318
наброска может привести к новому набрасыванию смысла; то, что возможна одновременная
разработка соперничающих набросков, прежде чем установится однозначное единство смысла; то,
наконец, что истолкование приступает к делу, вооруженное предварительными понятиями,
которые заменяются понятиями более уместными,— именно это постоянное набрасывание-заново,
составляющее смысловое движение понимания и истолкования, и есть тот процесс, который
описывает Хайдеггер. Предвзятые мнения, не подтверждающиеся фактами, грозят сбить с верного
пути того, кто стремится к пониманию. Разработка правильных, отвечающих фактам набросков,
которые в качестве таковых являются предвосхищениями смысла и которые еще только должны
быть заверены «самими фактами»,— в этом постоянная задача понимания. Здесь нет никакой
другой «объективности», помимо того подтверждения, которое наше предварительное мнение
получает в ходе его разработки. Что еще характеризует произвольность не отвечающих фактам
пред-мнений, как не то, что их уничтожает первая же попытка приложения к реальности?
Понимание обретает свои подлинные возможности лишь тогда, когда его предварительные мнения
не являются случайными. А потому есть глубокий смысл в том, чтобы истолкователь не просто
подходил к тексту со всеми уже имеющимися у него готовыми пред-мнениями, а, напротив,
подверг их решительной проверке с точки зрения их оправданности, то есть с точки зрения
происхождения и значимости.
Это принципиальное требование следует считать радикализацией тех реальных действий, которые
мы всегда совершаем, когда хотим понять что-либо. Обращаясь к любому тексту, мы признаем
своей задачей не пользоваться просто и без проверки собственным словоупотреблением либо, в
случае иноязычного текста, словоупотреблением, знакомым нам из книг или из повседневного
обращения, но добиваться его понимания, исходя из словоупотребления эпохи и (или) автора.
Встает, разумеется, вопрос, как в принципе можно осуществить это общее требование. Особенно в
области учения о значениях ему противостоит неосознанность собственного словоупотребления.
Как, вообще говоря, приходим мы к осознанию различия между привычным нам
словоупотреблением и словоупотреблением текста?
В принципе лишь препятствие, с которым мы сталкиваемся, пытаясь понять текст — будь то
кажущееся отсутствие в нем всякого смысла, будь то несовместимость
Достарыңызбен бөлісу: |