Бернард Вербер Танатонавты

229 — РАССКАЗЫ ПРО ЖИВОТНЫХ

Популярность Амандиновых лекций росла как на дрожжах. В лавке моей матери буквально из рук рвали ее афиши (где она позировала в весьма откровенных одеяниях, но никогда нагишом). Их феноменальный успех существенно обогатил сие небольшое семейное предприятие. Но это было лишь наименее заметным следствием замечательного сценического мастерства Амандины.

Поначалу лекции привлекали одних интеллектуалов, жаждущих оригинальности, и просто любопытных, интересующихся эзотеризмом во всех его проявлениях. Затем побежавшие по городу слухи заставили придти сюда ученых. Потом у одной телесети появилась мысль оттранслировать шоу нашей танатонавтки. Под напором вопросов у них сломалась телефонная справочная. Люди неожиданно заинтересовались своей кармой. Они хотели знать все: что у них было до текущего существования, что будет после? Извечные вопросы: Кто я? Откуда? И куда?

Как-то вечером, когда, после лекции, мы все встретились в тайском ресторане, разговор стал вращаться вокруг темы реинкарнации животных. Возможно ли, чтобы все сидящие за этим столом человеки в свое время были землеройками, лягушками или слизняками?

Принеся всем нам по аперитивчику, ароматизированному розой, и по креветочному крекеру, мсье Ламберт вмешался в нашу беседу. Он признался, что часто стоит на одной ноге. Эта поза давала ему чувство невероятного комфорта. Отсюда он пришел к выводу, что когда-то был цаплей, и показал нам, как может с одной-единственной опорой поддерживать превосходное равновесие.

Амандина «подозревала», что была кроликом. Она тоже показала нам небольшое представление: она умела шевелить ушами совершенно замечательным образом, могла отвести их назад и при этом выделить единственный работающий на скуле мускул. Она зачастую морщила свой носик, словно кролик. Заливаясь смехом, Амандина поведала нам, что больше всего ей нравится морковка.

Если хорошенько подумать, то во мне, кажется, живут воспоминания лиса. Причуды психики, иллюзия? В самой глубине себя я чувствовал, что знаю, как это — бегать в траве на всех четырех. Казалось, я ощущал, как при каждом прыжке у меня изгибается и вновь расправляется позвоночник, поддерживая деликатное равновесие с моим длинным пушистым хвостом. Я сосредоточился еще больше и мне вспомнились долгие зимы, когда я, вместе со своей лисицей и лисятами, сворачивался калачиком в нашей норе. В мире не найти лучшего отдыха.

Весной мне страшно нравилось долго бегать по лесу, пьянея от запаха мха и чабреца, чьи пучки хлестали меня по носу, когда я летел длинным галопом. Как мог я знать, что такое бег на четырех лапах? Как мог я помнить чувство тепла в нашей норе теми снежными зимами?

Чем больше над этим размышляешь, тем больше проявляется воспоминаний о моей лисиной жизни. Оказывается, я недостаточно быстро бегал, чтобы стать удачливым охотником. Мне припомнились болезненные знакомства с ежиками. Запах леса. Когда я был лисом и вдыхал все, что нес с собой ветер, то мог составить полную карту окрестностей. Да, это мне помнилось. Как такое возможно?

Другие тоже удивлялись своим совершенно посторонним воспоминаниям.

Эта тема захватила всех сидящих в ресторане. К разговору подключились и прочие посетители. Один полный месье с длинным носом приписывал свои воспоминания слону, крошечная робкая дама ссылалась на перепелку, еще один лысеющий господин припомнил свою жизнь в образе динозавра Tyrannosaurus rex и в качестве доказательства продемонстрировал нам свои зубы. Я и представления не имел, что могут быть такие длинные и острые клыки. После животной жизни мы перешли к жизни человеческой.

Странная деталь: благодаря карме многие заболевания получают свое логическое объяснение. Те, у кого слабое горло, зачастую окончили свою предыдущую жизнь на гильотинах французской революции. Астматики были в свое время утопленниками. Страдающих клаустрофобией бросили умирать в тюремных подвалах. Обладателей геморроя посадили на кол. Тех, у кого болезнь Паркинсона — дрожательный паралич, — убило током. Жалующихся на печень отравили. Язвенники в своей предыдущей жизни сделали себе харакири. Кожные заболевания объясняются гибелью в пожаре. Жертвы мигреней пустили себе пулю в висок. Близорукие до этого были кротами.

Каждый припомнил почти во всех подробностях самые удивительные виды существования. В этом ресторане, судя по всему, сидел отряд средневековых рыцарей, восемь фараонов, парочка священников и автобус проституток.

У всех имелись воспоминания о поразительных жизнях. Вероятно, большинство из них были навеяны… голливудскими фильмами. Потому что, хоть я вполне охотно верил тем, кто раньше вроде были крестьянами, не могу не указать здесь на тех, кто выдавал себя за Индиану Джонса, Барбареллу ³⁶, Тантана ³⁷, Астерикса ³⁸ или Эркюля Пуаро, то есть за никогда не существовавшие персонажи. А в остальном все было здорово.

К нам в ресторане присоединился Люсиндер. Он, похоже, был в приподнятом настроении. Он с удовольствием лопал спагетти под базиликовым соусом, а потом начал говорить с нами о политике.

После первоначального подъема рейтинг по соцопросам что-то завял. Люсиндер решил, что настал момент организовать такое мероприятие, которое решительно поразит воображение публики, чье мнение всегда так изменчиво. «Если бы Амандина смогла только рассказать о настоящем взвешивании души, вместо того, чтобы довольствоваться вываливанием философских и моральных концепций людям на голову, то пользы было бы намного больше, — заверял нас президент. — Речь идет о том самом последнем диалоге, который является прелюдией к новой реинкарнации. Нужно в деталях описать систему плюсов и минусов». Вот так и родилась идея "Интервью со смертным ".

На тот свет невозможно переправить эктоплазменную камеру, чтобы запечатлеть те сцены, о которых мы сами имели лишь косвенное представление. С другой стороны, очевидно, все можно рассмотреть в деталях и запомнить фразы. Но кто из нас располагал достаточно тренированной памятью, чтобы ухватить и затем воспроизвести все телепатические диалоги между судьями-архангелами и душой, стоящей на краю очередного перевоплощения?

— Максим Вийян! — воскликнула Роза. — Репортер-эктоплазменщик, журналист "Танатонавта-любителя ". Он гиперодарен памятью. Вот человек для такого дела.

— Отлично! — расцвел Люсиндер. — Он даже рисовать умеет! Все, теперь мои избиратели смогут видеть изображения Рая, даже не вставая с дивана.

Он уже подсчитывал количество дополнительных голосов, которые могут ему принести такие репортажи!

Сам я знал, что у эктоплазм абсолютное зрение, потому что они видят сердцем, а не глазами. Разве слепец Фредди не был самым замечательным из всех танатонавтов? Но все равно, всякий раз, когда мы сталкивались с Максимом Вийяном, я задавался вопросом, как мог он разобрать дорогу на том свете без своих толстенных очков.

Низкорослый, близорукий и кругленький, со своей бородкой и насмешливым взглядом, Максим Вийян до невозможности напоминал Тулуз-Лотрека.

Следующим утром мы пригласили его к себе на танатодром.

— Как это замечательно, что у вас такая память, — жеманилась Амандина, когда он снизошел до нашего приглашения. — Я вот, если не запишу немедленно, то сразу все забываю.

Журналист растянул свои пухлые губы в деланной улыбке и объяснил:

— Как только информация поступает в мой мозг, она уже никогда его не покидает. Я набит, напичкан, завален бесполезными знаниями. Мой культурный багаж настолько громаден, что уже начинает давить. Раз десять я пробовал приступить к написанию книги, и только за тем, чтобы остановиться через пару страниц, потому что с моими неисчислимыми литературными кросс-ссылками, у меня возникало чувство, будто я занимаюсь плагиатом. Чтобы создать личный труд, надо раньше всего позабыть все чужие книги. Я на это не способен.

Вот так я, вечно завидовавший его энциклопедической памяти, обнаружил, что с его точки зрения это было чуть ли не увечье. Это верно, что иногда кое-что лучше позабыть… Если бы только я мог запихать в какой-нибудь темный угол мысль про эту чертову вторую правду!

Со своей стороны, Люсиндер, можно сказать, почти дразнясь, поведал нам о своей исключительной «способности забывать». Тем самым он мог совершенно свободно приписывать себе решения, разработанные другими, или открещиваться от собственных реализованных идей, критикуемых оппозицией. Он охотно извинял всех тех, кто его обидел, таким образом зарабатывая себе репутацию великодушного человека, которая во многом способствовала его популярности.

Бедный Максим! Он не умел забывать. Навсегда остался просто журналистом, так и не реализовав свои амбиции стать писателем!

Впрочем, нынче эти его способности сослужат нам хорошую службу. Мы приступили к разработке плана действий. В итоге мы остановились на традиционной, апробированной временем, схеме диверсионной операции: пока Стефания, Роза, Амандина и я отвлекаем ангелов, заговаривая им зубы всякими умствованиями, Максим, со своей стороны, взбирается как можно выше на гору света, чтобы перехватить оттуда вердикт небесного суда.

Ждать дольше смысла не имеет. Тремя днями позже наша группа вылетела на добычу эктоплазменного репортажа, даже еще более сенсационного, нежели повествования о битве за Рай, которые принесли Вийяну уникальную знаменитость в этом жанре.

Максим сохранил все диалоги в своем головном мозгу. Сопровождаемые рисунками, они были опубликованы в журнале "Танатонавт-любитель ", а позднее вышли в сборнике "Интервью со смертным ", вместе со второй работой Амандины Баллю. Рукопись-оригинал, документ, обладающий исторической ценностью, сейчас хранится под стеклом в Музее Смерти при Смитсоновском институте в Вашингтоне.