Андрей Лазарчук все, способные держать оружие

Год 1961. Зден

31.08. 10 час. 45 мин.

Окрестности станции Шатилово
– Солдаты! – полковник не повышал голос, но слышно его было отменно. – Я обращаюсь к вам так, хотя и знаю: вы все по-прежнему продолжаете считать себя мирными обывателями, случайно оказавшимися на линии огня. Так вот: это не так. Сейчас вы именно солдаты, причём солдаты обученные. Такой подготовки, как у вас, не имеют многие регулярные армии. С этим не стыдно идти в бой. А бой нам сейчас предстоит самый жестокий. Те, кто захватил базу, только что сообщили: первая ракета будет выпущена по Токио в двадцать два часа. В Японии началась эвакуация жителей из городов. Их флот вышел в море, бомбардировщики патрулируют вдоль наших границ. Нет сомнения, что они совершат налёт. Что они будут бросать и куда упадут бомбы... да и неважно – бомбы упадут на нашу землю. Что из этого получится, объяснять не надо. В свою очередь, на американском флоте сыграна боевая тревога. Большая война может начаться из-за резкого движения какого-нибудь нервного сержанта. Насколько нам эта война нужна, знаете сами. Верховный главнокомандующий приказал мне сделать всё, чтобы не допустить такого исхода. А сделать мы можем одно: овладеть базой. Нам не приходится рассчитывать на подкрепления: кадровый полк прибудет не раньше наступления темноты. Взорван железнодорожный мост у станции Колямба... – Он помолчал, давая всем осмыслить услышанное. – Мы не можем рассчитывать на авиационную поддержку. Почему – тоже не надо объяснять. Единственное, что у командования имеется, кроме вашего полка, – это пять учебных танков и две роты сапёров, строящих танкодром у станции Тихая. Сейчас они выдвигаются на рубеж атаки. Атака назначена на одиннадцать тридцать. Командирам подразделений – получить карты. От каждого взвода выделить двух лучших стрелков в снайперы. Винтовки подвезены, получить немедленно. Теперь так: обучавшиеся пулемётному делу – шаг вперёд. Обучавшиеся миномётному делу – три шага вперёд. Хорошо. Пулемётчики – напра... миномётчики – нале-во. Шагом марш. Поручик Лисицын, принять миномётную команду. Поручик Хисиминдинов, принять пулемётчиков. Получить оружие. Егеря! Слушай приказ. Выдвинуться на рубеж атаки согласно обозначенному плану и атаковать базу по сигналу "зелёная ракета". Приказа к отходу не будет. Останавливаться для оказания помощи раненым запрещаю. Командирам отделений: разбить отделения на боевые звенья по три-четыре человека, назначить командиров. Командирам звеньев собраться на инструктаж через пять минут у штабной машины. Исполнять.

Косичка быстро пошёл вдоль строя.

– ...Врангель, Валинецкий, Денисов, Поротов. Командир – Валинецкий...
Криволапов появился внезапно. Горелов заметил его на секунду позже меня. Ну да: у меня, наверное, изменилось лицо...

Пятнистая куртка поручика сделалась чёрной, левого рукава не было вообще, а сама рука стала похожа на обугленный окорок с висящими алыми клочьями. Точно так же левая половина лица лоснилась подобно начищенному сапогу...

– Господин капитан...

– Вы ранены, подпоручик. Врача, быстро.

Кто-то метнулся за врачом.

– Так точно, господин капитан. Ранен. Курсант Аздашев убит. В клочья. Фугасный огнемёт. Брешь они заткнули. Не пройти. Без пушек – не пройти. Говорят по-русски, слышал сам...

Он вдруг как-то очень быстро упал. Никто не успел его поддержать.

Уже бежал врач, за ним двое санитаров со сложенными носилками.

– Отставить, – сказал Горелов нам и снова встал, заложив руки за спину. – Продолжаю инструктаж. После преодоления полосы проволочных заграждений...

Пахло обугленным мясом.

Там же
– Всё равно не могу поверить, – бормотал Поротов, глядя на меня своими узкими странно блестящими неподвижными глазами. – Не могу, Зден. А ты можешь? Ты, наверное, тоже не можешь. Кто-то сейчас придёт и разбудит...

Мы лежали в высокой траве у края вспаханной полосы. Пятьдесят метров, а дальше колья с колючкой, а дальше – бетонная стена с колючкой же по гребню, а дальше... дальше – бог знает что. В руках у нас были пэзээры – несерьёзно-лёгкие пукалки, похожие на гарпунные ружья для подводной охоты, разве что чуть потолще. Справа и слева лежали такие же, как мы, ребята с такими же пэзээрами – и ждали зелёной ракеты.

– Вот видит Бог, Зден, нас дурачат... сейчас придёт тот полковник и скажет...

– Помолчи, а?

– Да, сейчас... сейчас я заткнусь. Ты не волнуйся так, Зден, ведь ничего страшного... если разобраться, то...

П-ффф! Ракета проплыла над нами медленно, чуть виляя роскошным зелёным кометным хвостом, и вспыхнула яркой четырёхлучевой звездой. Где-то вдали раздалось несколько выстрелов.

– Давай, – сказал я.

И сам – поднял пэзээр, целясь примерно в гребень стены, и нажал спуск.

Пэзээр бьёт негромко. Вряд ли громче ракетницы. Собственно, это и есть ракетница, только со всяческим навесным оборудованием. Жёлтая искорка выскочила из ствола и прыгнула вперёд по плавной дуге, волоча за собой тонкий серебристый шнур. Десятки таких шнуров взлетели над проволокой, опустились на неё – и вспыхнули разом белым, чуть с иззеленью, пламенем. Термит. Две... три секунды... всё.

Проволочных заграждений больше не было. Стояли колья, местами с них свисали ещё горящие лохмотья... Проволока обрезана начисто – как множеством ножей.

– Зажми уши, – сказал я. И сам, всовывая ладони под каску...

Едва успел.

Контрминные дорожки раскатали пять минут назад. Этакие широкие верёвочные лестницы с чёрными, будто эбонитовыми, перекладинами. Они лежали поперёк всей грязевой полосы, почти доходя до разрушенных уже проволочных заграждений.

Кто-то всё-таки догадался подрывать их не сразу, а поочередно. Боюсь, если бы они рванули одновременно...

Нас и так приподняло над землёй и куда-то втиснуло – грубо и плотно. Долго не было ничего, кроме тьмы во всём теле – и мгновенно-синих звёзд перед глазами. Потом вдруг стало переворачивать и корёжить, как корёжит начавшую отходить затёкшую ногу или руку...

Вставай! Вставай!

Встаю.

Черно. Вспышки над стеной. Заунывный вой где-то позади.

Смычком по медному котлу.

И тут же – длинная очередь за спиной. Воздух в клочья. Брызги от стены. "Березин" – страшная машина, недаром с той войны почти без изменений. Разве что – с небес на землю...

Вперёд. Вижу круглую спину Косички. Перекатывается, залегает, ползёт, вскакивает...

Вперёд же. Ну. Вперёд.

Косичка рядом. Лежу в грязи. Над головой визг невидимых пил.

Пулемёт перекрывает другие голоса.

Встать. Бегом. На карачках – но бегом.

Дыры в стене.

Колючки впиваются в пузо. Не страшно. Полпути пройдено, пройдено, да?

Удар по каске. Я на земле. Вскакиваю на четвереньки. Наверное, отключался, потому что Косичка опять впереди, и не только он, ещё чья-то задница...

Совершенно беззвучно человека приподнимает над землёй – в облачке серенького дыма – и разрывает на части. Это происходит очень просто и деловито. Перед моим лицом голый торс и рука – загребает, загребает... И я – совершенно спокойно – вскакиваю, обегаю вокруг останков и вновь ложусь. Стена – вот она, совсем рядом.

Пулемётная очередь проходит по гребню. Летят куски бетона и рушатся кронштейны с проволокой. Кто-то в чёрном на миг возникает над стеной, выгибается и пропадает.

Стреляют из дыр? Похоже, да.

Перехватываю автомат и выпускаю несколько коротких очередей по этим самым дырам. Оранжевые вспышки отмечают мои, в данном случае, промахи. Впрочем, что-то улетело и в дыры. В белый свет.

Вся стена в оранжевых вспышках, оставляющих после себя пятна копоти.

Над головой визг, перекрывающий всё. И не грохот – резкие звонкие удары, от которых в глазах что-то вспыхивает и рассыпается. Вспыхивает и рассыпается. Вспыхивает и... Косичка бежит куда-то, каска улетает вперёд, он пытается её поймать. Вид у Косички совершенно неправильный, но я ничего не могу понять. Синий дым вокруг. Опять визг.

Это миномёты. Или наши взяли неправильный прицел, или...

Вжимаюсь.

Подбрасывает...

Нет, живой. Вперёд. Только вперёд. Ребята, теперь только вперёд.

И – падаю под стеной.

Визг.

Взрывы. Белые звёзды, в которые трудно поверить, и – чёрная стена. Потом она медленно разваливается и опадает – вниз и немного вправо. Остаётся низко плавающий дым.

Приподнимаюсь. Смотрю.

Лежат. Лежат мои егеря, лежат... Кто-то слепо ползёт, тычется и замирает. Десять... двадцать... все.

Все убиты.

Без паники.

Так не бывает.

Визг. Падаю.

Голову в землю.

Удар. Ухо лопается. Не помня себя, оборачиваюсь. Прямо перед лицом из серого бетона торчит неровный осколок величиной в пол-ладони. Кажется, он весь дрожит.

Смотрю на него не отрываясь...

Сейчас должен быть визг и удары, крошащие сознание, визг и удары, всё напрягается внутри... сейчас... нет. Нет. Тишина. Негромко долбит пулемёт. Что-то дымно горит в траве.

Не знаю, сколько прошло времени. Много. Я встаю – как на счёт "девять".

Бокс.

Очень долго не могу понять, что вижу. Потом доходит. Это локоть. Человек стоит и курит. Стоит, привалившись спиной к стене (не к стене, поправляю себя, к столбу) – и курит, держа сигарку между большим и указательным пальцами. Из-под локтя видны рукоять и приклад автомата, потёртый и выщербленный деревянный приклад со множеством зарубок... Автомат я не сразу, но узнаю: девятимиллиметровый "штайр" образца пятьдесят второго года. Состоял на вооружении десантных частей Рейха.

Дальше ещё одна стенка, невысокая, и мешки с песком. Ну, это понятно...

Надо же что-то же делать... что?

Ах, да. Совсем забыл, извините...

Сажусь на землю, снимаю вещмешок. Там два килограмма "МЦ". Гремучий пластилин. Вынимаю грязно-синие брикетики, разворачиваю и прилепляю к бетону. Двадцать брикетиков.

Получается перевернутая буква П с короткими ножками и длинной перекладиной.

"Березин" выпускает очередь куда-то левее меня. Там стрельба и крики. Я уже могу слышать крики.

Теперь детонаторы. Очень похожи на ёлочную гирлянду: синий провод и маленькие остренькие лампочки, правда, с чёрными непрозрачными цоколями. Равнодушно втыкаю лампочки в брикеты "МЦ".

Что-то происходит вокруг.

Визг.

Успеваю упасть.