Дипломная работа студентки V курса романо-германского отделения

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Находка "О Девяти Именах Христа" сразу же стала предметом ожесточенных споров: считать ли его основой " Имен Христа" Луиса де Леона или нет. К сегодняшнему дню сформировались три основных точки зрения на эту проблему. Первую отстаивают последователи К. Муиньоса (Э. Шустер²⁸ и др.), считающие, что Луис де Леон лишь переработал трактат Ороско, развив основную тему и придав ему диалогическую форму. Они основываются на том, что первое издание " Имен Христа" содержало именно девять имен, все же остальные были добавлены позднее, а также цитируют "Введение" к I книге, в котором говорится, что причиной разговора послужил ..." небольшой ... листок бумаги, ... где были выписаны некоторые имена, коими называют Христа в Священном Писании, а также места, откуда они взяты"²⁹. Cторонники Муиньоса полагают, что здесь Луис де Леон имеет в виду книгу Алонсо де Ороско и тем самым самолично указывает на него как на своего непосредственного предшественника.

Другую, прямо противоположную точку зрения высказал падре Сантьяго Вела. Он утверждает, что сочинение Ороско - краткое изложение первого издания "Имен Христа". В доказательство он приводит те же самые аргументы, что и сторонники первой точки зрения, а именно, совпадение количества имен в первом издании “Имен Христа” и в “Девяти Именах Христа”, что, по мнению исследователя, говорит о том, что манускрипт Ороско был написан уже после публикации диалога Луиса де Леона и, вне всяких сомнений, является пересказом его основных идей в форме ученого трактата.

Существует также третья версия, принадлежащая Анхель Кустодио Веге, согласно которой манускрипт “О Девяти Именах Христа” - черновые записи, составленные самим Луисом де Леоном и содержащие наброски его будущего сочинения.

Из этих трех точек зрения на проблему источника “Имен Христа” мне ближе всего первая: я считаю, что Луис де Леон был знаком с трудом Ороско и несомненно использовал его работе над своим сочинением, однако полагаю, что "листок с именами" является не более чем обыкновенным литературным приемом. Автор вводит его, чтобы соблюсти один из важнейших аристотилевских принципов - правдоподобие. Являясь предлогом для начала беседы, этот "листок бумаги" прямым или косвенным образом объединяет воедино все три книги: " Коль скоро сей листок стал причиной, породившей нашу беседу, так пусть он же станет в ней проводником ... и ежели вы не возражаете, мы будем строить наши речи согласно тому, что там написано, и строго следуя порядку"³⁰. Как правило, наглядность усиливается жестом: "И Сабино раскрыл свой листок..." (глава "Стезя" I книги)³¹, "Сабино ... развернул листок и прочитал..." (глава "Пастырь" I книги)³², "...и тогда Сабино ... вновь развернул сей лист бумаги и, заглянув в него, прочитал..." (глава "Гора" I книги)³³, "И вот Сабино, развернув листок и продолжив чтение, сказал следующее..." ("Введение" ко II книге)³⁴, "Произнеся сии слова и развернув листок, он сказал..." (глава "Десница Господня" II книги)³⁵ etc.

И то, что Луис де Леон в середине II книги (начало главы "Божий Царь") внезапно отказывается от изначального принципа предварять каждую новую главу чтением нового имени, лишь еще раз подтверждает стремление автора придерживаться правдоподобия, поскольку в конце этой главы говорится, что Марсело устремил взор на усыпанное звездами небо, а наступившая темнота, естественно, делала невозможным дальнейшее чтение имен. Однако это не означает, что Луис де Леон перестает обращаться к "листку", как к "проводнику в беседе". И в III книге "листок Марсело" продолжает оставаться структурным ключом беседы: "Вы, должно быть, нашли сегодня новый листок?" - подсмеивается Марсело над Сабино. - "Нет", - отвечает Сабино, -"Но я нашел то, что Вы упустили во вчерашнем: среди имен, которые Вы записали, нет имени "Иисус"..." ("Введение" к III книге)³⁶.

Кроме непосредственной связи "Имен Христа" Луиса де Леона с трактатом Алонсо де Ороско, можно выделить и другие. Здесь, прежде всего, следует назвать Священное Писание, которое во многом определило образный, символический и языковой строй произведения. Луис де Леон традиционно полагал, что Библия должна занимать главное место в жизни человека, видел в ней неиссякаемый источник знаний, хранящий ответы на все вопросы. Об этом он сам свидетельствует в "Посвящении" к первой книге, говоря, что Библия подобна "самой главной аптеке" (oficina general)³⁷, в которой можно найти лекарство от всякого недуга. Подобные же мысли Луис де Леон излагает во "Вступлении" к "Совершенной супруге": там он сравнивает библейские книги с "магазином" (tienda comъn) или "центральным рынком" (mercado pъblico y general)³⁸, где продаются товары на любой вкус и каждый может подобрать себе все необходимое. Такое отношение к Библии типично для испанских гуманистов XVI века и нередко встречается в сочинениях того времени.

Огромную роль в творчестве Луиса де Леона играет также христианская богословская традиция, о чем свидетельствует выбор темы сочинения: толкование имен Христа являлось традиционной темой в патристической литературе. В частности, один из отцов церкви Василий Великий (ок. 330 г.-379 г.) в 8 главе “Книги о Святом Духе” (“Liber de Spiritu Sancto”) цитирует различные имена Христа и классифицирует их, подразделяя на “высшие” и “низшие”. О разных видах божественных имен говорится также в трудах Оригена (ок. 185 г.-253/4 г.) - одного из виднейших раннехристианских богословов, в сочинениях христианского апологета Киприана (ок. 201 г.-258 г.) из Карфагена, в “Книге о единстве Отца и Сына” (“Liber de patris et filii unitate”) представителя латинской патристики Илария Пиктавийского (ок. 315 г.- ок. 366 г.), в трудах одного из отцов церкви Григория Назианзина (ок. 330 г.-ок. 390 г.), в труде “Об образе совершенного христианина”, (“De perfecta forma christiani”) церковного писателя и богослова Григория Нисского (ок. 335 г.-ок. 394), в комментариях Иеронима (ок. 342 г.-420 г.) к “Иезекиилю”, в сочинениях бл. Августина (354 г.-430 г.). Иоанн Златоуст (греч. Хризостом 354 - 407 гг.) в “Проповеди о Евтропии и о суетности богатствa” (“Homilia de capto Eutropio et de divitiarum vanitate”) также перечисляет различные имена Христа и разделяет их на “низшие” и “высшие”, “божественные” и “человеческие”. Папа Григорий Великий (ок. 540 г.-604 г.) посвятил 21 главу 30 книги своих комментариев к книге “Иова” анализу имен, принадлежащих Христу, а Исидор Севильский (ум. 636 г.) 7 книгу “Этимологий” (“Etimologiae”).

В эпоху Средневековья и Возрождения интерес к божественным именам не иссякает: трактат “О Божественных Именах” Псевдо-Дионисия Ареопагита был весьма популярен среди теологов-схоластов, которые дополнили и развили его, в свою очередь, проблема толкования имен, данных Христу в Священном Писании занимала великого католонского теолога и мистика Бернара Клервоского (1090 г.-1153 г.)³⁹. В Испании его последователями были Алонсо де Ороско и Луис де Гранада, который анализирует имена Христа в своем “Руководстве для грешников” (“Guнa de pecadores”).

Луис де Леон несомненно был знаком с патристической традицией интерпретации имен Христа. В работе над своим сочинением он широко использовал труды Отцов Церкви (как восточных, так и западных) и средневековых теологов, прямые и косвенные цитаты из которых встречаются практически на каждой странице. Из авторов греческого Востока особое значение для него имели сочинения Василия Великого, Григория Назианзина, Григория Нисского, Игнатия Антиохского, Иоанна Хризостома, Тертуллиана, Оригена и Климента Александрийского, из латинских, в первую очередь, св. Иеронима и св. Августина (покровителя ордена августинцев, к которому принадлежал Луис де Леон), из средневековых авторов он ценил труды Бернара Клервосского. Очевидно, что он читал "О Божественных Именах" Псевдо-Дионисия Ареопагита, хотя непосредственных свидетельств этому в "Именах Христа" нет.

Велико влияние на поэтику Луиса де Леона античной культуры. Как типичный гуманист второй половины XVI века он стремился ассимилировать античность, не выходя за рамки христианского мировоззрения: философы и поэты древности становятся для него своего рода ступенями в постижении Божественной сущности. В поэзии его учителями были Вергилий и Гораций. Он переводил их и, считая непревзойденными мастерами поэтического искусства, подражал им на испанском. Даже в "Именах Христа" есть ссылки на "Оды" Горация и "Эклоги" Вергилия⁴⁰. В прозе он ориентировался на выдающихся риторов античности Цицерона и Исократа и пытался воспроизвести их стиль на родном языке.

Библейские комментарии Луиса де Леона, а также его интерпретация имен Христа испытали сильное воздействие древнееврейской герменевтической традиции. Анализируя имена Христа и цитируя ветхозаветных пророков, он часто обращается к языкам ветхозаветного оригинала (древнееврейскому и халдейскому), чтобы раскрыть буквальный смысл каждого слова, затем объясняет сравнения и тропы и только потом дает аллегорическое толкование текста. Такой трехчастный метод использовали в своих комментариях раввины - последователи известного талмудиста XI века Авраама ибн Эзра, а в XVI веке стали применять саламанкские гебраисты, в том числе, Луис де Леон и Ариас Монтано. Кроме того, он нередко пользуется объяснением "темных мест" при помощи параллельных мест - принцип, традиционный для древнееврейской экзегетики, которая зиждется на цельном восприятии библейских текстов. В то же время он выступает против исключительно буквального подхода к толкованию Библии и в главе "Десница Господня" говорит о том, что буквальное понимание смысла библейских пророчеств и предсказаний служит причиной возникновения многих заблуждений, имея в виду еврейских экзегетов, не принимающих Христа и не считающих Его Мессией.

Также в ”Именах Христа” нашла отражение каббалистическая традиция. Очевидно, что Луис де Леон был знаком с трудами известного гуманиста к. XV века И. Рейхлина “О каббалистическом искусстве” (“De arte cabalistica”, опубл. в 1517 г.) и “Капнион или О необыкновенном слове” (“Capnion sive De verbo mirifico”, 1494 ). В 12 главе III книги “Капниона” Рейхлин выделяет три этапа истории и три имени, которыми наделил их Бог. Об этом трехчастном делении знал Луис де Леон и применил его к этапам развития или, как он говорит, “возрастам”, Церкви (глава “Супруг”)⁴¹. Согласно Луису де Леону, Церковь пережила три этапа: сначала младенчество, когда Христос нянчил и воспитывал ее как ребенка, затем отрочество, когда Христос обращался с ней как с подростком, и, наконец, сейчас она переживает юность, и Христос относится к ней как к девушке - повзрослевшей и созревшей для брака.

Кроме того, обращаясь к древнееврейскому языку, Луис де Леон часто прибегает к каббалистическим методам интерпретации текста, основанным на том, что язык Библии - это священный, сокровенный язык, на котором Господь разговаривал с людьми, а следовательно, в нем значимо все: каждый знак, каждое слово, каждый слог, буква, имя, их число, порядок, расположение и начертание. Так, например, объясняя имя "Слово" (по древнееврейски Dabar) в главе "Иисус", Луис де Леон сначала говорит о значении каждой буквы, составляющей его, затем рассматривает отдельно все слоги, исследует тайный смысл каждого из них, а в заключении, анализирует все слово в целом, подробно останавливаясь на всех значениях, которое оно имеет в Священном Писании. Такой подход позволял извлекать самые глубокие смыслы исследуемых слов. Подобным же образом Луис де Леон анализирует имя "Иисус". При этом он предупреждает читателя, что не собирается более вдаваться в тонкости каббалистической техники: "И я не стану говорить Вам ни о количестве букв, из коих состоит сие имя, ни о качествах, коими обладает каждая из них, ни о конкретном значении каждой из них, ни о том, что означают они с точки зрения арифметики..."⁴², ибо об этом уже достаточно сказано. Но доказывая единство Яхве и Христа, Луис де Леон вновь прибегает к буквенному написанию их имен, которое в древнееврейском различается лишь тем, что в имени "Иисус" появляются две новые буквы. Именно благодаря им, согласно Луису де Леону, непроизносимое имя ветхозаветного Бога обретает звучание в имени Христа. Такое толкование было широко распространено в христианской каббалистической традиции. Также к каббалистике Луис де Леон обращается в главе "Об Именах в Общем", когда интерпретирует фигуру тетраграмматона как символ христианской Троицы.

Таким образом, в своих толкованиях Библии Луис де Леон часто использует древнееврейскую герменевтическую и каббалистическую техники, стремясь выявить тесную связь, существующую между самим именем и его графическим изображением. В то же время влияние этих традиций проявилось лишь на уровне интерпретации текста, само же произведение - это своего рода полемика с самими древнееврейскими экзегетами, отрицающими Христа, а основной целью автора является доказать при помощи их традиционных методов божественность Христа и величие Его миссии на земле.

В первой главе я уже говорила, что Луис де Леон выделяется среди прочих авторов XVI века тем, что в его творчестве наиболее явно проявилось влияние неоплатонизма. В "Именах Христа" это, прежде всего, обусловило выбор темы: анализ имен, которыми Христа называют в Священном Писании. Фигура Христа выбрана не случайно. Для Луиса де Леона, который писал "Имена Христа" в тюрьме, она имела особое значение. Не даром он одновременно размышлял над другим библейским образом - образом Иова. Страдания ветхозаветного праведника были близки Луису де Леону. Проводя долгие часы в заключении, он сравнивал свою судьбу с судьбой Иова, которого Господь подверг долгим и тяжким испытаниям. Но Иов, при всей своей святости и величии духа, лишь игрушка в руках грозного и всемогущего Яхве - необъятная пропасть разделяет человека, пусть даже самого праведного, и ветхозаветного Бога. Поэтому, Луису де Леону ближе образ Христа, символизирующий совершенно иной тип взаимоотношений человека и Бога. Следуя за Платоном, Луис де Леон противопоставляет два мира - идеальный, обитель вечных сущностей, и материальный, земной. Оппозиция "земля" - "небо" является одной из основных в его творчестве. Христос стал посредником между "землей" и "небом": каждый человек носит в себе "царство Божие" , в свою очередь, Христос соединяет в себе божественную и человеческую сущности. Тем самым изменяется роль человека в системе мироздания - в самой личности заложен потенциал для бесконечного самосовершенствования, высшей наградой которого станет познание бытия Божьего: согласно Луису де Леону, человек способен вознестись в самые высокие сферы вслед за Спасителем, но для этого он должен, во-первых, быть добродетельным и, во-вторых, иметь легкую, свободную от грехов душу.

Как неоплатоник, Луис де Леон считает, что мир земной является подобием иного, идеального и посему в нем присутствует Божественное начало: земля, сотворенная Богом - отражение, пусть неясное и несовершенное, вечной, небесной обители. Таким образом, между человеком и Богом, "землей и "небом" нет непреодолимой преграды. Напротив, они зеркально отражаются друг в друге: "...И, говоря это, Марсело опустил взгляд на воду, которая была неподвижной и прозрачной, и в ней, как в зеркале, сияли все звезды и вся красота неба, и казалось, что это другое небо, усеянное прекрасными огнями". Чуть ниже:"...И подобно тому, как образ неба отражается в воде (что есть наше тело, готовое стать зеркалом) и делает ее похожей на себя, так и благодать, проникнув в душу и поселившись в ней, ... уподобляет ее Богу, придает ей божественные качества и преображает ее саму в небо"⁴³.

Неоплатоническая идея подобия нашла свое отражение в ренессансном восприятии универсума в виде зеркала. Образ зеркала часто встречается на страницах "Имен Христа" и является основой многочисленных метафор и сравнений, как, например, это происходит в приведенной цитате. Также Луис де Леон обращается к этому образу, излагая свою теорию имени в главе "Об именах в целом" (см. стр. 54 “Приложения" к данной работе): когда мы называем вещи, их образ отражается в нашем сознании, как в зеркале. Такая интерпретация образа заложена уже в самом глаголе "reflectar" (мыслить, размышлять, т.е. отражать в сознании). Кроме того, образ зеркального отражения появляется в главе "Божий Сын" - Луис де Леон называет Христа "живым образом" (imagen viva) или отражением своего Отца, который возникает (se espeja) в "зеркально чистом" (espejado y clarнsimo)⁴⁴ сознании Господа, когда тот мыслит самого себя.

Идея подобия, типичная для ренессансного неоплатонизма, занимает центральное место в философии Луиса де Леона. Быть может, он был одним из последних испанских писателей, у которого сохранилось чисто ренессансное видение мира: для него это, прежде всего, Порядок и Гармония. Он воспринимает мир целостным, где каждая, даже самая малая вещь имеет свой особый смысл, свое место в единой системе, и живет в согласии с остальными частями великого и совершенного механизма, которым управляет Бог. Вслед за Плотином Луис де Леон видит идеальное бытие вещей в том, что каждая из них содержит в себе все остальные: одно присутствует во всем и все в одном - таким образом осуществляется взаимосвязь элементов в великой цепи мирового бытия. Средневековье и Ренессанс, составлявшие единую средневеково-ренессансную систему, мыслили космос как замкнутое, завершенное в себе иерархическое пространство, в котором "...место и ценность любой вещи определялось ее близостью или удаленностью от Бога" и в котором "...не было этически нейтральных предметов, точек или направлений движения"⁴⁵. Центром этого упорядоченного пространства у Луиса де Леона является Христос. К нему как к "центру всего" (centro de todo) устремлены самые страстные желания всего сущего, для которого существует одна единственная, высочайшая цель: стать как можно ближе Христу и, в конечном счете, полностью уподобиться Ему. Поэтому, как и Плотин, Луис де Леон воспринимает универсум в виде круга, радиусы которого - все существующие вещи - направлены в центр - к Христу - и сходятся в одной точке⁴⁶. "Христоцентризм" - основа мировосприятия Луиса де Леона и главная идея его сочинения. Для него уже в самих именах Христа заключено единство и многообразие мироздания, раскрыть которое и стремится автор, подробно исследуя каждое имя, делая явным его тайный смысл.

Как неоплатоник, Луис де Леон полагает, что постичь истины бытия, приблизиться к Христу человек может через экстаз, пройдя предварительно духовное очищение: еще Пифагор писал, что сон, сновидение и экстаз - вот три двери, ведущие в потусторонний мир, откуда происходит наука души и искусство пророчества. Достичь экстатического состояния автору "Имен Христа" помогают созерцание природы или звучание музыки: в обоих случаях человек забывает о своем земном существовании и становится причастным мировой гармонии. Музыка и природа имеют особое значение в его творчестве - и то, и другое является для него воплощением, во-первых, порядка, а, во-вторых, мира и покоя - свойств, которые он ценил превыше всех иных благ. Он не раз воспевает их в своих поэтических произведениях, слова "concierto", "harmonнa", "paz", "concordia", "sosiego", "уrden", "reposo" постоянно присутствуют на страницах "Имен Христа", а глава "Мирный Владыка" становится настоящей проповедью мира и покоя.

Согласно Луису де Леону, прежде всего, человек должен стремится достичь мира с самим собой, то есть придать микрокосму космическую упорядоченность, что даст ему возможность жить в мире и с другими людьми, и с Богом: подобно тому, как струна звучит согласно с другими струнами и вместе с ними создает сладчайшую мелодию, так и душа, не смущаемая ни страстями, ни мирской суетой "...созвучна с Богом и живет в согласии с людьми." Насколько идея душевного покоя была близка Луису де Леону, говорит то, что внести спокойствие и мир в наши души может только Христос, его заповеди: имя "Мирный Владыка" является одним из основных имен Христа.

Луис де Леон выделял три рода музыки, которыми человек может наслаждаться в этом мире: музыку природную - щебет птиц, журчание воды, шелест листвы etc., музыку человеческую - ту, которая возникает при игре на музыкальных инструментах и пении, - и музыку божественную или небесную - самую сладостную и желанную из всех. Для неоплатонизма, который впитал в себя пифагореизм, вселенная имеет музыкально-числовую структуру: двигаясь и вращаясь, небесные тела издают чарующие звуки, которые, звуча согласно и в такт, составляют волшебную, неземную гармонию. Дирижирует этим вселенским оркестром - Великий Маэстро (как называет Его сам Луис де Леон в оде "Франсиско Салинасу" ("A Francisco de Salinas" ("El aire se serena...")) - Бог. Два первых вида музыки являются отголоском музыки небесной, поэтому, когда человек настраивает свои душевные струны в унисон с природными или музыкальными, он способен услышать "музыку сфер". Сначала его душа вспоминает о своем настоящем, божественном происхождении, затем освобождается от груза земных страстей и мирских желаний, вновь обретает утраченные силы и, наконец, воспаряет к своему Создателю, а в этом и заключается для нее истинное, наивысшее блаженство.

