На дворе стоял прекрасный летний день. Было тихо, ни один листок не колыхался, все обитатели двора дремали в тени. Наседка и ее цыплята — под шелковицей, Крох — в прохладной конуре, петух Кукареку — в лопухах, а ослик и его друзья — в ящике.
Одна Бобица не спала. Она сидела возле крольчатника и потихоньку напевала:
В черной речке плавает утенок...
Вдруг к ней подбежал, семеня короткими ножками, маленький поросенок, сел перед ней и стал слушать. Бобица улыбнулась ему и продолжала петь:
Скоро к маме в Польшу полетит.
Поросенок ерзал и вертелся, навостряя уши. Стоял прекрасный летний день, ни одна муха не жужжала, и слышен был лишь тихий, серебристый голосок Бобицы. — Еще раз! — сказал поросенок. — Спой еще раз! Кукла-негритянка снова запела:
В черной речке плавает утенок...
Поросенок слушал ее с благоговением. Бобица спела песню до конца.
— А теперь я! — сказал поросенок.
— Хорошо, — согласилась Бобица, — только негромко. Поросенок встал, поднял голову и завизжал ужасным голосом:
— У-и, у-и, у-и!
Бобица зажала уши и крикнула поросенку:
— Тихо! Ты всех разбудишь! Поросенок перестал визжать.
— Так дело не пойдет, — сказала Бобица.
— Научи меня, — попросил поросенок. — Я так хочу петь!
— Ладно. Только слушай внимательно! — милостиво согласилась Бобица.
— Слушаю!
— Самое главное — это дыхание! — принялась объяснять Бобица. — Кроме того, надо следить за правильным произношением. Когда мы поем звук «о», губы надо округлять. Ты слушаешь?
— Да, — сказал поросенок, — губы надо округлять!
— Правильно, — кивнула Бобица. — Теперь я прочту текст, а потом напою тебе мелодию.
Поросенок слушал ее нетерпеливо, то вскакивал, то опять садился, видно было, что он хочет петь сам. В конце концов он перебил Бобицу:
— Я все понял! Я все понял! А теперь я!
— Хорошо, — согласилась Бобица. — Делай так, как я тебя учила: глубоко вздохни и не забывай следить за произношением!
Поросенок поднял голову, закрыл глаза и завизжал ужасным голосом:
— У-и, у-и, у-и, у-и!
Бобица испуганно зажала поросенку рот, но тот вырвался и продолжал визжать.
Крышка ящика с грохотом взлетела вверх, и из ящика показались головы Янчи Паприки, Мирр-Мурра и Ать-Два. Янчи Паприка гневно воскликнул:
— Гром и молния! Это что за концерт? Что за визг? Примчались наседка и Крох.
— Что такое? Что такое?
Пристыженный, красный как рак поросенок умолк, опустил уши и весь съежился. Бобице стало его жалко.
— О, ничего, — сказала она улыбаясь. — Ничего! Мы пели.
— Это не пение! — рассердился Янчи Паприка. — Это визг!
— Ну почему же, — возразила Бобица. — Это был первый урок. Правильное произношение. У поросенка неплохой голос, только его надо еще отшлифовать.
Поросенок улыбнулся Бобице счастливой улыбкой.
— Отшлифовать, отшлифовать!.. — проворчал Янчи Паприка. — С таким звуком шлифуют только ржавый топор!
Тут подбежала мама поросенка и спросила, тяжело дыша:
— Что такое? Кто тебя обидел?
— Никто, — ответил поросенок. — Я учусь петь. Бобица сказала, что у меня неплохой голос, только его надо еще отшлифовать.
— Это другое дело! — обрадовалась мама. — Наша семья всегда славилась- хорошими голосами. Я горжусь тобой!
И, высоко подняв голову, она ушла вместе с поросенком. Янчи Паприка гневно посмотрел им вслед. А потом передразнил:
— «У-и, у-и, у-и! У меня неплохой голос! Только его надо отшлифовать»!
Остальные весело рассмеялись, не смеялась одна Бобица.
— Не грусти! — сказал ей Янчи Паприка. — У тебя еще будут ученики поталантливее — и, главное, поскромнее!
Посещение больного. Остаемся здесь
Облокотившись на край ящика, ослик и его друзья задумчиво смотрели на шелковицу, на крольчатник и на забор, в котором не хватало нескольких досок.
— Хорошо здесь! — тихо вздохнул Мирр-Мурр. Остальные кивнули, соглашаясь с ним. Больше никто ничего не сказал, но каждый чувствовал, что здесь действительно хорошо.
Янчи Паприка, Бобица и оловянный солдатик Ать-Два думали об одном и том же: о пыльной кладовке. Давно лежали они там, заброшенные и одинокие.
Ослик представлял себе цветочный столик. «Там тоже было неплохо, — думал он, — нельзя быть таким неблагодарным!» Но все же, если говорить откровенно, там он чувствовал себя очень одиноко.
Из задумчивости их вывел Крох. Подойдя к ним, он дружелюбно посмотрел на компанию, выглядывавшую из ящика, и сказал:
— Мы вас полюбили. Здесь вообще все любят друг друга.
Ослик и его друзья смотрели на него улыбаясь. Крох, очевидно, хотел сказать что-то еще. Он кашлянул и в конце концов произнес:
— Вы еще не всех знаете. Здесь есть один человек, который нам особенно дорог.
— А где он? — вежливо спросил ослик.
— Он болен, — сказал Крох, — и уже целую неделю лежит в постели.
Ослик и его друзья погрустнели. Болезнь — это, наверное, что-то очень плохое!
— Один, — продолжал Крох, — он лежит совсем один. Глаза Мирр-Мурра заблестели:
— Давайте навестим его!
Все с удовольствием приняли это предложение, но больше всех радовался Крох. Глаза его засияли от счастья — правда, их закрывала шерсть и взгляда его никто не видел как следует.
— Мы будем играть с ним и рассказывать ему разные истории, — сказал Янчи Паприка. — Мы его развеселим, не беспокойся!
— А где он лежит?
— В комнате, — сказал Крох. — Его зовут Яношка. Это мальчик, ему пять лет. Я вас отвезу, садитесь ко мне на спину.
Вся компания села Кроху на спину, и он подвез их к веранде.
— Подниметесь по лестнице, — сказал пес, — и первая дверь направо.
На веранде было прохладно, по натянутой бечевке взбегала вверх виноградная лоза, и ее широкие листья давали обильную тень. Солнечные лучи сочились между листьев тонкими полосками: эти полоски напоминали связку разноцветных стеклянных трубочек.
Маленькая компания поднялась по лестнице, нашла нужную дверь, и Мирр-Мурр осторожно открыл ее.
Вслед за ним в дверь вошли все остальные. В комнате стоял полумрак, сначала друзья почти ничего не видели, а когда их глаза привыкли, то почувствовали, что кто-то на них смотрит.
Приподнявшись на локте в постели, на них блестящим взглядом смотрел Яношка.
Первым заговорил Янчи Паприка:
— Нас прислал Крох. Он сказал, что ты болеешь. Яношка знаком пригласил их подойти поближе. Друзья
подошли к самой кровати. Яношка поднял их с пола и посадил всю маленькую компанию на голубое одеяло.
Новые знакомые быстро подружились; ослик и его друзья, перебивая друг друга, рассказали о своих путешествиях и приключениях во дворе. Когда Мирр-Мурр рассказывал историю с цыплятами, Яношка весело рассмеялся.
Услышав его смех, пришла мама.
— Это ты смеялся, золото мое?
— Ты только послушай, мама! — хохотал Яношка.
— Что послушать? — подошла поближе мама и, увидев ослика и его друзей, спросила: — А они как сюда попали?
— Они приехали из Будапешта, — сказал Яношка. — В ящике из-под яблок. — И он по очереди представил ей всю компанию.
Мама Яношки очень удивилась, но больше всего ее обрадовал смех Яношки — ведь это верный признак выздоровления. . — Они здесь останутся, можно? — выразил Яношка общее желание ослика и всех его друзей, желание не высказанное, но тем более страстное. — В Будапеште они все равно никому не нужны, — добавил он.
— Хорошо, сынок. Если они сами захотят.
Она погладила Яношку по голове, улыбнулась ослику и его друзьям и вышла из комнаты.
Хотят ли они остаться? Когда мама Яношки вышла из комнаты, они все вместе стали горячо уверять Яношку в этом — хотят, и еще как хотят!
Так ослик и его друзья остались у Яношки, который очень полюбил их и, самое главное, много-много играл с ними.
Достарыңызбен бөлісу: |