Анна пролог 28 декабря 1977 года, Висконсин

Выбор пал на Испанию.

- А что? – спросила Сара. – Сейчас там самый сезон: большинство туристов разъехались, жара спала, но приятной для глаз зелени много. Хорошая кухня, красивые городки под покатыми красными черепичными крышами. Страстные южные мужчины…

Девушка мечтательно закатила глаза.

Разговор состоялся больше недели назад, а сейчас Анна, Сара и Джером сидели за столиком кафе на свежем воздухе, прятались от солнца под полосатым зонтом и неспешно потягивали шипучее Чаколи – местное белое вино.

- Предлагаю отправиться в национальный парк Уркиола, - высказался Катнер, водя ручкой по дорожной карте. – Прекрасный уголок нетронутой природы, отсюда всего тридцать километров. Можно сесть на поезд.

- Давайте сюда махнём, - Анна показала на точку к югу от города Алава. – Соляные копи Салинас-де-Аньяна, их стали разрабатывать ещё римляне. Хочу проверить, нет ли там чего любопытного.

- Только не превращай работу в единственное развлечение, - сказала Сара. – Довольно с меня ваших привидений и древних тайн. Побережье и только побережье. Море, песок, рестораны и прохладительные напитки – вот зачем мы приехали.

Они продолжали спорить, когда подъехал красно-белый микроавтобус с запаской под лобовым стеклом. Машину явно взяли напрокат и очень задёшево. Вышла парочка, парень и девушка, сразу видно – иностранцы. Оба были одеты совершенно одинаково: белые майки, шорты, кроссовки и солнцезащитные очки.

Анна их заметила и удивлённо изогнула тонкие брови, затем привстала с пластикового стула и помахала туристам.

- Джеймс! Маргарет! Иди к нам!

Маргарет и Джеймс – люди, которым грозило стать очередными жертвами ожившего корабля. После потрясений прошлого года, когда девушка вышла из больницы, они поженились. Медовый месяц закончился давно, теперь молодые супруги просто колесили по миру, слишком рьяно растрачивая подаренные на свадьбу деньги. И они были рады встретить американцев в этом дальнем краю.

- Мы отправляемся в Кантабрийские горы, за ними есть бухточка с песчаным пляжем, о ней, как нас уверил надёжный человек, мало кто знает, - заговорщически сообщил Джеймс. – Если у вас нет других планов, присоединяйтесь. Монстра вы убили, плавать в море стало не так страшно.

Сара посмотрела на своих спутников, на одного, второго – настоящий третейский судья, определяющий правоту сторон.

- Компромисс? – спросила она.

Анна и Джером поддержали такое решение, и в тот же день микроавтобус, сильно просевший от трёх лишних пассажиров, уже карабкался по серпантину в горы. Внизу буку и дубы сливались в тёмно-зелёное море.

На шестом часе езды путешественники увидели полукруглую площадку, которая нависала над долиной слева от дороги. Трава и целые кусты пробились между каменных плит.

- Сверни, сделаем фотки, - предложила Маргарет. – Смотри, как классно солнце опускается за вершины, деревья покраснели и у неба такой приятный цвет. Будет, что вспомнить.

Туристы покинули микроавтобус и подошли к парапету. Вид с площадки открывался великолепный. К склону горы по другую сторону долины прилипла полуразрушенная деревенька, а метрах в двухстах над ней вздымались три кирпичные трубы старой фабрики.

Анна помнила совет подруги: забыть о призраках и наслаждаться. Но не смогла совладать с собой и стала вслушиваться в звуки долины. Оказалось, не зря. Издалека прилетело эхо криков и ожесточённой стрельбы. Остальные этого, похоже, не слышали.

- Здесь когда-то случилась беда, - сказала блондинка. – Стреляли из пулемётов.

- Опять, - всплеснула руками Сара. – Наш медиум решил поразвлечься. Мы отдыхать приехали, довольно. После отпуска вернёшься и устроишь расследование, если так неймётся.

Маргарет посмотрела на спутниц, как на чокнутых, и толкнула мужа локтем.

- Эй, Джеймс, она того… не в себе?

Супруг почему-то не отвечал, а продолжал пялиться на старую деревеньку с кривыми улочками и скромными покосившимися домами.

- Джеймс?

Наклонившись, чтобы заглянуть в глаза мужа, Маргарет невольно вскрикнула. Лицо Джеймса искажала гримаса дикого ужаса, он смотрел на живописную долину, но видел совсем иное – море огня, кровавое небо, чёрные островки земли и рогатых демонов, которые живьём пожирали людей в мерцающих белых одеждах. Эти создания, чистотой и невинностью подобные ангелам, принимали смерть спокойно и не издавали ни звука, когда гнилые клыки сокрушали их кости.

Джеймс зажмурился, картинка продолжала плясать под плотно сомкнутыми веками: пылающий горизонт, зубы, хлещущая кровь. Мужчина испытал тошноту и стал падать, он бы точно перекувырнулся через парапет, если бы не реакция Джерома, который вцепился в его воротник.

- Боже, он потерял сознание! – воскликнула Маргарет.

Катнер похлопал Джеймса по щекам. Бесполезно.

- В машину, - сказал психиатр.

Бесчувственное тело положили в салоне, Джером сел за руль и поехал прежним маршрутом. Шоссе огибало долину с древней деревушкой и приближалось к ней вплотную, минуя маленький, но довольно оживлённый уютный городок в несколько улиц. Его окружали пастбища, цветущие сады и пшеничные поля – невиданная роскошь для скудной почвы горной местности.

Врач уже не требовался, ибо Джеймс очнулся и встряхивал головой, как после тяжёлого кошмара.

- Надо больше спать, - сказал мужчина. – Господи, привидится же такое.

- Вас посетило видение? – оживилась Анна.

- Нет… - Джеймс поморщился от воспоминаний. – Просто показалось невесть что. Забудьте.

Маргарет обняла мужа и слёзно попросила:

- Больше такие фокусы не выкидывай.

- Постараюсь, - улыбнулся Джеймс.

Он приподнял шторку и увидел мощёные тротуары, редкие фонари, в которых вместо лампочек по ночам наверняка зажигали свечи, красивые испанские домики. Сара сверилась с дорожной картой и с трудом выговорила:

- Оих…Оиха…Оихалгиле, с ударением на последний слог, разумеется.

- Прекрасное место, что остаться на ночь, - сказала Маргарет.

- Мне не нравится, - произнёс Джеймс. – Да и рановато делать остановку, давайте дальше поедем.

- На лицо своё посмотри, оно белее мрамора, - запротестовала супруга. – Ты вымотался, муженёк, и должен хорошенько отдохнуть. Всего лишь до завтра, потом быстро домчимся к твоей тайной бухте.

Гостиница отыскалась быстро, цены в ней радовали, а метрдотель с радостью встретил иностранцев, которые заказали два двухместных номера – для супругов и подруг, и одноместный для Катнера.

Джеймс продолжал страдать слабостью и лёгкой тошнотой, поэтому остался на попечение супруги, остальные же, едва стало темнеть, пошли в ресторанчик на первом этаже. Большинство столиков пустовали, кроме американцев в зале находилась семейство светловолосых скандинавов, загорелый итальянец с нервными движениями и компания из пяти состоятельных на вид местных жителей. Постояльцев в гостинице было немного – всё же стояла середина осени, а не жаркое лето – однако это не сказалось на качестве поданных на стол моллюсков, говяжьих отбивных и сладкой куахады из козьего молока.

Когда официант принёс счёт, Анна поинтересовалась:

- Простите, что за развалины возле вашего города?

- Деревня Сакрату, - ответил смуглый и черноволосый баск. – Пусть она и называется «священной», это слово – усмешка над правдой. Там жили страшнейшие ведьмы и чернокнижники нашего края, которые творили шабаши на вершинах гор, пока с ними не разобрался Торквемада. Каждое утро, в десять, туда ходит экскурсионный автобус.

- Думаю, стоит туда прокатиться. Верно, ребята? – спросила девушка.

- Что ты задумала? – набросилась на неё подруга, как только отошёл официант.

- Чувствую, какой-то части истории нам не договаривают, - сказала Анна.

- Ты неисправима, - Сара закатила глаза к лакированным балкам потолка. – Боже, вправь мозги неразумному ребёнку. Ну пожалуйста, ради меня.

А Джеймс спал и видел сон про войну. В нём он был одет в перепачканную зеленоватую форму, поверх чёрного берета была натянута плоская каска. Мужчина лежал в перемешанном с грязью сугробе на открытом пространстве и стрелял из винтовки по низкой стене с бойницами, за которой чёрный дым кружился над шпилями мадридского собора Альмудена.

Всё было так реально: холодная земля, страх перед смертью от пуль, которые свистели над головой или вонзались рядом с телом, отдача от выстрела, бьющая в плечо, потные ладони и пальцы на гладком затворе, грохочущее сердце. Таких ярких и живых снов Джеймсу видеть не приходилось.

Он проснулся в поту, дрожа всем телом, и боялся до утра опустить голову на подушку.

- Я обманул тебя, родная, - бесцветные губы изогнулись в улыбке. – Сегодня мы не уедем.

Маргарет сидела на коленях у кровати мужа.

- Вызвать доктора? – нежно спросила женщина.

- С детства не люблю врачей, такая уж фобия. Ничего, сейчас отлежусь, выпью чего-нибудь и сразу воскресну. Ты лучше прогуляйся.

- Лучше с тобой посижу, вдруг чего-нибудь понадобится.

- Не строй из себя пуританку. Супругам нужно чаще отдыхать друг от друга, расставание только укрепляет брак.

- Тогда муж и жена, живущие по разные стороны земного шара, вообще не могут развестись, - сказала Маргарет и погладила Джеймса по голове. – Но коли ты настаиваешь, пойду, прогуляюсь часок с нашими друзьями. Кстати, эта Анна, у которой голоса в голове звучат, она, надеюсь, резню не устроит?

- Надейся, дорогая, - произнёс мужчина и отвернулся к окну.

Маргарет покинула номер и тут же угодила в настоящий рыжий шторм по имени Сара.

- Да что ты говоришь! – воскликнула Лесли, узнав о болезни Джеймса. – Получается, ты временно превратилась в свободную женщину. Давай с нами, изучим старые камушки, которые обожает Анна.

«Прекрасно, день с экстрасенсом, - подумала женщина, одновременно стараясь быть дружелюбной. – Надеюсь, она мысли читать не умеет? Хватило мне того гипноза… ах, не буду вспоминать».

Дребезжащий автобус с фарами, торчащими на капоте словно глаза улитки, покинул Оихалгиле с получасовым опозданием. Салон был заполнен наполовину, к итальянцу и скандинавам добавился француз, парочка бельгийцев из Фландрии и супруги с юга Испании. Просёлочная дорога с лентой чахлой травы посередине проходила через буковый лес, ветви так и хлестали по лобовому стеклу и пытались влезть в приоткрытые окна.

Машина остановилась у Сакрату, на его кривые, завивающиеся петлями улочки, не смогла бы протиснуться даже повозка с осликом. Водитель вручную открыл дверь, и туристы высыпали наружу. Защёлкали затворы фотоаппаратов.

Возле посёлка стояли информационные стенды на разных языках, они повествовали о злодеяниях ведьм и кровавых делах Испанской Инквизиции, которая в данном конкретном случае была права. Кто так решил сказано не было. Сонные продавцы сидели в киосках с сувенирами, полки заполняли фигурки ведьмочек в чёрных одеяниях и остроконечных шляпах, пластмассовые кинжалы для жертвоприношений, обклеенные золотистой фольгой чащи из папье-маше с бурыми пятнами.

- И кто это покупает? – спросила Сара.

Тут же мимо неё важно прошествовал итальянец и приобрёл сразу пять «жертвенных чаш» и фигурку.

Появился экскурсовод и стал собирать разбредшихся туристов в группу.

- Дамы и господа, мы пройдём по деревне, наполненной памятью о колдовстве, - загадочно сказал баск. – Держитесь за руки, ибо призраки злодеев прячутся в домах и смогут схватить зазевавшегося человека и выпустить из него всю кровь, чтобы поддержать подобие жизни.

- Мсье, это прямо вампиры, - усмехнулся француз.

- Отродья зла всегда творят схожие злодеяния, - парировал баск и показал красные трубы, виднеющиеся на фоне тёмного склона. – Наш маршрут заканчивается там, возле бывшей ткацкой фабрики, потом вернёмся к автобусу.

Люди влились на узкие улочки, двигались ниточкой, по одному вряд, экскурсовод впереди. Между домами металось эхо его голоса, слишком загадочного, чтобы воспринимать его всерьёз.

Анна с друзьями шла в самом конце процессии и на одном особо крутом повороте, когда улица окончательно обратилась в ленту Мёбиуса, специально отстала.

- Будем ловить проклятые души колдунов? – спросила Сара.

Блондинка нырнула в дом по правой стороне. В скромном помещении с очагом прямо в полу вряд ли когда-то была мебель, она бы просто не влезла в столь тесную комнату. Прежние жильцы явно презирали роскошь. Пока девушки осматривали совершенно пустое пространство, Катнер подошёл к стене напротив входа и показал на пять отверстий. Но не успел мужчина и рта раскрыть, как дверном проёме появился экскурсовод.

- Вернитесь к группе, - велел баск и предупредил. – В Сакрату очень сложная планировка, здесь настоящий лабиринт, можно легко заблудиться.

Джером проигнорировал эти слова и кивнул на дырки.

- Когда, ещё раз, разрушили деревню?

- Ах, это… - баск замялся, подыскивая ответ. – Охотники! Не наши, из низин. Любят поупражняться.

- С винтовками Маузера? – спросил Катнер, который кое-что понимал в старом оружии.

Экскурсовод выдержал испытующий взгляд психиатра.

- Очень серьёзные охотники, сеньор.

В номере гостиницы Джеймсу надоело валяться без дела и вдыхать застоявшийся воздух. Он переоделся, распахнул окно, чтобы проветрить номер, затем спустился в ресторан и пропустил пару бокалов Чаколи. Пора было и город осмотреть.

Мужчину сразу потянуло с широких улиц в переулки, где эхо от шагов создавало иллюзию, что следом нога в ногу идёт преследователь. Лёгкое чувство страха бодрило. Редкие прохожие смотрели на иностранца с подозрением, иногда Джеймс замечал что-то, похожее на ужас.

«Как до сих пор боятся чужаков в разных отдалённых местечках», - подумал мужчина. Он продолжал идти, надеясь достигнуть красивых фруктовых садов за городом. Однако спонтанный план спутала одна встреча.

В одной тёмной подворотне сидела согбенная старуха, спутанные седые космы закрывали лицо, из них торчал кривой нос. Настоящая ведьма. Джеймс хотел пройти мимо, но вдруг нищенка подняла на него взгляд полуслепых глаз, поблескивавших за грязно-белой завесой волос.

- Ты пришёл! – воскликнула старуха и вцепилась скрюченными пальцами в ногу мужчины. – Наконец-то они ответят!

Джеймс поразился, что явно сумасшедшая женщина обратилась к нему по-английски, стал вырываться.

- Сеньора, вы ошиблись! – запротестовал мужчина.

- Я узнала тебя, Джеймс Гарвин!

Насилу вырвавшись, американец убежал. Настроение для прогулок по задворкам Оихалгиле пропало. Он шёл обратно в гостиницу и думал: «Откуда она знает моё имя… и настоящую фамилию, которой я давно не пользуюсь».

Туристы успели вернуться, и Маргарет, порадовавшись выздоровлению супруга, вручила благоверному подарок – деревянную фигурку ведьмы в чёрном одеянии.

- Люби меня всегда или превращусь в такую же страшную фурию, - предупредила жена.

Путешествие к побережью решили продолжить с утра.

Ночью Джеймс снова увидел странный сон. И Анна Ландер тоже. Если бы они знали…

Дымили трубы ткацкой фабрики, она не могла работать без огня, ведь жар в больших печах приводил в движение станки в цехе. Ниже по склону семья шла в Сакрату. Муж нёс кашляющего мальчика, жена зажала в руках золотые серьги и обручальные кольца.

На окраине деревни их встретили в люди с ангельски невинными лицами, одетые в белые бесформенные сутаны.

- Наш малыш болен, врачи говорят, он обречён, - сказала женщина, положив на землю золотые украшения. – Сотворите чудо, спасите его.

Один из людей в белом вышел из толпы собратьев – там были одни мужчины – и коснулся холодного лба мальчика. Кашель сразу затих, ребёнок задышал ровно и открыл глаза.

- Мне так легко дышать! – воскликнул малыш.

Человек в белом улыбнулся и потрепал его по голове.

- Спасибо, спасибо, - раскланялись отец и мать. – Вы воистину святые, посланники небес. Возьмите это золото, оно нам не нужно. Вот настоящая наша драгоценность, живая и здоровая.

Что-то загудело в вышине. Закрывая звёзды чёрно-коричневыми телами, летели на юго-запад бомбардировки «Дорнье».

Джеймс очнулся со стоном и сел на постели, сдавливая виски. В тишине номера с его губ сорвалось слово:

- Война…

Маргарет обняла его за плечи, прикосновение обнажённого женского тела несколько успокоило мужчину.

- Ты воевал? – спросила жена.

Джеймс порылся в обрывках воспоминаний и ответил:

- Нет… Когда бы? Но это было так правдоподобно. Городок что-то будит в моей душе, воскрешает вещи, которые я, возможно, позабыл. Не понимаю… Мне нужно разобраться в своих ощущениях, Маргарет. Давай проведём здесь ещё пару дней, хорошо?

- Наши спутники возражать не будут?

Они не были против. Анна сама заинтересовалась историей местечка и предложила прогуляться к ткацкой фабрике. Сегодня экскурсия не планировалась и торговцы из сувенирных лавок заполнили ресторанчик. Развалины Сакрату наверняка не охранялись, и американцы, тихо выскользнув из городка, могли спокойно всё изучить.

Маргарет с ними не пошла. Она позавтракала в одиночестве, после чего отправилась на прогулку. По иронии судьбы, её тянуло в те же подворотни и переулки, что и Джеймса. Женщина стала замечать, что в Оихалгиле совсем нет детей и стариков, всем жителям было примерно от двадцати пяти до сорока, словно здесь все рождались взрослыми и не старели. На кладбище, куда Маргарет случайно забрела, самые новые захоронения относились к тридцатым годам.

- Может, стали хоронить в другом месте, - сказала себе американка.

Она продолжила идти вдоль границы города и возле одного сарайчика нашла проржавевший грузовик «Опель Блиц», на его капоте лежала плоская каска, вроде английской, итальянской или французской времён Второй мировой. Реликвия войны была брошена, как мусор.

Затем, уже на обратном пути в гостиницу, женщина увидела сумасшедшую старуху, которая стояла посреди широкой улицы, блокируя движение, и кричала:

- Он вернулся! Покайтесь!

В крикунью полетели камни и стеклянные бутылки – жители кидали их с поразительным остервенением. Старуха закрывала лицо и вздрагивала, когда получала очередной удар.

- Убирайся в свою нору!

- Глупцы! – пискнула напоследок нищенка и припустила в переулок, согнувшись в три погибели, отчего стала похоже на шимпанзе.

Всесильное женское любопытство заставило Маргарет проследить за старухой, которая неуклюже удалялась прочь из города. Прыгающая походка была чудовищной, словно к воротнику лохмотьев привязали леску и дёргали за неё, заставляя нищенку подлетать. Тем не менее, двигалась она очень быстро, и преследовательница стала отставать.

Под апельсиновыми деревьями старуха резко обернулась. Маргарет некуда было укрыться, и она просто встала, ожидая действий сумасшедшей.

- Чего увязалась за мной? – спросила нищенка. – Он приказал? Джеймс Гарвин?

- Кто? Ах, Джеймс! Его фамилия не Гарвин, а Джонсон.

Старуха захохотала.

- Имя – слово, его можно и сменить, деточка, но человек остаётся тем, кто он есть. От себя не сбежишь, и Гарвин вернулся, чтобы искупить собственное злодеяние, отобрать то, что здешние бандиты отобрали у святых людей.

- Кого?

- Глупая, только и делаешь, что задаешь глупые вопросы и не веришь. Святые, говорю! Сакрату, деревня возле фабрики, её не зря прозвали «священной». Там с древнейших времён жили чистые душой и телом люди, они не старели, не ели, не пили и не размножались. Просто пришли сюда тысячелетия назад и остались. О тех временах даже легенд не осталось. Святые были всегда, как горы, лес, небо. В кого они верили? Не знаю. Были ли они людьми? Очень сомневаюсь. Они не отвечали на вопросы, лишь улыбались. И ещё святые лечили любые болезни, просто так, без платы, только потому, что могли это сделать. Им всучивали золото, конечно. Сама, наверное, знаешь, что люди ненавидят быть у кого-то в долгу, вот и приносили дары в обмен на помощь. А святые зарывали его, как мы закапываем объедки. Так продолжалось века. Потом построили ткацкую фабрику, и стал расти Оихалгиле. Его имя в переводе на твой язык означает «ткач». Люди, не знающие местных легенд, устремились сюда со всей страны. Для них святые представлялись колдунами, слугами дьявола. Понятная реакция для слишком религиозных людей, ведь в Сакрату не было церкви. Истории о несметных богатствах древней деревни толкали ткачей на преступление, но они сдерживали себя, пока не началась война. Последняя гражданская война. Тогда-то в Оихалгиле прибыли те, кто разжёг гнев алчных людей – добровольцы-националисты, целая сотня. И полилась реками кровь, а пламя пожаров достигло небес. Всё было сделано ради золота. Заполучив его, бандиты потеряли собственную душу.

- Ты не веришь, - поняла старуха. – Думаешь, старая сумасшедшая женщина несёт всякий бред, сама не ведает, что говорит. Может, это тебя убедит.

Из-под лохмотьев появился пожелтевший прямоугольник фотографии. Старуха протянула его Маргарет, та, ожидая подвоха, медленно подошла и взглянула на изображение: вооружённые люди в беретах стояли между четырёхколёсным броневиком, из башни которого торчала короткая пушка и пулемётный ствол, и пятнистым грузовиком «Опель», возможно тем самым, что теперь ржавел на окраине.

- Этот человек, пятый слева. Узнаёшь? Джеймс Гарвин… Единственный в отряде, кто попытался защитить святых… и погиб от пуль собственных товарищей.

Маргарет ахнула – со старого снимка на неё смотрело лицо мужа.

Окольным путём Анна, Сара, Джером и Джеймс вышли к фабрике, её ветшающим стенам, скрывающим разгромленный цех, полный сломанных станков. В Оихалгиле больше не ткали, доход шёл от туризма и продажи фруктов.

Джеймс потел и постоянно вытирал лоб платком. Ткань промокла, хотя склон горы обдувал свежий ветерок. Мужчины не смотрел на Сакрату, для его взора деревня не существовала, лишь адское пламя и кровожадные демоны, продолжавшие свой пир. В этом не стоило признаваться, приходилось молчать и делать вид, что ничего странного не происходит.

- Интересно, большое поселение и ни намека на кладбище, - сказала Анна. – Они могли и кремировать мертвецов, но где же печь или хотя бы место для костра – какая-нибудь ровная площадка? Нет её.

При упоминании о костре Джеймс стиснул зубы, пылающая долина дохнула на него жаром, от которого кожа слегка покраснела.

- У тебя лихорадка? – спросил Джером.

- Есть немного, - ответил Джеймс. – Я, наверное, присяду. Идите без меня.

Мужчина сполз спиной по кирпичной стене, от неё исходила прохлада. Во рту пересохло, как после дневного перехода по пустыне, горячий воздух резал горло, когда Джеймс пытался дышать ртом.

Остальные пожали плечами и стали спускать в деревню.

- Может нам не стоит вламываться туда без разрешения? – спросил у своих спутниц Катнер. – Местные могут разозлиться, вызвать полицию. Проблем тогда не оберёмся.

- Тем интересней наш поход, - сказала Сара. – Риск возбуждает.

Джеймс видел, как три фигурки всё ближе подходят к стене воющего пламени, мускулистые демоны с вытянутыми пастями крокодилов облизывались в предвкушении. Всего с десяток шагов, и люди окажутся в их власти. Мужчина понимал, что эти страшные образы существуют лишь в его голове, но одно сомнение не давало покоя. А что, если он видит реальность? Вдруг пламя действительно гудит над домами, готовое сжечь тело и душу? Он не собирался это проверять на живых людях.

- Вернитесь! – прокричал Джеймс. – Мне… мне очень плохо. Отведите меня в гостиницу.

- Чёрт, - простонала Сара. – И чего он потащился с нами такой больной?

Всего через час лихорадка колотила Джеймса уже в номере. Всё потому, что после дикого жара адской долины тёплый воздух казался ледяным.

Метрдотель лично принёс красного вина с пряностями.

- Лучшее средство от любой болезни, - сказал баск и поспешил удалиться.

Маргарет сжимала руку мужа, смотрела на его подёргивающееся лицо и думала: «Неужели в нём душа того погибшего солдата? Иначе не объяснишь страх Джеймс перед Саграту».

В соседнем номере Анна сообщила друзьям:

- Я поняла одну интересную вещь: здесь мне удаётся попасть в прошлое только через сны Джеймса. Он невольно играет роль моего проводника. Сейчас, когда он лежит в бреду и не может очнуться, лучшее время для погружения. Следите за мной. Я уверена, что ступаю на зыбкую почву, ведь человеческий разум среда менее стабильная, чем объективная реальность.

- Мы подежурим, подруга, - заверила Сара. – Удачного тебе путешествия.

Девушка откинулась на подушку и закрыла глаза. Сон пришёл мгновенно.

Стояла весна 1937 года, франкисты теснили республиканцев в Северной Испании, стараясь захватить промышленно развитую Страну басков. Чтобы обеспечить себе надёжные фланги, командир Северной армии националистов генерал Мола отправил в Кантабрийские горы роту добровольцев из стран Европы и Америки. Подготовка этого подразделения оставляла желать много лучшего, дисциплина была почти на нуле: американцы из Ку-клукс-клана ненавидели ирландцев, ирландцы презирали англичан, англичане волками смотрели на французов, а французы точили ножи на немцев и австрийцев. Командовал этой нестабильной ротой кадровый итальянский офицер Джакомо Конзетти. Сам себя он называл исключительно «надзиратель», так как его подчинённые были опасней преступников в тюрьме.

27 апреля, через день после уничтожения Герники «дикая рота» вошла в Оихалгиле. Впереди ехала бронемашина, за ней шла пехота и замыкал колонну грузовик с офицерским имуществом и боеприпасами. Баски не сопротивлялись и под прицелами винтовок Маузера вышли к солдатам.

Конзетти поставил ногу, плотно обтянутую кожей начищенного до блеска сапога, на борт «Опеля» и поднял громкоговоритель.

- Баски, ваши лидеры предали вас и сбежали, - сказал офицер на довольно приличном испанском. – Теперь вам предстоит ответить за каждое зёрнышко, отправленное «красным». Три за одно! Вы отдадите нам в три раза больше, чем нашим врагам. Это ваша кара.

- У нас не осталось еды, - донеслось из толпы. – Всё уже забрали, сеньор офицер. Наша бедная земля даёт мало всходов.

- Знаю я эти отговорки, лжецы. Гарвин!

К итальянцу повернулся… Джеймс. Его лицо узнавалось даже под тенью от каски.

- Взять отделение, обыскать дома. Еду и ценности несите сюда. Жилища… сжечь.

- Стойте, стойте, добрый господин!

На колени перед грузовиком упали мужчина и женщина – те самые, что носили больного ребёнка в Сакрату. Жена запричитала:

- Мы разорены войной, сеньор офицер, но рядом есть деревня, в которой хранятся тонны золота. Несметные, сказочные богатства. Обещайте пощадить наши дома, и мы покажем дорогу.

- Золото? – недоверчиво спросил Конзетти. – Если это трюк…

- Ни в коем случае, - вступил за жену мужчину. – Там живут жалкие нечестивцы, язычники. Они берут только золото за своё колдовство. Правда, я не знаю, кто мог бы рискнуть бессмертной душой и просить помощи чернокнижников. Когда вы изгоните их с нашей земли, вам поставят памятник в Оихалгиле.

Джакомо подумал, да и махнул рукой.

- Гарвин, отставить. Готовь оружие рота, похоже сегодня придётся пострелять по колдунам. А вы, - офицер обвёл рукой толпу, - пойдёте с нами, искупите вину. Как же иначе? Предали католическую веру, жили во власти коммунистов и думали просто откупиться презренным металлом? Не выйдет! Всем мужчинам, способным ходить, приказываю немедленно вооружиться и построиться на флангах колонны.

Войско Конзетти двинулось за проводниками, и лишь одна девочка в лохмотьях, местная сумасшедшая в лохмотьях и растрёпанными волосами, кричала им:

- Остановитесь! Нельзя обижать святых!

Тонкий детский голосок потонул в рёве мотора броневика. Потом кто-то сильно ударил девчонку, она упала на тротуар, сжалась в комок и только плакала, когда в метре от её лица проходили люди.

Миновав лес, ощетинившаяся вилами и винтовками толпа ворвалась на улочки Сакрату. Святых, которые вышли на шум, хватали и волокли к офицеру. Тот продолжал сидеть в кузове «Опеля», словно стерёг от собственных солдат патронные ящики.

- Где ваше золото? – спрашивал идейный итальянский фашист, верный воин Муссолини.

Святые улыбались и показывали на холмики, похожие на могилы.

- Они языки проглотили? – поинтересовался Конзетти у басков.

Ему ответили:

- Дьявол их вырвал, эти колдуны не говорят.

Настало время лопат, которые стали выворачивать из земли монеты, браслеты, серьги, расшитые золотыми нитями пояса, жемчужные ожерелья, броши с изумрудами и рубинами. Гора драгоценностей росла, сильнее возбуждая жажду к наживе.

Джеймс Гарвин шёл по улице с винтовкой наперевес. Он, в каком-то смысле, тоже был идейным, его отец владел заводом в Чикаго и терпеть не мог разных коммунистов и социалистов, требующих прав для глупых необразованных рабочих, феминисток и прочую шваль, призывающую к равноправию. Разве может быть чёрный равен белому? Неужто женщина способна думать? Нет, конечно. Парень знал это с детства и поэтому отправился за океан сражаться против врагов устоявшегося веками порядка.

Теперь он грабил древнюю деревню, и от этого на душе становилось тошно.

Кто-то вышел из дома на левой стороне. Джеймс инстинктивно выстрели, свитой свалился на улицу, на бок, по белой ткани растекалась кровь. Беззлобные глаза на невинном лице смотрели на убийцу.

- Нападение! – прокричали где-то. – Твари стреляют по нам! Это засада!

Единственный выстрел вызвал панику среди добровольцев и жителей. Они внезапно поняли, что попали на узкие улочки и в тесные дома, где могли погибнуть поодиночке. Страх нарисовал в тёмных углах чудовищ, способных убить человека даже взглядом. И тот же самый страх заставил открыть беспорядочную стрельбу.

Темноту над Сакрату разрывали вспышки, вырывающиеся из винтовочных стволов, взрывы осколочных гранат. Вспыхивало сено, на котором спали святые. Броневик важно ворочал башней, его пушка выплёвывала снаряды по домам, простоявшим, возможно, многие тысячи лет, строчил пулемёт «Максим».

Бойня… Спонтанная, неуправляемая, беспощадная. Добрые существа в белых одеждах, валились, как подкошенные снопы. Жители городка вонзали в упавшие тела вилы, чтобы добить святых наверняка.

Джеймс нёсся по обратившейся в ад деревне к грузовику, ощущая дикий жар, хлопья пепла липли к лицу.

- Командир, прекратите! – закричал Гарвин, когда в отсветах пожарища заметил фигуру фашиста. – Не было засады! Я случайно выстрелил!

- И какое это имеет значение, боец? – пожал плечами Конзетти. – Считайте, что мы устраиваем старое доброе аутодафе.

- Нельзя же так с живыми людьми! – когда Джеймс произнёс это, он стоял в пяти метрах от «Опеля».

Джакомо скрестил руки на груди.

- Бесхребетный маленький бамбино, вот ты кто. Жалкий ребёнок, боящийся вида крови врага. Сам же рвался на войну!

- Я не думал… не думал, - Гарвин не находил себе оправдания. – Не думал, что она такая страшная. Прошу вас, командир, остановите насилие. Мы получили золото.

Офицер молчал и улыбался.

- Предупреждаю вас, я… я сейчас…

- Продолжай, - мягко подбодрил Конзетти.

- Убью вас!

Джеймс выхватил из кобуры револьвер, подарок отца. От рукоятки к поясу шёл тонкий кожаный ремешок. Джакомо был один, солдаты и жители в этот момент добивали святых и выискивали мусорные ямы с драгоценностями. Гарвину не могли помешать.

- Считаю до трёх, командир! Отдайте приказ прекратить огонь.

- Хоть до одного, парень, я не боюсь смерти.

- Один…

- У тебя рука дрожит, если что.

- Два…

- Только целься в сердце, а не в голову.

Конзетти вздохнул и сам сказал:

- Три!

Ловким движением Джакомо выхватил «Беретту» и спустил курок. Джеймс упал с пулей в сердце. Когда вернулись нагруженные добычей солдаты, Конзетти приказал им:

Добровольцы без вопросов похоронили бывшего товарища. А какие могли быть вопросы, если солдатские ранцы рвались по швам от драгоценностей? Неожиданное богатство ослепило людей, они ведь знали, что командир, почитающий традиции Древнего Рима, оставит им львиную долю сокровищ, которых было безумно, сказочно много.

«Опель» был загружен под завязку, стрельба прекратилась. Конзетти с улыбкой бросил под ноги баскам старый золотой дублон.

- Ваша награда. Благодарю за службу и сообщаю, что победоносные войска генерала Франсиско Франко больше не имеют претензий к жителям Оихалгиле. Прощайте!

И солдаты ушли, грохоча подкованными сапогами и посмеиваясь над измазанными кровью и копотью ткачами.

- Что мы натворили! – первой заголосила женщина, сына которой спасли от неизбежной смерти святые.

Муж схватил её за руку.

- Мы спасали свои жизни, поняла? Глупая женщина! Не в чем себя винить! Эти…

Он пнул труп в окровавленных белых одеждах.

- Они и не люди во все. Мы не совершили убийства.

- Но что делать с телами? – спросил кто-то.

И тогда из толпы выступил человек как две капли воды похожий на теперешнего метрдотеля.

- Закопаем в наших подвалах и на полях, - сказал мужчина. – Святые мощи сделают нашу землю плодородной и принесут процветание. Не придётся больше горбатиться на фабрике и трястись над каждым колоском. Свершится чудо.

- Верно говоришь! – разнеслось по толпе.

Утром баски вернулись и нагрузили телеги мертвецами. Они не издавали привычного запаха разложения, хотя солнце светило вовсю. Это заставляло людей креститься и приговаривать:

- Чудо! Чудо!

Святых похоронили в земляных полах жилищ Оихалгиле и на безжизненных равнинах рядом с городом. Для проверки волшебного эффекта посадили фруктовые деревья и всего через неделю они окрепли, зазеленели и вскоре принесли первый урожай, ломая все законы природы. Пшеничные колосья налились силой без всяких удобрений, они росли сами по себе, человеку оставалось лишь собрать урожай.

А потом открылось новое чудо. Старики стали молодеть, люди среднего возраста не старели, а дети достигали двадцатипятилетнего возраста и больше не менялись. Причём все вырастали писаными красавцами, здоровыми, сильными и умными. Городок теперь населяли бессмертные счастливые люди. И одна стареющая сумасшедшая, не принявшая этого дара. У неё имелось своё сокровище – фотография, найденная в «Опеле», который на пути из Сакрату сломался и был брошен солдатами. Конзетти пришлось вызывать дополнительный транспорт по рации, а сломанную машину он приказал бросить. По её сиденьем и лежал снимок, сделанный несколько месяцев назад после неудачной для националистов осады Мадрида. Прочие жители об этом не узнали

Не знали они и того, что в ночь после бойни Джеймс Гарвин воскрес и, в кровь разодрав пальцы, выбрался из могилы. Пожары давно потухли, но он продолжал видеть огонь до небес. Дикий жар погнал мужчину из Сакрату. Он побежал, а пламя выжгло его память.

Джеймс проснулся с душераздирающим воплем. В номере было темно, только мерцали отражённым светом звёзд настороженные глаза Маргарет. Приподняв футболку, мужчина провёл рукой под левым соском и нащупал круглый шрам – сюда попала девятимиллиметровая пуля.

- Дорогой, ты никогда не рассказывал мне, где родился и рос, - сказала женщина с жалостью в голосе. – Почему?

- Я не помнил, - честно ответил мужчина.

Он повернулся к открытому окну, за лесом по-прежнему, как и вчера, и позавчера, и полвека назад поднимались языки пламени, похожие на огненные клинки с ярко-рыжей центральной частью и жёлтой каймой. Джеймс всхлипнул.

- Сколько всего забыто, растеряно, обращено в пепел. Огонь пожирает меня, рвётся наружу.

Маргарет забыла запереть дверь и очень пожалела об этом, когда она открылась. В освещённом коридоре стояла Анна и её компания. Блондинка смотрела в глаза Джеймса, пытаясь передать ему простую мысль: «Я знаю о тебе всё».

Мужчина склонил голову и тихо произнёс:

- Мне надо прогуляться.

Люди расступились, и Джеймс вышел из комнаты. Маргарет бросилась за ним, но её задержала блондинка.

- Ты не понимаешь! Он… фотография…

- Пусть сам разберётся со своим прошлым, - сказала Анна.

А мужчина сбегал по лестнице в подвал. К стене был прислонён лом, им Джеймс разбил покрывавший пол бетон, добрался до земли и стал копать, долго, тяжело, вручную. Маленькие камушку забивались под ногти, пальцы покрывались царапинами, наконец, они коснулись ткани – шёлковой белой ткани, покрывавшей нетленное тело святого. Открытые глаза с прежней невинностью смотрели на потемневшие от времени потолочные балки и лампочку под помятым жестяным абажуром.

Джеймс сел на землю, глотая ртом спёртый подвальный воздух. Сон не обманул, трагедия случилась, а он действительно все эти годы скитался по земле. Господи… Что же было делать?

- Оставишь это без воздаяния? Так и будешь жить, как Каин, страдая от того, что не спас Сакрату от резни?

С этими словами из темноты вышли трое – два высоких существа с мечами и маленький человечек в плаще из кусков ткани разного цвета.

- Ты не обретешь покоя, пока не отомстишь бессмертным. Они отвергли таинство смерти и за это должны быть наказаны.

- Кто ты? – спросил Джеймс.

- Стикс, человек, познавший истину за границами материального мира, - ответил человечек. – Я узнал, насколько широки просторы по эту сторону могилы и понял, что мои знания, идеалы, мораль – пустой звук. Жалко людей… Их нужно научить настоящей, единственной истине.

- И в чём она состоит?

- Мир живых – ничто, мир мёртвых – всё. Здесь не нужно быть аристократом или жалким бедняком, работать в поте лица, идеалы совершенно другие, они проще и чище. В каком-то смысле, это настоящий рай, новая ступень бытия. Но бедные души, попавшие сюда, слишком переполнены заблуждениями прежнего существования. Им нужен хороший пастырь, который всё сможет объяснить.

- Дай угадаю, это ты? – Джеймс усмехнулся, удивляться за последние дни он разучился.

- Верно, друг мой, я и мои спутники. Мы пастухи душ, но нам нужны воины. Хочешь стать одним из них? Человеком, который освободит человечество от оков плоти?

- Убийцей?

- Можно и так назвать, - не стал спорить Стикс. – Только существование не прекращается с гибелью тела. О каком же тогда убийстве может идти речь? Это скорее милосердие. Согласен? Мы поможем тебе отомстить.

Стикс кивнул одному из своих духов, тот достал клинок из ножен и протянул оружие Джеймсу, рукояткой вперёд.

- Этот меч способен погубить любого бессмертного, руби смело, - заверил бывший доктор. – Расправься со всеми, кого ненавидишь, только… Приведи Анну Ландер ко мне!

В глазах Стикс появился фанатичный блеск.

- Она – мост между мирами. Живая, которая способна воздействовать на мёртвых. Уверен, мёртвой она также повлияет на живых. Мне нужен такой человек в армии.

Джеймс смотрел на чёрную сталь и лезвие с зазубринами, казалось, в них отражалась его злоба и стремление совершить суд над предателями. Сомнения, желания, простые человеческие мечты – всё ушло куда-то. Маргарет стала воспоминанием, с которым не были связаны эмоции, просто лицо и тело.

- Ты уже чувствуешь, что такое настоящая свобода, - улыбнулся Стикс. – Иди и сражайся!

Гарвин бросил последний взгляд на разверстую могилу и решительно отправился в общий зал гостиницы. Здесь горел камин, оранжевые отсветы пламени плясали на чугунных львах решётки. Как над Сакрату.

Взяв из бара бутылку вина, мужчина сел за стол, меч прислонил к стулу. Вошёл метрдотель со свечой в подсвечнике и замер, разглядев в неверном свете лицо постояльца.

- Сеньор, вы собираетесь за это платить?

Джеймс ловко выковырял пробку ногтем большого пальца и сделал глоток. Казалось, вино мгновенно испарилось в раскалённом желудке.

- Конечно, я всегда плачу по счетам. Подойдите, выпейте со мной.

Баск нерешительно шагнул к столу.

- Ближе, - приказала Джеймс. – У меня такое чувство, вы меня боитесь.

- С чего бы, сеньор? – владелец гостиницы вымученно улыбнулся.

- Может, я напомнил вам кого-то? Старого друга или врага? Да не стойте вы там, садитесь.

Метрдотель повиновался, словно его тащили к столу на верёвке. Баск сел, поставил подсвечник, а руки положил на колени. Джеймс пододвинул к нему бутылку.

- Давайте, за мой счёт. Выпьем за… процветание Оихалгиле.

- За процветание… - эхом отозвался баск.

Чёрный металл блеснул молнией – это Джеймс ударил снизу вверх, рассекая доски пола, стол, человека и даже зеленоватую бутылку. Тело метрдотеля развалилось на две равные половинки. С клинка стекали кровь и вино.

- Я только начал, - усмехнулся Гарвин.

Он нашёл на кухне газовые баллоны, вытащил их по одному из отеля и погрузил в микроавтобус. Затем отвёз в центр городка, сложил в переулки, открутил вентили. Раздалось шипение, газ заполнял улицу. Джеймс чиркнул спичкой по коробку.

Взрыв выбил окна в гостинице вместе с рамами, пол усеяли осколки. Маргарет успела отвернуться, её лицо не пострадало, но в волосах, словно бриллианты, заблестели стёклышки. Над Оихалгиле поднимался огненный столб.

Анна видела, как начинает распространяться пожар.

- Это сделал Джеймс, - сказала девушка. – Он сделал выбор.

- И мы не остановили его? – спросил Джером.

- Я не думала, что он пойдёт на убийство, - ответила блондинка. – Не было в нём такой всесокрушающей злобы. Что ж, люди ошибаются.

В городке послышались крики и выстрелы.

- Мы останемся здесь, постояльцев Джеймс не тронет, - произнесла Анна.

- А другие люди? – напустилась на неё Сара.

- Они тоже выбрали свою судьбу, подруга, много лет назад. Выходить смертельно опасно.

Джеймс бежал по улицам, обгоняя пожар, и рубил любого встречного и поперечного. Кровь бежала по мостовым и проезжей части, как нечистоты по средневековому городу. В него стреляли из охотничьих ружей, винтовок, пистолетов, бросали камни, кидались с ножами и вилами. Пули пролетали тело насквозь, не причиняя вреда, камни отскакивали, чёрный клинок рассекал каждого, кто решался подойти близко.

- Зря стараетесь! – кричал Джеймс Гарвин. – Один раз меня уже убили! Дважды не казнят!

Постепенно гостиница оказалась в огненном кольце. Постояльцы запирались в номерах, подтаскивали шкафы к окнам, а кровати к дверям и пытались дозвониться в полицию. Но телефонные линии были уже оборваны. Джеймс не желал появления посторонних, ведь наступила его ночь и это была его война.

Крики врывались в уши. Маргарет не могла этого терпеть.

- Я иду спасать моего мужа, - решительно сказала девушка, встав с кровати.

- Нет, - отрезала Анна. – Гарвин в ярости и может убить и тебя.

Блондинка загораживала запертую дверь, Сара и Джером сидели на стульях. Маргарет пересекла комнату и встала напротив Анны.

- Выпусти меня, сумасшедшая стерва. Он не Гарвин, а Джонсон. Ты поняла? Кем бы он ни был раньше, сейчас я знаю его и обязательно спасу. Прочь!

Они долго пытались передавить друг друга взглядами, но силы были равны. Наконец Анна молча шагнула в сторону и повернула ключ в замке.

- Выходи, если так хочешь этого.

- Просто дашь ей уйти? – поинтересовался Катнер, когда затихли быстрые шаги, и девушка сказала:

- Разве я могу?

Она перешла в соседний номер, поставила тумбочку на сумку и расстегнула молнию. На ковёр соскользнула тряпица. Анна сжала рукоять трофейного меча из Оксфорда.

А Маргарет следовала по дорожке из трупов и частей тел, стараясь не смотреть под ноги. Тела лежали на тротуарах, возле машин и в залитых кровью салонах, в кафе, магазинчиках, лавках, где продавали дорожные карты и путеводители. Джеймс не щадил никого из бессмертных.

Сейчас он стоял на площади, на которой больше полувека назад Конзетти обращался к горожанам. Глаза метались по заваленному мертвецами пространству в поисках очередной жертвы.

- Неужели всё? Кончено? – спрашивал Джеймс. – Каждый ткач испил чашу наказания?

Сумасшедшая старуха стояла возле горящего дома и хохотала.

- Я вам говорила, он вернулся! Нужно было слушать меня!

На площадь выбежала Маргарет. Уперев руки в согнутые колени и тяжело дыша, она позвала:

- Джеймс… это я, прекрати, молю тебя. Давай уедем, уберёмся отсюда в твою тайную бухту. Пожалуйста, дорогой…

- Посмотри! – с восторгом сказал мужчина, словно не услышал и слова из мольбы жены. – Теперь здесь разлилось море пламени! Вот им вместо процветания! Вот им вместо бессмертия!

Старуха смеялась всё громче.

На площадь подоспела Анна с друзьями.

- Его меч, - почти простонал Джером.

- Ясно, кто помог ему с выбором, - сказала блондинка. – И как я раньше не подумала, что Стикс заявится сюда. Эй, Джеймс, ты послушался очень плохого человека!

Мужчина посмотрел на неё.

- Анна Ландер! Как всё замечательно складывается. Твой плохой человек жаждет встречи, иди сюда, я провожу.

На крыше одно дома, подступавшего к площади, появился баск с винтовкой – последний ткач Оихалвиле – и стал целиться в голову Джеймсу. Его заметила нищенка и заверещала:

- Убийца!

С криком «Нет!» Маргарет закрыла мужа собственным телом. Грянул выстрел. Девушку развернуло, пуля прошла ей через мягкие ткани левой руки, изменила направление и просвистела в сантиметре от уха Джеймса вместо того, чтобы снести мстителю голову. Баск видно удивился такому повороту, замешкался.

Гарвин мягко положил супругу на камни площади и пошёл на стрелка. Глаза застлала пелена, всё расплывалось, превращалось в пятна. Одно пятно было розовым и возникло прямо на пути.

- Стой, Джеймс, - холодно вымолвила Анна. – Что тебе натрепал Стикс?

Мужчина не желал отвечать на вопросы, выставил вперёд клинок и побежал. А девушка не отступила и подняла свой меч. В самую последнюю секунду, когда сталь летела ей между глаз, Анна успела уклониться. Острый металл оставил красную полоску на белой щеке, прошёлся по волосам. Светлые локоны на четыре пальца от корней были срезаны и полетели на площадь, вращаясь, точно рассеянное ветром сено, бурая капля упала на плечо и стекла по гладкой синтетической ткани блузки на грудь.

Острие клинка Анны торчало из спины Джеймса… Мужчина отступил на два шага и вцепился свободной рукой в клинок, нанесший страшную рану. Девушка вытерла кровь со щеки.

- Он… хочет… тебя… - прохрипел Джеймс и перевёл взгляд на фигуру, маячившую на крыше. – Никто не уйдёт…

Подкинув свой меч, мужчина подхватил его снизу и кинул, точно копьё. Орудие убийства вспороло раскалённый воздух и пришпилило последнего ткача к черепице. Затем голова Джеймса безвольно откинулась назад. Сейчас он напоминал пронзённую иголкой бабочку.

Маргарет подползла к возлюбленному, обняла его и стала целовать в холодеющие губы, покрытые гарью, горьковатой копотью.

- Врача! Прошу вас, вызовите врача! Он умирает!

Подошла старуха и встала над бедной женщиной. Безумие из голоса нищенки куда-то подевалось, когда он произнесла:

- Джеймс Гарвин покинул нас, милая.

«Стикс выиграл эту битву, - поняла Анна. – И он всерьёз взялся за меня».

А пепел кружил над площадью и прилипал к лицам. Оихалгиле был уничтожен.