3
Во время учебы в колледже я на полставки работала секретарем отделения в большой католической больнице, что находилась недалеко от кампуса Университета Иллинойса. Как правило, секретарям отделения не приходится заниматься грязной работой. Они выполняют то, что им положено: свои секретарские обязанности. Обычно я работала на этаже терапии. Какое-то время пришлось потрудиться и в родильном отделении. Это было круто.
Благодаря этой работе я дошла до диплома и усвоила дна важных урока. Первое — мне не очень понравилась должность секретарши. Люди имеют склонность выпендриваться перед ними, словно те ничего не знают, тогда как обычно хороший секретарь в курсе всего, по крайней мере самого важного. Урок номер два: я ни за что и никогда не буду медсестрой. Поймите меня правильно: мне нравятся медсестры. Я их уважаю, ценю их труд, но просто не желаю быть одной из них. Кровь, испражнения, рвота, мокрота, необходимость лицезреть людские интимные органы, которые, как правило, далеки от привлекательности, и совать всякие трубки в отверстия на теле, когда вокруг полно всевозможной заразы и гадости,— нет, это не для меня.
Так я размышляла, вспоминала опыт, приобретенный за годы учебы, когда держала голову уже шестой женщины, в последнее мгновение испытавшей неукротимую потребность вывернуть свои внутренности наизнанку в сосуд, очень похожий на ночной горшок прямо из «Оливера Твиста». Тьфу!
За десять лет после окончания колледжа я изменила мнение о многих вещах, но только не об этом. Я не создана для роли медсестры, и точка.
Приступ закончился, я вытерла женщине лицо и только тогда с удивлением отметила, что испарина и болезненный цвет лица не позволили мне сразу разглядеть совсем юную девушку, вообще подростка.
— Лучше? — ласково спросила я.
— Да, миледи.— Ее голос звучал еле слышно, но губы затрепетали в улыбке.— У вас такая приятная прохладная рука.
Я помогла ей вновь опуститься на подушку и убрала волосы со взмокшего лба.
— Благословите меня, миледи.
У меня сердце защемило от этой просьбы. Так происходило каждый раз, когда кто-нибудь из больных просил моего благословения.
Не знаю, в который раз за этот день я опустила голову, закрыла глаза и произнесла молитву:
— Эпона, прошу тебя, помоги этой девочке, успокой ее.— После чего я открыла глаза, улыбнулась и пообещала, наверное, уже в тысячный раз: — Подойду к тебе позже, чтобы узнать, как дела.
Еле переставляя ноги, я побрела к кувшинам, в которых благодаря помощницам Каролана не иссякала чистая горячая вода. Я протянула руки, и одна из них полила на них, а вторая накапала мыло из бутылочки в мои ладони, сложенные лодочкой. Намыливая руки, я заметила, как Каролан осматривает всех больных, двигаясь от одной лежанки к другой уверенно и не торопясь. Казалось, он неистощим.
Я вытерла руки и потратила минутку, чтобы потянуться, покрутить головой из стороны в сторону, размять затекшую шею. Проклятье, плечи ныли невыносимо.
Меня окликнул чей-то слабый голосок. Я машинально ответила:
— Сейчас подойду,— но не могла сделать ни шагу.
В животе заурчало, и я попыталась вспомнить, как давно помощники Каролана приносили нам еду, чтобы подкрепиться,— сыр, хлеб, холодное мясо. Сыр был вырезан в виде сердечек, и мы с лекарем посмеялись над проделками Аланны.
Теперь меня удивляло, как вообще я могла тогда смеяться. Я была измучена, обессилена — и не только физически. Меня переполняли чувства. Я находилась в лазарете, старалась утешить серьезно больных людей. Кто я такая? Учитель английского из Оклахомы. А они мне верили. Даже просили благословения.
Рассказывать им истории — согласна. Читать им стихи — всегда пожалуйста. Даже объяснять символизм самых туманных и непонятных стихов Кольриджа — не возражаю.
Но исполнять роль богини или жрицы — нет уж, увольте.
Я чувствовала себя беспомощной, ни на что не годной, была близка к слезам, что для меня совершенно нехарактерно.
— Богиня,— едва слышно позвал меня кто-то из дальнего угла комнаты.
— Миледи, — услышала я голос Тэйры из той части лазарета, где мы собрали больных средней тяжести.
— Леди Рианнон,— произнес еще один голос, детский, из отсека для самых тяжелых больных.
Я приосанилась, запихнула выбившиеся пряди обратно в хвостик, стянутый на затылке, и попыталась собраться с силами как в прямом, так и в переносном смысле. Это было ужасно. Я словно находилась в классе, среди больных подростков, умолявших меня помочь им решить целую страницу сложных алгебраических уравнений. Но я ни черта не смыслю в дурацкой алгебре.
Я медленно двинулась на голос, к самым тяжелым больным, и поняла, как именно обстоит дело. Эти страдальцы были моими учениками.
«Нужно перестать жалеть себя и просто выполнять долг. Пусть мне не нравится роль медсестры. Главное то, что я не могу подхватить эту ужасную болезнь».
Здесь лежали больные. Я несла за них ответственность. In loco parentis53 — больше чем абстрактный термин, особенно здесь, в запредельных мирах. Мне нужно было с этим смириться, перестать ныть и продолжать делать свое дело.
Вообще-то один светлый момент служил мне наградой. Я была абсолютно уверена в том, что в этом мире, в качестве ставленницы Богини, я принесла гораздо больше пользы, чем в Оклахоме, когда была учителем. Да и как могло быть иначе? Это можно было расценивать как своего рода продвижение по службе. Все-таки лучше, чем «уйти на повышение» в школьную администрацию.
— Что такое, милая? — Я взяла графин с водой с ближайшей тумбочки и помогла ребенку сделать глоточек.
Ее лицо, шею и руки покрывали жуткие гнойные волдыри. Когда девочка приоткрыла потрескавшиеся губы и попыталась напиться, я увидела, что и язык у нее весь в красных болячках. Вода пролилась на подбородок, я промокнула его краем простыни.
— Наверное, чудесно скакать верхом на Эпоне? — Юный голосок хрипел, как у заядлой курильщицы.
— Да, милая.— Я тщательно промокнула ей лицо куском влажной ткани, поднесенным мне одной из помощниц.— У нее такой ровный ход, что кажется, будто тебя несет ветер.
— А это правда, что она разговаривает с вами? — Ее глаза, блестящие от лихорадки, уставились в мои зрачки.
Я сразу узнала пыл истинной любительницы лошадей.
— Думаю, да. Она очень умненькая, знаешь ли. Девочка слабо кивнула.
— Как тебя зовут, милая?
— Кристианна,— прошептала она.
— Давай договоримся, Кристианна.— Девочка по-прежнему не сводила с меня глаз.— Ты поправишься, а я отведу тебя поболтать с Эпоной. Возможно, она даже скажет, что с удовольствием возьмет тебя на прогулку.
Я сказала так и тут же пожалела, потому что ребенок попытался сесть в постели.
— Спокойно! Это значит, что ты должна отдыхать и сосредоточиться только на выздоровлении.
Девочка со вздохом снова опустилась на замызганные простыни.
— Богиня,— с грустью произнесла она,— а лошадка действительно захочет со мной поговорить?
Внутренний голос нашептал мне слова, которые я повторила вслух:
— Эпона всегда ищет молодых, жаждущих услышать ее голос.
— Я хочу ее услышать...— Фраза оборвалась, когда ребенок то ли погрузился в сон, то ли отключился.
Я отложила в сторону компресс, печально посмотрела на распухшее личико и прошептала:
— Надеюсь, так и будет, милая.
Сначала я почувствовала теплую волну, идущую сзади, а потом уже услышала, как он произнес мое имя:
— Риа!
Я повернулась и чуть не врезалась в мускулистый торс Клан-Финтана.
— Ой, привет.
Я прекрасно сознавала, что похожа на сводную сестру Медузы горгоны со своей дурацкой рыжей шевелюрой. А он выглядел сильным, красивым и неотразимым. Как всегда.
— Нам не хватало тебя на воинском совете.— Его голос теплой патокой обволакивал мое больное тело.
— Прости,— сказала я, лихорадочно пытаясь перевязать волосы, придать им хоть какое-то подобие приличия.
Потом я глянула вниз, увидела, что весь перед одежды в пятнах рвоты, и сдалась.
— Надеюсь, ты объяснил им причину моего отсутствия?
— Да, они все поняли и даже похвалили твое чувство ответственности за людей,— проговорил Клан-Финтан, взял меня за руку и начал подталкивать к дверям.
Я успела заметить, что Каролан кивнул ему, перед тем как он распахнул двери и мы оказались в коридоре.
В огромные окна лениво светило вечернее солнце. Я даже не заметила, как прошел день.
Внезапно меня обхватили руки кентавра.
— Фу...— Я безуспешно попыталась вырваться.— Я вся грязная.
— Стой спокойно.— Его низкий голос подействовал как гипноз.— Я соскучился.
Я действительно замерла. «Он соскучился!»
Кажется, я глупо улыбалась, уткнувшись в него.
— А еще я за тебя беспокоился.— Муж чуть отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо.— И что это за магия такая, о которой говорила Аланна? У тебя действительно есть талисман против оспы?
— Да.— Мне понравилось встревоженное выражение его лица.— На самом деле это не магия, а медицина. Но поверь мне, она работает. Я не могу заразиться оспой.
— Хорошо.— Он крепко прижал меня к себе и чмокнул в макушку.— Я никогда не позволю тебе подвергаться опасности.
— Я тоже никогда бы этого не позволила,— попыталась я отшутиться.
Он сжал меня еще крепче.
— Это не предмет для шуток.
— Прости,— пискнула я, и он ослабил хватку.— Просто мне не особенно нравится такой поворот событий. Не хотелось бы тебя шокировать, но я не гожусь в помощницы лекаря.
— Я вовсе не шокирован. Тебе не нравится то, что дурно пахнет, а болезни всегда сопровождаются зловонием.
— Как это верно,— саркастически улыбнулась я.— Кстати, Аланна тебе говорила, что оспа, вероятно, свирепствует и в храме Муз?
— Да,— вздохнул он.— Это осложняет наш план.
— Послушай, если мы пошлем воинов-людей в этот район, то они могут заразиться. На армии это плохо скажется.— Я чуть отпрянула, не разрывая кольца его теплых рук.— Ты когда-нибудь слышал, чтобы кентавры болели чем-то, похожим на оспу?
— Нет,— с уверенностью ответил он.— Раса кентавров невосприимчива к оспе.
— Так я и думала.
— Это значит, что только воинам-кентаврам будет позволено приблизиться к храму Муз. Я уже отослал туда первую группу. Они сообщат обитателям храма наш план и доложат нам о состоянии здоровья тамошних женщин.
— Думаю, ничего хорошего мы не услышим. Пусть это звучит ужасно, но нам нужно изолировать храм и всю территорию вокруг него. Мы пришлем им припасы, но не можем позволить, чтобы обитатели храма заразили всю Партолону.
— Согласен. Я уже распорядился насчет карантина.— Он критически оглядел меня.— А теперь, видимо, я должен позаботиться и о тебе.
— Вот как!..
— Ты не забыла, что тебя ждет довольно бурная ночь? — Муж вопросительно посмотрел на меня.
Я поворковала, подражая сексуальной Мэрилин Монро:
— Что у тебя на уме?
— Разговор с повелителем фоморианцев.
Меня словно окатили холодной водой. Все греховные мысли вмиг разлетелись.
«Я ведь совершенно забыла о предстоящем деле».
— Ах да.
— Жаль, что нет другого способа. Меня все еще тревожит, что тебе придется язвить повелителю зла.
Его большие пальцы медленно рисовали круги на внутренней стороне моих локтей, там, где пульс. Я не хотела заниматься всем этим дерьмом в ночных кошмарах, мечтала подольше понежиться в бассейне, отобедать как следует и замучить его в постели. Но настойчивый голос внутри шептал, что сначала — дело.
Довольно трудно игнорировать Богиню, когда она засела у тебя в башке и не переставая давит на кнопку жалости.
— Я сама не очень жажду этой встречи, но раз надо, то надо,— вздохнула я и прижалась к нему.— Ты, кажется, говорил, что останешься со мной. Правда?
— Конечно. Я всегда буду защищать твое тело.
Я могла бы придумать много способов того, что он мог сделать с моим телом, но защита никак не входила в их число.
— Хорошо. А сейчас мне пора идти. Нужно еще кое-что доделать. Потом я поужинаю, и мы сможем обсудить, как добиться того, чтобы наша задумка со сновидением сработала.
— Тебе поможет Богиня.— Он взял меня за подбородок и приподнял лицо.— Даю тебе совсем немного времени. Если не уйдешь из этой заразной комнаты, то я сам приду за тобой и унесу на руках. Может, ты и не подхватишь оспу, но должна же думать о своем здоровье.
— И о своем муже тоже? — попыталась я изобразить кокетство, но пятна рвоты на моей одежде не помогли переключиться на сексуальную волну.
— Да, и о муже тоже.
Он взъерошил мои и без того спутанные волосы, потом развернул к двери и тихонько подтолкнул.
— Помни, если не закончишь в ближайшее время, то я уведу тебя оттуда.
— Мне нравится, когда ты такой грубый,— бросила я через плечо, переступая порог.
Возвращение в ад сразу вернуло меня к реальности. Прежде всего я увидела Каролана. Он медленно закрывал краем простыни лицо ребенка, лежавшего среди самых тяжелых больных.
Я поспешила к нему.
— Это первый случай,— произнес он очень тихо, чтобы услышала только я.— Но далеко не последний.
— Клан-Финтан говорит, что кентавры не болеют оспой.
— Хоть одна хорошая новость. Вы знаете, что с утра прибавилась еще дюжина больных?
Нет, я не знала этого, была слишком занята тем, что видела перед собой. Правда, мне показалось, что в лазарете стало теснее, но я приписала это своему отвращению ко всему, что связано с болезнями.
— Пятеро из семи самых тяжелых больных, скорее всего, не протянут ночи.
— Как насчет той девчушки? — осторожно показала я на маленькую любительницу лошадей.
— Ее участь в руках Эпоны,— печально покачал головой Каролан.
— Проклятье!
Каролан знаком велел двум помощникам унести покойную.
— Тело все равно остается заразным,— сказала я. Он удивленно посмотрел на меня, но, ни секунды не сомневаясь, произнес:
— Отнесите ее в помещение, примыкающее к моей клинике. Мы должны соорудить погребальный костер за пределами храма, чтобы послать ее останки Эпоне.
Я закивала, давая всем понять, что полностью с ним согласна.
— Эпона повелевает, чтобы всех умерших от оспы кремировали в одном месте, за территорией храма. Она примет их души, но не желает, чтобы мертвые заразили живых.
Мы смотрели, как уносят маленькую девочку. Каролан обратился к одной из своих расторопных помощниц:
— Пусть о смерти девочки сообщат родителям.
— Нет! — На этот раз никакому голосу не пришлось подталкивать меня к действию.— Это мое дело. Приведите их сюда. Я сама с ними поговорю.
— Как скажете, миледи.— Женщина присела в поклоне и поспешила исполнять приказ.
— Вам это делать необязательно. Рианнон никогда бы так не поступила.
— Но я не Рианнон.— Я не скрывала, что его замечание меня расстроило.
— Да, действительно. Простите за такое сравнение,— устало произнес Каролан, но было видно, что он сожалеет о сказанном.
— Вы прощены.— Мы улыбнулись друг другу.— Раз уж мы затронули тему вашей забывчивости, то вы еще помните, что сегодня — ваша первая брачная ночь?
Клянусь, под слоем пота и грязи он покраснел.
— Возможно, это ускользнуло из моей памяти.
— Тогда ждите беды.
Он беспомощно огляделся.
— Разве я могу их оставить?
— У вас чудесные помощницы. Доверьтесь им. Должны же вы хотя бы немного поспать или еще что,— устало улыбнулась я, пытаясь его приободрить.— Умойтесь и ступайте к ней. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы терять хотя бы мгновение.
— Но...— Он запнулся.
— Восемь часов — минимум. Все равно от вас не будет никакого толку, если вы переутомитесь. Я здесь побуду еще какое-то время, чтобы навести порядок.
— Риа, у вас доброе сердце, но нет никакого опыта в уходе за больными.
— Сама знаю. Не волнуйтесь, я буду просто отдавать распоряжения и строить из себя богиню.
— Да уж, в этом у вас действительно большой опыт.
Такое впечатление, что здесь все меня раскусили. Я состроила ему гримасу, а он начал созывать помощниц и отдавать приказы. Я слышала, как лекарь разделил их на группы, чтобы часть людей отдохнули, а потом сменили ночных дежурных.
— Леди Рианнон! — раздался робкий голос из дверей. Это оказалась помощница, которую послали за родителями умершего ребенка.
Я разглядела за ее спиной две тени, расправила плечи и направилась к ним.
В первый же год работы учителем мне выпала честь столкнуться с тем самым случаем. Сами знаете, иногда попадаются ученики, о которых учителю остается только мечтать. Сара была веселой, одаренной и многообещающей. Еще она была глубоко ранимым существом, о чем мы даже не догадывались. Незадолго до своего семнадцатилетия девушка совершила самоубийство. Направляясь к трибуне, чтобы сказать речь на ее похоронах, я чувствовала тогда примерно то же самое, что и теперь, зная наверняка только две вещи. Произошла чудовищная трагедия. Никакие мои слова этого не изменят.
— Миледи,— с сомнением произнесла помощница лекаря.— Вот отец и мать девочки.
Я повернулась лицом к ним. Эта пара могла бы сойти за родителей любого из моих учеников. Они держались за руки. Их взгляды говорили, что они уже знают, о чем я собираюсь сообщить, но отчаянно не желают этого слышать.
— Мне очень жаль, но ваша дочь умерла сегодня вечером.— Я собралась продолжить, но мать девочки начала всхлипывать. Она припала к мужу, словно ноги ее уже не держали, но потом неожиданно выпрямилась и, не переставая всхлипывать, спросила:
— Можно нам ее увидеть? «Боже, как это ужасно!»
Им нельзя было даже увидеть свою маленькую девочку.
— В ее теле по-прежнему живет болезнь. По воле Эпоны ее придется сразу кремировать.— Отчаяние на их лицах заставило меня изменить решение: — Вам нельзя до нее дотрагиваться, но можете с ней попрощаться.
Я знаком показала помощнице, чтобы она отвела их к дочери.
Прежде чем уйти, отец схватил мою руку.
— Богиня,— произнес он дрожащим голосом.— Вы были с ней, когда она умирала?
Я солгала, ни секунды не раздумывая:
— Да. Мы с Эпоной были рядом.
— Благодарю. Да снизойдет на вас благодать за такую доброту.
Они медленно пошли за помощницей. Их тела будто обратились в камень. Потом я сообразила, что окаменели всего лишь их сердца.
— Риа, идем сейчас же.— Из тени шагнул Клан-Финтан и сразу занял место, где только что стояли родители девочки.
Муж поднес руки к моему лицу и смахнул слезы теплыми пальцами.
— Идем,— повторил он.
Я молча кивнула и позволила ему увести себя от запаха смерти.
4
— Я плохо пахну,— хлюпнув носом, пробормотала я, когда мы шли по коридору, освещенному факелами.
— Да, я знаю, поэтому и веду тебя в купальню.
Я тупо кивнула, представляя, какое это будет блаженство: почувствовать себя чистой. Одна эта мысль благотворно действует на моральный дух. Во всяком случае, мой.
Мы шли молча. Я заметила на дворе горящие костры. Женщины готовили еду на открытом огне. Сквозь огромные окна, от пола до потолка, проник аромат, и у меня громко заурчало в животе.
— Ужин ждет в твоих покоях,— хмыкнул Клан-Финтан.
— Спасибо.
— Без проблем.
— Ты начинаешь говорить как я.
— Могло быть и хуже.
Он гулко расхохотался, и я почувствовала, как мое уныние испаряется. Из этого парня получился бы чертовски хороший вибратор. Правда, можно разориться на счетах от бакалейщика, но все равно — чертовски хороший вибратор.
Не успела я опомниться, как мы переступили порог помещения, которое в последнее время я предпочитала другим. Я заметила, что охранники даже не дрогнули под хозяйским взглядом мужа.
— Где Аланна? — Я с тоской посмотрела на клубящийся пар.
— У нее есть собственный муж, который требует внимания,— улыбнулся Клан-Финтан, увидев, что я смутилась.— Сегодня я буду тебе прислуживать.
Моему уставшему мозгу не хватило времени придумать остроумный ответ. Одним рывком он разорвал на мне грязную одежду на две аккуратные половинки.
— Ой!
«Мог бы предупредить!»
— Ты ведь не собиралась хранить ее, правда? — поинтересовался он почти невинным голосом. Да, почти.
— Разумеется, нет. Кстати, позже проследи, чтобы эти тряпки сожгли. Не хочу, чтобы кто-нибудь из девушек до них дотрагивался.
Я оперлась о его руку, выбралась из очередных крошечных стрингов, скинула сандалеты, бросилась бегом к бассейну с горячей водой, вновь отчаянно надеясь, что мой зад не слишком подпрыгивает, и погрузилась со стоном по плечи.
— Риа,— позвал муж.
Я прошлась по краю бассейна, нащупала свой выступ, опустила на него задницу и лишь потом лаконично поинтересовалась:
— Хм?
— Дай мне минуту,— произнес он, скидывая жилет.— Должен тебе вновь напомнить — не произноси ни слова.
— Что?..
— Ш-ш.
Он весь ушел в себя, затянул ту же песню, что и прошлой ночью. Я вздрогнула от желания, одновременно испытала страх, вспомнив, какую боль приносит ему превращение. Мне вновь захотелось закричать, когда его плоть растворилась в сиянии, преображаясь и изменяясь. Я чуть не забыла прикрыть глаза. Яркий и пронзительный свет пробивался даже через веки.
Потом наступила темнота.
Я заморгала и с трудом различила стоящую на коленях фигуру в человеческом облике, пусть и временном.
Он вытер пот с глаз и постарался усмирить учащенное дыхание.
— Теперь можешь говорить.— Он сделал глубокий вдох.
— Ненавижу, что тебе приходится терпеть такую боль. Клан-Финтан поднялся на нетвердых ногах.
— Если бы я не совершал превращения, то мы не были бы с тобой вместе как муж и жена.
— Я знаю, и это мне тоже ненавистно.
Он подошел к бассейну, с каждым шагом обретая уверенность, воспользовался каменными ступенями, ведущими в воду, и присоединился ко мне.
— Я не заметила, чтобы от тебя плохо пахло.
«Видимо, я слегка нервничаю».
— Я же говорил, что сегодняшним вечером буду тебе прислуживать.— Он взял в руки губку и флакончик с мылом.— Повернись.
Я с радостью подчинилась, положив руки на выступ, на котором только что сидела. Он откинул мои волосы в сторону, чтобы не мешали, и начал намыливать все мое тело.
— Ммм,— выдохнула я.
Вскоре муж отложил губку на край бассейна и начал втирать мыло своими сильными, теплыми руками, уделив особое внимание перенапряженным плечам и шее. Я почувствовала, что медленно начинаю оттаивать.
Как следует обработав мне спину, причем всю, сверху донизу, он посадил меня на выступ повыше и занялся моими ногами. Потом намылил губку и приступил к фасаду. Его прикосновения были очень интимными, но лишенными сексуальности. Вместо того чтобы завести меня, он действовал нежно и успокаивающе. Я наблюдала за ним сквозь полуприкрытые веки, изо всех сил борясь со сном.
— Откинься назад и расслабься,— ласково произнес муж.— Сегодня у тебя был трудный день. Я не для того совершил превращение, чтобы вступить с тобою в близость. Сегодня тебе нужно не это.
Такие слова принесли мне облегчение. Я любила его, но он был прав. Сегодня я нуждалась в заботе, а не в соблазнении. Я закрыла глаза, а муж начал растирать мне пальцы на ногах. В одной руке он сжимал намыленную губку, второй разминал и массировал. Затем Клан-Финтан стал медленно и нежно намыливать по кругу руки и плечи. Каждое прикосновение губки все больше расслабляло мои мышцы, пережитый ужас отступал на задний план.
— Я перенесу тебя на другой край,— предупредил он.
— Ладно,— вздохнула я и закрыла глаза.
Он обхватил меня за талию и, не вынимая из воды, перенес на мелководье.
— Откинься на спину и намочи волосы, а я придержу тебя за плечи.
Я сделала, как он велел, избавляясь от резких запахов болезни, прилипших к волосам. Муж как следует намочил мою неукротимую шевелюру, устроился на выступе позади и начал вспенивать шампунь. Мне оставалось только откинуться назад и насладиться его прикосновениями.
— А теперь ополоснись.
Он вновь поддерживал меня за плечи, когда я вытянулась на спине в теплой воде и помотала головой из стороны в сторону, пока волосы не стали чистыми.
- Поплавай немного. Пусть тело впитает целебное гепло минеральной воды. Я пока не позволяю тебе вылезти из бассейна.
Я раскинулась в теплой воде, закрыв глаза и ни о чем не думая. Мне словно наставили синяков и внутри, и снаружи.
Клан-Финтан едва слышно затянул мелодичную песпю. Я не могла разобрать слов, но красивый низкий голос завораживал.
— О чем ты поешь? — прошептала я.
— Я прошу, чтобы ты расслабилась, любимая. Твои заботы теперь мои. Я никогда не отпущу тебя.
Убаюканная водой и его любовью, я едва шелохнулась, когда он вынес меня из бассейна. Действуя с поразительной ловкостью и силой, муж завернул меня в толстое полотенце и усадил на стул перед туалетным столиком.
— Ты ведь не упадешь? — спросил он.
Я приоткрыла глаза, увидела, что Клан-Финтан сидит передо мной на корточках, положив руки мне на колени, и покачала головой.
— Это займет очень мало времени.— Он пожал мне коленки и поднялся.
— Куда ты собрался? — Я начала просыпаться.
— Ш-ш.
Я молча наблюдала, как он начал заклинание, которое должно было вернуть ему облик кентавра. Мне показалось, что на это ушло меньше времени, чем на превращение в человека. Свет засиял раньше и интенсивнее, вынудив меня зажмуриться и спрятать лицо в полотенце.
Услышав знакомое цоканье копыт, я поняла, что теперь можно смотреть и разговаривать.
— Ты проснулась?
— При таком свете трудновато продолжать спать. Тебе очень больно превращаться обратно в кентавра? — спросила я, когда он подхватил меня на руки.
— Перестань беспокоиться.— Муж положил мою голову себе на плечо и долго возился, пока не удостоверился, что полотенце надежно меня укрывает.— Со мной все в порядке.
Я потерлась о него носом и чмокнула в шею.
— Готова поспорить, тебе сейчас не пробежать марафон.
— Ну почему же,— усмехнулся он, вынося меня в коридор и направляясь к моим покоям.— Просто я пробежал бы его не очень быстро.
У меня заурчало в животе, и мы оба расхохотались.
Достарыңызбен бөлісу: |