Чирков Юрий Георгиевич. Дарвин в мире машин. Изд. 2-е, испр и доп. М.: Ленанд, 2012. 288с


Тогда придет электронный джентльмен...»



бет18/56
Дата21.06.2016
өлшемі1.8 Mb.
#151060
түріКнига
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   56

Тогда придет электронный джентльмен...»


Соседство с Машиной опасно для человека ещё и потому, что, сравниваемый с механическими конкурентами, он производит не лучшее впечатление, проигрывая во многих отношениях.

Кибернетики подсчитали: человек — это сложный механизм, состоящий из 200 простейших машин и 1027 хитро соединенных атомов. Однако, на удивление, этот венец творения, перл эволюции, если подходить к нему с машинными мерками, может развить во время движения мощность, равную всего лишь 0,1 лошадиной силы. И, если гнуть машинную линию, собрать всю физическую работу, которую человек способен выполнить за 8 дневных часов да сопоставить её с электроэнергией, то стоимость дневных человеческих усилий будет равняться... всего 4копейкам (подсчеты проводились ещё в советское время)!

Машина и человек — стоит ли их сравнивать? Не только стоит, но и приходится, если эта пара взаимодействует бок о бок, вступая порой в неизбежное соревнование, соперничество. И совсем не парадокс, что в технизированном мире сверхпрочных машин, безмозглых железок, способных выдержать любые нагрузки, приходится размышлять над тем, а как прочен сам человек? И уже отчетливо обозначаются контуры новой науки — биосопромата. Она будет изучать сопротивление биологических материалов примерно так, как это делают сопроматчики.

Тут уже есть свои рекорды. В 1960 году гоночная машина «Синяя птица» английского спортсмена Кэмбелла, мчавшаяся со скоростью 350 миль в час, трижды перевернулась в воздухе и разбилась вдребезги. Гонщик встал, отряхнулся и пешком направился к санитарной машине.

\110\

Развитие техники, особенно авиационной и ракетной, работа человека в ней ставят массу вопросов. Один из важных — насколько человек способен приноровиться к перегрузкам, невесомости, вибрациям. Инженеры-медики (так, что ли, их называть?) хотят знать точно, какова прочность кровеносных сосудов, выносливость человеческого сердца, крепость костей?



Уже установлено: «живая» кость, приблизительно раз в пять прочнее железобетона, как на сжатие, так и на растяжение. Сопротивляемость кости к разрыву выше, чем у дуба, и приближается к прочности чугуна...

А сам человек? Как велики его резервы — физические и умственные? Что он может осилить, сдюжить, вынести в экстремальных, критических условиях, в которые его всё чаше ставит мир машин? И эти вопросы уже поставлены на повестку дня. Отталкиваясь вначале от наблюдений над спортсменами, сделало первые шаги ещё одно научное направление —• антропомаксимология, наука о свсрхвозможностях человека. её рекомендации будут полезны для тех, кто вынужден работать бок о бок с машина* ми, соперничать с ними.

Впрочем, о соперничестве говорить становится всё труднее. Возьмем, скажем, сверхзвуковую авиацию. Восприятие летчика просто отстает от скорости самолета: пилоту кажется, что предметы, которые он видит, — рядом с ним, на деле — они уже в сотнях метров позади. Так созданная человеком Машина начинает экзаменовать способности своего творца.

Да, наша эпоха требует мужества, выносливости и других сверхкачеств уже не только от героев, но и от рядовых граждан-тружеников. Пронизанный силовыми линиями всевозможных полей (одно из них — информационное: кое-кто считает, что это ещё одна разновидность загрязнения окружающей среды, кроме того, людям угрожает опасность стать «информационно зависимыми», превратиться в жертву «информационной тирании»), человек оказывается всё более стесненным в своей жизнедеятельности.

И, в этой связи, пророческими, бьющими точно в цель представляются сейчас строки стихотворения «Протестую!» (1924 год, иэпмановские будни, третий номер журнала «Красная нива»), прежнего бунтаря-футуриста, позже певца, адвоката пролетариев Владимира Маяковского, который писал:

Не завидую

ни Пушкину,

ни Шекспиру Биллю. Завидую

только

блиндированному

автомобилю.

\111\


4.4. Как собачонку на поводке

Я

ненавижу



человечье устройство, ненавижу организацию,

вид


и рост его.

На что похожи

руки наши?

Разве так

машина

уважаемая машет?



Представьте,

если б


шатунов шатия

чуть что -

лезла в рукопожатия...

Владимир Маяковский


Мир техники и мир человека — в наши дни они вступили друг с другом в явное столкновение, в конфронтацию. Смысл её в том, что

СУЩЕСТВУЕТ РЕЗКАЯ ДИСГАРМОНИЯ МЕЖДУ

СТРЕМИТЕЛЬНО, БЕЗОСТАНОВОЧНО РАЗВИВАЮЩИМСЯ

МИРОМ МАШИН И, НАПРОТИВ, ТЯГОТЕЮЩИМ

К СТАБИЛЬНОСТИ МИРОМ ЛЮДОЙ.

Мир живой природы — от инфузории до человека — ужасно консервативен, косен. Эти свойства заложены в наших генах. Обусловленные мутациями изменения, конечно же, имеют место, однако скорости перемен тут ничтожны: в тысячелетия по чайной ложечке!

Мозг первобытного человека, считают ученые, не столь уж отличается от мозга наших современников. Должно быть, некоторые отличия есть, но, скажем, скорость восприятия человеком речи вряд ли резко возросла. Оптимальное количество слов, которые мы можем «проглатывать» за секунду — 2,5 слова. Наша словесная пропускная способность вряд ли увеличилась со времен шумеров и древних ассирийцев. Но посмотрите, как неузнаваемо — даже за последнее десятилетие! — изменился мир Машин.

Возможности, предлагаемые человеку наукой и техникой, безграничны, а сам он? Теперь мы всё полнее осознаем, что знания, энергия, которые способен затрачивать при работе человек, не беспредельны. В сравнении с техникой лимиты здесь скромны и вряд ли могут быть быстро увеличены. «Человеческий фактор» всё громче заявляет о себе. всё чаше напряженные, «скоростные» условия современного труда ставят человека на грань его психических и физиологических способностей.

Получается как бы девальвация человека. В мире быстро совершенствующихся машин он, царь природы, её властелин, представляется суще-

\112\


ством допотопным. Не только скорость его рефлексов, его психофизика, но и его поведение, суждения, мораль уже кажутся ретроградными, устарелыми, как, скажем, давно устарела приспособленная для спанья в пути старинная дорожная карета дормез. Да, на фоне лавинообразного технического прогресса человек выглядит неубедительным и старомодным.

Наши эмоции, реакции на мир, наша мудрость (стал ли человек мудрее со времен Сократа?), наша способность приспособить культуру, всю сумму взглядов о самом себе и о Вселенной к требованиям дня — всё теперь поставлено под сомнение.

Потому-то и негодовал прозорливый Владимир Маяковский, потому-то и звал к переменам, указывал цель:

Довольно! —

зевать нечего:

переиначьте

конструкцию

рода человечьего!

Тот человек, в котором

цистерной энергия

не стопкой,

который

сердце

заменил мотором, который

заменит

легкие

топкой...

Много воды утекло с тех дней, когда Маяковский слагал эти строчки. С тех пор пропасть между Человеком и Машиной разверзлась ещё больше. Контрасты стали столь разительными, что ныне наиболее решительно настроенные пессимисты полагают даже, что в перспективе интеллектуальные роботы будут водить за собой человека, как мы сейчас тащим на поводке наших собачонок!



4.4. Отрезанный ломоть

Что делать с Машиной? Как найти на нее управу, прижучитъ ее, приструнить? В сатирической форме решение сей важнейшей проблемы дал писатель-англичанин (четвертый в этой главе) Сэмюэл Батлер.

Батлер (1835-1902) родился в местечке Лангаре, графство Ноттингемшир, в семье, где профессия священника была наследственной (по словам писателя, ему приходилось преклонять колени для молитв раньше, чем он научился ходить). Отец Сэмюэля, Томас Батлер, настоятель одного

\113\


из приходов Ноттингэмшира, был человек крутого, мрачного нрава, педант и тиран по натуре, державший в страхе своих домашних. Сэмюэлю, слабому, нервному и очень чувствительному мальчику, старшему из четырех детей, не было и полных трех лет, когда его отец сам начал учить его читать — сперва по-английски, а потом по-латыни. Основным способом учебного воздействия стали розги (разумеется, молитвы и катехизис вколачивались столь же усердно, как и латинские исключения). Окончив школу, товарищи считали его неженкой и трусом, ибо на футбольном поле и в кулачных боях он не блистал, школьные учителя видели в нем только неисправимого лодыря и тупицу, Сэмюэл перешел в Кембриджский университет. О нем Батлер сохранил весьма приятные воспоминания: больше всего ему нравились гребные гонки, хорошая кухня и свобода от придирчивого отцовского надзора. Учился в знаменитом колледже святого Иоанна, где готовили духовных пастырей. Молодой человек, выросший в спертой атмосфере пасторской усадьбы, не протестовал, хотя и не любил богослужебных обрядов — ему нравилась только органная музыка. Однако разлад с отцом и церковью случился позднее, когда Сэмюэл познакомился с трудами Дарвина и другими новейшими достижениями наук.' Батлер перестал верить в догматы христианства, почти порвал с семьей и вынужден был покинуть Англию. Оказавшись в Новой Зеландии, он приобрел пастушеское ранчо и занялся овцеводством. Довольно неожиданно барин-белоручка, книжник, обнаружил крепкую практическую хватку и быстро разбогател. Скопив достаточный капитал, он возвращается в Англию и поселяется в известных лондонских меблированных комнатах Клиффордс-Инн, сдававшихся на длительные сроки солидным одиноким жильцам. Батлер никогда не был женат, не принадлежал ни к одной политической партии, ни к одной литературной группировке, не был даже —- уж совсем не по-британски! — записан ни в одном лондонском клубе. До конца своих дней он оставался совершенным одиночкой, ОТРЕЗАННЫМ ломтем во всех отношениях. В личной жизни Батлер был весьма своеобразен: его быт был строго размерен по часам, он был на редкость пунктуален, каждый вечер он подсчитывал до полупенса, сколько истратил за день, был всегда одинок и замкнут. Ненавидел авторитеты, известен как автор парадоксальных афоризмов, в которых всячески стремился шокировать своих современников, высмеивать их, старался «вывернуть наизнанку» все общепринятые представления и понятия. Отдельные строки «Записных книжек» Батлера, этого закоренелого еретика, как бы непосредственно предвосхищают хлесткие афоризмы Бернарда Шоу. Батлер был человеком необычайно разносторонних интересов: усердно занимался живописью, не раз выставлял свои полотна на выставках (две его картины имеются в Лондонской Национальной галерее), был страстно предан музыке, фанатически чтил гений Генделя. В активе Батлера-композитора числятся кантата «Нарцисс» и светская оратория «Улисс». Увлекся Гомером: выучил наизусть «Иллиаду» и «Одиссею», подвиг памяти воистину удивительный, перевел эти творения прозой

\114\


на современную английскую разговорную речь. Убежденный, что автором «Одиссеи» была женщина (?!), скорее всего царевна Навсикая, выведенная в поэме, Батлер предпринимает путешествие в Сицилию, ищет предполагаемую столицу царя Алкиноя, где рассчитывал собрать топографические данные в подтверждение своей необычной гипотезы. Батлер выпускал работы по истории эволюционной теории, путевые очерки о Северной Италии, которую очень любил, был необычайно разносторонен (о людях такого типа англичане говорят, что у них на огне стоит сразу слишком много утюгов), но при всем том он, прежде всего, был английским писателем, оказавшим своими произведениями большое влияние на таких признанных мастеров английской прозы как Бернард Шоу, Джон Голсуорси, Ричард Олдингтон. Батлера-писателя почти не знают за рубежами Англии, на русский язык у нас переведен только один его роман «Жизненный путь», 1938 год, да и у себя на родине он так и не дожил до подлинного признания.

4.6. В традициях сатиры Свифта

В творчестве Батлера-писателя нас должна очень заинтересовать его первая книга «Эревон», 1872 год, и особенно тот её раздел, который озаглавлен как «Книга машин».

Название «Эревон» (по-английски — Erewhon-) представляет собой перевернутое слово Nowhere, означающее «Нигде». И поэтому по-русски роман Батлера можно ещё назвать как «Едгин». В книге вообще масса забавных описаний и ситуаций, построенных по принципу «наоборот». Иные из них имеют характер безобидных шуток и подковырок, другие же несут глубоко сатирический и, как мы увидим дальше, антимашинный смысл.

Герой книги, от лица которого ведется повествование, молодой англичанин Хиггс живет в стране, очень напоминающей Новую Зеландию. Однажды он отправляется странствовать в горы. Несмотря на уговоры и предостережения местных жителей, он пересекает горный хребет и попадает в необычную, окруженную высокими горами, трудно доступную для пришельцев державу Едгин, где всё иначе, чем в цивилизованных европейских государствах.

Тут жители носят странно звучащие имена: Нознибор (Робинзон!), Тиме (Смит), Ирэм (Мэри)... Здесь величайшим преступлением считаются болезни и несчастья. Они караются законом. Хиггс узнает о суде над человеком: вся его вина состояла в том, что его бросила жена (несчастье). Он наблюдает судебный процесс, когда молодого человека приговаривают к каторжным работам за то, что он болен туберкулезом. Насморк карался всего лишь кратковременным тюремным заключением.

Но вот воровство, разные преступления почитаются в Едгине болезнями, подлежащими лечению. Для этой цели определена и специальная профессия «выпрямителей»: эти люди специально предаются различным порокам, чтобы впоследствии уметь исцелять всех тех, кто этими пороками страдает.

\115\

В стране Едгин церкви исполняют функции банков, а банки — функции церквей. Молодежь тут обучается в «колледжах глупости», где преподают «науки неразумия». А главная задача профессоров — препятствовать развитию науки и распространению знаний!



Рождение ребенка считалось тут величайшим несчастьем. Едгинцы верили в существование потустороннего царства не родившихся душ, откуда люди и выходят на этот свет (от этого шага нового члена человечества усиленно отговаривали).

При рождении ребенок дает в Едгине своеобразную «подписку» своим родителям (собственную подпись он ставит, когда ему исполняется 14 лет). В этом важном документе сообщается, что такой-то (имярек) был в царстве не родившихся душ, где он был полностью снабжен всем необходимым. По своему дурному характеру он решил выйти оттуда и стал мучить двух невинных людей (родителей), за что и просит у них прощения...

В книге Батлера повествовалось, что Хштса вначале встретили очень радушно, приветливо, однако вскоре по совершенно непонятным для него причинам — ведь он был абсолютно здоров! — его заключили в тюрьму. Влюбленная в Хиггса дочь тюремщика, Ирэм, учит его местному языку и объясняет причину гонений. Как выясняется, он повинен в тягчайшем преступлении — у него были часы, а любого рода механизмы давно запрещены в Едгине самым строжайшим образом.

Обычай этот древний. Один из профессоров объясняет Хиггсу, что когда-то в Едгине происходило постепенное развитие машин от простейших видов к наиболее сложным. И как в результате этого процесса появились, наконец, машины, грозившие подчинить себе человека.

Суровый закон о запрете машин был принят несколько столетий тому назад после ужасно кровопролитной гражданской войны между сторонниками и противниками машин. Победили антимеханизаторы. Они-то и создали написанную перед войной «Книгу машин», где изложен страшный прогноз о будущем порабощении людей машинами, что-то вроде Священного писания едгинцев, которые теперь живут в убеждении, что, запретив машины, они спасли человеческий род от гибели.

Книга Батлера имела в Англии успех — случай единственный на протяжении всей литературной карьеры писателя. Читателям пришлась по вкусу возрожденная Батлером свифтовская форма сатирического романа, традиции странствий Гулливера.

В своей сатирической утопии Батлер, однако, за милыми шуточками ставил, будущее подтвердило это, трудную для решения ПРОБЛЕМУ МАШИН. И писал бы он об этом гораздо более серьезно, злее, ироничнее, если бы жил в наши дни, если бы мог предвидеть грозовые тучи, которые теперь заслонили небосвод цивилизации, черные небесные сгустки, полыхающие отблесками адских молний, исходящие кислотными и радиоактивными дождями — всё то, что существенной частью входит ныне в понятие НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ (НТР, если сокращенно).

\116\


4.7. Предчувствие перемен

Пробираясь по бесконечному лабиринту усыпанных черным шлаком железнодорожных путей, на которых стояло бесчисленное множество паровозов и вагонов, Юджин думал о том, какой благодарный материал для художника эти гигантские черные паровозы, выбрасывающие клубы дыма и пара в серый, насыщенный влагой воздух, это скопление двухцветных вагонов, мокрых от дождя и потому особенно красивых.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   56




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет