Чирков Юрий Георгиевич. Дарвин в мире машин. Изд. 2-е, испр и доп. М.: Ленанд, 2012. 288с



бет6/56
Дата21.06.2016
өлшемі1.8 Mb.
#151060
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   56

Н, Рувинский


В известном — его часто цитируют историки техники — полуюмористическом очерке «Тетушка Шарлотта и размышления о дешевизне» английский писатель-фантаст Герберт Уэллс (1866-1946) высмеивал идеал тогдашнего мещанина — солидные, добротные, респектабельные, дорогостоящие, но неповоротливые, громоздкие, чудовищно долговечные, передаваемые от поколения к поколению атрибуты домашнего очага. О них полагалось думать, печься, гордиться ими.

«Утверждение, будто вещи являются принадлежностью нашей жизни, было пустыми словами. Это мы были их принадлежностью, мы заботились о них какое-то время и уходили со сцены. Они нас изнашивали, а потом бросали. Мы менялись, как декорации, они действовали в спектакле от начала и до конца», — иронизировал писатель. И приветствовал наступление эпохи, когда вещь станет дешевой, недолговечной и необременительной.

Такие времена настали. Всё меньше насчитываем мы «вещей-родственников», тех, что делают нас схожими с улиткой: её принцип — «Все

\038\


мое ношу с собой», уподобляют космонавту, столь зависимому от скафандра, этого, по выражению Н. Рувинского (он опубликовал в журнале «Знание — сила» интереснейшую статью «Вещи, живущие сами по себе»), «эндоскелета», снабженного всеми системами жизнеобеспечения, связи и передвижения.

Вещи-родственники? Это одна крайность, другая — «вещи-чужаки», живущие сами по себе, отделённо от человека, автономно. Вещи стереотипные, недолговечные, эфемерные, которые можно изготавливать, штамповать в любом количестве.

Как это можно сделать? Футурологи представляют себе процесс создания дешевых одноразовых комбинезонов и лабораторных халатов так: «За несколько минут до работы автомат литья выдует или отольет по вашим размерам и особенностям спецодежду и окрасит именно в тот радостный цвет, который наиболее подойдет по колориту к сегодняшнему рабочему месту. Ткань будет получаться любого веса и любой необходимой плотности».

Рувинский, вернемся к его статье, делит мир вещей несколько иначе: на вещи личные и вещи коллективного пользования. И утверждает, что тенденция в «вещизме» такова: человек всё дальше уходит от вещей личных и приближается к вещам общественным.

«Мы и не заметили, когда перестали быть хозяевами в своем собственном жилище, — пишет Рувинский, — связанном десятками коммуникаций (электричество, канализация, водопровод, телефон, радио, телевизор и т. д.), с вынесенными „за скобки", нередко за пределы города энергетическими, информационными и прочими центрами. Принцип „мой дом -т- моя крепость" безнадежно устарел. В этом смысле наша свобода ограничена куда больше, чем свобода наших предков, проживающих в пещерах...»

Что ж, трудно с этим не согласиться. Представим себе электро- или какую-нибудь иную аварию. Поломка произошла где-то на других этажах, даже в соседнем доме, и всё же без света или воды посидеть вам придется и, возможно, довольно долго.

Будущее мира вещей? Какие тенденции будут тут преобладать? Об этом спорят, ведут дискуссии «улитаристы» и «эстеты», «рационалисты» и «романтики», «новаторы» и «консерваторы» — каждый хочет сказать свое умное слово, имеет свой особый взгляд, свою оригинальную точку зрения. Победит ли в вещизме полная стандартизация? Будем ли мы получать необходимые нам предметы простым «нажатием кнопок» на пульте управления? Или индивидуальность вещей сохранится, и нас будут сопровождать по жизни вещи абсолютно личные, любимые, незаменимые?

Когда-то каждый плотник имел свой топор — удобного для мастера веса, размера, формы. Такой инструмент обычно носили аккуратно всунутым за голенище сапога, бережно хранили, горько было его потерять — всё равно, что лишиться помощника, друга!.. Как распорядится техноэво-люция судьбой вещей? Мнение Н. Рувинского категорично:

ВРЕМЕНА ТОПОРА ПРОШЛИ!

\039\


1.15. Потерявшись среди «черных ящиков»

Моя бабушка когда-то опасалась электрического шнура, даже если он был обрезан с двух сторон. В детстве я не представлял себе, что такое телевизор. А мои внучки не представляют теперь, что телевизора когда-то не существовало. Он для них предмет домашнего обихода. Сегодня школьники изучают компьютеры, и внучки, когда пойдут в школу, уверенно освоят их. А для меня компьютер- нечто совершенно загадочное. И я вполне допускаю, что мою необразованность в этой области девочки будут воспринимать как неполноценность.



Лев Кулиджанов

«Кинопортрет XX века»

Всю долгую историю нашей планеты вкратце можно изложить и так: сначала была Природа, потом появился Человек и стал делать Вещи. И наплодил их в таком количестве, что они радикально изменили лик Земли.

Витамины, пенициллин, гербициды, телевизоры, транзисторы, радарные установки, реактивные двигатели, атомные реакторы, ускорители элементарных частиц — чего только не напридумал человек! Повсюду он настроил дороги, возвел дамбы, вздыбил многомиллионные города, прорыл шахты, опутал землю плотной сетью воздушных путей, окутал космическими трассами.

Вещи, понимаемые, разумеется, в широком смысле, на планете множатся с удивительной быстротой. Считается, что примерно каждые 15 лет число их удваивается. И в старости (75 лет) человека окружает в 275'15 = 25 = 32 раза больше вещей (всяческих товаров, предметов потребления, различных услуг), чем в тот момент, когда он только что появился на свет.

Лавина вещей захлестывает человека. Захлебывающийся, тонущий в вещном море, он, стремясь добиться независимости от обстоятельств (вспомним шинель Акакия Акакиевича, для этого героя повести Николая Васильевича Гоголя потеря шинели была равноценна собственной гибели), желая «раскрепоститься», взвинчивает темпы тиражирования вещей. И эта своеобразная инфляция развивается всё более стремительно, лавинообразно.

Это явление отмечают многие знатоки технокультуры. Вот что, к примеру, по этому поводу писал Н. Рувинский:

«Вещи стали «плодиться» с необычайной быстротой. Одно изделие сменяло другое, не успев сойти с конвейера. Стали популярными по отношению к технике понятия «модификация», «семейство», «поколение». Мир техносферы забурлил, стал расти как на дрожжах. Произошло что-то невидимое глазу и до сих пор толком необъяснимое, нечто, напоминающее момент зарождения жизни на Земле, когда биологическая эволюция ускорилась мощным катализатором...»

И дальше Рувинский делает важное уточнение:

«То, на что у биологической эволюции уходили миллионы лет, техно-эволюция проходит за десятилетия...»

Так из редкой, уникальной, значимой (Иван Иваныч Самовар!) Вещь превратилась в доступную, заурядную, надоедливую особу, которая всюду

\040\

тебе встречается, путается, как говорится, под ногами и уже порядком поднадоела. Человек устал от вещей, потерял к ним интерес, пресытился ими. При взгляде на вещь мы испытываем лишь безразличие. Как на ствол гниющего дерева в лесу, тупо смотрим мы, где-нибудь на свалке, на ржавеющий остов автомобиля, на раскуроченный костяк радиоприемника — экая диковина!



Из-за вечного мельтешения вещей, их массовости, взаимозаменяемости, доступности и дозволенности, мы утеряли к ним живой интерес. И нам совершенно безразлично, как устроен телефонный аппарат (лишь бы работал), который мы десятки раз на день теребим своими руками. Нам всё равно, какого сорта начинка у нашего телевизора, как она действует — а ведь в тридцатые годы нашего века почти любой мальчишка мастерил свой вариант детекторного приемника! И что уж тут говорить о персональном компьютере. Он для нас тайна за семью печатями! Об его устройстве мы только смутно догадываемся, и предполагаем галактические бездны технологической премудрости, которые нам ни за что не постичь!

