13
Как невидимые черви поедают цветы, так наркотики и алкоголь разрушают людей, как темная, тайная любовь. Я слышала больных, которые говорили: «Кокаин любит меня». Только в 1955 году Американская медицинская ассоциация наконец заявила громко и в печати: «Алкоголизм — это болезнь». И это не было воспринято с бурным восторгом всеми медицинскими учреждениями.
Но я не хочу, чтобы все врачи в Соединенных Штатах сердились на меня, так что позвольте добавить, что и общество в целом, даже еще менее, чем доктора, спешит понять, что алкоголики — больные люди, а не просто те, кто доставляет неприятности.
Джой Круз написал замечательную притчу под названием «Когда смывается клеймо». Вот она в несколько сокращенном виде: «Она уже долго озабочена им. Он ссорится, уходит с работы, потерял свою силу, без причины огрызается на детей, и происходит много еще всяких других отвратительных вещей. Ночью, в постели, он обильно потел и не давал ей спать своим бормотанием и суетой. На следующий день он ничего не помнит. В удобный момент она посылает его к близкому другу и врачу, который отправляет его назад с заключением, что «у него снова грипп».
В другой удобный момент она предъявляет ему свой диагноз, а он взрывается и ударяет ее впервые за все время супружества.
Их дочь помолвлена с молодым человеком из очень известной семьи, и, разумеется, если бы будущие родственники узнали о его болезни, свадьба не состоялась бы. Он не переносит мысль о том, что у него может быть лта болезнь. Такие люди теряют работу, семью, их должны направлять в одно из тех мест, где лечат, но нет никаких средств или страховки, чтобы заплатить за это.
Его босс подошел к нему и сказал, что он обеспокоен его прогулами, снижением показателей работы и увеличением недоразумений с другими сотрудниками.
Он обдумывает переезд в другой штат. Когда он особенно раздражен, то старается ни с кем не встречаться и возвращается, только когда восстанавливается самоконтроль. Но появилось все нарастающее истощение. Однажды утром кровать оказалась залитой кровью. Жена немедленно отправила его к врачу, который наконец должен был сказать ему в этом новом, 1911 году, что он страдает прогрессирующим туберкулезом».
Ну не поразительно ли? Физикальные симптомы, социальное клеймо, нежелание врачей говорить правду, но ведь притча Джоя о туберкулезе, а не об алкоголизме... Таким же бедствием, каким был туберкулез в 1911-м, алкоголизм стал в тридцатых, сороковых и пятидесятых годах. И сегодня все еще такой в некоторых местах.
Это было в том 1911 году, когда доктор Уильям Ауслер написал, что пока наука смотрит на распространение туберкулеза как на «проблему поведения», это будет сдерживать «малейшую надежду на выздоровление страдающих».
На проблему алкоголизма не только наука смотрит как на проблему поведения, но и некоторые врачи не считают нужным вообще обращать на нее внимание.
Незадолго до Рождества 1985 года нью-йоркская газета «Тайме» опубликовала статью под заголовком «Врачи учатся диагностике алкоголизма». В ней журналистка Надин Брозан писала об одной студентке, бросившей колледж и обратившейся к психиатру по поводу депрессии. Психиатр сказал, что девушка страдает из-за своего очень маленького роста. «Я сказала ему, что выпиваю и курю марихуану и ЛСД, но об этом он вообще не хотел говорить». Бывшая студентка рассказала об этом мисс Брозан.
Через год та же самая девушка пошла к другому психиатру, и он заявил, что у нее просто кризис становления личности. И хотя она откровенно рассказала о своей зависимости от алкоголя и наркотиков, доктор не обратил на это внимания.
Так поступили и несколько других психиатров. Еще шесть лет пропало, и наконец психиатр, чье имя она нашла в телефонной книге, спросил: «У вас проблема с алкоголем?» И направил ее к «Анонимным алкоголикам». Там она и нашла свое исцеление.
Мисс Брозан, взявшая в процессе своего исследования интервью у многих докторов, пишет: «Каменная стена, на которую натолкнулась эта больная,— явление обычное».
Слишком много психиатров и других врачей способствуют вредным привычкам и помогают наркоманам в их образе жизни. Конечно, они не назначают алкоголь, но они выписывают так называемые «лекарства». В основном для женщин. И женщины чаще, чем мужчины, становятся зависимыми от своих докторов и от лекарств, которые им назначают. Женщина думает, что врач может помочь ей как эмоционально, так и физически, и мы любим эти рецепты. Мы проводим много времени в ожидании приема. Одеваемся и идем в приемные врачей, и мы готовы много платить за лекарства и не хотим возвращаться домой без этого маленького белого листочка бумаги, покрытого куриным почерком, в который вложены наши деньги и время.
Позвольте мне воссоздать свою собственную историю общения с медициной. Будучи молодой женой государственного деятеля в Вашингтоне, я начала ежедневно принимать лекарства из-за шейного радикулита. Таблетки снимали боль, а я пестовала четырех неугомонных детей.
Мои дети росли, вместе с ними росло мое пристрастие к таблеткам. Потом я заболела панкреатитом, который тактично был представлен как воспаление желчного пузыря или желудка. За все мои годы в Вашингтоне ни один доктор даже формально ни разу не спросил о моем употреблении или пристрастии к алкоголю. Я никогда не связывала свою выпивку со своим здоровьем. Теперь я думаю, что некоторые доктора предпочитают не знать ничего о химической зависимости и игнорировать значение комбинации алкоголя и таблеток.
У меня была гастрономическая коллекция лекарств — я делала и сама небольшие прописи: если одна таблетка хорошо, то две лучше, а когда я добавляла их в водку, это приводило меня в состояние восхитительной неопределенности, когда все прекрасно и море по колено.
Если, как рассуждает Долорес Хоуп, мои друзья говорили о моей «проблеме» и обращали внимание на то, что мое здоровье расстраивается, я все же не обвиняла себя и списывала всю ответственность на докторов. В течение многих лет врачи выписывали мне таблетки, я о них никогда не расспрашивала. В ранний период моего выздоровления я была зла на всех врачей. Но постепенно, по мере того как начала полнее осознавать свою болезнь, я поняла и свою ответственность. Это мое тело погибало. Это я съедала таблетки и выпивала водку. Я ведь могла сама спросить, что мне дают. Но я этого не делала. Ощущение восхитительной неопределенности было слишком приятным.
Все были достаточно виноватыми — и я сама, и доктора. Они были поколением, которое встретилось впервые с потоком новых, сказочных лекарств, изменяющих настроение. Их не учили лечению и диагностике алкоголизма и наркомании, и даже когда они распознавали симптомы, они от них отмахивались. Вредные привычки — уж слишком грязное дело, чтобы заниматься этим и лечить.
Часто такие доктора сердятся на больных, у которых мало силы воли, а многие из них все еще подвержены лицемерию — женщина не может быть алкоголиком, и, разумеется, жена бывшего президента не могла быть замешана в чем-то столь непристойном.
Это поколение врачей, которые считали, что легче выписать рецепт для женщины, чем выслушивать ее жалобы и пытаться выискивать их истинные причины. Диагноз на серьезном уровне требует нескольких часов. А эти женщины — нервные штучки, а комната для ожидания полна больных.
Теперь положение не такое плохое, как несколько лет тому назад, потому что много женщин идет в медицину, потому что благодаря телевизору, газетам и журналам публика узнает о химической зависимости, которая охватила страну, и потому что некоторые медицинские институты — назовем два из них — Дортмут и Джон Хоп-кинс — начали сосредоточиваться на обучении лечению алкоголизма.
Но этого все же недостаточно. Как можно больше медицинских школ должны открыть курсы, проводить больше исследований, для того чтобы изучить то, что сейчас известно лишь только по отдельным случаям или интуитивно.
Джой Круз — выздоравливающий алкоголик, как и Джим Вест, который стал главным врачом Центра Бетти Форд, после того как Джой ушел работать в другой лечебный центр. Мы жалели о его уходе, но Джой — мечтатель, он всегда в поисках следующего дела. Без него бы Центр Бетти Форд не состоялся. Личный опыт и проникновенность, которые принесли нам Джой Круз и Джим Вест, бесценны, но, по моему мнению, все доктора должны быть обучены распознаванию алкоголизма, даже если они сами никогда не взяли в руки рюмку.
Джим Вест: По специальности я хирург, но давно, в семидесятых, я также изучал лечение зависимости от химических веществ в отделении психиатрии университета в Чикаго. В то время медицине было мало известно об алкоголизме и наркомании.
Алкоголизм и соответствующее лечение считались чем-то неудобным для медицинского общества. Оно было не то что против или за, оно просто не понимало этого.
В 1975 году, когда я понял, что сделала со мной химическая зависимость (я бросил пить в 1958 году), я начал разрабатывать программу лечения пьющих врачей для медицинского общества штата Иллинойс. Мы обучали персонал, объясняя, что такое химическая зависимость, а также убеждали в том, что если вы прикрываете пьющего врача, который плохо работает, вы при этом толкаете его на самоубийство. Если вы любите своего собрата-врача, вы должны помочь ему. Это побудит его обследовать других врачей. Наиболее важным, может быть, являлось то, что эта программа служила для защиты больных от пьющих докторов.
В Центре Бетти Форд я читаю для больных три лекции. Они являются концентрацией лучшего из моих лекций, которые я читал студентам-медикам, потому что, я думаю, алкоголики так сообразительны, что мало чего они не могут понять. Наше лечение здесь разносторонне. Мы используем самые последние достижения техники, где бы они ни появлялись, берем все научные данные о химической зависимости, которые можно применить на практике.
Мне кажется, каждому, кто работает здесь, нравится его работа, и это чувство распространяется и на больных. Возникает особое ощущение связи между персоналом Центра и больными, которое может появиться и в других хороших программах, но не существует в других областях медицины. Например, нравилось мне как хирургу это или нет, больной ничего не мог сделать для повышения качества моей работы.
Мы лечим всех одинаково. Суперзвездные типы приводятся в чувство через полчаса, потому что если они смотрят на себя как на что-то исключительное по сравнению с другими членами группы, мы помогаем им найти другое место для лечения, но никогда не приспосабливаемся к ним.
Общность, которая возникает здесь, загадочна, неописуема. Говоря это, я все-таки постараюсь описать ее. Используя психиатрическую терминологию, скажу, что к нам приходят люди в экстремальном дистрессе, они страшно ранимы, а их защитные средства — наркотики — отняты, поэтому границы их «я» отсутствуют, создается ситуация, когда они готовы полюбить каждого. Такая защита и была единственной вещью, оставшейся в их жизненном наборе. А мы уже отобрали их лекарства, потому что мы доверяем человеку, но не доверяем болезни.
По-моему, Центр — это замечательный подарок. Я благословен в своей трезвости, потому что занимаюсь любимой работой. Мне семьдесят два года, и, если бы не было Центра, я бы, наверное, выглядел и работал, как восьмидесятидвухлетний, а я чувствую себя на сорок один.
В Центре проводится полное медицинское обследование. У Джима Веста есть еще три врача, которые ему помогают проводить обследование больных, но сам Джим такой же опытный врач, как и учитель. Он никогда не пытается брать напором в разговоре с больным. Он считает, что алкоголики достаточно умны, чтобы понять все, что он говорит, как бы профессиональна ни была его терминология. Я люблю слушать его лекции. Он говорит, что провел большую часть своей жизни в зеленом облачении хирурга и операционной маске. «Я ремонтировал людей». И продолжает ремонтировать.
Он объясняет больным: «Это заболевание хроническое, эта болезнь первичная. Человек начинает пить не потому, что у него уже есть какое-то заболевание. Он пьет, потому что имеет психологическое повреждение, мы полагаем, что место этого повреждения в мозгу и оно передается генетически».
Он предупреждает, что каждый выздоравливающий алкоголик должен всегда опасаться возможности рецидива пьянства, потому что наши личностные черты похожи «на змею, которая лежит где-то, свернувшись клубком, в темном углу нашего мозга и время от времени, может быть раз в три-четыре года, открывает один глаз, чтобы посмотреть, на страже ли все еще алкоголик».
Каждый больной, который поступает в Центр, проходит врачебное обследование и психологическую оценку, наряду с рентгенологическим исследованием грудной клетки и полным набором лабораторных тестов.
Со временем мы хотим зарезервировать по паре коек в нашем здании для студентов-медиков и, может быть, администраторов других больниц и сестер, чтобы дать им возможность пройти через лечебный процесс, что будет частью их программы обучения. Мы еще только собираемся это сделать, но понимаем, как это важно.
Снова и снова мы видим доказательства в пользу этого. Когда я была в Лонг-Бич, Морская медицинская служба сделала обязательным для всех докторов флота проходить лечение, чтобы они могли распознавать болезнь, когда встречаются с химической зависимостью. Увы, в каждой группе, которая проходила лечение, пара врачей обнаруживала, что они сами являются алкоголиками, и решали пройти лечение как больные. Я думаю, они бы отказались лечиться по собственной воле. Точно так же, как в своей профессиональной деятельности они отказывались диагностировать и посылать на лечение других алкоголиков и наркоманов.
Джим Вест: Последнее исследование («Алкоголизм: наследственная болезнь — NIAA») значительно прояснило представление о том, что „наследственность — главная причина, способствующая алкоголизму. Данные этой работы позволяют заключить, что имеются два типа генетической предрасположенности к этой болезни. Один тип — общий алкоголизм, а другой — мужской алкоголизм.
Общий алкоголизм является наиболее обычной формой заболевания. Он поражает как мужчин, так и женщин. Его тяжесть, как считают, определяется факторами воздействия окружающей среды на генетически предрасположенных людей.
Мужской алкоголизм — значительно более серьезный тип заболевания, передаваемый от алкоголика-отца к сыну. На него не влияет окружающая среда, и он часто развивается у очень молодых людей.
Предполагают, что 25 процентов мужчин-алкоголиков попадают в эту категорию. В семьях с предрасположенностью к мужскому алкоголизму риск алкоголизма для дочерей не повышается. Имеются перспективные исследования, в результате которых, видимо, удастся идентифицировать нейрофизиологические и энзиматические маркеры, которые позволят понять генетические основы алкоголизма и помогут наметить стратегию профилактики для предрасположенных людей.
Вечная бдительность — цена трезвости.
Алкоголики не могут пить. Это было бы приятно, если бы могли, но не могут. Только разве в фантастических представлениях некоторых лжеэкспертов.
Я ничего не имею против фантазий. Если Джерри приходит в кабинет и говорит: «Сомневаюсь, что твой сын выживет. Ему дважды выстрелили в живот, и он истекает кровью»,— мы можем смеяться, потому что раны Стива в действительности нанесены персонажу Энди Ричард-са в пьесе «Юность и неугомонность», а кровь бутафорная.
Но доктора и другие ученые, которые испытывали свои теории «контролируемой» выпивки на алкоголиках, позорно проваливались в своих доказательствах. Погибло слишком много алкоголиков, которые пытались снова пить. Это не был спектакль, когда, после того как погаснут огни, убитые артисты встают и уходят домой. И все же медицину нельзя обвинять во всех несчастьях алкоголиков.
Мне во многом помогли доктора, когда мы начали организовывать Центр,— Дэн Андерсон, Джой Круз, Стэн Джитлоу, Верн Джонсон, Джой Перш, Макс Шнайдер,— чтобы быть неблагодарной людям этой профессии. Я всегда верила врачам, как и моя семья.
Стив Форд: Знаете, в Лонг-Бич я действительно поверил во врачей и персонал, которые окружили маму, потому что у меня не было никаких медицинских знаний, чтобы судить, насколько серьезно ее заболевание и что она должна делать, чтобы избавиться от него.
Никто из нас не мог судить, насколько серьезным было мое заболевание, никто не знал, что я должна делать, чтобы избавиться от него, но вера Стива была не напрасной. И со времени моего выздоровления я встречала немало других прекрасных врачей, которые помогли многим мужчинам и женщинам освободиться от химической зависимости. Все же, я думаю, еще очень много таких, которым требуется обучение.
В ноябре 1985 года я высказала это мнение целой аудитории врачей. Мы были на конференции в Аннен-бергском Центре Эйзенхауэра, конференция называлась «Алкоголь, наркотики и первичное лечение».
Меня просили выступить, и я выступила. Я рассказала историю своей болезни и о моем опыте общения с врачами. И закончила словами: «Способность врача и его желание распознать симптомы алкоголизма или наркомании, поставить диагноз и дать правильные рекомендации для лечения могут спасти жизни!» И они слушали. Это я считаю прогрессом.
Уходит любовь... Но если любовь ниспослана Богом, ей не страшны ни горы, ни реки, ни обрывы: все равно забрезжит в темноте путеводный лучик.
Роберт Пенн Уоррен
14
Оставив в стороне профессиональные медицинские проблемы, я хочу спросить: знаете ли вы, что алкоголизм может поразить каждого? И что доктора, юристы и священники заболевают так же, как и все другие? Все они профессионально должны заботиться о людях, они пытаются спасать людей и берут на себя много человеческих страданий.
Некоторым из них работать крайне тяжело, они проводят ужасные часы, будучи лишь обычными людьми, подверженными ошибкам, но мы приписываем им сверхъестественные силы. Мы обращаемся к ним, требуя того, чего они не могут дать. Но кто же позаботится о тех, кто должен заботиться о других? И почему же они не обращаются к Богу? По некоторым причинам это то, что доставляет неудобства многим современным людям.
Относительно безопасно, без душевных затрат, можно обсуждать психологию наркоманов, поражение мозга, наследственные аберрации, но нельзя лечить плоть, не считаясь с душой. А она сама, будучи больной, часто и не желает, чтобы с ней считались. Многие наркоманы смотрят на химические препараты как на своего бога. Им не надо другой помощи, как только от бармена, уличного торговца наркотиками или... врача.
Ральф Уайт, артист и выздоравливающий алкоголик, рассказал историю, которая подтверждает это. К священнику обратился мужчина, кажется с Аляски. Насколько я знаю, встреча произошла в баре. Во всяком случае, человек подошел к священнику и сказал: «Отец мой, мне тяжело говорить вам об этом, но я потерял веру в Бога и в силу молитвы».— «Почему же, сын мой?»— вежливо спросил священник. Мужчина объяснил. Месяца два тому назад он охотился в аляскинской тундре и отстал от своих товарищей. Положение было ужасным, он был совершенно один. «Я боялся замерзнуть. И я молился и молился, чтобы Бог спас меня, но бесполезно». Священник был удивлен: «Но вы же здесь сами рассказываете эту историю. Значит, вы спаслись».— «О да,— ответил этот человек,— я спасся, но Бог здесь ни при чем. Меня подобрали эскимосы».
Миллионы считают, что их спасают какие-нибудь эскимосы, и не видят тут руки Божьей.
Это ничуть не означает, что я против любой земной помощи, которую мы только можем получить. Некоторые люди, возможно, находят выздоровление, обращаясь в церковь, синагогу, мечеть. Но алкоголизм это болезнь как рак или артрит, и я уверена, что одни молитвы не могут помочь излечить такие болезни. (Джек Бенни однажды произносил речь по поводу присуждения ему премии: «Я не заслужил эту премию,— сказал он,— но у меня артрит, и я его тоже не заслужил».) Все же я думаю, если молитвы и не предотвратят наших несчастий, они помогут нам их перенести.
Мэри Белл говорит, что Бог очень жесток с нами: «Он дает нам свободу воли, а потом наблюдает, что же мы будем делать. Сотни раз мы губим себя, а он смотрит и позволяет это. Но если мы обратимся к нему и скажем: «Ну, помоги же мне!», он поможет».
Я лично убедилась в этом. Когда меня госпитализировали по поводу рака молочной железы, я думаю, это был как раз тот случай, в котором мне помог только Бог. Благодаря обращению к Богу я смогла перенести это. Тогда я еще не знала, что я алкоголик, и вообще ничего не слышала об этом. Тогда мне удалось снять напряжение, мой мозг и тело расслабились, было ощущение, что с меня сняли груз и вокруг стало светло. Бог был в моей жизни, он заботился обо мне, и все должно было быть в порядке. Теперь моя вера в Бога так укрепилась, что, по существу, ни разу не пошатнулась с тех пор.
Для меня принять Высшую Силу было легче, чем для многих алкоголиков. Религия была всегда частью моей жизни. Для людей, которые поступают на лечение, не желая никакого участия Бога, это может быть труднее. Потому что почти все лечебные программы основаны на «двенадцати шагах» «Анонимных алкоголиков», имеющих духовный базис. Первый шаг просто требует, чтобы мы признали свое бессилие перед алкоголем, признали, что мы потеряли контроль над собой. Второй шаг гласит, что мы пришли к убеждению: сила более могущественная, чем наша собственная, могла бы вернуть нам здравомыслие. А третий шаг гласит, что мы приняли решение препоручить нашу волю и нашу жизнь Богу, как мы его понимаем.
В мире, где господствует наука и голый факт, эти шаги могут оказаться непреодолимым препятствием для атеистов и агностиков, даже несмотря на фразу «как мы его понимаем», они вызывают массу кривотолков. Так, в одной книге, изданной «Анонимными алкоголиками», говорится: «Некоторые из нас не хотели бы верить в Бога, другие не могут, и всё же остальные, которые полагают, что Бог существует, не надеются, что он каким-то образом может совершить это чудо (чудо избавления от нашей навязчивой идеи и дарования нам трезвости)».
Но больные должны признать, что они не поступили бы на лечение, если бы могли сами поправиться, что им необходима помощь. И они в состоянии просить о помощи персонал Центра — таким образом, они уже начали обращать свою жизнь и свою волю к кому-то или к чему-то вне себя. Но многим еще нужно сделать гигантский прыжок от консультанта к Богу.
Однако «Бог, как мы его понимаем» — это фраза, содержащая большой диапазон терпимости. Она означает, что вы можете выбирать в качестве вашей Высшей Силы все, что дает вам ощущение комфорта — горы, реку, скалу, даже вашу терапевтическую группу, единый дух группы. Преодоление пути духовно — и неважно, какой дорогой вы идете! Мюриел Зинк, например, собирается в Россию с группой выздоравливающих алкоголиков, и они планируют провести там собрания, чтобы поделиться опытом своего выздоровления.
Мюриел Зинк: Мы собираемся в Россию с разрешения Министерства здравоохранения, и мы должны быть очень осторожны, потому что мы будем там не для того, чтобы обратить в свою веру. Мы не будем говорить там: «Вот вам катехизис и вот путь, по которому вы должны идти». Мы поедем туда, чтобы поделиться тем, что мы сами пережили. Лечение можно приспособить в зависимости от обстоятельств. Американские индейцы, напри- мер, используют концепцию Великого Духа и создали прекрасную программу, которую они развили в соответствии со своими нуждами. Я думаю, в России мы можем термин «Высшая Сила» сделать приемлемым, если вложим в него смысл взаимопонимания в коллективе. Я бы хотела лишь провести как неизменную идею о том, что алкоголизм это болезнь и мы не знали, что больны, пока он почти не угробил нас, и мы можем поделиться своим опытом выздоровления и нашей уверенностью и надеждой с ними. Не имеет значения, что они русские, а я американка шотландского происхождения, но имеет значение то, что я алкоголик и я погибала.
Моя учительница Мэри Белл тоже говорит, что погибала не потому, что Бог оставил ее, а потому, как она думает, что в своем пьянстве оставила Бога.
Мэри Белл Шарбатт: Знаете, сначала идет духовность. Вы оставляете Бога, потому что думаете, что у вас теперь не будет пережитков и что вы все равно будете вести себя хорошо. Но все это происходит потому, что вы начали пить. И постепенно вы отходите от церкви, перестаете молиться или вы продолжаете совершать обряды, но появляется неясное внутреннее беспокойство, которое шепчет, что чего-то не хватает, что-то ушло.
Алкоголизм — это болезнь, изменяющая личность, она превращает вас в совершенно другого человека.
Духовной победой в период выздоровления является то, что женщина начинает более откровенно делиться мыслями с другими женщинами, и это вселяет в нас мужество. У меня ощущение, что большинство женщин избегают друг друга, так как они оберегают показную сторону дела. Все меняется, когда они достаточно сильно страдают, снимается эта защита, эта стена. Вы смотрите на другую женщину и обнаруживаете, что вы избегали общения со своими подругами.
Я привыкла думать, что мне надо было родиться мужчиной, я не любила женщин, я им не доверяла. Женщины-алкоголики становятся друзьями, как стали друзьями Бетти и я. Мы не предъявляем друг другу претензий, мы принимаем друг друга такими, какие мы есть сегодня, зная, что каждая из нас должна еще многому научиться и многое постичь. Я потеряла правильный путь много лет тому назад. Мы теряем свой путь из-за необдуманности. Мы имели много удовольствий и развлечений, а затем испытали много боли и стыда. Много страданий и на пути к трезвости, нам приходится менять склад ума. Сначала наступает физическое выздоровление, а потом мы начинаем оздоровлять наши радости, наше веселье и испытывать удовольствие от того, что не надо больше притворяться. А потом мы начинаем обретать свою душу.
Мы беспрекословно следуем на нашем пути назад к семье, к вере, к Богу, как мы его понимаем. И беспрекословность — это обязательное условие процесса. Мы не можем больше контролировать себя, мы должны верить.
Эта вера обязательно связана с какой-то формальной религией, она связана с духовной программой. Люди, которые начинали движение «Анонимных алкоголиков», знали это. Билл Уилсон, один из основателей движения «АА», уперся в эти догмы, когда первый раз пытался стать трезвенником. Он был помещен в санаторий Карла Юнга за границей почти на год, а через две недели после выписки напился снова. Он вернулся к Юнгу, который сказал: «Я думаю, вы безнадежны. Если не совершите какой-то духовный переворот, вы обречены на гибель».
Билл вернулся домой, вступил в оксфордскую группу в Нью-Йорке, которая занималась, как они это называли, «агрессивным евангелизмом», и, убедившись, что эта религия слишком деспотична, запил снова.
В 1940 году, уже после того, как было основано движение «Анонимных алкоголиков», Билл объяснил, почему он оставил оксфордскую группу. Он считал, что их жажда личной популярности опасна для выздоравливающих алкоголиков, и, несмотря на то что ему очень нравились их «четыре абсолюта» (абсолюты честности, воздержанности, самоотречения и любви), он считал, что должна проявляться большая терпимость. «Мы никогда никому не можем сказать или намекнуть,— писал он,— что человек должен согласиться с нашими положениями или быть изгнан из общества. Атеист может присутствовать на собраниях «Анонимных алкоголиков», отрицая Бога, все же сообщая при этом, как он предполагает получить помощь другим образом».
В Центре Бетти Форд есть люди, которые говорят, что они не понимают духовную часть программы лечения. Я уверена, среди «Анонимных алкоголиков» тоже есть такие люди, но это чувство постепенно ослабевает, по мере того как мы освобождаемся от паутины алкоголизма. Очень трудно сказать даже самому себе, не говоря уже о Боге, об ошибках, которые мы совершили. Очень трудно исправлять свои ошибки по отношению к тем, кого мы обидели. Нужно быть очень осторожным, чтобы не причинить им еще большую боль, когда вы пытаетесь извиниться. Вы не можете сказать: «С тех пор как я решила исправить все свои прегрешения, мне лучше сказать честно, что я переспала пару раз с твоим дружком, когда ты уезжала из города. Я очень сожалею об этом и больше не буду так делать».
Я долго пыталась извиняться перед своей семьей, говоря о том, что не понимаю, как такой интеллигентный человек, как я, мог оказаться в таком полном провале и неприятном положении. И ставила их в такое же положение, потому что эти разговоры их смущали. Я все еще была под сильным впечатлением всего, что произошло со мной, и продолжала делать ошибки. Я должна была научиться прощать себя, если хотела, чтобы они простили меня. А я не могла простить себя до тех пор, пока не смогла поверить, что Бог простил меня. Молитва Господу гласит: «Прости нам наши прегрешения, как мы прощаем тех, кто грешит против нас...» Это и есть начало.
Но все же было очень трудно отказаться от полного «я» и работать по программе: «Это твоя воля, моей воли здесь нет». У меня были также недоразумения с молитвой, в которой говорится, что мы должны благословлять Бога за все, что есть в нас и хорошего и плохого. Когда я впервые услышала это, я не благословляла все. Предать себя силе более могущественной, чем ты сам,— пожалуйста! Но почему благословлять за плохое? Для меня было тяжело думать, что плохая часть моего существа была тоже запрограммирована, что Бог не предполагал сделать меня безупречной или святой.
Мне нужно было многому научиться. И много людей помогало мне в этом. Каждый время от времени оступается, но в моем случае это произошло не из-за недостатка благих порывов. В моем понимании Бог хочет, чтобы я прямо смотрела в лицо фактам, была честной, твердо придерживалась своих убеждений, не навязывая их никому другому.
Долго я не могла смотреть прямо на вещи, я так винила себя, так была убита тем, что причинила себе, своей семье, своему телу, мозгу, тем, как я опустошала себя духовно и эмоционально. Я всегда испытывала веру в Бога, но я ожидала, что и он сделает для меня все.
В период моего раннего выздоровления помню, как Круз, рассказывая о себе, говорил: «Я должен был в конце концов понять, что нельзя позволять сосредоточиваться только на своих проблемах. Для меня наступило время повернуться к другим людям и к их нуждам».
Это урок, который должен усвоить каждый выздоравливающий алкоголик. Когда вы обнаруживаете, что появляется чувство жалости к себе, нужно срочно заняться делом и начать кому-нибудь помогать. Вскоре ваши чувство жалости к себе и чувство самоконцентрации исчезнут и вы почувствуете себя более здоровыми. Я знаю, как это действует на меня. Хотя и в этом направлении тоже есть ловушки. Вы ведь не можете помочь всему свету. Как-то я оказалась чрезмерно вовлеченной в консультантскую работу, до тех пор пока не поняла, что не была к этому полностью готова. Наконец я смогла освободиться. Я сказала своей подруге, что люблю ее, но не могу заботиться о ней и, если она хочет пить, она может продолжать пить. Я не могу превратить кого-то в трезвого человека. Все, что я могу, это поделиться своим опытом, и, если кто-то хочет его использовать, это прекрасно.
Границы выздоровления очертить нелегко. Конечно, не может быть выздоровления без отказа от выпивки. Вы должны прекратить пить и принимать наркотики, прежде чем сможете попытаться полностью переделать свою жизнь. Только позднее начинается духовное возрождение, и оно происходит медленно. Вы перерождаетесь. Начинаете обнаруживать, что вы не совсем центр вселенной, не обладаете самым лучшим самоконтролем и не самая великая личность. Я прошла через все это, чтобы смириться с фактом, что я алкоголик, что моя жизнь становится неуправляемой. Я согласилась с тем, что не могу себя контролировать, и поручила свою жизнь силе более могущественной, чем я, которая могла бы повести меня к выздоровлению.
Я поняла при выздоровлении, что мы должны пытаться любить без эгоизма, ничего не ожидая за свою любовь. Мне никогда это не удавалось, но люди могут меняться. Сьюзен говорила, что Чак и я не были изначально дружны, нас не тянуло друг к другу. Но так как он был дорог Сьюзен, я люблю его, и теперь мы друзья.
Я знаю, это звучит почти простодушно, но большинство правдивых вещей просты. Когда по просьбе алкоголиков я даю автографы на книгах, я пишу: «Трезвость — это радость».
Никто не выздоравливает за два дня, и во время лечения мы не требуем, чтобы больной стал верить, но мы просим его быть с открытым сердцем. Много есть путей к вере.
Время от времени человек, который поступает на лечение, поверяет свою историю Леонарду и мне. Мы не считаем, что это' доверие к нам. Мы понимаем, что это Бог действует через нас. Одно должно быть безусловным — никто не может поступить на лечение только для того, чтобы сделать приятное жене, или детям, или Леонарду, или мне. Если алкоголик хочет быть трезвенником, он должен сам внутренне быть готовым к этому. Леонард и я можем иногда найти слова, найти фразы, которые нужны больным, хотят или не хотят они их слышать. И Бог дает нам силу переносить злость людей, когда мы говорим им правду в глаза. Это трудная любовь.
В начале моего выздоровления я читала все, что могла найти, об алкоголизме и его лечении. Я читала беллетристику и статистику. Я читала и то, что заставляло меня думать, и то, что меня злило. Один друг познакомил меня с собранием «Великие тексты Библии», где отметил, что читать, относящееся к алкоголизму. Я нашла главу 32, стих 23: «Будьте уверены: ваш грех обнаружится». И затем это разворачивается в длинные размышления о том, что грех пьянства влечет за собой неизбежное наказание. «Грех смотрит своими налитыми кровью глазами и хватает ваши руки до тех пор, пока они не начнут трястись, как в параличе». Этот трактат был написан в начале 1900-х годов, когда еще не знали, что алкоголизм это болезнь, а не грех. Сегодня мы думаем, что грех не причастен к этой болезни.
Я пришла к выводу, что трезвость сопровождается уравновешенностью, а уравновешенность сопровождается душевным покоем. Иногда я теряю уравновешенность. Это обычно происходит, когда я пренебрегаю своей духовной программой. Тогда возвращаются все хронические симптомы моей болезни — зависть, упрямство, жалость к себе, злоба. Как большинство алкоголиков, я плохо регулирую возникающую во мне злобу. Но пытаюсь справиться с этим, излагая события письменно, и когда они появляются на бумаге, я начинаю понимать, как глупо я разрешаю злобе разрушать свою жизнь. И это понимание позволяет мне остывать. Я глубоко верю в то, что Бог никогда не дает нам больше, чем мы можем удержать. Но я так же верю, что он ждет от нас действий, мы не можем только удобно расположиться и ждать манны небесной.
Все женщины, которые приходили в Лонг-Бич, чтобы помочь мне, надписывали книги, которые приносили. Одна из них написала: «Пусть Он укроет тебя своей дланью». Я думаю, Он это делает.
Не нужны мне ни власть, ни наряд; Тише едешь — дальше будешь, говорят, Я, погибший до рожденья своего, Я, наверно, слишком сильно ждал его.
В. г. Оден
Достарыңызбен бөлісу: |