Богатырев Е. Г. Б73 Сергей Бубка.— М.: Физкультура и спорт



бет9/10
Дата23.07.2016
өлшемі1.42 Mb.
#217184
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Преемник?..

  • Гарри Каспаров как-то сказал, что начинает ощущать себя первым шахматистом мира только за границей. Интересно, у вас, Сергей, где больше поклонников — дома или за рубежом?

  • Где больше поклонников, не знаю, хотя, скажем, чехо­словацкие и французские болельщики ведут себя более импуль­сивно, чем наши, и после рекордов мне там приходилось по­долгу отбивать атаки любителей автографов, сувениров. Но все это не столь важно. Хуже другое: судя по письмам, пришед­шим в газету «Известия» после вашей публикации о моих зло­ключениях в гостинице «Спорт», у меня да и у моих товари­щей по сборной появились дома недоброжелатели. Одних воз­мущают наши якобы завышенные требования, других — не­померные (естественно, по слухам) гонорары...

  • Но стоит ли обращать внимание на обывателей?

  • Видите ли, я никогда не относил к разряду обывателей писателей, кинорежиссеров... Недавно смотрел по телевизору диалог между Юрием Власовым и Элемом Климовым. И тот и другой пытались низвергнуть с пьедестала большой спорт и спортсменов, убеждая телезрителей в том, что этот спорт обед­няет души тех, кто посвятил себя ему. Хотел бы я знать, кому был бы интересен сегодня средний литератор Юрий Власов, если бы он не был прославленным силачом?

  • Говорят, эту передачу сильно «порезали»...

  • Думаю, что если бы руководитель Союза кинематогра­фистов СССР Элем Климов был бы в чем-то не согласен с теле­визионщиками, то настоял бы на том, чтобы эту передачу или вообще не показывали, или чем-то дополнили... У меня созда­лось впечатление, что под влиянием выступлений по телеви­дению и в печати, в которых сквозило порой предвзятое отно­шение к ведущим спортсменам, членам сборных команд страны, тем, кто честно делает свое нелегкое дело, кто трудится на тренировках подчас на грани возможного, многие стали отно­ситься к нам как к людям, едва ли не жующим чужой хлеб. Мы, спортсмены сборных команд страны, нахлебниками у обще­ства себя не считаем. Достаточно сказать, что ежегодно сборная

148

страны по легкой атлетике сдает в кассу Госкомспорта СССР примерно миллион долларов. И деньги эти идут вовсе на на по­купку костюмов и маек фирмы «Адидас» для звезд, а на раз­витие всего нашего спорта.



  • Академик Николай Амосов, выступая как-то в концертной студии в Останкине, заметил, что едва ли не главный стимул для тех, кто связал свою жизнь с большим спортом,— стрем­ление выделиться. Вы разделяете эту точку зрения?

  • Нет. Заниматься спортом я начал, как сейчас понимаю, потому, что стремился к физическому совершенству. Потом при­шло желание побеждать. А когда добился побед международ­ного уровня, то понял, что теперь несу ответственность не толь­ко перед товарищами по команде и тренерами, но и перед многомиллионной армией болельщиков. Именно эта ответствен­ность заставляет трудиться на тренировках через «не могу» и поднимать планку мирового рекорда.

  • Теперь, когда ташкентец Радион Гатауллин стал вторым человеком в мире, покорившим высоту 6 метров, у Сергея Бубки, наверное, появился новый стимул?

  • Безусловно!.. Он подлил масла в огонь борьбы за пер­венство, за высоту. Не знаю, как сложится дальше наше сопер­ничество, но я отступать не намерен.

В одной из бесед с Сергеем Загайнов заметил: «Пока у тебя, Сережа, нет соперников кроме высоты, но на­ступит момент, когда они появятся, и тебе надо заранее к этому психологически подготовиться». И вот в олимпий­ском, 1988 году у Бубки появился достойный конкурент — Радион Гатауллин. Имя это давно известно любителям лег­кой атлетики. Еще в 1983 году, когда вчерашний юниор Бубка произвел одну из самых больших сенсаций на чем­пионате мира среди взрослых, Радион Гатауллин победил на первенстве Европы среди юниоров. На его счету и мировой рекорд среди юниоров, и золотая медаль чем­пиона СССР 1986 года, правда, Сергей Бубка в том чем­пионате не участвовал. Результаты Гатауллина росли стре­мительно. Казалось, вот-вот он настигнет прыгуна из До­нецка. Но стоило им сойтись на секторе вместе, как Ра­дион пасовал. В свою силу он выступил лишь на Играх доброй воли, завоевав серебряную медаль, а затем на чем­пионате Европы в Штутгарте сорвался, не выполнив ква­лификационного норматива.

Незадолго до начала чемпионата мира в Риме психолог сборной страны Марина Ермолаева, выделявшая Радиона

149

среди других шестовиков, так охарактеризовала его в журнале «Легкая атлетика»: «Очень честолюбив, горяч, ему еще не хватает выдержки и хладнокровия, но чув­ствуется в нем сильная, незаурядная личность, ясный ум, развитое чувство ответственности и собственного досто­инства».



Сергей несколько раз перечитал эти строки и подумал о том, что психолог и со страниц журнала пытается по­влиять на своего подопечного, вселить в него уверенность. Так или иначе, но к чемпионату мира Радион подошел в хорошем психологическом состоянии и был готов к тому, чтобы поспорить за медаль. И в трудной борьбе (семь спортсменов взяли 5,70!), преодолев гроссмейстерскую высоту 5,80, сумел завоевать «бронзу», что после штут­гартского нуля многими рассматривалось как успех. Мно­гими, но не им. К своему восхождению на пьедестал ми­рового чемпионата он отнесся философски: не в медали дело, а в том, что не стушевался в битве гигантов. Теперь у него за плечами был богатый соревновательный опыт да и солидный личный рекорд, который он довел до 5,90. С этого плацдарма Радион Гатауллин вместе с тренером Валерием Рувимовичем Коганом и начали непосредствен­ную подготовку к Играм в Сеуле.

