Чирков Юрий Георгиевич. Дарвин в мире машин. Изд. 2-е, испр и доп. М.: Ленанд, 2012. 288с

Антон Павлович Чехов

Первым таким героем стал капитан Немо. Он пришел ко времени: появился как символ невиданного грядущего технического прогресса.

Вера в науку, убеждение в неотвратимости мощного прогресса техники пронизывает всё творчество Жюля Верна. Освободить человечество от всех его цепей с помощью взявшихся за руки наук и техники — это стало иллюзорной мечтой писателя. её исполнение Жюль Берн связывал с образом УЧЕНОГО, изобретателя или инженера, вообще, покоряющего природу

ЧЕЛОВЕКА-ТВОРЦА.

Этому, по сути, были посвящены все его 65 романов. (Одно время Жюль Берн хотел написать также монументальную четырехтомную популярную работу «Завоевание Земли наукой и промышленностью». Был уже составлен издательский договор. Писатель колебался, и, в конце концов, отказался от этого замысла: силы начинали таять, их следовало беречь для художественного творчества.)

Жюль Берн создал в литературе новое направление — классическую научную фантастику. Дал превосходные образцы нового жанра — «романа о науке» (так он называл его в письмах к отцу), органически сочетающего три компоненты: авантюрную фабулу, популяризацию знаний и научную фантазию, в основном инженерно-техническую.

Долгие годы вынашивал Жюль Берн свои идеи. Не раз советовался о своих новаторских планах с «Александром Великим», творцом «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо» Дюма-отцом (1802-1870), который находил его замысел «необъятным». Если необычайно плодовитый (ему приписывают более 500 томов романов, повестей, пьес, мемуаров, критических статей и т. д.) Дюма материалом для своих романов брал почти всю историю Франции, то Жюлъ Берн хотел опираться на науку — её открытия в прошлом и настоящем и фантастическое будущее. Он старался соединить, казалось бы, несоединимое: науку и искусство, технику и литературу, найти реальность в фантастике и наоборот.

Дело было трудным, требовало колоссальных усилий. Чтобы пополнить свое образование, в 50-60-х годах Жюль Берн буквально пропадал в читальном зале Национальной библиотеки (Париж), ревностно посещал все музеи, выставки, встречался с учеными, изобретателями, инженерами,

\056\

путешественниками. В результате, он превратился в одного из самых образованных людей своего времени.

«На меня произвел сильное впечатление ваш новый писатель Уэллс. У него совершенно особая манера, и книги его очень любопытны. Но по сравнению со мной он идет совсем противоположным путем... В его повестях, по-моему, нет подлинной научной основы. Я использую физику, а он изобретает ее. Если я стараюсь отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, то Уэллс придумывает для осуществления подвигов своих героев самые невозможные способы. Например, если он хочет выбросить своего героя в мировое пространство, то придумывает металл, не имеющий веса...»

Да, в отличие от Уэллса Жюль Берн прочно стоял на почве реального. всё им написанное основано на научном правдоподобии и часто на научном предвидении. Жюль Берн верил в науку.

«Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал, — говорил он, — всё это всегда будет ниже действительных возможностей человека. Настанет время, когда достижения науки превзойдут силу воображения».

Главной своей задачей Жюль Берн считал предвидение того, что дадут будущие открытия и изобретения. И это ему блистательно удавалось. В фантастических путешествиях он, например, применил подводную лодку и воздушный шар, как средства передвижения, задолго до сколько-нибудь заметных успехов подводного плавания и аэронавтики.

О силе предвидения писателя говорит н такой факт. Жюль Берн как бы предвидит будущие экологические и энергетические трудности, через столетие потрясшие планету. Сейчас, перепробовав уголь, нефть, природный газ, расщепляющийся и сливающийся атом, человек всё больше убеждается: идеальным горючим может быть только вола! Расщепленная даровыми (!) лучами Солнца на окислитель-кислород и лучшее в мире экологически чистое (!!) топливо — водород (при соединении газообразных водорода с кислородом вновь получается водица!!!), она в принципе может заменить бензин и другие горючие средства. Решить эту благородную научную проблему сейчас пытаются лучшие ученые умы. И поразительно, что уже в 1875 году, в романе «Таинственный остров», Жюль Берн писал об этом. Вот его точные слова:

«Я уверен, что в один прекрасный день воду будут использовать в качестве топлива, что водород и кислород, из которых она состоит, станут вместе или в отдельности неисчерпаемым источником света и тепла. Наступит день, друзья мои, и в трюмы пароходов, в тендеры паровозов станут грузить не уголь, а баллоны с двумя этими сжатыми газами и они будут сгорать с огромнейшей тепловой отдачей. Следовательно, бояться нечего... когда каменноугольные залежи иссякнут, человек превратит в топливо воду, люди будут обогреваться водой. Вода — это уголь грядущих веков».

\057\

Я весь отдался «Робинзону», или, вернее, «Таинственному острову». Качусь, как на колесиках. Встречаюсь с профессорами химии, бываю на химических фабриках, и каждый раз возвращаюсь с пятнами на одежде, которые отнесу на ваш счет...

На свои выносливые литературные плечи Жюль Берн взвалил ещё одну нелегкую ношу. И блестяще справился с этой миссией, выпустив в свет роман «Таинственный остров».

Мы помним, что «Робинзон Крузо», вновь вернемся к нему, имел шумный массовый успех (по стоимости книга равнялась тогда в Англии полному мужскому костюму или составляла треть хорошей лошади). Книга ещё при жизни Дефо была переиздана десятки раз. Произведение так понравилось английской публике, что автор тут же, в спешном порядке, принялся за продолжения — были там и путешествия Робинзона по Китаю и Сибири, и в Англию герой возвратился морем из Архангельска...

Роман вызвал бесчисленные подражания, только в Германии было издано сорок романов этого типа. Появились Робинзоны — бранденбургский, берлинский, богемский, лейпцигский, а также французский, датский, голландский, еврейский, греческий и так далее, обозначенные так по месту происхождения или языку, на котором были написаны книги. Возникли рассказы о Робинзоне-девушке, даже о Робинзоне-невидимке!..

И всё же, если говорить об идейной стороне дела, роман остался фактически произведением незавершенным, как бы незаконченным. Довершить, «дописать» «Робинзона» взялся Жюлъ Верн.

Продолжая развивать предложенный Дефо мотив, Жюль Верн ещё более усугубил ситуацию. Пятерка летящих на аэростате отважных людей, четыре горожанина и один матрос, участники гражданской войны в США, потерпев крушение в воздухе, очутились на далеком необитаемом острове (южная часть Тихого океана), без спичек, ножа, ружей и других предметов и припасов (все взятое с собой беглецы были вынуждены в критический момент, как балласт, выбросить в море), которыми на острове Отчаяния счастливый случай снабдил Робинзона.

Итак, четверо мужчин и один подросток оказались (произошло это 23 марта 1865 года) «голыми людьми на голой земле». (Свое временное пристанище они, в честь президента Авраама Линкольна, 1809-1865, борца за освобождение негров, назвали островом Линкольна.) И им, в отличие от более удачливого Робинзона, пришлось проделать как бы заново весь путь, пройденный человечеством: начать с добывания огня, изготовления лука и стрел, примитивных орудий труда, необходимой домашней утвари, а потом, уже с помощью изготовленных ими ВЕЩЕЙ-инструментов, создать более сложное оборудование и приступить к более масштабным работам, которые и не снились Робинзону.

\058\

На «химической фабрике» Сайреса Смита изготавливаются кислоты и щелочи, глицерин, стеарин, мыло, свечи, порох, пироксилин, оконные стекла и стеклянная посуда. Беглецы, до побега на аэростате они были в Америке военнопленными южан-сепаратистов, занимаются сахароварением, налаживают выработку войлока...

Как бы продолжая начатое Дефо, Жюль Берн не ограничивает занятия островитян охотой, скотоводством и земледелием, но, в духе технических достижений XIX века, заставляет их, силой своего воображения, строить мосты, проводить каналы, воздвигать плотины, осушать болота, добывать полезные ископаемые, плавить металлы, готовить керамику. Они занимаются научными изысканиями и даже устанавливают электрический телеграф.

Вот как выглядело это в романе, где Сайресу Смиту пришлось даже мастерить простейшие электрохимические источники тока:

«Сайрес Смит взял две цинковые пластинки, погрузил одну в азотную кислоту, а другую — в раствор поташа. И тотчас же возник электрический ток; он побежал по проволоке от отрицательного полюса — от пластинки, погруженной в азотную кислоту, к положительному полюсу — к пластинке, погруженной в раствор поташа. Итак, теперь надо было соединить все эти банки, чтобы получить целую батарею, ток которой привел бы в действие электрический телеграф...»

Так что же позволило островитянам в столь краткий срок повторить путь человечества, овладеть силами природа, подчинить их себе? Наука? Не только. Огромную роль, несомненно, сыграла здесь машина. Сайрес Смит, подчеркнем это, — не ученый а инженер! Это обстоятельство вовсе не случайность в замысле романиста. Именно машина стала для человека волшебным джином техники. Словно кто-то (опять боги? а может, гений, типа Леонардо да Винчи?) ПОТЕР ЛАМПУ духа изобретений. И возникло — действительно волшебным образом! — удивительное существо, МАШИНА.

Примерно полмиллиона лет назад человек сделал свое, быть может, главное «открытие» — приручил огонь. Это была величайшая революция. Огонь дал человеку тепло, защитил его от зверей... Можно смело утверждать: огонь во многом способствовал тому, что человек, в конце концов, сделался человеком. Отныне практически неограниченные запасы энергии оказались в его руках. Однако на протяжении многих тысячелетий люди

\059\

использовали эту энергию крайне не эффективно. Человек использовал могучие природные силы неумело. Он не сделал главного — не смог заставить огонь работать на себя.

Уатт (1736-1819), английский изобретатель, создатель универсальной паровой машины, родился в Шотландии, в крохотном городишке Гриноке, неподалеку от Глазго, в семье предпринимателя (его отец отроил корабли, сам был судовладельцем, торговал, имел мастерскую, где маленький Джеймс мог пропадать часами). Уатт был настолько слабым ребенком, что в школу не ходил: чтению и письму его обучила мать. Хроническая мигрень изводила его, поэтому все считали Уатта умственно отсталым (однако в 13 лет безусловные математические способности сделали его одним из первых учеников класса к великому конфузу насмешников). Мать и отца он потерял рано. В юности много путешествовал по Англии, В Лондоне, после тяжелых лет ученичества, стал механиком. С 1756 года, возвратившись в Шотландию, работал механиком в университете в Глазго. Здесь-то и началась его плодотворная деятельность по совершенствованию паровой машины (он любил работать один, тихо, не торопясь, обдумывая сделанное и вновь проверяя свои мысли в опытах). В 1769 году Уатт получил английский патент (за номером 013) на «способы уменьшения потребления пара и вследствие этого — топлива в огневых машинах», где уже были изложены почти все его основные идеи. В 1783 году в поисках эталона мощности занимался исследованием силы лошадей: пришел к выводу, что здоровая взрослая лошадь может в среднем поднять 150-фунтовую тяжесть на высоту в 4 фута за секунду. Так возникла первая единица мощности — лошадиная сила (в метрической системе именем Уатта названа другая единица мощности — ватт). Уатт известен также как изобретатель первого в мире парового молота и парового отопления, придумал также центробежный регулятор и механизм, названный параллелограммом Уатта. Примерно в 1800 году, в расцвете славы (почетный доктор университета в Глазго, член Лондонского королевского общества), будучи уже довольно богатым человеком, владельцем поместий, Уатт вовсе устранился от дел и жил в Бирмингеме среди основателей знаменитого «Лунного общества». Его именитые члены обсуждали проблемы не только научные: создатель учения о фотосинтезе Джозеф Пристли, 1733—! 804, спорил о музыке с крупнейшим астрономом и музыкантом Вильямом Гершелем, 1738-1822; врач и натуралист Эразм Дарвин, 1731-1802, размышлял об эволюции, теорию которой суждено было создать его внуку Чарлзу Дарвину, а по пути домой сочинял стихи. На памятнике Уатту потомки сделали краткую, но многозначительную надпись: «увеличил власть человека над природой».

\060\

Слов нет, заслуги Уатта велики. Но надо отдавать себе отчет в том, что все его изобретения сводились лишь к усовершенствованию ранее созданного, они — лишь счастливый конец длинной цепочки усилий множества людей. (Маркс отмечал, что «критическая история технологии вообще показала бы, как мало какое бы то ни было изобретение XVIII столетия принадлежит тому или иному отдельному лицу».)

Еще древние греки делали попытки «запрячь» пар, заставить его трудиться. Затем, в средние века, понадобилось откачивать воду из шахт, которые становились всё глубже. Принцип был прост: с помощью ручного насоса создавался вакуум, и вода устремлялась в пустоту, А нельзя ли тут заменить мускульную силу силой пара?

Впервые эту идею реализовал английский механик Томас Севери (1650-1715). Однако его насос (патент был получен в 1698 году) не мог поднимать воду на значительную высоту.

Любопытно, что в 1707 году насос Севери был выписан Петром I и установлен в Летнем саду в Петербурге для подачи воды в фонтан.

Севери назвал свое устройство «Другом шахтера» словно бы в насмешку. Работать с ним было очень опасно: насос был очень не эффективен и часто взрывался.

Вскоре его усовершенствованием занялся другой англичанин, также Томас, кузнец по профессии — Ньюкомен. Десять лет длилась работа, прежде чем насос (Ньюкомен вместе с Севери взяли патент на «атмосферическую поршневую паровую машину») стал действовать уже довольно сносно.

И всё же главное сделано не было. Создание Ньюкомена, оно долго ещё применялось в Англии для снабжения водой крупных городов, ещё не превратилось в универсального работника. Оно могло, да и то не очень ловко, лишь действовать как насос.

Пробил час Уатта.

История изобретения Уаттом паровой машины уже достаточно хорошо и подробно описана другими авторами. Поэтому мы опустим многие детали, не будем вдаваться в технические подробности. Отметим только обстоятельства, при которых было совершено решающее открытие.

Биографы Уатга представляют дело так. Однажды Уатт, занятый своими мыслями, отправился на прогулку.

«Это было возле Глазго, — вспоминал он позднее. — Был прекрасный день. Я проходил мимо старой прачечной, думая о машине, и подошел к дому Герда, когда мне пришла в голову мысль, что ведь пар — упругое тело и легко устремляется в пустоту. Если установить связь между цилиндром и резервуаром с разреженным воздухом, то пар устремится туда, и цилиндр не надо будет охлаждать. Я не дошел ещё до Гофхауза, когда всё дело было уже кончено в моем уме!»

\061\

«Великий гений Уатта, — писал Маркс, — обнаруживается в том, что в патенте, который он получил... его паровая машина представлена не как изобретение лишь для особых целей, но как универсальный двигатель крупной промышленности».

Да, Маркс отметил главное.

И вскоре по земной тверди (вначале паровые установки «впрягали» в кареты вместо лошадей!) забегали паровозы англичанина Джорджа Сте-фснсона (1781-1848, на Рейнхиллском состязании паровозов, 1829, модель Стефенсона «Ракета» продемонстрировала наилучшие показатели). А американский изобретатель, ирландец по национальности, Роберт Фултон (1765-1815, с 1797 года живя в Париже, он — средства дал Наполеон — успешно испытал подводную лодку «Наутилус») построил первый, ещё колесный, 1807, пароход «Клермонт».

К 1826 году в одной Англии насчитывалось уже до 1500 паровых машин общей мощностью около 80 тысяч лошадиных сил. За редкими исключениями это были машины уаттовского типа.

Отныне начинается быстрый переход от основанных на ручном труде мануфактур к крупной машинной индустрии. Время как бы обновилось, и всё потому, что силу МУСКУЛОВ теперь заменила СИЛА СТАЛЬНЫХ машин.

А теперь нам самое время исполнить балладу о неизвестном изобретателе. Ведь сколько их, болезных, «сложило голову» во славу научно-технического Прогресса!

По всей земле стоят памятники неизвестному солдату. А почему бы не поставить монумент неизвестному изобретателю? Право же, изобретатели заслужили эту честь. Своим воловьим трупом, многожильным терпением, горемычными годами ожиданий свершения...

Великие изобретатели давно прославлены. Биографы утверждают, что для американца Эдисона (1847-1931) самой трудной задачей было изобретение аккумулятора. Он перепробовал более двух тысяч (!) электродных пар, прежде чем наткнулся на известную всем ныне железо-никелевую систему.

То ВЕЛИКИЕ! А кто считал труды Неизвестного Изобретателя? Сколько их сгинуло безымянных, своей незаметной жизнью готовивших грядущие технические «урожаи», давших толчок не одной плодотворной мысли более удачливых изобретателей следующих поколений? Более хватких, более, наконец, талантливых...

\062\

Прогресс движут чудаки? Здесь Жюль Берн во многом был прав. Историки установили, что Техника, Индустрия XIX века была создана руками людей, которых с долей иронии, прозвали «талантливыми жестянщиками».

«Жестянщики», на удивление, творили, как правило, помимо, вне науки, часто даже в полном се неведении. Словно бы забыв мудрый совет Фрэнсиса Бэкона, что «знание — сила», они двигались к цели впотьмах, в догадку, наощупь.

Приведем примеры. Изобретатель телефона англичанин Александр Белл (1847-1922) был преподавателем ораторского искусства (это уже само по себе говорит о многом). А принцип телефона он открыл, 1875 год, ища средства, которые могли бы помочь лучше слышать людям тугим на ухо.

Другой англичанин Генри Бессемер (1813-1898) разрабатывал доменный процесс в целях усовершенствования литья пушек (1854 год, он вел поиск материала для изготовления стволов орудий,-материала более прочного, чем чугун, и не столь дорогого, как тигельная сталь). Так вот он совсем не был знаком (не имел информации, сказали бы мы теперь) с достижениями своего соотечественника петрографа Генри Сорби (1826-1908), связанными с самой сутью металлургических превращений, очень важных для поисков Бессемера.

И самый талантливый из «жестянщиков», их некоронованный «король», — Томас Алва Эдисон. Он изобрел электрическую лампу, фонограф, «движущиеся картинки», но был совершенно несведущ в математике, не знаком с уравнениями Максвелла и т. д. Он действовал грубо эмпирически, методом проб и ошибок, и вряд ли стал бы искать подсказки для своих творческих озарений в толстых ученых томах реферативных журналов, столь обильно и любезно издаваемых ныне в Москве ВИНИТИ (Всероссийский институт научной и технической информации) и другими подобного же рода организациями.

А впрочем, так ли уж всё это удивительно? Вспомним опять того же Робинзона Крузо. Ведь он прекрасно обходился без научно-технической информации: жил без газет и журналов, без радиопередач и телепредставлений. Биты информации, которые известили бы его, что где-то на материке французский физик Дени Пален (1647-1714) изобрел тогда паровой котел с предохранительным клапаном, прообраз паровой машины Джеймса Уатта, надо полагать, мало помогли бы ему в приручении коз, в возделывании полей и строительстве лодки...

2,11. Талантливые жестянщики

\065\

2.12, Русский свет

Могу сказать, что великая техника возникла на моих глазах... Я, например, с отчетливостью помню появление первых электрических лампочек. Это были не такого типа лампы, какие мы видим теперь - разом зажигающиеся в наивысшей силе света, - а медленно, постепенно достигающие той силы свечения, которая была им положена... я помню толпы соседей, приходящих к нам из других квартир смотреть, как горит электрическая лампа.