Амадей – музыкант Констанция – художница Месаллина (Салли)
Сказочница: Я не знаю. (Подумав) А как же Месаллина? Амадей
жүктеу/скачать 236.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Сказочница
- Амадей
- Месаллина
- Математик
- Драматург
- Павел Евгеньевич
- Алёна Евгеньевна
Сказочница: Я не знаю. (Подумав) А как же Месаллина? Амадей (горько усмехнулся): Месаллина. Месаллина будет долго помнить изумлённый взгляд моих хрустальных глаз, когда дверь в подземелье распахнулась, и я увидел, её в объятиях Режиссёра. Говоря по правде, я ждал этого. Я знал, что рано или поздно, но вероятнее рано, она изменит мне. И благодарен ей за то, что она не стала строить иллюзий, будто я смогу остаться единственным мужчиной в её жизни. Я перепутал дружбу с любовью, Месаллина расставила всё на свои места. Она не смыслит своей жизни без боли. Не получая от меня душевных увечий, она умоляла причинить ей боль физическую. Но моей жестокости она вынести не смогла – я был ласков и нежен. Теперь же Салли нашла себе достойный источник боли и будет упиваться им до самой последней минуты. (Подумав) Но знаешь, моя самая большая обида на Месаллину не то, что она изменила мне – МНЕ -, а то, что голос Томаса Андерса для неё льется сладостной рекой, а мой, видите ли, звенит. Я неимоверно тщеславен. Мне ревностно хочется быть первым и лучшим. Желательно с трёх заглавных букв. Благо, моё имя начинает на первую букву во всём алфавите. С тем, что оно не уникально, я смирился. В конце концов, это имя принадлежало величайшему гению мира, и носить его не так уж и в тягость. Но, страшно подумать, если бы имена повторялись сотнями, тысячами, и любой пьяница и бездарь мог носить МОЁ имя с благородной буквы А… я бы сошёл с ума. Моё тщеславие убило бы меня, ведь каждый раз, слыша своё имя, я убеждался в том, что представляю собой не гений, а лишь песчинку. А так хочется быть единственным. Быть не рампой, а солнцем. (Вздохнул) Думаешь, я нравлюсь Констанции? Сказочница (ласково): Самый красивый наглец в Дурдоме спрашивает, нравится ли он девушке? По лицу Амадея разливается смущённая улыбка. Сказочница: Каждое утро, когда ты поёшь, она выходит на балкон, ставит на мольберт чистый холст, оправляет волосы, берёт палитру и кисть и пишет радужными красками самое прекрасное место на земле, путь к которому ей может открыть только твой голос. Амадей: Почему же я об этом не знал? Сказочница: Потому что влюбиться в достоинства можно и с третьего взгляда, но чтобы полюбить недостатки, прекрасного вида с веранды мало. Амадей улыбается. Сказочница: Ты хочешь побыть один и ещё немного погрустить. Я оставлю тебя. (Поднимается) Амадей (целует ей руку): Милая Сказочница, всю твою жизнь мужчины будут трепетно целовать тебе руки. Сказочница, погладив Амадея по щеке, уходит. Явление VII Утро. Пустая освещённая сцена. К одиноко стоящему Математику подходит Месаллина, глубоко запускает руки в карманы его брюк, Математик вздрагивает. Месаллина достаёт из кармана Математика зажигалку, закуривает. Месаллина (посмеиваясь): Трусишка. Математик (со вздохом): Салли, иди своей дорогой. Месаллина: С радостью, только скажи, где мой непризнанный гений. Сзади к Математику и Месаллине неслышно подкрадывается Амадей и с возгласом обнимает их. Амадей (слегка не в себе): Ага! Вот они, мои любимые Математик и Месаллина! (Сжимает талию Месаллины, держит руку на плече Математика, смотрит поочерёдно то на одну, то на другого) Ребята, вы самые дорогие для меня люди на свете. Вы оба были рядом со мной всю мою жизнь, оба на год меня старше и на порядок образованней, вам нравится издеваться надо мной, выставлять меня дураком. И обоих вас я безумно люблю. Месаллина (Математику): Что с ним? Сегодня сильнее, чем обычно. Математик: Я не решился спросить. Месаллина (Амадею, ласково): Малыш, что с тобой? Математик (Амадею, с сомнением): Ты пьян? Амадей (с жаром): Я влюбился! Месаллина: (простирая рук к небу): Свершилось!! (Уходит) Математик отпускает Амадею обречённый вздох, уходит в противоположную сторону. Амадей принимается петь арию Ленского, выходит Сказочница. Амадей (поёт): Я люблю вас, я люблю вас… (Сказочнице) Я люблю вас, Ольга. Сказочница (серьёзно): Ты назвал меня Ольгой? Амадей: Вообще-то не я, а Пушкин. Но знаешь… (заговорщически приближается к Сказочнице) Иногда мне жутко хочется назвать Математика Максимом, Месаллину - Люсей, а Драматурга – Виктором Александровичем. (Разводит руками) Не знаю, почему. Сказочница (задумчиво): Как странно… Амадей: Порой у меня возникает ощущение, что мы не видим очень простых вещей, будто кто-то усердно пытается завуалировать самую обыкновенную истину. (Беззаботно) Ну да ладно. Представляешь, у нас с Констанцией практически совпадает праздник рождения! Мы умрём в один день. Не правда ли, романтично? Сказочница: Но разве ты не хочешь прожить с ней больше, чем два года? Неужели тебе не важно знать, что ваша любовь будет вечной? Амадей (с простодушной улыбкой): «Duran Duran» пели: «Никто не знает, что произойдёт завтра». И я не хочу знать. Об этом пускай заботится Драматург. Как-то, гуляя ночью, я заметил в его окне свет и поинтересовался, почему он не спит. Тогда Драматург, не поднимая глаз от рукописи, сурово сказал мне (передразнивает): «А работать кто будет? Бомарше?» Мне же для счастья достаточно знать, что нынче вечером я, сладкоголосый красавец Амадей, люблю Констанцию, веду задушевную беседу со Сказочницей, и слова льются из моих уст так ловко, будто я выучил их наизусть. (Пауза) Я благодарен Судьбе за то, что умру, не успев разочароваться в жизни. Не по нашим, по книжным меркам, в расцвете своей красоты и молодости. С любимой женщиной на руках. Явление VIII Пустая тёмная сцена в освещении нижних рамп. Лицом к правым кулисам стоит Драматург.
С другого края сцены уверенно выходит Месаллина. Месаллина (требовательно): Драматург! Драматург (спокойно поворачивается): Да, я бесчувственный мерзавец. (Месаллина меняется в лице) Я самым зверским и эгоистичным образом игнорировал твои чувства, делая вид, что не замечаю, как ты изнываешь от их надоедливого яда. Признаться, я думал, что мои бездействия возымеют эффект. Но не такова твоя натура. (Протягивает Месаллине ежедневник) Держи. Почитай, что за человека ты так сильно… Уж прости, поскуплюсь на слово. Вожделела. А после отдай Павлуше. Сколько же, сам того не желая, я выпил у него крови… Прощай, Месаллина. (Уходит) Месаллина (сжимая в руках ежедневник): «За все, за все тебя благословляю. За скорбь, за боль, за ужас долгих дней. За то, что влекся за тобою к Раю. За то, что стыну у его дверей» Явление IX Подземелье Месаллины. Месаллина сидит на кровати, в её руках ежедневник Драматурга; она сминает страницы, пачкаясь чернилами; по щекам текут слёзы. Входит Павел Евгеньевич.
Мир слишком прекрасен, чтобы любить в нём лишь одного человека. Наверное, если бы день за днём я имела возможность ходить по бесконечным оживлённым улицам, то влюблялась бы в каждого встречного. А, если бы, через тысячу лет любовь стала нелегальной, я бы первой нарушила закон. Все думают, что, уединяясь с Амадеем в моём подвале, мы занимались любовью. Нет (усмехнулась). На роскошной двуспальной кровати в темноте мы пересмотрели великое множество художественных фильмов и съели, наверное, тонну варенья. Я с жадностью смотрела мелодрамы, без конца влюблялась в актёров, и всё моё существо мучил один-единственный вопрос. Чем я хуже? Я молода, умна, красива. За что мой любимый актёр так нежно целует ножки этой мымре?
Лишь однажды я была удостоена мгновением блаженства, когда Драматург пожимал мне руку, и его лицо было так близко. Мы с Амадеем только сошлись, и он решил познакомить меня со своими друзьями. Я выделила Драматурга сразу. Его внешняя строгость и туманность взгляда поразили меня с первой минуты. Интеллигент, который днём вершит правосудие, а по ночам в его глазах горит огонь инквизиции. Я протянула руку и назвала своё имя. Он твёрдо пожал её и, словно произнося каменное «шах и мат», представился. В наше скупое время мужчины стали омерзительно трусливы. Лишь отъявленный франт, навроде Амадея, способен в лёгкую поцеловать даме ручке уже оттого, что она представляет собой прекрасный пол. Делая скидку на мужскую деградацию, я стала протягивать ладонь ребром, но они боятся даже этого. Не потому что пожимать руки женщинам не принято, а потому что не головой, спинным мозгом чувствуют, что женщина первой сделала шаг. Знакомясь с мужчинами, я всегда протягиваю руку, и для них это всего лишь форма приветствия. Для женщины же это, пусть и короткий, но всё же телесный контакт. Она оценивает степень решимости и силы, узнаёт насколько горячи и нежны его руки. И я уверена, кожа ежедневника, который Драматург не выпускает из своих ладоней, пылает огнём. Пушкин писал хорошие сказки. И излюбленный Амадеем «Евгений Онегин» всего лишь одна из них. Потому что (с силой) никогда (!) мужчина, пред которым ты раскрыла своё сердце и который захлопнул его, словно мерзкую книгу, не подойдёт к тебе и не скажет: «Я люблю вас». Теперь я знаю, кто он на самом деле. Этот безумный, начитавшийся книжек эгоист, убеждён, что весь мир - плод его воображения. Что он здесь царь и бог. И его безумно раздражает, когда его мысли вдруг сходятся с чужими, опубликованными ранее. Он не умеет говорить, каждое его слово придумано и исправлено пятнадцатью минутами ранее. Я знаю его страхи. Он боится, что его мысли кто-то может прочесть. Не на бумаге, а в голове. Грязные, неотшлифованные, первородные. (Пауза) Он думал, я не люблю его. Да как же я его не люблю, если при одном звуке его имени всё моё тело сводит судорогой?! Павел Евгеньевич (ангельски): Несчастная Месаллина в семнадцать лет не знает разницы между любовью и страстью. Любовь – это когда вместе с ней встаёт солнце. Когда не можешь прожить без неё ни единого дня. Когда хочешь ночи напролёт разговаривать с ней, трепетно держа в ладонях её тонкие пальчики. Когда из тысячи одинаковых женских имён, лишь её звучит родным и самым ласковым. Когда хочешь защищать её, оберегать, словно несметное сокровище, доверенное лишь тебе. Когда мечтаешь провести с ней всю свою жизнь. Месаллина: Тебе-то откуда знать? Павел Евгеньевич: Мне рассказал Амадей. Месаллина: Амадей. Он однолюб, а я шлюха. В своей жизни я совершила лишь два добрых деяния – отказала своему малышу и изменила ему. Амадей невинен, он только хорохорится. Столько раз я могла воспользоваться им, но знала, что он достоин большего. Он самовлюблён, как оперная дива, и наивен, словно дитя. Падок на комплименты, верит всему, что ему говорят. Без любви, ласки и тёплого взгляда он может зачахнуть. Ему нужна такая девушка, которая будет рядом. Которая, слушая, как в приступе он покрывает всё на свете бранной грязью и говорит, что не верит, в то, что ему дорого, будет спокойно говорить, что она верит. Которая будет считать его чудом и не догадываясь о том, что он безумец. Которая будет просто его любить. Павел Евгеньевич (после долгой паузы): Месаллина, я буду любить тебя. Я залечу все раны на твоём сердце теплом своей любви. Я буду греть тебя от всех вьюг одиночества. Месаллина (спокойно): Я буду тебе изменять. Даже занимаясь любовью с тобой, я буду думать о ком-то другом. И этот другой всё время будет меняться. Мне осталось жить год. Я буду умирать в агонии, сходя с ума от жажды напоследок насытиться распутством. Павел Евгеньевич: А умрёшь ты на моих руках. Месаллина (после паузы): Оставь меня. Мне надо побыть одной. Явление X Сцена укутана мягким светом. Падает снег. Амадей, стоя на крыше и изящно дирижируя музыкой, мелодично на иностранном языке. На переднем плане Сказочница подставляет ладони снегу и неспешно кружится. С противоположной стороны сцены Павел Евгеньевич зачарованно смотрит вверх.
К Сказочнице подходит Математик. Он тоже подставляет ладонь снегу и смотрит вверх. Математик: Какие маленькие белые штучки впервые опускаются на наш Дурдом. Павел Евгеньевич (задумчиво): Это снег. Не могу вспомнить где, когда и как, но я видел его раньше. Сказочница (Пашуле): Алёна тоже должна это увидеть! (Хватает Математика за руку) Пошли за ней! (Уводит его) Явление XI Пустая сцена. Во мраке горят свечи. Драматург и Алёна Евгеньевна, разругавшись, стоят в двух метрах друг от друга; на них направлен прожектор. Драматург (перед смертью, сгорая изнутри, читает страстный монолог): Думаете, вы все здесь такие характерные, уникальные. Я знаю правду о каждом из вас. Возьмём, к примеру, нашу прелестную Сказочницу. (Наигранно-сладко) Романтичная лирическая героиня (зло), каких сотни! Страстно влюбляется в Математика – благородного мужчину своей мечты. Самая обычная девчонка, которая в двенадцать лет посмотрела «В джазе только девушки» и втемяшила себе в голову, что её идеал мужчины непременно должен быть брюнетом в очках, на котором костюм сидит лучше, чем на манекене с витрины бутика. Она могла влюбиться в кого угодно – в парня из параллельного класса, в своего учителя алгебры или в актёра из театра через дорогу. И, когда пришло время, наш главный противоречивый герой Математик… просто попал под шаблон. Математик, который мог бы вдалбливать в нерадивые головы логарифмы, сводить дебеты с кредитами, отправлять факсы и прокуривать свою жизнь бессмысленным дымом, смекнул что к чему. Ведь надо быть полным идиотом, чтобы в солидном возрасте одиннадцатиклассника не соблазниться на красивую и талантливую девочку, яростно желающую греться на твоей груди и расстёгивать тебе брюки. Алёна Евгеньевна: Зачем ты говоришь всё это? Зачем ты так опошляешь… Драматург: Опошляю? Нееет, я обличаю. Едем дальше. Месаллина. Роскошная, коварная соблазнительница! Забитая особа с угробленной юностью. Которая однажды решила, что с неё хватит. Что любить больно, а мужчины приносят одни страдания. Которая настрадалась так, что стала получать от этого удовольствие. И поняла, что причинять страдания самой тоже очень приятно, будто по венам разливается мстительное наслаждение. Которая твёрдо решила, что придёт время, и все мужчины будут лежать у её ног. Она взрослеет, хорошеет, смелеет, пускается во все тяжкие. И не замечает, как превращается в обычную шлюху. Но Судьба за все её страдания преподносит ей подарок – чистую, искреннюю любовь самого достойного юноши из всех существующих однолюбов на земле. Устав от боли разочарований, Месаллина принимает её. Но уже не может жить по-другому. Она влюбляется, раз за разом, и, греясь преданной любовью, лишь набирается сил для нового приступа боли. Разумеется, Павел Евгеньевич знает это. Знает, что, занимаясь с ним любовью, с её языка готово сорваться не его имя. Знает и терпит. Ведь он любит её. (Пауза) Устав мучить его, Месаллина уходит. И лишь через десять лет неприютных связей понимает, чего она лишилась. Она хочет тепла и семьи. И возвращается к нему. И он принимает её. Ведь он любит её. (Пауза) Амадей. Пожалуй, самый интересный персонаж. Талантливый юноша, который в двадцать один год влюбляется, женится и идёт работать в школу учителем русского языка и литературы. Талант, которому место в императорском театре. Петь для императора и быть фаворитом императрицы. Который под громогласный шквал аплодисментов на словах «Великий и прекрасный, единственный и неповторимый» должен тонуть в роскоши обожания на подмостках Бродвея, которому лучшие драматурги должны подсовывать свои пьесы, а режиссёры зазывать на главные роли. Он бросил свой талант к ногам любимой женщины, променяв обожание на любовь. И что же он получает взамен? Судьба, которая так любила своё золотое дитя, отбирает у него всё. Подарив два года счастья и маленького сына, его возлюбленная жена умирает. Потому что талант – это не дар. Это кредит. Который всю жизнь нужно выплачивать. Концертами, спектаклями, картинами и пьесами. А воспользовался ты им или нет – это кредитора не интересует. За красоту надо платить. И за тысячу разбитых девичьих сердец он расплатится той единственной, которую любит сам. Кто я? Лжец. Знаешь, чем отличается врун от лжеца? Лжец – слово красивое. Враньё всегда кажется мелочным и дешёвым, а ложь – значительной и красивой. Все произнесённые мною слова – пустой звон. Но звон настолько завораживающий, что его хочется слушать. Мне не нужны людские сердца, я не жажду любви. Я – охотник до душ. Моя цель – поразить душу, завладеть эмоциями, подчинить себе мысли. Актёр проживает чью-то жизнь. Я её создаю. И она не смывается с моего лица, не выходит из головы. А живёт. Растёт и развивается. Какой порою шум производят эти жизни… Ведь у каждой из них есть голос, чувства. Хочу я этого или нет. А ведь я хочу простого человеческого счастья. Семью. Алёна Евгеньевна: А кто же по-твоему я? Драматург: Ты? Раненное создание, которому людская несправедливость однажды сделала очень больно. И теперь ты готова слепо мстить за свою боль всему свету. В это время на заднем плане появляются Математик и Сказочница. Драматург (Алёне): Я вижу тебя насквозь. Алёна Евгеньевна: Так ужасайся. Драматург: Не в этой жизни, дорогая. Драматург резко хватает Алёну, целует её в губы; Алёна Евгеньевна отвечает ему яростной пощёчиной. Сцену наполняет мучительный жёлтый свет, возвещающий о том, что Драматург умирает. На несколько мгновений Драматург столбенеет, затем разворачивается и медленно уходит в кулисы. Математик: Сегодня праздник его рождения. Сказочница: Что же мы будем теперь без него делать?.. Явление XII Поздний вечер. Чахлый сад Дурдома. Тусклый фонарь освещает Алёну – она сидит на ступеньках, плачет, шмыгая носом и раздражённо вытирая ладонью потёкшую косметику. К ней подходит Сказочница, невдалеке стоит Математик.
Сказочница нерешительно поднимает ежедневник. К ней подходит Математик. Математик: Мы будем это помнить? Алёна Евгеньевна: Я ведь помню всё. Сказочница раскрывает ежедневник, перелистывает на чистую страницу. Она дрожит, смотрит в ежедневник; по её лицу видно, что она вот-вот горько расплачется. Сказочница (отчаянно Математику): Я не могу сделать это. Я променяла весь мир на тебя, я отдала свой талант взамен на твою любовь, я не умею читать слова, я разучилась писать буквы, и мы никогда не сможем… Математик молча вынул из её рук ежедневник, достал из внутреннего кармана пиджака чёрную ручку. Математик (словно подписывая важный документ): Небо… голубое… троеточие… Свет меняется, сцена начинает вращаться. Явление XIII Пока сцена вращается, меняются декорации и настраивается свет, нараспев слышен голос Амадея. Над сценой простирается солнечный день. Конструкция, служившая крышей, сплошь в цветах и зелени. Амадей, весь в лёгком и светлом, широко разбрызгивает над сценой струю из садового шланга, поёт. На краю крыши сидит Констанция, болтает открытыми ножками, выдувает множество мыльных пузырей. Из левой кулисы, покачивая сумочкой, выходит Месаллина. Красива, горда; на ней цветастое летнее платье, туфли на шпильках. За Месаллиной спешит взволнованный Павел Евгеньевич в брюках, рубашке и подтяжках; в руках у него папка с листами.
Месаллина и Павел Евгеньевич скрываются. На передний план выбегает Сказочница, оглядывается по сторонам. С другого конца сцены выходит Математик, хватает Сказочницу в объятия, кружит её, затем обнимает; счастливо смотрят друг на друга.
Занавес начинает медленно опускаться. Явление последнее Перед занавесом с правого края сцены выходит Драматург. С левого края выходит Алёна Евгеньевна, критично смотрит на опускающийся занавес. Драматург: Ну как? Алёна Евгеньевна: Плохо. Переписывай. Драматург: Будь я проклят. Занавес с треском падает. Конец второго действия. жүктеу/скачать 236.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|