Умиротворение восставших галльских багаудов

32.Умиротворение восставших галльских багаудов

Румийский воинский лагерь в окрестностях города Кондате был уже хорошо укреплен, были видны следы свежеутрамбованной земли на защитном вале. Отсюда следовало, что 136-ой конно-штурмовой легион прибыл сюда всего несколько дней назад. Бывший румийский легат Аттила раз и навсегда твердо усвоил: защищенный боевой стан очень много значит для румийцев. Не имея во время сражения у себя в тылу надежного укрепленного лагеря, румийские солдаты чувствовали себя неуверенно, ведь у них за спиной не было надежного убежища. Не раз бывало, что уже торжествующий победу враг, преследуя казалось бы уже разбитые румийские войска, внезапно оказывался перед мощными лагерными укреплениями и терпел в растерянности поражение при попытке овладеть ими.

Прежде всего, на вражеском пути встречался глубокий ров шириной в десять шагов. Вынутая земля служила высоким валом, прямо ниспадающим снаружи на берег рва на восемь-десять шагов высотой, но уходящим пологим откосом от рва внутрь лагеря на огражденную территорию, чтобы легионеры могли бы легко и быстро взбежать на вал для защиты возведенного на его гребне частокола. Румийский боевой стан имел во все времена четыре выхода, главные ворота были всегда обращены к врагу, на этот раз в сторону осаждаемого города Кондате. По бокам ворот были уже возведены многоэтажные деревянные башни для защиты от неприятельского нападения. Здесь на разных уровнях воины-румийцы, не мешая друг другу, могли кидать дротики и метать стрелы в противника.

Перед главными воротами внутри лагеря, за двумя рядами брезентовых складских палаток, находились штаб-квартира старшего военачальника-легата, пропретора или же трибуна, круглая площадка-форум для построения легионов, а уже далее правильными рядами размещались солдатские палатки-контуберии. Самый маленький такой боевой стан был рассчитан на один легион, а большой – на несколько.

С некоторым волнением прошелся пешком по лагерю бывший начальник этого легиона, воин-гунн Аттила. Его стопы направлялись в западную часть боевого стана, где на вместительной площадке на трех- и четырехосных удлиненных повозках были сложены огромные части осадных боевых машин. Вот на просторной трехосной низкой телеге с очень прочными, обшитыми железным обручем колесами – ее именуют «серракум» – сложены составные деревянно-металлические части гигантской баллисты, могущей швырять даже каменные глыбы тяжестью в половину быка. На большой, длинной и высокой четырехосной повозке под названием «плавструм» (у нее колеса изготовляются из цельного поперечного среза дуба) складированы разобранные механизмы катапульт, метающих по принципу лука – тетивой из толстенных скрученных впятеро-вшестеро кожаных канатов – посредством натяжных приспособлений точно такого же веса, как и у баллист, округлые каменные снаряды. Виднелись сложенные на очень длинном плавструме нижние стойки и основания боевой метательной машины онагра, который мог зашвыривать за стены огромные амфоры с кипящей смолой; узловые механизмы онагра действовали по принципу метания пращой. На своих двухосных платформах, куда они наглухо прикреплены, покоятся огромные луки, где вместо тетивы используются металлические тросы, приводимые в состояние готовности к метанию натяжными механизмами особого устройства. Такой гигантский лук, называемый скорпионом, может стрелой толщиной в бревно поражать насмерть до десятка пехотинцев одновременно.

На своих тележных основаниях были смонтированы большущие тараны и черепахи, могущие огромным тяжелым, залитым внутри свинцом, бревном при достаточной силе раскачивания и удара быстро проламывать укрепленные металлом толстые городские ворота.

А вот здесь приткнулось несколько двуосных узких и длинных повозок с крытым верхом, называемых арцерами, они служат для перевозки раненых и больных легионеров. В самом конце румийского воинского лагеря жуют прошлогоднее сено крупнотелые мерины и выносливые мулы.

Бывший румийский легат Аттила прекрасно помнил, что ровно половина легиона занята непосредственным обслуживанием осадных машин, каждый легионер твердо знает свои обязанности в бою, а в случае выбытия из строя товарища по отделению-контуберии может заменить его. Один солдат является подносчиком камней-снарядов, другой заряжающим снаряд в пусковой механизм, третий натягивающим трос для метания, четвертый прицеливающимся и производящим метание, пятый служит коноводом и так далее. При каждой боевой машине закреплен отдельный контуберий со своим начальником-контуберналием.

Вторая же половина легиона занята подвозкой и подноской снарядов-камней, охраной легионных лошадей, кипячением смолы, заливанием и запечатыванием ее в долго неостывающие внутри амфоры. Именно вторая половина легиона, являющаяся штурмовой, должна первой врываться в проломленные стены и ворота города для захвата там плацдарма, покуда подойдут основные силы осаждающих.

И потому для облегчения осадной рутинной работы по подготовке непосредственного приступа солдаты конно-штурмового вспомогательного технического легиона имели только укороченные, но широкие мечи (чуть длиннее одного локтя) и небольшие овальные медные щиты. У них не было, как у легионеров из других подразделений, ни копий, ни дротиков, ни огромных щитов, ни луков, ни стрел, ни тяжелых топоров, ни длинных мечей и другого вида оружия.

Но зато каждый штурмовой солдат имел длинный пластинчатый панцирь с округлыми наплечниками и центурионский шлем с плюмажем, застегивающийся под подбородком. Для различения их в бою, особенно для их поддержки, когда они захватывают на городских стенах плацдарм, все военнослужащие конно-штурмовых легионов имели особого цвета короткие теплые плащи – желтого, в то время как вся остальная румийская армия имела плащи серой, фиолетовой и красной расцветок.

Второй гуннский хан Аттила усмехнулся довольный, вспомнив как он впервые в качестве юного новобранца-контуберналия знакомился с баллистой, которая была вверена под его начало.

За ним прибежал дежурный центурион. Хлопнув кулаком правой руки по железной округлой нагрудной пластине (так он приветствовал знатного гостя), он доложил гуннскому хану, что его ожидают к завтраку.

Как выяснил гуннский туменбаши Аттила из разговоров с командующим румийскими войсками Флавием Аэцием, осаждаемый город Кондате был небольшим по румийским меркам, где-то около 25 000-30 000 жителей, и возник из недавней канабы мирных ремесленников, поселившихся здесь в центре долины, между несколькими крупными стационарными воинскими станами. Здесь пересекаются провинциальные дороги с севера на юг и с запада на восток. В лучшие времена Империи в этих местах, на прекрасной ровной обширной травянистой равнине, квартировали до десятка румийских легионов в нескольких постоянных благоустроенных лагерях. (Наблюдательный гунн Аттила понял, что этот лагерь, в котором он сейчас завтракал вместе с румийцем Аэцием, не был построен впервые, а являлся старым, заброшенным и сейчас был приведен в состояние готовности хорошим ремонтом). А эта канаба – городок Кондате, где проживали ремесленники, торговцы и семьи воинов, снабжала эти легионы необходимыми изделиями и товарами. Отслужившие свой срок легионеры-ветераны из близлежащих стационарных воинских лагерей обычно поселялись в городке и становились небедными свободными гражданами великого государства Рум.

Превратившись в провинциальный город, Кондате обзавелся высокими защитными стенами со рвом с водой и несколькими воротами с подъемными мостами.

– Так получается, что на каждого жителя города, включая и грудного младенца, мы здесь с тобой, дорогой мой приятель Аэций, выставили чуть ли не по одному осадному воину, – заметил гуннский хан, вытирая руки о мягкое полотенце, преподнесенное красивой молодой белокурой рабыней (ее, кстати, вчера ночью хозяин Аэций предлагал гостю Аттиле забрать с собой в постель для тепла, но под воздействием хмельного красного вина последний как-то позабыл об этом). – Не слишком ли мы с тобой будем расточительны, ведь большая часть наших нукеров будет бездействовать?

– Ты, наверное, приятель Аттила, забыл стратегию Рума в подобных случаях, которая заключается в том, что надо наказать одного провинившегося очень сурово, чтобы другим было неповадно. Здесь в Галлии несколько таких непокорных метрополии городов: Кондивики²³³, Свиндин²³⁴, Цезародун²³⁵ и еще другие, которые поддерживают этих багаудов. А окруженный нами Кондате находится на пересечении дорог и весть о его взятии и суровом наказании бунтовщиков быстро пройдет по всей Галлии. И тогда другие мятежные города станут благоразумными и уже не рискнут отказываться от подчинения императорской власти. Вспомни-ка, приятель Аттила, как около шестисот лет тому назад мы, румийцы, разрушили город Карфаген, сравняли его с землей и уничтожили всех его жителей. А после этого другие противоборствующие нам города предпочитали сразу же сдаваться, чтобы хоть сохранить жалкие жизни своих жителей. Так что здесь мы не будем проявлять никакого милосердия! – возбужденно воскликнул галльский пропретор и, мельком кинув взгляд на крупнозадую и с осиной талией белокурую рабыню, подававшую десертные блюда на стол, продолжил: – А ты, оказывается, не воспользовался моим подарком и не взял на ночь в свою постель для сохранения тепла и умиротворения мужского желания эту малайку. (Разговор происходил на гуннском языке). У меня несколько таких хатынок-кулок, так что я дарю ее тебе. Слышь, женщина, ты уже принадлежишь новому хозяину, он тебя не обидит, – и румийский патриций разразился веселым смехом: – У меня еще есть козы.

– Почему козы? – не понял гуннский хан.

– Ты уже позабыл? А ведь ты служил почти четыре года и сделал в нашем войске головокружительную карьеру, начал простым легионером, а закончил службу командиром легиона. Еще прослужил бы немного, и я добился бы тогда у сената для тебя, мой друг Аттила, полноправного, первой степени почета, румийского гражданства, – благородный патриций приподнял тунику на белокурой рабыне сзади, – видишь, какая приятная большая белая задница, как вы гунны говорите, «ас». А для простых солдат мы гоняем за каждым легионом небольшое стадо коз. Кому захочется такого женского аса, тот спешит туда в стадо, пользует одну блеющую козочку и представляет себе в воображении такую крутую задницу. Ну ладно, мой друг, перейдем к делу. Сегодня, сейчас же начинаем осаду. Техническая часть за мной, разгром мятежников за тобой.

Через двадцать дней осады боевые машины проломили в трех местах каменно-кирпичные стены Кондате и почти все ворота, штурмовые центурии ворвались в город, а затем уже пошли вслед верхоконные гунны. Все вокруг горело, шум отчаянного боя затихал, трупы лежали на улицах. Сквозь дым и гарь через трупы убитых мятежников и прямо по ним скакали выносливые гуннские лошади с подвязанными хвостами. Всех оставшихся в живых жителей выгоняли за городские стены. Там румийские преторианцы в ярко-красных плащах и блестящих бронзовых центурионских шлемах с плюмажем (даже рядовой гвардеец-преторианец имел шлем офицера-центуриона) проводили дознание среди построенных защитников Кондате. Они выискивали некоего Тибаттона, галлоромана, некогда даже служившего в румийской провинциальной администрации старшим чиновником по сбору податей, но проворовавшегося и сбежавшего к восставшим; там ему удалось вследствие своей грамотности, сметливости и незаурядной воли занять место их лидера. Пропретор Флавий Аэций считал делом своей чести арестовать руководителя бунтовщиков Тибаттона, привезти его в Рум и там по решению верховного суда сенаторов предать его мучительной и жестокой казни. Но главного государственного преступника никак не могли отыскать.

Командующий галльскими легионами Рума, родовитый патриций Флавий Аэций вспомнил старые румийские законы и провел децимации среди нескольких тысяч мужчин, обороняющих Кондате. Каждого пятого по счету защитника города рослые преторианцы, сами из галлороманов, выводили из строя, связывали сзади руки, ставили на колени, секли розгами и на переносной плахе отрубали тяжелым боевым топором голову. Все зеленое поле перед горевшим городом было усеяно обезглавленными трупами, окровавленные головы казненных для устрашения других непокорных были надеты на колья и выставлены на уцелевших белых зубцах башен, с них еще стекала кровь и ярко алела на выбеленной известью камнях и кирпичах высоких стен.

– Но главаря восставших Тибаттона нигде не нашли, однако несколько человек проговорились под пыткой, когда преторианцы рвали им ноздри, вырывали языки, резали уши и ставили клеймо раскаленным железом на лбу, что этот Тибаттон вместе со своей женой-саксонкой уже давно отплыл из какого-то армориканского порта в Британию и укрылся там среди расселившихся в той земле с недавних пор родственников жены, в племени саксов.

Для поимки беглеца пропретор Аэций и темник Аттила решили направить в румийскую провинцию Британию два небольших воинских отряда, численностью каждый по тысяче конных бойцов. Патриций Аэций выделил тысячу штурмовых легионеров (две когорты), дав каждому лишь по одной подседельной лошади, больше у него здесь не было, из своего 136-го осадного технического легиона во главе с неким боевым молодым старшим центурионом по имени Онегизий. Им было предписано переправиться из Второй Лугдунской провинции²³⁶, из порта вблизи города Констанции²³⁷ на юг Британии в любой принимающий по погодным условиям порт и оттуда двигаться маршем на Лондиний²³⁸, выискивая дорогой среди расселившихся там саксонских племен с помощью местных румийских властей и гарнизонов вожака мятежников Тибаттона.

Такие же задачи ставились и сводной гуннской тысяче под командованием юзбаши Стаки. Только он должен был вначале, за пять-шесть дней, достичь по галльским землям северного румийского порта Гессориаки²³⁹ и уже оттуда переплыть на судах-паромах в Британский порт Дубры²⁴⁰. В качестве проводников этой тысяче придавалась одна румийская боевая конная турма²⁴¹.

Гуннская тысяча и две западнорумийские когорты должны были соединиться в Лондинии и оттуда с разысканным и плененным мятежным главарем Тибаттоном (пропретор Аэций обещал за его голову богатое вознаграждение всем отбывающим в поход воинам) возвращаться назад в Галлию.

К умиротворению других близлежащих армориканских городов совместное румийско-гуннское карательное войско под общим командованием знатного патриция Флавия Аэция так и не успело приступить, поскольку его заместитель по управлению галльско-румийскими легионами легат Литорий прислал срочных гонцов из Южной Галлии с пергаментом, в котором просил о помощи: их военные дела, совместные с гуннским великим каганом Беледой, по замирению вестготов были очень плохи. Неполный легион румийцев (отсутствовало две когорты) и два неполных гуннских тумена (в каждом отсутствовало по пятьсот нукеров) сразу же двинулись спешным маршем на юг Галлии.