Опасался ли его Сергей Бубка? Думаю, что до поры до времени нет. Как и когда-то Константин Волков не сразу разглядел в Бубке опасного соперника, так и теперь Сер­гей не ждал особых сюрпризов от Гатауллина. «Горяч, не хватает выдержки и хладнокровия». С этой оценкой соперника Бубка был полностью согласен и потому до лета 1988 года не считал Гатауллина своим потенциаль­ным соперником в борьбе за олимпийское золото. Об этом можно судить по многочисленным интервью Сер­гея, где он заявлял: «У меня один соперник — высота!» Но в один из летних дней 1988 года Гатауллин бро­сил наконец вызов многократному рекордсмену мира. В тот день сильнейшие шестовики страны на ленинград­ском стадионе имени С. М. Кирова оспаривали награды мемориала братьев Знаменских (Бубка за два дня до этого установил новый мировой рекорд — 6,05 в Брати­славе, еще не успел отойти от перегрузок и потому при­сутствовал на соревнованиях в Ленинграде в качестве

150

зрителя). И когда в секторе для прыжков остался один Гатауллин, он предпринял попытку побить новое достиже­ние Бубки. Подгоняемый сильным ветром, Гатауллин не бежал, а летел навстречу планке. И Сергей, с которым мы сидели рядом, успел сказать: «Какая жалость, что в такую летную погоду я сижу на трибуне...» Радион уже был в двух шагах от стоек. Толчок, взлет и под единый вздох трибун «ах»! он взмывает над планкой. Какой запас! Ка­жется, вот он — мировой рекорд. Но это только кажет­ся — в последний момент прыгун задевает животом планку, и она летит вниз.



Смотрю на Сергея и чувствую, что прыжок произвел впечатление и на него... Часа три назад стадион встре­тил появление Бубки на трибуне аплодисментами, а теперь все хлопают Гатауллину. Мы идем вместе с Сергеем к автобусу, и я замечаю на его лице какую-то усталость и отрешенность. «А знаете, почему он сбил планку?..— неожиданно выпалил Сергей.— Потому, что до конца не поверил, что может взять эту высоту!».

До Олимпиады оставалось еще три с лишним меся­ца — срок вполне достаточный, чтобы внести коррективы в подготовку, обрести уверенность в прыжках на пре­дельных высотах. В том, что Гатауллин времени даром не терял, я убедился в середине августа, побывав в Стай­ках под Минском на одном из заключительных сборов нашей олимпийской команды перед выездом в Сеул. На моих глазах Радион без видимых затруднений пре­одолевал планку на отметке 5,90 и даже 6 метров. Бубка готовился по индивидуальному плану дома, в Донецке, и этих прыжков не видел. Хотя, думаю, и до него дохо­дила информация о том, в какой прекрасной форме его товарищ по сборной. Через несколько дней их пути пере­секлись в Западном Берлине на финальных соревнова­ниях «Гран-при». Строго говоря, прыжки с шестом в олим­пийском сезоне не входили в программу этого популяр­ного турнира. Но организаторы, желая привлечь на три­буны как можно больше зрителей, решили провести и состязания шестовиков, предвкушая острое соперничество в этом виде двух советских мастеров. И их расчеты ока­зались верными.

«В центре внимания зрителей, заполнивших до отказа

151


трибуны стадиона,— писала газета «Советский спорт»,— была дуэль двух советских прыгунов с шестом — Сергея Бубки и Радиона Гатауллина. Оба с первой попытки взяли высоту 5 м 80 см. Но 5 м 90 см не сумел преодолеть... Бубка. Гатауллин легко расправился с рубежом 5 м 95 см и решил атаковать мировой рекорд. Попросил судей под­нять планку на отметку 6 м 08 см. В одной из попыток был близок к успеху». Сенсационный характер заметки подчеркивал и заголовок: «Как Бубка... проиграл». Можно было подумать, что раньше он не терпел поражений. Терпел, и еще сколько! И не только в юношеские годы, но будучи уже чемпионом и рекордсменом мира. Об этом если и сообщалось в уважаемой газете, то как бы невзначай в подборке результатов соревнований из-за ру­бежа, набранных нонпарелью (самым мелким газетным шрифтом). А тут вдруг решили уколоть знаменитого спортсмена. Болельщики нередко поддерживают слабей­ших. Что же до журналистов, то они тоже люди и отнюдь не всегда скрывают свои симпатии.

Не прошло и недели, как в «Советском спорте» по­явился олимпийский прогноз кумира Сережиной спор­тивной юности чемпиона трех олимпиад Виктора Са-неева, который предрекал, что в Сеуле с результатом 6 м 05 см победит Радион Гатауллин.

Вот так в течение нескольких дней олимпийские ак­ции ташкентского прыгуна выросли, и выросли значи­тельно.

Кто же он такой — Радион Гатауллин? Самостоятельный, серьезный, вдумчивый человек, в чем я убедился, наблюдая за его тренировками в Стайках. Отношения между Гатауллиным и его тренером Валерием Рувимовичем Коганом строились на полном доверии и взаимопонимании. Собственно, тренер помогал ученику решить лишь одну проблему — как лучше подобрать разбег. Все остальное, судя по всему, не требовало кор­ректировки. После каждого прыжка Радион рассказывал о своих ощущениях, и тренер не переставал хвалить его. Потом я долго беседовал с ассистентом Валерия Руви­мовича, который оказался его младшим братом Игорем (воин-интернационалист, он потерял в Афганистане ногу, но не потерял веру в себя и вовсю осваивает профессию

152

тренера). Я узнал, что наставник Гатауллина обладает редким даром поднимать боевой настрой своего ученика. Валерий Рувимович не раз внушал Радиону: «Это движе­ние ты делаешь лучше всех в мире, а по этому показа­телю тебе тоже нет равных. Стало быть, ты уже созрел для борьбы с Бубкой».



Радион — разносторонний спортсмен. На моих глазах он легко убегал на нестандартной дистанции 60 метров с барьерами от наших олимпийцев-десятиборцев, а по техни­ке, как заметил один из тренеров сборной в этом виде, не уступал и чистым барьеристам. Зимой олимпийского года в полуфинале Кубка страны в беге на 60 метров с барьерами Радион выполнил мастерский норматив, пробе­жав эту дистанцию за 7,8 секунды. А уже на следующий день взял рекордную для зала высоту в своем коронном виде прыжках с шестом — 5 м 90 см. Не раз выполнял он норму мастера и в прыжках в длину. Однажды на всесоюзных юношеских соревнованиях в троеборье Радик, как зовут его друзья и тренер, одержал победу именно за счет абсолютно лучшего результата в этом виде прыж­ков. О том, когда выступал последний раз в прыжках в высоту, Гатауллин не помнит. Зато на тренировках раз за разом преодолевает двухметровую высоту. И прыгает легко, изящно, без видимого труда.

Да, культура движений у него, можно сказать, образ­цовая, чему он обязан третьему из братьев Коганов — Павлу, у которого осваивал школу десятиборья. Навер­ное, Гатауллин и в этом виде добился бы высоких дости­жений, если бы, конечно, не прыжки с шестом. А ведь вошли они в его жизнь случайно: в команде Узбекистана, готовившейся к школьной спартакиаде, не было шестови­ка, а как раз в десятиборье подобралась приличная ком­пания. Стало быть, кого-то из десятиборцев надлежало на время перевести на шест. Выбор пал на Гатауллина, как на самого юного, уступавшего в физической подго­товке другим ребятам. Смущало, правда, что личный ре­корд в этом виде у семиклассника Гатауллина был до­вольно скромным — всего 3,30. Но поскольку выбора у тренеров юношеской сборной республики не было, они по­шли на эксперимент. Павел Коган, специализирующийся в подготовке десятиборцев, передал своего ученика брату

153


Валерию, д йствующему шестовику. И произошло чудо: через три недели после начала их сотрудничества в конце сбора в Донецке Гатауллин берет четырехметровую вы­соту. С тех пор Радик и тренируется у Валерия Руви­мовича.

В 1981 году, по существу, впервые пересеклись пути Гатауллина и Бубки: они вместе выступали на Всесоюзной школьной спартакиаде. Впрочем, Сергей, ставший тогда в Вильнюсе чемпионом с результатом 5,10, особого внима­ния на юного ташкентца не обратил — слишком уж слабо выступил тот: взял всего 4,30, что принесло ему лишь тринадцатое место. Но не будем забывать о рознице в возрасте: Бубка на два года старше Гатауллина, а в юно­шеские годы — это дистанция весьма и весьма солидная. Сказалось, вероятно, и отсутствие опыта у Радика. Во всяком случае, через месяц он сумел прыгнуть розно на полметра выше. В пятнадцать лет Сергей Бубка преодо­лел 4,40, а он, Радион Гатауллин,— 4,80!

В конце того года Гатауллин с тренером отправляются на сбор в Иркутск. Здесь действует школа Волкова, и здесь, конечно, есть чему поучиться. Поначалу именитый тренер смотрел на гостей если не свысока, то, по край­ней мере, спокойно, без особого интереса. Но когда на прикидке Радик с восьми шагов разбега преодолел план­ку на отметке 4,72, обыграв куда более опытных учени­ков Волкова Александра Крупского и Павла Богатырева, правда разбегавшихся с шести шагов, то Юрий Нико­лаевич неожиданно предложил Когану: отдай мне своего ученика — и я гарантирую, что он станет мировым рекорд­сменом. Но Радик не захотел уезжать от родителей, да и к тренеру своему привык.

Волков выслушал аргументы Радика, погрустнел, но за­метил:

— Насильно мил не будешь — это факт. А впрочем, и у тебя, Валерий, должно получиться — присмотрелся я к тебе, ты в нашем деле сечешь. Правда, я быстрее смог бы твоего Радика вывести в люди, но, думаю, и ты не оплошаешь. Запоминай мой прогноз. В будущем году Радик возьмет 5,40, в 83-м — 5,60, в 84-м будет бо­роться за место в олимпийской команде. Желаю удачи! Прощальная речь метра произвела впечатление и на

154


Гатауллина, и на Когана. И они сделали все возможное, чтобы этот прогноз сбылся.

В следующие несколько лет Гатауллин не раз бил юни­орские высшие мировые достижения для залов, а в 85-м на чемпионате страны в Донецке впервые составил конку­ренцию Бубке. Наградой за упорство стала серебряная медаль и мировой рекорд для юниоров — 5,65. Кажется, тогда на него обратил внимание Сергей Бубка. И еще один человек заприметил Радиона — психолог Марина Ермолаева.

«Когда я узнала его и началась наша работа, он был уже рекордсменом мира среди юниоров. В то время он учился на втором курсе медицинского института в Ташкенте. И Радион не просто учился, он любил свою будущую про­фессию, был предан ей, и это, казалось, составляет его мощный моральный тыл»,— отмечала в одной из своих статей Ермолаева.

Удивительно, но факт — Гатауллин умудрялся в тече­ние пяти лет совмещать большой спорт с учебой на очном отделении медицинского института. Когда сборная уезжала на предсезонную подготовку куда-нибудь за границу, Радион оставался дома, тренировался и готовился к сес­сии. И лишь перед Играми в Сеуле он взял академиче­ский отпуск, полностью сосредоточившись на трениров­ках.

— Сергею тяжелее, чем мне: он борется с самим со­бой, а я с соперниками,— сказал мне Радион в Стайках.— В списке лучших результатов сезона у меня вторая по­зиция. Это даже лучше, чем первая. Со второй позиции легче спуртовать, да и к тому же бремя лидерства, ощу­щение, что ты фаворит,— нелегкая ноша. Так что Бубке будет даже сложнее, чем мне, выступать на Олимпиаде. От него все ждут «золота», он лидер... Не хотелось бы мне сейчас быть на его месте...

Однако через несколько дней ситуация стала иной: победив в финале соревнований «Гран-при» Бубку, Гата­уллин вышел из тени нашего знаменитого чемпиона. Более того, стал в представлении иных специалистов фаворитом. О нем заговорили чуть ли не как о преемни­ке Сергея Бубки. Теперь и на плечи Радиона лег допол­нительный груз — груз ответственности...

155

«Хочу на вы идти!»
В тот раз мы поменялись ролями — вопросы задавал Сергей.


  • Насколько я знаю, вы, Евгений Григорьевич, не один год входили в президиум Федерации легкой атлетики СССР. Что это за организация такая загадочная?

  • Интересная формулировка!

  • Для меня, как и, наверное, для многих других спорт­сменов, это, и в самом деле, загадочная организация. Чем она занимается, что решает? Из тех заметок, что публикуются в жур­нале «Легкая атлетика», я этого уяснить не смог.

  • Сказать по правде, и я за то десятилетие, что состою в федерации, так и не понял, зачем она нужна. Ведь прав-то у нее, по существу, никаких. С апреля 1985 года, когда началась в стране демократизация, по существу, ничего не изменилось в деятельности федерации, призванной (в лучшем случае) консуль­тировать работников Управления легкой атлетики Госкомспорта СССР. Правда, те «спихнули» на федерацию всю массовку, дескать, вот перед вами огромное поле деятельности, попробуйте его «вспахать», а мы посмотрим, что из этого получится.

Что ж! Мы попытались сдвинуть дело с мертвой точки, создав «Целевую комплексную программу развития легкоатлетического спорта в стране на 1986—1990 годы и период до 2000 года». Но на ее осуществление у Госкомспорта СССР денег, увы, не нашлось. Стоит ли удивляться, что основные позиции этой про­граммы так и остались на бумаге.

  • Но, вероятно, вам были даны некоторые права по развитию большого спорта?

  • Увы... Главный тренерский совет существовал вне федера­ции, и широкая общественность не могла влиять на моральный климат сборной. Как вам известно, руководители главной команды страны в 1988 году дисквалифицировали ряд спортсменов за применение анаболиков, однако их имена так и остались для общественности неизвестными, и потому воспитательное значе­ние этого решения не столь эффективно. А ведь в действовавшем тогда положении о федерации было прямо записано, что федера­ция имеет право в необходимых случаях применять меры общест-

156

венного воздействия, (в том числе снятие с соревнований, аннули­рование результатов, дисквалификация спортсменов). Но и этим — одним из немногих прав — федерация не воспользовалась. Функ­ционеры не раз давали понять, что, дескать, приказы о дисква­лификации носят закрытый характер. А на вопрос, почему в период гласности делаются секреты из того, что секретом не должно являться, я ответа так и не получил.



  • На вашем месте я бы в таком случае вышел из федерации.

  • Я тоже думал об этом, но руководство Госкомспорта СССР пообещало расширить наши права...

И вот все мы наконец дождались перемен — бесправная федерация, как говорится, приказала долго жить. В 1989 году впервые в практике советского физкультурного движения создан общественно-государственный орган, который и будет руководить развитием легкоатлетического спорта в стране. У новой федерации куда больше прав и обязанностей, свой счет в банке, свои штаты, но главное — самостоятельность в решении многих проблем.

— Что ж, будем надеяться, что деятельность новой федерации


окажется куда эффективней той, старой, бесправной...

Олимпийский, 1988 год начался для Сергея с печаль­ного события: умерла бабушка Екатерина Григорьевна, один из самых близких ему людей. Вместе с Василием и с другими родственниками Сергей проводил ее в послед­ний путь. Как хотелось тогда побыть одному, побродить по улицам своего детства. Но, увы, он уже давно не при­надлежит себе и не распоряжается собой. Бубку хотят ви­деть везде — ив Америке, и в Африке, и в Азии, и в Авст­ралии. Вот и теперь его ждут в Японии — хочешь не хочешь лети. Он бы и полетел, да погода закапризничала: низкая облачность, беспрерывный снег. Так и просидел весь день и всю ночь в аэропорту — наедине со своими мыслями. А когда распогодилось, то выяснилось, что на самолет Москва — Токио он не успевает. В Стране восходящего солнца он собирался предпринять очередную попытку побить ми­ровой рекорд. Но судьба распорядилась иначе.

«А может быть, это к лучшему? — думал Сергей, возвращаясь ранним утром домой из аэропорта.— Как-никак впереди Олимпиада. Надо копить энергию, набирать­ся сил, чтобы именно к выступлению в Сеуле подойти в лучшей форме. Не удастся создать приличный запас проч­ности — можно и проиграть».

Тревога исподволь, незаметно проникала в подсознание

157

и когда он перечитывал книги своих великих предшест­венников, стараясь извлечь уроки из их ошибок и заблуж­дений.



Он хорошо помнил историю выступления «разобран­ного» Валерия Брумеля на Олимпиаде в Токио, рассказан­ную в его книге «Высота», выпущенной издательством «Мо­лодая гвардия» в 1971 году в серии «Спорт и личность». И тем не менее вновь и вновь перечитывал главу «В погоне за рекордом», где шла речь об этом испытании.

«1964 год начался и почти весь прошел в этой изнури-т ельной гонке»,— вспоминал Брумель.— То есть после уста­новления своего очередного мирового рекорда 228 санти­метров я начал неистовый штурм высоты 2 метра 29 сан­тиметров.

В Риге взял только 223... 229 сбил. В Цюрихе — 224 сантиметра... 229 опять неудача. В Лос-Анджелесе на очередном матче США — СССР я подошел к этому рубежу очень близко... Подвела гаревая дорожка...

Прыгать мне пришлось, что называется, на «пахоте». То есть грунт, положенный за два дня до соревнований, еще не успел улежаться и буквально летел у меня из-под шиповок...

В Лос-Анджелесе я взял всего 2 метра 23 сантиметра. Недели через две после этих соревнований уже в Киеве на стадионе «Динамо» я снова вышел в прыжковый сектор... Опять только 2,24.

На этом моя «погоня» прекратилась. Я вдруг почувст­вовал страшную усталость и апатию. Ничего не хотелось. Ни разбегаться, ни отталкиваться, вообще думать о каких-либо прыжках... А прыгать надо было... Предстояло первен­ство Советского Союза.

Я проиграл его. Проиграл Роберту Шавлакадзе по попыткам с результатом 217 сантиметров.

В погоне за новым мировым рекордом я как-то совсем не заметил, что подошли Олимпийские игры в Токио. Имен­но к этим ответственнейшим соревнованиям я и начал выдыхаться.

За месяц до Токио я опять проиграл Роберту. Теперь уже самый последний старт перед играми, и с еще мень­шим результатом — 2,15. Это был один из самых сложных

158


моих периодов. Я попал в резкую полосу спада, а на меня все еще по инерции (люди судили по прошедшему лету — четыре штурма 2,29) смотрели как на бесспорного фаво­рита на предстоящей Олимпиаде. Лишь немногие знали о моем истинном состоянии. От этого я нервничал и еще больше утомлялся. На меня словно повесили гирю не­посильной тяжести. Мне с ней трудно было ходить, а с нею, оказывается, еще предстояло и прыгать.

Приехал в Токио. На первой тренировке (за две не­дели до начала Игр) шел дождь, погода была неприят­ной — я еле-еле преодолел два метра. Это был предел моего «разобранного» состояния. Ничего не чувствовал. Ни техники, ни грунта, будто только на свет народился...».

Читая эти строки, а потом и те, где рассказывалось о драматических перипетиях борьбы прыгунов в высоту на То­кийской олимпиаде, Сергей думал о том, как избежать ошибок Брумеля, растратившего свою нервную энергию задолго до Олимпиады. Может быть, поберечь силы?.. Но Петров придерживался другой точки зрения: надо пахать и пахать — лишь этот путь ведет к победе. Другое дело — стратегия выступлений. Чем ближе к Олимпийским иг­рам в Сеуле, тем реже надо выходить на старт, а если и выступать, то только чтобы проверить, правильно ли они все делают.

В начале июня после непродолжительного сбора в Братиславе, где спортивные организации создают условия для тренировок лучше, чем в его родном Донецке, Бубка, в который уже раз, отблагодарил гостеприимных хозяев выдающимся результатом.

Владимир Кучмий, обозреватель газеты «Советский спорт» по конькам и велоспорту, впервые попавший на выступление Бубки за рубежом, был потрясен необычайной популярностью Сергея в братской стране.

«В чужом городе его узнают всюду, и всюду за ним тянется восторженная свита,— писал Кучмий.— На днях зашел в магазин «Советская книга»—следом ввалилась толпа, потянулись руки за автографами, кто-то зааплоди­ровал, кто-то кричал: «Браво!» Продавщица от изумления застыла у прилавка...

Стоит ли- удивляться тому, что в день выступления любимца братиславцев стадион «Интер» был похож на

159


осажденную крепость. В театр ходят на любимого актера. Братислава пришла смотреть театр Сергея Бубки».

Как это бывало не раз, Сергей расчехлил свой шест, когда другие прыгуны уже завершили спор между собой. Свою первую высоту — а начал соревнования он, как всегда, с 5,70 — Сергей взял с таким запасом, что ста­дион ахнул. Какой же у Бубки потолок! Впрочем, точного ответа на этот вопрос не знает никто, включая его самого. Петров не раз говорил, что Сергей способен совершить прыжок на 6,30, но все видели, как на Играх доброй воли в Москве он взлетел еще выше. Быть может, когда-нибудь настанет время, когда с помощью лазера будут фиксиро­вать фактическую высоту, которую каждый раз преодоле­вает спортсмен, перелетая через планку. Если это произой­дет во времена Бубки, то и в этом случае он даст фору всем остальным.

5,80 он берет так же уверенно, как и первую высоту, и просит поднять планку еще на 25 сантиментов, что на два сантиметра выше его же мирового рекорда, установлен­ного год назад в Праге. О том, что произошло дальше, свидетельствует мой коллега из «Советского спорта».

«Стадион затаил дыхание, и в наступившей вдруг не­правдоподобной тишине, казалось, слышится биение 25 тысяч зрительских сердец. Что творилось потом, когда он перелетел через планку и опустился, победно вскинув руки, описать трудно. Трибуны взорвались, словно пороховая бочка, фоторепортеры, сметая заслоны, бросились к прыжковому сектору, судьи приостановили забеги на до­рожке. «Браво, Сергей, браво!» — стоя скандировал ста­дион. И уступая воле преданной ему публики, он в послед­ний, четвертый раз вышел в сектор — один на один с планкой, поднятой на высоте 6 м 10 см.

Высота не покорилась. Но мне кажется, это была первая репетиция будущего рекордного полета».

Потом прыжок Сергея не раз показывали по телевиде­нию, и я заметил, что такого запаса, как два года назад в Москве, уже не было. Что ж, видно, и в самом деле, бережет человек энергию. Ведь впереди Олимпиада!

Но когда 10 июля пришло сообщение из Ниццы об очередном, восемнадцатом по счету, мировом рекорде (с учетом и достижений в зале) Бубки — 6,06, я заволно-

160


вался: зачем нужна эта гонка за рекордами? Если так пойдет дело дальше, его может не хватить на Игры в Сеуле. При первом же удобном случае поделился этими мыслями с Сергеем, и он мои волнения как будто бы развеял.

— И к соревнованиям в Братиславе, и к выступлению в Ницце я специально не готовился, рассматривая их как один из этапов на пути к главным стартам — олимпийским. Мысль о рекордах возникала каждый раз по ходу сорев­нований, когда хорошо брал одну высоту за другой. Навер­ное, будь на моем месте рационалист, прагматик, он бы ограничился победой. А для меня этого мало — мне ста­новится по-настоящему интересно выступать лишь тогда, когда планка поднимается чуть выше, чем рекордная вы­сота, и ничего с собой поделать не могу.

Рудольф Максимович Загайнов убеждал, что для Сер­гея, как и для некоторых других великих атлетов, стрес­совое состояние (а он переживает его каждый раз при по­пытке установить мировой рекорд) стало насущной потреб­ностью... Энергия требует выхода. И если чемпиону не удается ее выплеснуть в спорте, то он может совершить «выброс» в какой-то другой сфере.