Вот так человек-потребитель оказался потерявшимся в чащобе ве-щей-тех но средств, что стали для него, если выражаться языком кибернетиков, сплошными «черными ящиками».



1.16. «Вы слишком взбешены, чтобы слушать»

Приборный щиток автомобиля напоминает сейчас панораму ночного Лас-Вегаса. И горе фермеру средней руки, который отважится открыть капот двигателя. Исчез привычный воздухоочиститель и сам почтенный карбюратор — их заменило гидравлическо-демоническое сплетение инжекторных шлангов и турбонагнетателей, которое может приводить в восторг разве что хирурга, оперирующего а брюшной полости. То же самое относится ко многим интуитивно постигавшимся вещам прошлых лет.



К. Сапли

«Сказочные машины и нервные кошмары»

Не только на работе, службе, но и дома мы оказываемся в плену ве-шей-загадок, приборов-сфинксов, которые, прикидываясь простыми и покорными, стремящимися, вроде бы, лишь к одному — услужить человеку, слишком часто скрывают и неожиданно выказывают свой истинный сатанинский характер. О коварстве вещей с большим юмором пишет (в издании «Интернэшнл геральд трибюн», Париж) К. Сапли. Вот что, к примеру, сообщает он о так называемых «предметах досуга»:

«Управление сложнейшей современной техникой само по себе представляет самую настоящую работу. Хотите музыку? Вам придется справиться с многоярусной колонкой контрольно-измерительных приборов, напоминающих пульт управления атомной злектростанпии. Вы должны разбираться в мультиплексорах с частотным сканированием, лазерных считывающих устройствах, демпфирующих фильтрах Долби, супердинамиках для воспроизведения верхних звуковых частот и таких же устройствах для нижних.»

\041\


Сапли сетует, что уровень знаний общающихся с вещами людей («средний американец лишь ненамного превосходит кулика») слишком низок. Он приводит результат обследований, проведенных Национальным научным фондом, данные 1985 года, где обнаружилось, что лишь 31 процент взрослых американцев понимает, что такое радиация, всего 24 процента имеют понятие о программном обеспечении для ЭВМ и едва ли 20 процентов полагают, что знают, как работает телефон.

И еще: 40 процентов американцев верят, что Землю посещали космические корабли инопланетян и что существуют такие вещи, как счастливые номера. Эти показатели, добавляет Сапли, ещё хуже у людей в возрасте от 18 до 24 лет, у тех, от кого зависит будущее экономики США.

При таком состоянии технического просвещения неудивительно, что между человеком-потребителем и вещами-помощниками — а «техническое прибороизвержение» не утихает, порождая всё большее число технических новинок, — завязываются самые настоящие сражения.

Сапли:


«Мы используем гидравлические аппараты для физических упражнений, снабженные компьютерным управлением, — они напоминают некоторые приспособления из секретных застенков Торквемады; кофеварка имеет программу для таймера, которую вы можете использовать при запуске космических кораблей. В сущности, слишком большой выбор сам по себе становится источником беспокойства. Ваша обычная стиральная машина может иметь несколько десятков различных операций; кабельное телевидение предоставляет в ваше распоряжение 72 канала; к тому времени, когда вы с помощью пульта управления наконец-то включаете «расслабляющий» генератор белого шума, вы слишком взбешены, чтобы слушать».

Таковы отношения человека с техникой теперь, а что будет в будущем? Не сбудутся ли мрачные пророчества писателей-фантастов о полной зависимости человека от Машины? В рассказе Генри Каттнера (1914— 1953) «Твонки» говорится про некую универсальную машину будущего: она умеет всё — моет за человека посуду, зажигает спички, предлагает всевозможные услуги. У нее только один недостаток: она отчего-то невзлюбила книги и запрещает человеку их читать. И когда герой рассказа, к которому такая всё умеющая машина случайно попала, не желает подчиняться ей, пытается вступить с ней в борьбу, она просто уничтожает его.



1.17. Преступление Артура

В земле городов нареклись господами

И лезут стереть нас безумные вещи.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   56




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет