Чукаш И. Ч-88 Как я стал киноактером: Веселые повести/Пер, с венг. Д. Мудровой, А. Старостина, С. Фадеева; Рис. Г. Алимова

ОРИЗНА-ТРИЗНЯК

Как кот Мирр-Мурр попал в карман пиджака Эдена Шлука

Солнце лило на землю жаркие лучи, и Эдену Шлуку, немоло­дому уже старьевщику, казалось, что больше всего этих лучей льется ему на плешь. Он то убыстрял, то замедлял шаг, но солнце каждый раз настигало его, выжидало немного и с удво­енной силой принималось припекать его лысеющий затылок.

Вздохнув, Эден Шлук прекратил бесполезную борьбу, попра­вил заплечный мешок и стал уныло рассматривать пыльные акации, заборы, в которых не хватало по нескольку досок, простыни, висевшие в проемах кухонных дверей, собак, лежав­ших на дворах и тяжело дышавших; и в какую-то секунду он ясно понял, что приехал в деревню зря. По такой жаре ему вряд ли удастся что-либо купить или продать — и на мгновение перед ним, словно видение, предстали его прохладная, затененная шторами комната и кружка холодного, как лед, пенистого пива!

Ослик, Мирр-Мурр и Крох наблюдали за Эденом Шлуком из-под дощатого забора; тот в нерешительности переминался с ноги на ногу и вытирал затылок огромным клетчатым платком. Первым заговорил ослик.

— Заблудился, — сказал он. — Заблудился, наверное. Смот­рите, какой он унылый.

Мирр-Мурр проурчал что-то невразумительное.

Крох просунул нос в щель забора и принюхался. Ветер доносил до него знакомые запахи, откуда-то уже известные ароматы. Покрутив носом, он задумался, а потом сказал:

— Это старьевщик. Он уже был здесь два года тому назад, покупал ношеную одежду и продавал мясорубки, лезвия и все такое. Он не заблудился, ему просто жарко.

Мирр-Мурр кивнул с таким видом, будто как раз собирался сказать то же самое, а ослик посмотрел на Кроха с нескрыва­емым уважением.

Наконец Эден Шлук двинулся дальше, крикнул несколько раз: «Покупаю старые вещи!» — и вошел в какую-то калитку.

Ослику, Мирр-Мурру и Кроху надоело сидеть у забора, и они вернулись к остальной компании. Ать-Два, Бобица и Янчи Паприка сидели в тени пустого крольчатника и смотрели на уток, которые вперевалку прогуливались под шелковицей.

— Во что бы нам поиграть? — крикнул Янчи Паприка, увидев приближавшихся друзей.

Бобица повторила тонким голоском:

— Во что бы поиграть? Мирр-Мурр небрежно бросил:

— В старьевщиков!

— Как это? — спросил Янчи Паприка.

— А вот как: надо кричать: «Покупаю старые вещи», а еще надо потеть и вытирать затылок большим платком.

— А еще что? — спросил Янчи Паприка. Мирр-Мурр почесал в затылке:

— Дальше не знаю.

Оловянный солдатик поднялся со своего места.

— Продумай эту игру до конца! А пока давайте играть в прятки, это все умеют!

И он начал считать:

Раз, два-с, тарантас, два гуся залезли в таз, мимо них солдат бежал, а в саду моряк лежал, а мочалка грязная под корыто спряталась!

Считалка кончилась на Янчи Паприке. Отвернувшись к стенке крольчатника, он стал скороговоркой считать:

— Десять, двадцать, тридцать... восемьдесят, девяносто... Все остальные побежали прятаться.

Припадая к земле, Мирр-Мурр добежал до самой кухни. Куда бы спрятаться? Говоря по правде, все сколько-нибудь стоящие места были давно всем известны. Они уже столько раз играли в прятки!

Но вдруг глаза Мирр-Мурра радостно заблестели. Ага! Здесь-то Янчи его не найдет! На гвозде висел пиджак. В одно мгновение Мирр-Мурр взобрался по дверному косяку и спря­тался в карман.

— ...сто девяносто, двести! — Янчи Паприка кончил счи­тать. — Кто не спрятался, я не виноват. Иду искать!

Тихий голос Янчи Паприки доносился до Мирр-Мурра издалека. Он хихикнул. «Ищите, ищите!» — подумал кот, устраиваясь поудобнее. Солнце пригревало пиджак, и в карма­не становилось все теплее. Незаметно Мирр-Мурр уснул.

В калитку вошел Эден Шлук, немолодой уже старьевщик. Он громко произнес: «Здравствуйте!» — и стал рассматривать пиджак.

— Что вам угодно? — крикнула с кухни мама Яношки.

— Покупаю старые вещи! — коротко ответил Эден Шлук, не сводя глаз с пиджака.

— У нас ничего нет, — вышла к нему мама Яношки. Эден Шлук хитро прищурил глаза и сладко улыбнулся — по его лицу разбежались во все стороны морщинки. Он не так прост, чтобы сразу уйти! Пиджак ему приглянулся. Он, правда, запылился, но вычистим его, выгладим — будет как новый! Немного сощурившись, Эден Шлук медленно, хитро — по­добно тому, как лиса обхаживает облюбованную на ужин дичь, — не говоря ни слова о пиджаке, стал выкладывать из потертого заплечного мешка свои сокровища.

— Ножницы, совершенно новые, — сказал он и торопливо продолжил: — Сбивалка, кондитерский нож — настоящая шведская сталь, нержавеющий дуршлаг, никелированные щипцы для орехов, латунный нож для теста. Смотрите, смотри­те, пожалуйста, у дядюшки Шлука плохого товара не во­дится!

Что и говорить, старьевщик знал толк в том, как заворажи­вать и ошеломлять покупателей.

Мама Яношки нерешительно рассматривала поблескиваю­щие сокровища, рядком разложенные перед ней. Эден Шлук наблюдал за ней — хитрый взгляд и морщинистое лицо прида­вали ему сходство со старым волшебником.

— Вот это, наверное... — потянулась мама Яношки к латун­ному ножу для теста. — А то мой сломался. Да и остальные, по правде говоря...

— Я отдам вам всё, — хитро сказал Эден Шлук, — и не возь­му с вас ни гроша!

Мама Яношки недоуменно смотрела на него.

— Гм, гм, — буркнул Эден Шлук. — Запылился, конечно, да и потерся немало, но раз другого нет, этот тоже сойдет. Отдаю вам всё за этот старый пиджак!

И, сказав так, он снял пиджак с вешалки и засунул его в свой огромный заплечный мешок.

— Что ж, ладно, — вздохнула мама Яношки. — Его носил мой бедный муж.

Эден Шлук попрощался, ногой закрыл за собой калитку и весело зашагал под пыльными акациями в сторону железнодо­рожной станции. «Вот день и не потерян! — думал он. — Эден Шлук еще не разучился делать дела! Эден Шлук еще не так стар!»

Он купил билет и, поскольку было жарко, да и удачную покупку надо было отметить, зашел в ресторан, сел за один из столиков, покрытых красной скатертью, и заказал кружку холодного, как лед, пенистого пива.

Ожидая официанта, он повесил пиджак на спинку стула и потом, неспешно попивая пиво, рассматривал его.

Поезд опаздывал, было жарко, и пиджак все больше нравился ему — короче говоря, Эден Шлук, немолодой уже старьев­щик, вливал в себя кружку за кружкой.

Когда поезд подошел, Эден Шлук уже не совсем уверенно стоял на ногах; официант подал ему пиджак, и он надел его прямо поверх заплечного мешка. Пиджак был широкий, и мешок торчал под ним наподобие горба.

В купе никого не было, старьевщик сел к окну и задремал.

Проснулся он от голоса проводника — тот спрашивал его билет.

— Да-да, сейчас, — пробормотал Эден Шлук, сунул руку в карман пиджака и протянул проводнику сонно мигающего Мирр-Мурра.

— Прелестный котик, — сказал длинноусый проводник и погладил по голове перепуганного Мирр-Мурра. — Какая у него приветливая мордочка.

На лице Эдена Шлука, который все еще держал Мирр-Мурра, появилось выражение бессильного отчаяния — словно он видел дурной сон и не мог проснуться. Другой рукой он залез в карман брюк и протянул проводнику билет. Проводник про­компостировал его, отдал честь и ушел.

Мирр-Мурр подергивался в руке Эдена Шлука. Старьевщик повернул кота к себе, и они посмотрели друг на друга — с лю­бопытством, задумчиво, как старые знакомые, не видевшиеся много-много времени.

— Гм, гм, — произнес наконец Эден Шлук. Мирр-Мурр не сказал ничего, но постарался придать своей

мордочке приветливое выражение.

— Впрочем, ладно, — сказал Эден Шлук, кончив мычать. — Все равно я живу один. А тебе много места не надо. Верно? — И, взглянув на Мирр-Мурра усталым взглядом, он опустил его на откидной столик у окна.

Прижавшись носом к стеклу, Мирр-Мурр смотрел на проно­сившиеся мимо телеграфные столбы, на диких голубей, сидев­ших на подрагивающих проводах, на медленно проплывавшие за окном пейзажи. Он уже оправился от испуга, да и Эден Шлук вел себя дружелюбно. Громкий стук сердца говорил коту, что его ждут новые волнующие приключения.

Он обернулся к старьевщику, но тот уже спал, уронив голо­ву набок.