемся, однако, к основному интересующему нас вопросу о происхождении русской государственности. Ведь одного установления того факта, что географически территория России совпадает или стремится совпасть с основным ядром монархии Чингисхана, еще недостаточно для того, чтобы ответить на поставленный выше вопрос. Ибо все-таки остается неясным, каким образом монархия великого монгольского завоевателя оказалась замененной именно русской государственностью.

Разгром удельно-вечевой Руси монгольским нашествием и включение этой Руси в монгольское государство не могли не произвести в душах и умах русских людей самого глубокого потрясения и переворота. С душевной подавленностью, с острым чувством унижения национального самолюбия соединялось сильное новое впечатление величия чужой государственной идеи. Глубокое душевное потрясение охватило всех русских, перед сознанием открылись бездны, и выведенные из равновесия люди заметались, ища точки опоры. Началось интенсивное брожение и кипение, сложные душевные процессы, значение которых обычно недооценивается. Главным и основным явлением этого времени был чрезвычайно сильный подъем религиозной жизни. Татарщина была для Древней Руси прежде всего религиозной эпохой. Иноземное иго воспринято было религиозным сознанием как кара Божия за грехи, реальность этой кары утверждала сознание реальности греха и реальность карающего Божественного Провидения и ставила перед каждым проблему личного покаяния и очищения через молитву. Уход в иночество и создание новых монастырских обителей приняли массовый характер. Напряженно-религиозная установка сознания и всей душевной жизни не замедлила окрасить собой и духовное творчество, особенно художественное. К этому времени относится кипучая творческая работа во всех областях религиозного искусства, повышенное оживление наблюдается и в иконописи, и в церковно-музыкальной области, и в области художественной религиозной литературы (древнейшие из современных народных духовных стихов возникли именно в эту эпоху). Этот мощный религиозный подъем был естественным спутником той переоценки ценностей, того разочарования в жизни, которое было вызвано стихийным ударом татарского нашествия. Но в то же время в виде реакции против подавляющего чувства национального унижения возникло и пламенное чувство преданности национальному идеалу. Началась идеализация русского прошлого, не того недавнего удельного прошлого, теневые стороны которого, приведшие к поражению при Калке, были слишком очевидны, а прошлого более далекого. Эта идеализация сказалась и в таких памятниках, как «Слово о погибели Русския земли», и в былинах, которые, как теперь установлено, получили редакционную переработку именно во времена татарщины. Идеализация Руси и легендарного русского героизма, превращавшая в народном сознании реальных удельно-вечевых князьков и их местных, всегда связанных только с одним определенным удельным княжеством дружинников в общерусских богатырей, а их противников, мелких предводителей половецких налетов в татарских ханов, ведущих за собой несметные полчища, — эта идеализация укрепляла восстающее против иностранного ига национальное самолюбие. Параллельно этой установке сознания на воинственно национальный героизм шла и питаемая религиозным подъемом установка на героизм аскетический, подвижнический, постоянно находивший реальное воплощение как в русских иноках, так и в отдельных мучениках, казненных в Орде, причем в русском сознании этот вполне современный русский героизм соединялся с традициями древнего христианского подвижничества. Таким образом, в качестве реакции против угнетенного душевного состояния, вызванного татарским разгромом, в русских душах и умах поднималась, росла и укреплялась волна преимущественно религиозного, но в то же время и национального героизма.

Таковы были положительные формы, в которых русское национальное чувство реагировало на татарское иго. Но, разумеется, были и формы отрицательные, наличность и распространенность которых в эту эпоху не следует замалчивать или преуменьшать. Татарский режим, унизительный для национального самолюбия, многих русских людей из разных слоев общества привел к полной утрате как национального самолюбия, так и вообще чувства долга и достоинства. Такие случаи нравственного падения, по всей вероятности, были очень нередки, встречались гораздо чаще, чем об этом позволяют судить исторические свидетельства современников. Подлое низкопоклонство и заискивание перед татарами, стремление извлечь из татарского режима побольше личных выгод, хотя бы ценой предательства, унижения и компромиссов с совестью, — все это, несомненно, существовало, и притом в очень значительной мере. Несомненно, существовали случаи и полного ренегатства, вплоть до перемены веры из карьерных соображений. Таким образом, наряду со случаями духовного подвижничества и героизма имелись и случаи глубокого нравственного падения, рядом с просветленным религиозно-национальным подъемом одних уживалось полное душевное опустошение и потеря всякого достоинства других. Такие эпохи одновременного сосуществования высоких взлетов и глубоких падений, эпохи резких психологических противоречий, свидетельствующие о глубинном потрясении духовной жизни нации, создают духовную атмосферу, благоприятную для выковывания нового национального типа, и являются предвестниками начала новой эры в истории нации. Следует заметить, что в то время, как случаи нравственного падения в эпоху татарщины, несмотря на всю свою заразительность, оставались все же делом личной совести каждого, религиозно-национальный подъем этой эпохи становился явлением общенародным, мощным фактором развития национального самосознания и культуры.



Такова была духовная, психологическая атмосфера, порожденная в Древней Руси самим фактом татарского ига. В этой атмосфере протекал основной исторический процесс этой эпохи, восприятие и применение к условиям русской жизни самой татарской государственности. Историки обычно замалчивают или игнорируют этот процесс. О России эпохи татарского ига пишут так, как будто никакого татарского ига и не было. Ошибочность такого приема исторического изложения очевидна. Нелепо было бы писать историю Рязанской губернии вне общей истории России. Но совершенно так же нелепо писать историю России эпохи татарского ига, забывая, что эта Россия была в то время провинцией большого государства. А между тем русские историки до сих пор поступали именно так. Благодаря этому влияние монгольской государственности на русскую остается совершенно невыясненным. Достоверно известно, что Россия была втянута в общую финансовую систему монгольского государства, и тот факт, что целый ряд русских слов, относящихся к финансовому хозяйству и продолжающих жить в русском языке даже и поныне, являются словами, заимствованными из монгольского или татарского (например, казна, казначей, деньга, алтын, таможня), свидетельствует о том, что монгольская финансовая система в России не только была воспринята и утвердилась, но и пережила татарское иго. Наряду с финансами одной из основных задач всякого большого и правильно организованного государства является устроение почтовых сношений и путей сообщения в государственном масштабе. В этом отношении домонгольская удельно-вечевая Русь находилась на самой низкой ступени развития. Но татары ввели Россию в общегосударственную монгольскую сеть почтовых путей, и монгольская система организации почтовых сношений и путей сообщений, основанная на общегосударственной ямской повинности (от монгольского слова ям «почтовая станция»), сохранялась в России еще долго после татарского ига. Если в таких важных отраслях государственной жизни, как организация финансового хозяйства, почты и путей сообщений между русской и монгольской государственностью существовала непререкаемая преемственная связь, то естественно предположить такую же связь и в других отраслях, в подробностях конструкции административного аппарата, в организации военного дела и проч. Русским историкам стоит только отрешиться от своего предвзятого и нелепого игнорирования факта принадлежности России к монгольскому государству, взглянуть на историю России под иным углом зрения, и происхождение целого ряда сторон государственного быта так называемой «Московской Руси» предстанет их глазам в совершенно ином виде. Приобщение России к монгольской государственности, разумеется, не могло быть только внешним и сводиться к простому распространению на Россию системы управления, господствовавшей и в других областях и провинциях монгольской империи; разумеется, должен был быть воспринят Россией до известной степени и самый дух монгольской государственности. Правда, идейные основы этой государственности со смертью Чингисхана в силу известных причин, о которых речь будет ниже, стали постепенно блекнуть и выветриваться; правда и то, что те татарские правители и чиновники, с которыми русским приходилось иметь дело, в большинстве случаев уже далеко не соответствовали идеалам Чингисхана. Но все же известная идейная традиция в монгольской государственности продолжала жить, и за несовершенством реального воплощения сквозил государственный идеал, идейный замысел великого основателя кочевнического государства. И этот-то сопутствующий монгольской государственности, сквозящий за ней, звучащий в ней, подобно обертону, дух Чингисхана не мог остаться незамеченным и непременно должен был проникнуть в души русских. По сравнению с крайне примитивными представлениями о государственности, господствовавшими в домонгольской удельно-вечевой Руси, монгольская, чингисхановская государственная идея была идеей большой, и величие ее не могло не произвести на русских самого сильного впечатления.

Итак, в результате татарского ига в России возникло довольно сложное положение. Параллельно с усвоением техники монгольской государственности должно было произойти усвоение самого духа этой государственности, того идейного замысла, который лежал в ее основе. Хотя эта государственность со всеми ее идейными основами воспринималась как чужая и притом вражеская, тем не менее величие ее идеи, особенно по сравнению с примитивной мелочностью удельно-вечевых понятий о государственности, не могло не произвести сильного впечатления, на которое необходимо было так или иначе реагировать. Люди малодушные просто гнули спины и старались лично пристроиться. Но натуры стойкие не могли с этим примириться; небывало интенсивный религиозный подъем и пробуждение национального самосознания, повышенного чувства национального достоинства не позволяло им склоняться перед чужой государственной мощью, перед чужой государственной идеей, а в то же время эта государственная идея их неотразимо притягивала и проникала в глубину их сознания. Из этой двойственности мучительно необходимо было найти выход. И найти этот выход удалось благодаря повышенной духовной активности, порожденной религиозным подъемом рассматриваемой эпохи.



Путь к выходу был ясен. Татарская государственная идея была неприемлема, поскольку она была чужой и вражеской. Но это была великая идея, обладающая неотразимой притягательной силой. Следовательно, надо было во что бы то ни стало упразднить ее неприемлемость, состоящую в ее чуждости и враждебности; другими словами, надо было отделить ее от ее монгольства, связать ее с православием и объявить ее своей, русской. Выполняя это задание, русская национальная мысль обратилась к византийским государственным идеям и традициям и в них нашла материал, пригодный для оправославления и обрусения государственности монгольской. Этим задача была разрешена. Потускневшие и выветрившиеся в процессе своего реального воплощения, но все еще сквозящие за монгольской государственностью, идеи Чингисхана вновь ожили, но уже в совершено новой, неузнаваемой форме, получив христианско-византийское обоснование. В эти идеи русское сознание вложило всю силу того религиозного горения и национального самоутверждения, которыми отличалась духовная жизнь той эпохи; благодаря этому идея получила небывалую яркость и новизну и в таком виде стала русской. Так совершилось чудо превращения монгольской государственной идеи в государственную идею православно-русскую. Чудо это настолько необычайно, что многим хочется просто его отрицать. Но тем не менее это чудо есть факт, и предложенное выше психологическое его толкование дает ему удовлетворительное объяснение. Следует, во всяком случае, иметь в виду, что с православной Византией Россия была знакома задолго до татарского ига и что во время этого ига величие Византии уже померкло; а между тем византийские государственные идеологи, раньше не имевшие в России никакой особой популярности, заняли центральное место в русском национальном сознании почему-то именно в эпоху татарщины; это ясно доказывает, что причиной прививки этих идеологий в России был вовсе не престиж Византии и что византийские идеологии понадобились только для того, чтобы связать с православием и таким путем сделать своею, русскою, ту монгольскую по своему происхождению государственную идею, с которой Россия столкнулась реально, будучи приобщена к монгольской империи и став одной из ее провинций.

От редакции

Мы публикуем здесь фрагмент эссе, написанного в 1935 году выдающимся русским художником, путешественником, мыслителем и общественным деятелем Н.К. Рерихом1[3], посетившим Алтай в 1926 году. Любовь к Азии и ее сердцу — Алтайским горам — вдохновляла Николая Константиновича и всю его великую семью на протяжении всех долгих лет их пребывания вдали от Родины. Особую симпатию питали они к братскому монгольскому народу, чьи бескрайние степи и горы раскинулись от дальневосточных земель до Алтая, а пески и камни Гоби хранят наследие древнейших культур. Чистота природы и чистота ищущего сердца — это те вечные ценности, которые приносит монгольский народ на алтарь новой нарождающейся цивилизации.


Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет