Богатырев Е. Г. Б73 Сергей Бубка.— М.: Физкультура и спорт

Первое, что бросилось в глаза,— прекрасная подго­товленность Сергея. С какой легкостью он раз за разом взлетал под крышу манежа! Правда, вместо планки была резинка, но Сергей ее почти не касался. Когда же я узнал, какая была установлена высота, то и вовсе поразился — 5,90!

Его победа на чемпионате мира все еще обсуждалась в легкоатлетических кругах. «Случайность!» — говорили о ней одни. «Какая несправедливость!» — восклицали дру­гие. «Безусый мальчишка, не имевший в своем активе ни одной серьезной победы ни над взрослыми, ни над юниорами,— и вдруг чемпион!» — заявляли третьи.

До него, конечно, доходили эти разговоры, но до поры до времени он отмалчивался. Сергей вообще из тех людей, кто привык убеждать не словами, а делами. Едва дождавшись начала зимнего легкоатлетического се­зона, Бубка, в прежние годы не слишком удачливо высту­павший зимой, в первом же старте превысил высшее мировое достижение для залов, взяв высоту 5,81. Это произошло в Вильнюсе 15 января 1984 года во время ро­зыгрыша Кубка столицы Литвы. За прыжками в тот день я наблюдал не с балкона для зрителей, а со скамеечки для фотографов и киношников, поставленной рядом с сектором. Так вот оттуда, снизу, казалось, что еще чуть-

70

чуть и Сергей упрется ногами в перекрытие манежа — столь впечатляющим был его взлет.

— Азарт охоты за рекордами, не скрою, подогревал­ся желанием поскорее доказать всем, кто не верил,— признается он потом,— что победа на чемпионате мира в Хельсинки досталась мне вполне законно, а не была

игрой случая.

Доказать! Вот что влекло его в бой, что заставляло работать на тренировках как одержимого. Уже тогда, в самом начале года, он поражал скоростью, мощью, пры­гучестью, поражал страстью, с которой брался за любое дело в легкоатлетическом манеже, гимнастическом зале или зале штанги. Поражал поистине летней спортивной формой. Но самое удивительное, что в такой форме он пробыл ни много ни мало девять месяцев! За это время Бубка 15 раз выходил на старт, из которых 12 раз поку­шался на мировые достижения и 7 раз (из них 3 в зале) их улучшал, подняв планку личного рекорда на двадцать два сантиметра, а мирового — на одиннадцать.

Первые по-настоящему серьезные испытания его жда­ли в Соединенных Штатах во время зимнего турне, орга­низованного Атлетическим конгрессом США. О том, как нелегко пришлось Сергею во время этой поездки, мне рассказывал главный тренер сборной СССР Игорь Тер-Ованесян. В послужном списке Игоря Арамовича, экс-ре­кордсмена мира, неоднократного чемпиона Европы, призе­ра двух олимпиад в прыжках в длину, есть и победа на чемпионате США в закрытом помещении. И он прекрасно знал, в каких трудных условиях приходится выступать атлетам в залах этой страны, в большинстве своем мало приспособленных для проведения соревнований на меж­дународном уровне. Когда он рассказывал Сергею о том, что ему придется под звуки джаза разбегаться по дорожке из фанерных щитов, при этом вдыхая табачный дым, за­полняющий зал, чемпион мира принимал слово главного тренера сборной едва ли не как розыгрыш. Но это ока­зался не розыгрыш.

Путь из Москвы до Лос-Анджелеса, где ему пред-

71

стояло принять первый старт, причем в день прилета, занял немногим меньше суток. Приземлились в Лос-Анд­желесе ночью, но, разместившись в гостинице, долго не могли уснуть. Едва войдя в номер, Тер-Ованесян вклю­чил телевизор и застыл от удивления: Америка трансли­ровала информационную программу «Время» советского телевидения. Уже в следующее мгновение, увидев груст­ное лицо нашего старейшего диктора Игоря Кириллова, он понял, что дома случилось что-то серьезное.

— Ребята, загляните ко мне! — позвал Тер-Ованесян

В этот момент диктор зачитывал Информационное сообщение о Пленуме Центрального Комитета Коммуни­стической партии Советского Союза. Так ребята узнали о горе, обрушившемся на страну: ушел из жизни Гене­ральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Анд­ропов, человек, смело начавший серьезную перестройку в стране, человек, пользовавшийся огромным авторитетом в народе.

Несколько минут главный тренер сборной и спортсмены просидели в скорбном молчании. А потом Тер сказал:

— Завтра... нет, уже сегодня, ребята, вам предстоит

Попав утром в знаменитый «Форум», где предстояло выступать в крупном турнире на призы «Лос-Анджелес тайме», Сергей убедился, что прыгать высоко здесь будет небезопасно. Деревянная дорожка для разбега вся испещ­рена шрамами от шипов и к тому же мала. На просьбу Бубки и Волкова ее удлинить организаторы турнира от­кликнулись традиционным «О'кей!» и тут же распорядились принести фанерные щиты, чтобы увеличить длину дорож­ки до нужных размеров. Не произвела впечатления на наших ребят и маленькая, узкая яма, точно попасть на которую с большой высоты казалось весьма и весьма проблематичным.

72

Конечно, все спортсмены здесь в одинаковых усло­виях, но американцам все же не придется привыкать к ним. А у наших нет даже подходящих шиповок для та­кого покрытия. Хорошо еще, что Тер-Ованесян пользу­ется авторитетом у американцев. Он многих здесь знает, и многие знают его. Благодаря своим знакомствам Тер-Ованесян добывает несколько пар легкоатлетических ту­фель с короткими шипами, которые удобны для деревян­ного покрытия.

И вот соревнования начинаются. Волков и Бубка ре­шают не рисковать. Все-таки незнакомое покрытие, чужие шиповки да еще акклиматизация. И первую попытку ис­пользуют на рядовой для них высоте 5,45. А Олсон всту­пает в соревнования с 5,60 и сразу чуть не выбывает из борьбы. Лишь третья попытка приносит ему успех. Чем-то ответят Волков и Бубка? Посоветовавшись между собой, они просят установить высоту 5,65 и берут ее без проб­лем.

Очередь делать ответный ход за Олсоном. Он направ­ляется к судьям и просит поднять планку еще на 5 санти­метров. И эта высота покоряется ему.

На высоте 5,75 сходит Волков, а Бубка легко переле­тает через планку.

Что-то не ладится с прыжками у Олсона. Первые две попытки на высоте 5,75 явно неудачны. Оставшуюся по­пытку он переносит на 5,80 и чудом берет высоту. План­ка долго танцует на стойках. Пятнадцать тысяч зрителей словно гипнотизируют ее своими взглядами. И она удер­живается на стойках.

На трибунах ликование. В том, что победил Олсон, не сомневается никто. Ведь не было еще в истории слу­чая, чтобы шестовик, взявший такую высоту, проиграл!

Кажется, лишь два человека не потеряли головы в

73

неимоверном шуме кипящего от радости стадиона — это умудренный опытом Тер-Ованесян и Сергей Бубка.

— Давай, Сережа, настраивайся на 5,83, главное — не
торопись, делай все, как умеешь,— сказал Тер-Ованесян
вроде бы ничего не значащие слова, но прозвучали они
спокойно и уверенно, а это в такой накаленной обстановке
значило много.

Бубка долго стоял у начала разбега, ожидая, пока пол­ностью успокоятся трибуны, и прокручивал в голове пред­стоящий прыжок. Наконец он устремился вперед. Зрители в «Форуме», да и вся Америка у телеэкранов, следили за каждым его шагом, за каждым его движением. Мало кто ждал чуда. Но оно совершилось на глазах у изум­ленного зала. С изумительной легкостью Сергей взял 5,83, и тут же к нему с поздравлениями бросился Олсон: «Ты сегодня можешь все!» — сказал он, крепко стискивая нашего атлета.

• 
  Ставь пять восемьдесят пять! — стараясь перекри­чать гул трибун, дал совет Сергею Тер-Ованесян, тоже понявший, что сегодня Бубка может все, но в ответ услы­шал неожиданное.
  
• 
  Не надо, мы так опоздаем на самолет.
  

— Да, ты, я вижу, стратег! — улыбнулся Игорь Ара­

Еще дважды в этом турнире Сергей будет праздно­вать победу, завоюет титул чемпиона Соединенных Шта­тов и будет признан лучшим легкоатлетом из тех, кто вы­ступал зимой в Америке.

Улетая домой, Сергей мечтал вернуться сюда через полгода и поспорить за олимпийскую медаль, но, увы... Этим планам не суждено было сбыться. В спорт вмешалась полити­ка: нашим спортсменам, как и их друзьям из ряда социали­стических и развивающихся стран, было навязано решение в Лос-Анджелес не ехать. Правда, уходить от борьбы за мировое первенство Бубка не собирался. Более того, хотел доказать, что сильнейший прыгун планеты живет в СССР.

74

И с первых же весенних соревнований начал погоню за мировым рекордом. Что ни соревнование, то атака на

В конце мая в Братиславе Сергей устанавливает свой первый летний мировой рекорд — 5,85. А через несколь­ко дней в Париже в остром соперничестве с ведущими французскими прыгунами, в том числе с Виньероном, Сергей поднимет планку мирового рекорда на новую вы­соту — 5,88.

В надежде узнать подробности поединка с нынешними нашими главными соперниками в прыжках с шестом — с французами еду в Шереметьево.

Самолет из Парижа немного задерживается. Прогули­ваясь по залам нового аэропорта, вспоминаю прошлогод­нюю встречу с Сергеем здесь же, после его победы на чемпионате мира. Тогда Бубку еще мало кто знал в лицо. И стоило немалых трудов отыскать его в аэродромной толчее. Помню первое впечатление от встречи: передо мной предстал восторженный мальчишка, весь светив­шийся от счастья.

И вот новая встреча, и снова я едва узнал его. То был уже другой Сергей — предельно уставший, опустошенный. Ничто не выдавало в нем счастливого человека. Улыбки как не бывало. Глаза потухли. Черты лица обострились... В тот вечер попытка разговорить его не удалась.

Дней пять спустя мы вновь встретились — на сей раз на сочинском стадионе во время мемориала братьев Знаменских. Впервые за последние два года Бубка наблю­дал за выступлением сильнейших шестовиков страны с

трибуны.

— Пока еще окончательно не пришел в себя — го­

А сидевший рядом нынешний тренер сборной СССР по прыжкам с шестом Игорь Иванович Никонов добавил:

— Ученые подсчитали, что спортсмену после каждого
прыжка с шестом на уровне мирового рекорда для пол­
ного восстановления требуется от 7 до 14 суток. А Сере­
жа в течение нескольких дней установил два мировых ре-

75

корда, так что ему отдых еще больший нужен. Хотя, кажется, он уже почти пришел в себя. Видите: улыбка к нему вернулась и глаза ожили.

Сергей и в самом деле заулыбался, но Никонова не поддержал.

• 
  И все-таки я пока абсолютно «мертвый»,— признал­ся Сергей.— Вот смотрю, как прыгают ребята, а самому выйти на сектор не хочется.
  
• 
  Ничего, вот побьют твой рекорд и желание прыгать вернется,— заметил Никонов.
  
• 
  Тогда пусть его скорее побьют! — вполне иск­ренне сказал Сергей.
  

Но это произошло, естественно, на финише соревнова­ний. А пока борьба протекала на относительно небольших высотах, мы с Сергеем пытались мысленно создать обоб­щенный портрет прыгуна с шестом, способного взлететь на высоту двухэтажного дома. Сергей горячо убеждал меня в том, что стать настоящим мастером в его виде вполне может даже человек средних способностей — только было бы у него желание высоко прыгать. Я пы­тался с ним спорить, но Сергей стоял на своем:

— Любой человек, если захочет, сможет сдвинуть
горы... Возьмите, например, Пашу Богатырева.— Сергей
кивнул в сторону высокого чернобрового парня, настраи­
вавшегося в этот момент на прыжок.— После одного из
тестирований спортсменов ученые, обследовавшие нас,
пришли к выводу, что Паша по своим данным уступает
в сборной многим и тем не менее он регулярно побеж­
дает ребят, чьи потенциальные возможности как будто
выше... Смотрите, как легко и красиво он преодолевает 5,60.
Вы, кстати, обратили внимание, что с этой высотой в
первой попытке не смогли справиться экс-рекордсмен
мира Владимир Поляков и чемпион Европы Александр
Крупский... В чем сила Богатырева? Поставив высокую цель,
он годами создавал себя! То же самое можно сказать и
о моем брате Василии, начавшем тренироваться в 13 лет,—

76

по нынешним меркам довольно поздно. Но он страстно мечтал догнать своих сверстников и на тренировках ка­зался одержимым. И это сказалось на результатах — в первые несколько лет занятий он стабильно прибавлял каждый год к своему личному рекорду почти по метру. Тему, затронутую Сергеем, подхватил затем старей­шина советских тренеров по прыжкам с шестом Виктор Михайлович Ягодин.

Другой известный наставник прыгунов, правда, не с шестом, а в высоту, Анатолий Иванович Вогуль, тренер экс-рекордсмена мира Игоря Паклина, высказался на сей счет еще более категорично:

— Тренер должен убедить ученика в необходимости глубокого изучения особенностей своей психики и дру­гих возможностей организма и научить его воспитывать самого себя. Если тренер не сумеет этого сделать, вряд ли ученик достигнет заметных успехов.

Давно миновало время, когда в большом спорте та­лантливый самородок мог рассчитывать на успех и без серьезной подготовки, без особой внутренней работы души. Тогда, на заре современного спорта, легче было проявить свое дарование, подобно дарованию, скажем, Моцарта. Последним из великих мастеров легкой атлети­ки, в ком жило моцартовское начало, был, на мой взгляд, наш рекордсмен мира по прыжкам в высоту конца семи­десятых годов Владимир Ященко, к тому же погибший как прыгун так же рано, как и великий музыкант. А вот Сальери среди больших спортсменов — не редкость. Не тот Сальери, который живет «бескрылыми страстя­ми», не тот, которого одолевает чувство зависти. Я имею в виду другого Сальери — труженика, постоянно разви­вающего себя. Всеми лучшими чертами этого Сальери наделен, по-моему, и Сергей Бубка, внешне ничем не приметный молодой человек. Тем не менее именно он прыгает выше всех в мире. И в этом проявляется его по-

77

стоянное стремление к самосовершенствованию, искусство растить себя, создавать себя. Искусство, которому Сере-жиного тренера Виталия Афанасьевича Петрова научил человек незаурядного мужества Гавриил Раевский. Спрашиваю у Бубки:

• 
  А вам приходилось, Сергей, совершать мужествен­ные поступки?
  
• 
  Разве что в детстве, когда защищал от старших мальчишек брата.
  
• 
  Вы?.. Брата?.. Да он ведь старше, кажется, года на три?
  
• 
  Ну и что из того? Он ведь слишком добродушный человек.
  
• 
  Не это ли качество мешает ему обыгрывать в сек­торе для прыжков с шестом своего младшего брата?
  
• 
  Может быть... Смотрите, у Полякова последняя по­пытка на 5,70. Не возьмет. Слишком медленно бежит. А теперь у Кости Волкова дело застопорится.
  
• 
  Это почему же?
  
• 
  Да потому, что настраивается не на результат, а на соперника. А Поляков для Волкова — всегда соперник номер один...
  

• 
  А вы, Сергей, настраиваетесь на соперника или на высоту? — продолжаю допытываться у Бубки.
  
• 
  Только на высоту!
  

Раевский ввел много нового в тренировку прыгуна с шестом. А у Бубки и его наставников свои «патенты».

78

Несколько лет назад, работая над диссертацией под руко­водством постоянного соперника и друга Раевского про­фессора Николая Георгиевича Озолина, Игорь Иванович Никонов предложил делать вис не на правой, а на левой руке, что кардинально меняло технику прыжка. В числе первых единомышленников Никонова оказались Петров и Бубка, подкрепившие теоретические выкладки высокими

Немало интересных идей предложил и сам Петров. Об одном из его нововведений написано особенно мно­го — об отказе выполнять тренировочные прыжки с корот­кого разбега. И это вопреки опыту многих поколений пры­гунов! Но Петров был убежден в другом — на трениров­ках надо прыгать только с полного разбега, лишь это гарантирует прогресс прыгуна и стабильность успеха в соревнованиях. Кстати, эту идею Петрову подсказал опыт его учителя — Раевского...

Тем временем судьи установили планку на отметке 5,80.

• 
  Как думаете, Сергей,— спрашиваю у Бубки,— Круп­ский возьмет эту высоту?
  
• 
  Может. Хотя и осталась у него всего одна попыт­ка. Саша очень расчетливый и очень волевой человек. Представляете, сразу в двух институтах учится — в инсти­туте инженеров транспорта на дневном отделении и в институте физкультуры — на заочном... Но и этого ему мало. В прошлом году с друзьями отправился на месяц в тайгу, чтобы испытать себя, проверить характер. А ведь раньше, говорят, был робким, нерешительным пареньком. И вот теперь от той нерешительности не осталось и следа... Так что, если человек захочет, он может все... Эх, пойти бы мне с Сашей осенью в тайгу!
  

Однажды, придя к Петрову на тренировку, поразился высоте, которую штурмовал младший Бубка. Правда, вместо планки высоко в небе чернела резинка, натянутая между кончиками стоек. Как потом объяснил тренер, она экономит время — ведь каждый раз на то, чтобы под­нять упавшую планку на высоту двухэтажного дома, ухо­дят драгоценные минуты; а резинка, никуда не падающая, сводит потери времени к нулю... Я подошел к стойкам для прыжков, посмотрел вверх, как бы примериваясь к высоте, и почувствовал легкое головокружение. То ли в тот день было слишком яркое солнце, то ли чересчур высоко задрал голову.

• 
  Какая высота? — спросил я у Петрова.
  

• 
  Шесть метров,— спокойно ответил тот, как будто речь шла о чем-то обыденном.
  

• 
  Интересно, взял он или нет высоту? — поинтере­совался я у Петрова после того, как тот разобрал со своим учеником выполненный прыжок.
  
• 
  А это в данном случае не принципиально,— услы­шал я в ответ. Главное, выработать стереотип прыжка на шестиметровой высоте, привыкнуть к ней.
  

Накануне его отлета в Англию мы встретились на тре­нировочной базе в Подольске. Настроение его было тогда не слишком радужным — он простыл и чувствовал недо­могание. В разговоре со мной Сергей даже высказал

80

сомнение: а стоит ли лететь в Англию? Ведь с чемпиона и рекордсмена мира спрос особый — проигрывать ему, тем более за рубежом, нельзя. Но он все же пересилил себя и отправился в Лондон на соревнования, куда был приглашен специально. Не хотел подводить организаторов,

В тот день, 13 июля, Сергей выполнил лишь три прыж­ка. Сначала легко взял 5,50, затем столь же изящно пре­одолел 5,70, вновь подняв планку на 20 сантиметров, уста­новил мировой рекорд. Прыгалось ему так легко, что ка­залось, сегодня он может взять любую высоту. И он ре­шил пойти на штурм 6 метров. Однако это сделать не удалось — на стадионе «Кристалл Пэлис», где проходили соревнования, стойки оказались слишком коротки, чтобы поднять планку на такую высоту. Конечно жаль, что в тот счастливый для него день Сергей не смог взлететь еще выше. Но, может быть, это даже и к лучшему — ведь если бы он продолжал спор с высотой, то затратил еще много сил и ему пришлось бы пропустить ряд ответствен­ных турниров. Ведь восстановление от таких нагрузок —

дело архисложное.

В том, что это действительно так, Сергей убедился уже через неделю, когда на олимпийском дне в Берлине заработал баранку. Да, погоня за рекордами отняла много сил. И еще одна причина была у этой неудачи. Зная, что до прыжков еще два дня, в первый из них Сергей провел интенсивную тренировку. А когда вернулся со стадиона в гостиницу, узнал о решении организаторов перенести со­ревнования по прыжкам с шестом на день раньше.

Но широкая публика всего этого, конечно, не знала и удивлялась. Увы, вскоре последовало еще одно пора­жение. На крупнейших соревнованиях года «Дружба-84» в Москве Сергей вновь проиграл, правда, не столь обидно, как в Берлине. На сей раз он занял второе место, усту­пив, как и на олимпийском дне, первенство своему това­рищу по команде Константину Волкову. Многоопытный иркутянин, вдохновленный рекордными прыжками Буб-ки, в сезоне 1984 года словно обрел второе дыхание,

проявив характер.

«Причина поражения Бубки дома кроется в его повы­шенном чувстве социальной ответственности — так ска-

81

зала мне кандидат психологических наук Марина Евгень­евна Ермолаева, уже не первый год отвечающая в нашей легкоатлетической сборной за подготовку прыгунов.— Накануне Сережиного выступления в Лужниках мы с ним разговаривали в его номере в гостинице «Спорт». Потом включили телевизор. Как раз шла спортивная часть про­граммы «Время». Сергей с интересом смотрел сюжеты о других соревнованиях «Дружбы-84» и вдруг буквально из­менился в лице, стал хмурым и даже суровым. И виной тому заявление спортивного комментатора Сергея Ческидова. Говоря о программе соревнований на завтра, Ческидов выделил прыжки с шестом, сказав, что все мы, ко­нечно, с нетерпением ждем выступление лидера сборной Сергея Бубки и надеемся на его победу. В эти мгнове­ния на Сережины плечи дополнительным грузом легло бремя ответственности за свое выступление перед стра­ной, перед народом. В эти мгновения у телеэкрана он и проиграл «Дружбу-84».

Нет, он не сдался, не скис. Немного передохнув и проанализировав неудачи, Бубка стал настраиваться на новые победы. Впереди его ждал поединок с Виньероном. Отобрав у Бубки высшее мировое достижение для залов, француз жаждал завладеть и абсолютным мировым ре­кордом. И в очном поединке с Бубкой Виньерону это удалось. Взяв поздним вечером 31 августа на римском «Феро Италико» высоту 5,91, француз почувствовал себя триумфатором. Фото- и кинокорреспонденты тут же окру­жили нового рекордсмена. А в стороне на изумрудном ковре футбольного поля в одиночестве будет лежать экс-рекордсмен и пытаться в невообразимом шуме стадиона настроиться на новую высоту — 5,92.

История легкой атлетики еще не знала случая, чтобы в одних соревнованиях по прыжкам с шестом дважды был улучшен мировой рекорд. Сергей это знает. Но знает он и другое — не взять рекордную высоту нельзя. Когда-то вот также до конца он сражался в лихих мальчишеских играх вместе с друзьями своего детства Славой Малахо­вым, Володей Кондрой, Сашей Ряпиным, Мишей Зайцевым и нередко бывало, что в многочасовых матчах, проводив­шихся с одним условием — до темноты, именно он уже при свете луны забивал решающий гол в ворота сопер-

82

ников. Не уступал Сергей никому из сверстников и даже ребятам постарше ни в беге, ни в гимнастике, ни даже в кулачных боях. И не потому, что был способнее других. Но вот в чем он превосходил соперников, так это в жажде к победе, в стремлении утвердиться во всем, за что бы ни брался.

Что ж, Виньерон вообще-то прав, только заявить об этом ему, конечно, следовало бы не тогда, когда Бубка уже собирался начать разбег, а значительно раньше. Или он решил специально это сделать в последние секунды, чтобы сбить у Сергея настрой? Но если так, то соперник просчитался. Поступок Виньерона только раззадорил Сер­гея. «Ну, дружок, если думаешь, что я перегорю, что дам волю обиде, то ошибаешься»,— сказал себе Сергей. То, что планка поднялась на два сантиметра выше, особой роли не играло: 5,92 или 5,94 — разница микроскопиче­ская. Главное сейчас было обрести оптимальное боевое состояние, представить свой полет.

Пока судьи колдовали над планкой, Сергей отрешенно сидел на секторе, стараясь как бы со стороны увидеть будущий прыжок. О своих ощущениях в эти мгновения Сергей потом напишет в «Советском спорте»: «Я выйду на старт, чуть-чуть постою, потом разбег — стремительный и злой, шест выбросит меня туда — в небо, прямо к звез­дам, планка останется далеко внизу и даже не дрогнет, и, когда я упаду на маты, на стадионе еще мгновение будет тихо, а потом трибуны охнут и по ним прокатится шквал.

Будет именно так, убеждаю я себя. Именно так. Иначе действительно грош мне цена и правы те, кто поспешил после двух подряд неудач — в Берлине и в Москве на «Дружбе-84» — списать меня в архив. Вон даже написали,

83





что, дескать, Бубка пасует в официальных соревнованиях, что он хорош только в турнирах, где нет конкуренции, как будто эта самая конкуренция отсутствовала на чем­пионате мира.

Все. Судья поднимает белый флажок. Значит, пора. В дорогу, в бой, вверх. Спокойно, спокойно... Разбег, так, неплохо... Шест выстреливает меня в небо, все дви­жения выполняю точно и вдруг понимаю: есть! Есть ре­корд! Я кричу от радости еще в воздухе, падаю на маты, стадион молчит, а потом трибуны, словно очнувшись, охают и по ним прокатывается шквал и стрекочут кинока­меры — не одна, их много, а на траве, всеми покинутый, с неверящими, пустыми глазами сидит Виньерон.

Я был экс-рекордсменом десять минут. Он был десять минут рекордсменом. Что дальше?

Француз подходит к судьям. На табло зажигаются цифры: 5,97. Игра продолжается. Предыдущую высоту пропускал он. Теперь пропускаю я. Решил сразу и бес­поворотно: как бы Виньерон ни прыгнул — пойду на шесть метров. Впервые в жизни.

Вообще-то по телу уже разливается спокойствие: все-таки не верю, что Тьерри сегодня еще на что-то способен. Позволяю себе, вопреки неписаному собственному пра­вилу, следить, как он будет прыгать: обычно я за полетами соперников не слежу — это только во вред. Так, первая попытка у него никуда. Вторая то же. И третья. Все.

А я? Есть ли у меня самого еще силы? Настраиваюсь на прыжок, стараясь не думать о том, на какой высоте установлена планка. Прыжок и прыжок, обычное дело. Не получается, волнуюсь. Представляю, как завтра — или уже сегодня? — видеозапись моей рекордной попытки будут по­казывать в программе «Время». Мама будет смотреть и плакать.

Она призналась однажды, что, когда диктор сообщил о моей победе в Хельсинки на чемпионате мира, плака­ла и целовала светящийся экран телевизора...

Разбегаюсь. Отталкиваюсь. Посылаю тело вверх и ока­зываюсь над планкой, но — как же трудно прыгать после рекорда — на мгновение теряюсь и тут же понимаю, что сейчас упаду не на маты, а мимо, на дорожку. Успеваю схватиться за шест, впиваюсь пальцами в фиберглас, об-

84

жигаю руки и все-таки, к счастью, умудряюсь попасть хоть на край ямы, но на маты.