Не берусь предсказывать, что ждет Сергея после ухода из спорта и где он будет искать выхода для своей энергии. Но пока он находит удовлетворение в рекордах. Так что не будем судить его строго за то, что в преддверии Олим­пиады не сумел он встать на горло собственной песне — не удержался от штурма рекордов. Если бы это произошло, то Бубка, наверное, не был бы Бубкой — тем неукротимым бойцом, тем максималистом, которого мы знаем и любим. Как не был бы духовный наставник Сергея Владимир Высоцкий — Высоцким, если бы поберег себя, если бы каж­дый раз на сцене и на эстраде столь щедро не растра­чивал себя. Как не был бы Василий Шукшин — Шукшиным, если бы перестал быть бунтарем и смирился с той неправ­дой, которая царила в нашей жизни. Как не был бы киев­ский князь Святослав — его любимый исторический персо­наж — Святославом, если бы не крикнул: «Хочу на вы идти!»

Писатель Карем Раш, в прошлом тренер по фехтова­нию, как-то подметил, что «Хочу на вы идти!» — формула

161


неудержимости, за ее простотой и «поднятым забралом» великая мудрость прямодушия, недостижимая для прагма­тиков и хитрецов».

Этот девиз стал и девизом Сергея.

Олимпиада приближалась стремительно. Из разных то­чек планеты шли сообщения о высоких и очень высоких результатах. А Сергей всю вторую половину июля и почти весь август оставался дома и напряженно тренировался. Переживал за брата, который показал на Кубке СССР тре­тий результат сезона в мире — 5,86, но не попал в коман­ду. Предпочтение было отдано Григорию Егорову — более молодому и более перспективному, по мнению руководи­телей сборной, прыгуну, установившему на чемпионате страны в Таллинне личный рекорд — 5,85. Но Сергей от­четливо видел, наблюдая за соревнованиями по телевизо­ру, что были грубо нарушены правила соревнований: по сектору разгуливал Игорь Иванович Никонов, после каж­дой попытки корректируя действия своего подопечного по сборной Егорова, за что спортсмена полагается дисквали­фицировать. А судья не сделал тренеру даже замечания, видно не желая связываться с тренером сборной.

Василию Бубке весной оперировали ахиллово сухожи­лие, и к чемпионату страны, проводившемуся у прыгунов, кстати, задолго до Олимпиады, он в полной мере восста­новиться не сумел. Но Василий не из тех, кто при неуда­чах вешает нос. Неистовый трудяга — на тренировках он вкалывает даже больше Сергея, понимая, что лишь за счет усердия может приблизиться к достижениям младшего брата,— Василий сумел все же обрести боевую форму и на следующих после чемпионата Союза соревнованиях вы­полнил олимпийский норматив. Однако его упорство оце­нено не было. Как и прыгуна в высоту Сергея Мальченко, серебряного призера чемпионата СССР, обладателя второ­го результата сезона в мире (2,38), Василия Бубку в Сеул не взяли. Им объяснили, что они справились с нормативом позже установленного срока, а это равнозначно тому, что они вовсе с ним не справились.

Хотелось повести об этом разговор на заседании Феде­рации легкой атлетики СССР. Но впервые за многие годы — в расцвет демократизации общества — вопрос о составе олимпийской команды не был вынесен на обсуждение.

162


Впрочем, -даже если бы мы и заслушали сообщение стар­ших тренеров по группам видов, то вряд ли бы смогли настоять на своем. Ведь признал же спустя несколько месяцев после Олимпиады со страниц «Советского спорта» председатель Федерации легкой атлетики СССР Леонид Сергеевич Хоменков, что отсутствие самостоятельности мешает общественности за что-либо браться всерьез. «Мы еще не преодолели издержек времени застоя, когда феде­рации служили своего рода прикрытием командно-админи­стративных методов ведения спортивной политики. Перед нами ставились ответственные задачи, на нас возлагались обязанности, но федерация была лишена прав — реальных, а не декларированных».

Несправедливость по отношению к брату, конечно, не оставляла в покое и Сергея. И в одном из интервью он прямо сказал, что считает систему отбора в олимпийскую команду не вполне совершенной — слишком уж задолго до выступлений в Сеуле было окончательно решено, кто едет туда, а кто нет. В связи с этим в разгар лета легкоатле­тический сезон у нас в стране, по существу, завершился. Соревнования, конечно, проводились, но для большинства тех, кто не попал в сборную, они были фактически лишены смысла. Сказал Сергей и о том, что в Сеуле ему будет не хватать на секторе брата. Но его не услышали. А может, просто посчитали, что отстаивает Сергей родственные ин­тересы. Одним словом, поехал он в Сеул один.

Да, в секторе он был один. Ибо Гатауллин — главный соперник, какие с ним разговоры? А на отношения с Его­ровым наложила отпечаток история, связанная с братом. В Сеул он прилетел раньше, чем планировалось,— 20 сентября, с первым рейсом легкоатлетов. Во Владиво­стоке, где проходил последний сбор перед Олимпиадой, оставаться больше было невмоготу. На стадионе, в столо­вой, в гостинице — кругом одни разговоры о предстоящем испытании. И даже те, кто сдерживает себя, взволнованы. А эмоции требуют выхода. Происходит то один, то другой инцидент. Нет, оставаться здесь было уже нельзя. И вопре­ки желанию своего тренера Сергей отправился в Сеул досрочно. На следующий день после приезда он попал на одну-единственную официальную тренировку шестовиков на главной олимпийской арене Олимпиады. Опробование

163


сектора — вещь немаловажная, тем более на незнакомом стадионе. Понравилось все, кроме одного: на стадионе гулял сильный ветер. Как-то будет во время соревнований? Этот вопрос тревожил, но Сергей старался отогнать тре­вогу.

Праздничная атмосфера олимпийской столицы, посто­янное общение с товарищами «по оружию», с нашими и зарубежными олимпийцами, «боление» (пусть не на стади­оне, а у экрана телевизора) — все это отнимало немало энергии, эмоций. Как и миллионы болельщиков во всем мире, Сергей был потрясен финишем в бассейне Влади­мира Сальникова, отдавшего победе все, что только может отдать человек. Были и огорчения: болел за гимнаста Дмитрия Билозерчева, но в борьбе за абсолютное первен­ство удача отвернулась от него. Это была Олимпиада кру­шений фаворитов. Один за другим досрочно уходили со сцены такие звезды, как бегуны на средние дистанции англичанин Стив Крэм и марокканец Сайд Ауита, наша Надежда Олизаренко и норвежка Грета Вайтц, неподража­емый американский бегун на 400 метров с барьерами Эдвин Мозес и наш высотник Игорь Паклин. И это, естест­венно, тоже не прошло мимо внимания Сергея.

Чем ближе час испытаний, тем тревожнее становилось на душе. И вдруг — телеграмма. Как-то непривычно читать русские слова, написанные английскими буквами. Но фами­лию автора Сергей разобрал сразу: «Загайнов!» А потом прочитал самое главное: «Уверен в победе». Слова психо­лога приободрили, помогли обрести душевное равновесие. И еще одно приятное событие случилось в те дни. Друг Сергея Геннадий Авдеенко и сосед по квартире в олимпийской деревне, несколько лет после удачи в Хель­синки на чемпионате мира находившийся в тени, снова испытал радость победы — на этот раз олимпийской. Сергей подумал, что победа Авдеенко — хорошее пред­знаменование. Пять лет назад они поочередно, сначала Геннадий, а потом Сергей, поднимались на высшую ступень пьедестала почета мирового первенства. Так почему бы по­добной ситуации не повториться вновь?

...Пятнадцать шестовиков по итогам квалификационных соревнований были допущены к борьбе за медали. Среди них было немало добрых знакомых. Французы Тьерри

164

Виньерон, Филипп Колле и Филипп Д'Анкосс, американцы Билли Олсон и Эрл Бэлл, поляки Мариан Коляса и Миро­слав Хмара, Зденек Любенский из Чехословакии, да и остальные участники основных соревнований шестовиков Сеульской олимпиады не раз выходили в прыжковый сектор и раньше вместе с Бубкой.



Первым вступил в борьбу Д'Анкосс, начавший выступле­ние на детской, по нынешним временам, высоте — 5,10, которую без труда взял. Но этого прыжка, как и последую­щих прыжков других участников на начальных высотах, Сергей не видел. Он лежал между скамейками среди спор­тивных сумок участников, не привлекая внимания зрителей. Операторы телевидения сумели все-таки отыскать его и время от времени на экранах появлялось безучастное ко всему лицо Сергея с закрытыми глазами. Обычно эта картинка, как говорят телевизионщики, появлялась следом за видеоповтором того или иного прыжка. Ничего не скажешь, эффектный монтаж. Монтаж с подтекстом, дес­кать, вы соревнуйтесь между собой, ребята, мне нет ни­какого дела до вашего выяснения отношений! А вот когда вы напрыгаетесь, в дело вступлю я. Можно было вполне предположить, что Сергей размышляет именно так,— ведь сколько раз он вступал в борьбу, когда его соперники зачехляли шесты. Но это была Олимпиада — соревнова­ние, не имеющее аналогов. И на его плечи — лидера сбор­ной, лучшего спортсмена мира последнего четырехлетия — тяжелой ношей легла необычайная ответственность. Не мог он проиграть, не имел права.

Вместе с дежурной бригадой главной редакции спор­тивных программ Центрального телевидения я следил в Останкине за тем, как развивались события на главной олимпийской арене. Впрочем, коллег с телевидения в эти минуты больше волновало отсутствие «картинки» с баскет­бола, где наши сражались с американцами. Несмотря на ночное время (ночь была у нас, в Сеуле же вовсю пригре­вало солнышко), каждые несколько минут раздавался зво­нок из Литвы: самые нетерпеливые болельщики расспра­шивали о ходе матча, но оперативный дежурный мог сообщить только счет. Но вот где-то там «за пределами Союза» что-то поправили и на одном из мониторов мы увидели Сабониса, хозяйничавшего под своим щитом.

165

Через минуту к нам в комнату сбежались все, кто был свободен. О, какое это было пиршество страстей!



А на другом мониторе события развивались довольно академично. Перед каждой попыткой прыгуны подолгу расхаживали по сектору, передвигая поудобнее стойки, не­торопливо настраиваясь на прыжок... Вот к прыжку на вы­соте 5,40 готовится американец в очках. Ба, да это старый знакомый Эрл Бэлл! Секундомер отсчитывает секунду за секундой, а Бэлл все чего-то пережидает — так можно и просрочить время. Ах, вот оно в чем дело! Флаг в руке судьи трепещет, того и гляди улетит. Ветер, встречный ве­тер,— это шестнадцатый соперник, и какой соперник! Но ничего не поделаешь. Надо прыгать... Разбег, прыжок... «Есть!».

Эрл Бэлл... Тот самый, который в 86-м до конца сра­жался в Лужниках на Играх доброй воли и, несмотря на со­лидный для прыгуна возраст, составил достойную конку­ренцию нашим молодым шестовикам. Такое впечатление, что выступает он целую вечность. Когда же я впервые уви­дел его? Нет, так сразу не припомнишь. Заглядываю в спра­вочник и столбенею: оказывается, Бэлл дебютировал на Олимпийских играх в Монреале в 1976 году, на одной из тех Олимпиад, где мне довелось побывать. Как же там вы­ступил Бэлл? Не слишком удачно — шестое место со скромным даже по тем временам результатом 5,25, осо­бенно если учесть, что за два месяца до Игр он установил мировой рекорд — 5,67. Вот что значит бить мировые ре­корды в олимпийский год!

И еще одна драма рекордсмена-олимпийца. Америка­нец Харри Рейнольде, установивший незадолго до Игр фе­номенальный мировой рекорд в беге на 400 м, терпит обидное поражение, проигрывая юниору Стиву Льюису, третьему номеру американской команды.

А вот в баскетболе американцы проигрывают нашим 76:82. Мы, несколько журналистов, собравшихся в комнате оперативного дежурного, первыми в Москве узнавшие о победе советской сборной (в эфир видеозапись баскетбола и легкой атлетики пойдет через несколько часов), поздрав­ляем друг друга, и второй монитор переключается на лег­кую атлетику. Теперь все внимание к прыжкам с шестом. Первым из наших появляется в секторе Григорий Его-

166

ров и лихо берет 5,50 — чуть ли не с полуметровым запа­сом. Молодец!



Планка поднимается на отметку 5,60, На табло зажига­ется фамилия «Бубка». Но нашего спортсмена почему-то в секторе нет. Что же случилось?.. Наконец показывают Сергея, что-то объясняющего судьям. Он жестикулирует, крутя одну ладонь вокруг другой: замена... Так, значит, меняет начальную высоту. 5,60 ему показалось мало. А мо­жет, просто решил поберечь силы для более солидных высот, тем более что ветер все усиливается и, значит, при­дется преодолевать дополнительно сопротивление возду­ха, затрачивая больше сил, чем обычно.

Вместо Бубки в секторе появляется Виньерон и непри­нужденно берет высоту. Спрыгнув с поролоновой ямы для приземления, он вскидывает вверх руку и кому-то грозит кулаком. Следом за Виньероном на дорожку разбега вы­ходит венгр Иштван Бадьюла и в стиле Бубки с солидным запасом преодолевает планку, устанавливая личный ре­корд. Если он так будет прыгать и дальше, то сможет по­спорить и за медаль. Не везет давнему приятелю Сергея поляку Мирославу Хмаре, начавшему соревнования на этой высоте. Он взлетает над планкой, но в последний момент задевает ее, и она не удерживается на стойках. А вот Фи­липпу Колле удача улыбнулась — планка попрыгала-попры­гала и успокоилась. Колле взметает руки к небу — вот он

миг счастья!

Легко расправляется с высотой Бэлл, а Олсон отталки­вает в полете планку рукой, и она падает. Как и Зденек Любенский из Чехословакии, во второй попытке он проле­тает под планкой. Неудачна и третья. Олсон, имеющий луч­ший результат в зале 5,93, не справляется с давным-давно освоенной высотой. Нервы? Не только. Ветер... С Сергеем в этот день он тоже сыграл злую шутку.

Бубка начал выступление на высоте 5,70. Вот он стоит в конце дорожки для разбега, настраивается и пережидает, пока успокоится ветер. Наконец пошел. Сделал несколько шагов и остановился. Что это — неуверенность? Тогда об этом можно было только догадываться. По возвращении домой Сергей внес ясность: когда он начал разбег, кто-то из судей пересек ему дорогу. Досадно!

Сергей вновь настраивается на прыжок, но секунды бе-

167

гут, а ветер не утихает. Вот-вот истечет время, отведенное на попытку. Ничего не поделаешь, приходится начинать разбег в неблагоприятных условиях... Какая досада! Пры­гун «ныряет» под планку.



Очередь Гатауллина. Он тоже долго настраивается, вид­но ждет, пока стихнут порывы ветра, и, улучив момент, начинает разбег... Какой прыжок! Техничный, красивый — как на тренировке в Стайках. Радион выходит в лидеры. А Егорова, как и Колле, в первой попытке постигает не­удача, зато во второй и тот и другой берут высоту с запа­сом.

Когда Бубка вышел на вторую попытку, затихший было ветер поднялся с новой силой. Долго стоит Сергей, долго ждет летной погоды, но вновь, так и не дождавшись, устре­мляется вперед. Кажется, порядок. Однако планка подпры­гивает на стойках. Сергей уже из ямы гипнотизирует ее взглядом, просит ее, умоляет — не упади! И она, словно услышав эту мольбу, наконец замирает.

— Если он так будет прыгать и дальше, то проиграет Гатауллину,— замечает ведущий режиссер спортивных пе­редач нашего телевидения Ян Садеков, заглянувший на ми­нутку в нашу комнату. А находящийся здесь же оператор Михаил Савин, болельщик с 30-летним стажем, более ка­тегоричен: «Перегорел Бубка, не выдержал конкуренцию с Гатауллиным. Я думаю, что назревает сенсация».

На высоте 5,75 сходят Белл, Колле и Виньерон... Осо­бенно обидно за Тьерри, использовавшего на этой высо­те лишь одну попытку. Травма! По затраченным попыт­кам лучшая позиция у Белла — он претендует на третье место.

5,80 Егоров преодолевает с большим запасом, но план­ка подпрыгивает и, к счастью, остается на месте. Гатаул-лин и Бубка эту высоту пропускают.

Пятый час идет битва гигантов шеста, но главные собы­тия впереди...

Когда планку подняли еще на пять сантиметров, в сек­торе появился Гатауллин. И ему тоже мешает ветер. И он ждет затишья. Но время истекает, надо прыгать. Видно, что нервничает — ведь от этой попытки так много зависит... Нет!

Бубка высоту пропускает.

168

Снова неудача у Гатауллина. Настраивается на третий прыжок.



Бубка разминается, делает стойку на руках. Наконец Гатауллин поймал ветер. Есть! Высота взята чисто. Но, видно, сил отдано немало. Сел на скамейку и что-то нервно объясняет Егорову. Может быть, разговор о ветре? 5,90!

Гатауллин снова пропускает высоту. А вскоре, не взяв 5,95, закончит соревнования.

Очередь прыгать Бубке. Снова долгая процедура на­строя. Наконец Сергей начинает разбег, но затем отсту­пает назад. Вновь разбегается. Эх, неудача!.. А Егоров и вовсе проходит под планкой.

Двое приятелей Сергея Зденек Любенский и Мирослав Хмара пытаются отвлечь его от грустных мыслей, расска­зывают что-то веселое.

Гатауллин секундирует Егорову—успокаивает, что-то объясняет.

Вторая попытка. Прыжок у Егорова не удается. Бубка пролетает под планкой.

Если окажется неудачным и третий прыжок, то Бубка — без медали! Но разве это справедливо! Все знают, что сильнейший здесь именно он. Правда, нельзя победить раз и навсегда. Каждый раз надо доказывать, что ты самый сильный.

И в третий раз Егорову не удается взять рекордную для себя высоту.

Бубка выходит на дорожку разбега и с ходу безо вся­кого настроя устремляется вперед. Неужели он потерял контроль над собой?.. Первое, что пришло в голову. Но уже по тому, как он бежал — зло, мощно, стало ясно, что Сергей вкладывает в эту попытку все.

«Хочу на вы идти!» Сейчас это был его девиз, его бое­вой клич.

То был неудержимый порыв. И высота покорилась! Он понял это еще в полете и закричал от радости... Победа! Такая желанная, такая выстраданная! Что ни говорите, а все-таки есть на земле справедливость!



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет