Андрей Лазарчук все, способные держать оружие
жүктеу/скачать 420 Kb.
|
Год 1961. Зден31.08. 15 час. 45 мин. Деревня Сайги Окрестности базы "Саян" Дождь заливал стёкла и глушил все звуки. Я не был уверен, доносится шум боя – или это шуршат капли по кронам. По желтеющим кронам... Поэтому, пока капитан отсутствовал, я стал слушать радио. В "медведе" капитана Крестовикова стоял отличный приёмник. Мир был охвачен паникой. Люди бежали из городов, резервистов ставили в ряды, бомбардировщики взлетали в небо, флоты выходили в море... Всяческие канцлеры, президенты и императоры висели на телефонах "горячих линий". Какие-то военные обозреватели, люди без малейших признаков стыда и интеллекта, пытались объяснить мне, как вести себя в момент ядерного нападения и сразу после оного. Через двадцать минут меня уже трясло, и не знаю, от чего больше: от злости или от страха за родных... за всё ещё родных... Звено Врангеля – он сам, Саша Балахнин и Макс Потылицын, давний друг Врангеля, – сидело в нашей машине, два других звена с хорошим ручным пулемётом "РПВТ" – во второй. Ребята тоже слушали радио... Трудно поверить, но только сейчас до нас понемногу доходило всё. Вернулся капитан, а с ним – тот самый Выдра, на котором нынче сошёлся клином свет. Они забрались в салон, сдирая с себя дождевики, и сразу запахло мокрым войлоком. Никогда до этого я Выдру, естественно, не видел, однако спутать его с кем-то было нереально. Выдра походил на ожившую каменную бабу, каких немало в здешних краях. Ниже меня, он весил, наверное, за сто пятьдесят. Чёрное в оспинах лицо, маленькие глазки, руки до колен. Голенища чудовищных сапог были надрезаны и зашнурованы сыромятными ремешками – иначе не налезали на толстенные икры. Хозяин медной горы... – Ага! – сказал он, увидев меня. – Ну, здравствуй, здравствуй... Рукопожатие его было осторожным – он сознавал свою силу. Моя рука как бы побывала под паровым молотом, направляемым умелым кузнецом. – А пройдёт машинёшка-то? – тут же обеспокоился Выдра. – Дорога там никака, а по дожжу так вовсе смерть. – Пройдёт, – сказал капитан. – Значит, Тимофеич, говоришь – не геологи? – Не. Геологов я за версту с подветра распознаю. А в тех, понимаш, чё-то лажненькое тако вот... не объяснить. Ну всё как у геологов, а – не геологи. – Так заявить надо было. – Не. Эт не по нам. Заявлять. Не. Капитан втянул воздух уголком рта. – Да, – сказал он. – Знакомо. Там, Тимофеич, под стенами – уже две сотни наших легло, а сколько ещё ляжет – представить страшно. – Эт так... – сказал Выдра и замолчал. – Так куда ехать? – капитан вздохнул, перебрался вперёд, сел за руль. – Скрозь деревню, и по леву руку просек увидишь... Мы тронулись, и второй "медведь" тут же зарычал мотором. Дорога и сквозь деревню была так себе, в выбоинах и ухабах, а по просеке, давно заросшей тонким осинником, шла и вовсе колея. "Медведь" нырял в какие-то ямы, переваливался грузно с боку на бок, но пёр и пёр – вверх и вперёд. – Кто дорогу-то так разбил, а, Тимофеич? – пересиливая мотор, крикнул капитан. – А лесовозы. Третье лето только, как кончили деляну сводить. Ангельску рощу продали, слыш. Вот так так... Така роща была! Эх, химики... – Это где Агафонов скит стоял? – Точно так. А ты почём про скит знаш? – Да кто же про него не знает... Зден Рышардович, перелазьте-ка сюда, на переднее, разговор есть. – Слушаюсь... – я полез на переднее – и крепко приложился теменем о трапецию, на которой в бою сидит пулемётчик. Боль была адская, а в следующую секунду на лоб хлынула кровь. – Матка бозка... Меня тут же за штаны утянули назад, с прибаутками промыли водкой дыру в скальпе и перевязали зелёным полевым бинтом, и только минут через десять я выполнил приказ капитана: сел на переднее и приготовился к разговору. – А щас во-он от того валуна направо, – показал Выдра. Валуном Выдра назвал серую округлую скалу размером с четырёхэтажный дом. Наверху синей краской кто-то написал: "Мы – колчаковцы". За скалой от разбитой лесовозной дороги по ложбине уходила зелёная тропа, по которой прежде ездили разве что на конях. – Грибов-то! – восхитился капитан. Тропа была красна от шляпок огромных сыроежек. – А так грибной нынче год, – охотно отозвался Выдра. – Не знам, куда и девать. Все бочата уже засолили. Вот ежли вернёмся, рыжиками угощу. Со сметаной под семёновскую – ух как здорово хороши. – Особенно после баньки, – сказал капитан. – Эт ты верно подметил, капитан, – согласился Выдра. – Куда ж без баньки-то? Никак нельзя. – Зден Рышардович, вы уже поняли, что нам предстоит? – спросил капитан, не поворачивая ко мне лица. Я видел его в профиль: почти мефистофельское, только коротконосое. – Идти под землёй, – сказал я. – Авось куда-нибудь придём. – И даже не совсем авось. Я сам удивился, когда узнал, сколько здесь было вырыто всяческих шахт и штолен. Что вы хотите, золотоносный когда-то участок. Да и сейчас кое-что попадается. Слышали, как один американский сержант нашёл самородок? – Слышал. – Но чёрт бы с ним, с золотом. Тимофеич, однако, говорит, что знает вход в старую шахту. И что этот вход с месяц назад разыскивали какие-то люди. – И это я слышал. – Так вот: старая та шахта имеет коридоры, проходящие, видимо, неподалёку от капониров. Когда капониры строили, дважды натыкались на пустоты. Это генерал мне всё-таки сказал. Ублюдок. Ненавижу таких. Знаете, как он вне базы оказался? А впрочем, чёрт с ним. Язык марать не хочется. Должен сказать, дорогой мой Зден Рышардович, есть у меня одно ничем существенным не подкреплённое предположение, что новостройка... вернее, новокопка американцев с этой старой шахтой напрямую связана. – Почему вы так думаете? – Ну... например, самородок в отвале. И ещё кое-что. Косвенные признаки. Всяческие умолчания. Интуиция, в конце концов. Да вы же и сами всё понимаете... Тимоти, подумал я. Ну, конечно. – Не всё, – сказал я. – Например, не понимаю, почему вдруг именно я... Капитан быстро посмотрел на меня, потом вновь уставился на дорогу. – Главным образом потому, что вы единственный специалист по вычислительным системам в пределах досягаемости, – сказал он. Так, подумал я. – Значит, вы всерьёз считаете, что мы имеем шанс попасть в командный бункер? – А у нас просто нет другого выхода... Он сказал это тихо и равнодушно, и я сразу понял – да, другого выхода нет. Выдра просунулся сзади, навалился грудью на кожух мотора. – Щас налево будет – вот там сторожно надо... Пейзаж вдруг переменился рывком – будто при склейке киноленты. Только что были берёзы, папоротники по горло – и вдруг ковёр жёсткого стелющегося кустарника, из которого высовываются тёмные камни. Дорога пропала совсем, "медведь" закачался и запрыгал резче, во-во-во! – ткнул куда-то в сторону толстым пальцем Выдра, мы резко свернули и вкатились в лощину, уходящую круто вниз, ещё полсотни метров – и справа открылось вполне тяньшанского вида ущелье, серые осыпи и чёрные скалы-жандармы, редкие сосёнки... Видно было, как дорога уходит на самое дно, в буро-зелёную пену, сквозь которую проступает чёрный извилистый пунктир речки. Дорога была страшная. Мокрая глина, мокрый красноватый щебень, мокрые чёрные, изъеденные сверху бревна, укрепляющие край. Пешком в хорошую погоду – было бы жутковато идти... – Проедем ли? – усомнился капитан. – А чё нам? В гору влезли, под гору скатим. Позапрошлый год на старом "косаре" проезжали... – Ну, если на "косаре"... "Омь-1000", по-простому "косарь", был на редкость неудачной машиной, все это признавали, однако почему-то в своё время их наштамповали более чем достаточно. Не имея спроса в городах, для которых вроде бы и создавался, "косарь" неимоверно упал в цене (как раз до косаря – одной тысячи рублей) и потихоньку был раскуплен крестьянами. Они-то, бедные, с ним потом и мучались. И всё равно – спуск был кошмарный. Вездеходик наш царапал левым крылом о каменистую стенку, а правые колёса, по моим ощущениям, временами шли по воздуху. Видит Бог – я бы охотно вернулся под огонь...
Окрестности базы "Саян" Старая шахта.
М-да... И капитан, и егеря за моей спиной, и сам я, разумеется, – глазели молча на эту полураздавленную бревенчатую стену, в которой косо застряла такая же полураздавленная дверь. Пахло гнилью, грибами, ещё какой-то тревожащей непонятной дрянью... Всё было чёрное, и казалось: только тронь, и посыплется. Над головой был дощатый настил, на три четверти состоящий из дыр. Завал из ржавого железа доходил мне до плеча. Здесь были свалены какие-то колёса, бочки, кузова вагонеток, обрезки труб, бухты троса... – Канатна дорога была, – сказал Выдра, проследив мой взгляд. – Вниз по речке запруда стояла, дробилка... Ещо наши мужики на ей молоть пытались, да ничё не намололи. – А что вы отсюда вывозили-то, Тимофеич? – спросил капитан. – В позапрошлом году? – А насос тут паровой хороший оставался, – с готовностью отозвался Выдра. – Такой насос, сто лет ему в субботу, а качат и качат. Ещо немецкий, ещо с до поза-той войны. Вешчь. И хош дровами, хош углём, хош мазутой – ему по барабану. – Значит, могло шахту и залить? – спросил капитан. – Без насоса? – Не. Пересохло там всё. Не зальёт, нечем. – И что же, ведёт она под самую базу? – Выходит так. Скрозь гору проходит, там вглубь сворачиват – и аккурат под американами разветвляется. Вправо широка штольня идёт, а потом вниз штук шесть малых – местами лёжкой кайлали. – Как же её так интересно вели... – Вели как-то. До меня было. Куды! Табличку медну отодрал: одна тысяча восемьсот девяносто первый год, купец Бородин. А чё диву даваться – за живой жилой шли, за кварцем. Богата, видать, жила попала... – Тимофеич, а когда ты последний раз туда спускался? – Да... лет уж вроде пять... – Понятно. Надо идти. Итак, боевая группа, слушай команду... Как ни странно, сама шахта не производила такого руинного впечатления, как вход в постройку, прикрывающую её сверху. Там действительно было очень сухо, а в сравнении с открытым воздухом и тепло: градусов восемь. Мы начали спускаться – первым Выдра, потом капитан, потом я – по крепкой деревянной лестнице, отгороженной решёткой от бесконечной цепи с помятыми ржавыми ковшами. Не знаю, как всё это называется правильно. – Командир! – крикнули вдруг сверху. – Господин капитан, тут... – Разберитесь, – коротко велел мне капитан. Сам он стоял перед входом в тёмную штольню. Вход обрамляла арка, сложенная из отёсанных каменных глыб. В этом чувствовалась какая-то особая основательность давних шахтёров. В штольню уходили рельсы – похожие на трамвайные, но ещё с продольным жёлобом поверху. Колея была узенькая – сантиметров сорок. Вагонетки подкатывали сюда, опрокидывали в бункер, а из бункера руда ковшами выгребалась наверх, на-гора... Выдра светил на потолок – здесь достаточно высокий – и что-то там рассматривал. Я снова полез по лестнице – теперь вверх. Поротов посторонился, пропуская меня. – Что там? – спросил я. – Да вот... бывает, командир. Нервы... Нервы оказались у Врангеля. Я только взглянул на него – и понял, что уговаривать и приказывать бесполезно. Такие белые глаза... Клаустрофобия. Он рассказывал, а я забыл. А он, наверное – думал, что пересилит... – Серёжа. Ты меня слышишь? Судорожный кивок. – Под землю не пойдёшь. Ты и... – поискал глазами, – курсант Потылицын. Возьмите пулемёт. Гранаты. Прикрывайте нас отсюда. Но – чтоб железно. – Есть.
– Есть, командир... – и тихо: – Спасибо, Зден... – Проблемы? – спросил капитан, когда я вернулся вниз. – Никак нет. Оставил прикрытие. – Разумно... Вперёд. Бегом. Марш. И сам побежал первым. Крепко строили пращуры. Лишь в двух местах крепь просела, и там пришлось пробираться ползком. После второго завала Выдра велел всем сесть, а сам ушёл вперёд и скоро вернулся верхом на дрезине. – Жива старуха, – сказал он весело. Я подумал вдруг, что шахта вовсе не так уж заброшена. – Хичники лазиют, – сказал он, будто отвечая на незаданный вопрос. – Всё львину голову ищут, не найдут... Хищниками, я знал, называли блуждающих старателей, не имеющих участков, а урывающих там, где удастся. На них приходилась немалая часть преступлений в тайге и горах; их же чаще всего находили на дальних тропах с зарядом картечи в груди или спине... Как-то это не совмещалось: наличие множественного числа "хичников" и безуспешный розыск шахты ненастоящими геологами. Но думать я не мог, мысли отбило, и чётко ощущалась какая-то крепкая перегородка, опущенная поперёк мозгов... Впрочем, я слышал о подобных вещах: местные знали о явлении или объекте всё, приезжие – ничего. Видимо, и в данном случае что-то подобное нами наблюдается... – Что за львиная голова? – насторожился вдруг капитан. – Тот знаменитый самородок? – Ага, – отозвался Выдра. – На который Бородину наворожили... – и он рассказал любопытную историю о том, как купцу Бородину наворожил какой-то старик: найдут на Бородинском прииске знатный самородок с голову рыси размером, а после этого перемрут один за другим сыновья купца, а жена решится умом, а чтобы поверил купец, то вот... – и старик выдал какое-то бытовое предсказание, исполнившееся буквально в тот же день. А на следующий месяц доносят купцу: в глыбе кварца самородок найден, поболе кошачьей головы и на голову льва похожий. И вот распорядился как-то секретно купец – и не вынесли из шахты тот самородок, с почестью где-то похоронили... С тех пор истощилась шахта начисто, кварц и тот не попадается, а всё же вот находятся люди, желающие поискать пропажу... Случилось всё это в начале семнадцатого года, а уже в двадцатом не осталось у купца ни одного сына, а жена решилась умом. Сам же Бородин пережил как-то и горе, и разорение, в сорок втором вернул всё имущество, но к шахте с тех пор не подходил, не подъезжал. Не продавал её и сам не пользовал. Умер он совсем недавно, лет шесть-семь назад... Потом, передохнув, мы кое-как облепили дрезину, приспособили фонари, Выдра и Самосенок, егерь из звена Поротова, крепкий квадратный парень, на гражданке путевой рабочий, сели на рычаги – и мы скрежеща, медленно, всё быстрее, быстрее покатились по глухо отдающим звук рельсам. Всё это было до жути нереально. Казалось, я опять смотрю кино. жүктеу/скачать 420 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|