Идея познания мирового бытия через экстатическое слияние души с Богом сближает неоплатонизм с мистикой. До сих пор не прекращаются споры по поводу того, можно ли считать Луиса де Леона мистиком или нет. Хельмут Хатцфельд, например, в книге "Литературоведческие исследования испанской мистики" говорит о нем как о "псевдомистическом авторе"⁴⁷, т.е. как о талантливом писателе, который не обладал собственным мистическим опытом и излагал в своих сочинениях лишь теоретические предположения. Сходной точки зрения придерживается и Конрадо Муиньос Саэнс в своей вступительной статье к переизданию "Сочинений" Луиса де Леона 1885 г.: "Хуан де ла Крус поет нам с небес, находясь средь восторженных песнопений праведников и ангельских гимнов, Луис де Леон поет, душой устремляясь к небесам, но стопами погруженный в землю и песнь его печальна как жалобы изгнанника..."⁴⁸ Однако если вспомнить его страстные комментарии к имени "Возлюбленный", диалог Марсело и Сабино в главе "Мирный Владыка", стихотворения "Спокойная ночь" ("Noche serena") или оду "Франсиско Салинасу" , то очевидно, что они полны неподдельным чувством и в них звучит нечто большее, чем просто вдохновение - страсть души, сгорающей от желания узреть своего Божественного Супруга.

Так или иначе, в первых двух книгах "Имен Христа" Луис де Леон представляет читателю свой мистический путь познания Христа, который делится у него на три традиционные фазы, берущие начало в библейской "Песни Песней". В главе "Стезя" он называет их так: "путь начинающих в делах добродетели" ("camino de principantes en la virtud"), вступить на который может лишь тот, кто уже оставил греховную жизнь и прошел духовное "очищение", "путь продвинутых" ("camino de aprovechados en ella") и "путь совершенных" ("camino de perfectos")⁴⁹. Каждая из трех "мистических ступеней" содержит пять частей, общих для всех трех этапов, которые также соответствуют определенным местам ветхозаветной книги. Более подробно об этом говорится в латинском "Толковании Песни Песней царя Соломона", работа над которым велась одновременно с написанием двух первых книг "Имен Христа", но и в "Именах" присутствуют все стадии мистической жизни.

Важнейшим элементом духовной жизни является у Луиса де Леона благодать: с одной стороны, чем больше душа наполнена благодатью, тем совершеннее она, с другой стороны, посредством благодати осуществляется единство Христа и членов его "мистического тела": "...так и...благодать, попав в...грешную и пораженную грехом душу, и получив от нее ключ, нашу волю, и проникнув в ее самую заветную часть и, как говорится, наполнив ее всю собою, и оттуда распространив свои блага и добродетели по всем оставшимся уголкам нашей души, возвышает ее над земными привязанностями и, обращая ее к небесам и к духовным благам ... уподобляет душу Богу в том, что наиболее свойственно и присуще Ему, и из творения божьего делает ее дочерью Бога, очень на Него похожей; и, наконец, превращает ее саму в Бога..."⁵⁰

Первым шагом на пути духовного совершенствования является "призыв", "зов" (llamamiento) - Бог призывает человека отречься от жизни во грехе и устремиться к жизни во Христе (главы "Гора", "Божий Царь"). Затем возникают "душевные желания" (deseos de alma) - Бог заставляет человека желать лишь "благое", то, что содержит в себе божественную благодать (глава "Гора"). После этого наступает "ночь мистических испытаний" (noches, pruebas mнsticas) - время, когда Бог покидает душу, оставляя ее наедине с собой, и она находится во мраке, лишенная божественного света. Согласно мистической традиции, три ночи, которые описываются в "Песни Песней" - это своего рода проверка на стойкость и добродетельность, которую Бог устраивает душе на каждой новой ступени совершенствования, чтобы, познавая блаженство Божественной любви, она не стала думать о собственной выгоде. По мере духовного роста и приближения к Творцу, душе все тяжелее вынести разлуку с Божественным Супругом и тем страшнее и темнее становится для нее "ночь". Если же душа достаточно сильна и добродетельна, чтобы успешно пройти испытание, то Господь умиротворяет и утешает ее, тем самым, во-первых, учит ее и, во-вторых, доставляет ей неописуемое наслаждение (глава "Супруг"). Интенсивность "восторга" (нlapso), который возникает тогда в душе, зависит от ступени, на которой она пребывает. Этапов "внутреннего блаженства" (нlapso interior) также три, так как три раза в "Песни Песней" Супруг воспевает Супругу. Наслаждение, которое душа получает от ласковых слов своего Возлюбленного и любовь, вспыхнувшая в ней, столь велики, что ее охватывает "экстаз" (йxtasis o rapto) и она сливается воедино с Божественным Супругом (глава "Супруг").

В "Толковании "Песни Песней"⁵¹ Луис де Леон говорит о двух видах "экстаза" - в первом случае доминирует разумное начало, во втором - аффекты, страсть. Для него приемлемы оба вида: в отличие от традиционной интерпретации мистиками "Песни Песней", Луис де считает, что испытать экстаз дано не только тем, кто достиг в духовной жизни совершенства, но и тем, кто только начал свой путь. Разница заключается в том, что на первой ступени мистического постижения Христа в экстатическом восторге ликует не столько душа, сколько плоть, на второй - блаженство охватывает также и душу, облаченную в покровы божественной благодати, а последним шагом является полное слияние души с Богом в "мистическом браке".

Согласно Луису де Леону, эти пять состояний ("призыв", "душевные желания", "мистические испытания", "внутреннее блаженство" и "экстаз") душа переживает на каждой новой стадии духовного развития, и отличаются они лишь своей интенсивностью: из "экстаза" первой ступени рождается "призыв" второй и так далее.

Таковы этапы духовной жизни, которые представлены в первых двух книгах "Имена Христа". Что же касается третьей книги, написанной позже, то в ней учение о Христе претерпевает существенные изменения. Во-первых, Луис де Леон отказывается от образов "мистического брака", души-Супруги и Бога-Супруга, навеянных традицией толкования "Песни Песней" и обращается к образу "духовного роста" (глава "Божий Сын"), почерпнутому из св. Павла, - одновременно с написанием третьей книги Луис де Леон составлял комментарий к "Посланию апостола Павла Галатам". Он подробно описывает, как зарождается и растет в человеке Христос, пока, наконец, не заполняет собой его душу. При этом он полностью отказывается от традиционного деления на "начинающих", "продвинутых" и "совершенных", выделяя теперь этап "рождения" Христа в душе, этап "детства" и "отрочества" и этап "зрелости": "Таким образом, три степени имеет рождение и рост в нас Христа. Первая - детство, под которой мы подразумеваем детство и отрочество, начальную и продвинутую ступени, как мы обычно их называли; вторая - более совершенная; последняя - самая совершенная из всех. На первой ступени Христос рождается и живет в высшей части души; на второй - в ней же и в той части, которую мы называем внутренней; и на третьей в них обеих и во всем теле"⁵². Таким образом, Луис де Леон соединяет воедино в учении о Христе мистику и теологию.

Конечная цель мистической жизни также приобретает в третьей книге новую окраску, навеянную св. Павлом - итогом духовного пути становится не просто мистический союз души с Богом, но жизнь во Христе, приносящая душе полный покой и умиротворение всех страстей, которое сопровождается необычайным расцветом всех ее добродетелей. И уже не душа становится Христом, но Христос заполняет собой душу человека, "вырастает" в ней. Новый, мистический смысл обретает тема мира и покоя.

В "Именах Христа" Луис де Леон нередко обращается к образам, традиционным для испанских мистиков⁵³. Это, во-первых, образ "узла" или "уз" (el lazo, el nudo), которые связывают (enlazar, anudar, allegar) душу с Богом: " ...и помимо того, что Христос является нашим отцом, и исцеляет наши болезни как врач, и соединен (allegarse a nosotros) с нами многими иными тесными и близкими узами, кои невозможно перечесть, помимо всех этих связей существует также сия связь (este nudo) и сии узы (este lazo) - Христос является нашим Супругом. И средь всех уз это самые тесные узы, и средь наслаждений - самое сладостное..."⁵⁴

В европейской литературе этот образ был известен в Средние Века либо как символ любовных уз, либо как символ Святого Духа, связывающий воедино Бога-Отца и Бога-Сына в Святой Троице. Однако он никогда не встречается как символ мистического брака. В то же время он постоянно присутствует в сочинениях Люлля, который заимствовал его из восточной мистики. Из его трудов он пришел в испанскую литературу. Об этом свидетельствует и особая трактовка мистического термина "allegamiento" (приближение), который у испанских авторов приобретает значение "соединения" от каталанского "apleyament". В частности, у Луиса де Леона слова "allegar", "allegado" всегда являются синонимами "unir", "reunido, junto" (как это происходит в уже упомянутом отрывке).

Другой образ, встречающийся как у восточных, так и у западных мистиков, - это образ "источника" (la fuente) как символа мистической связи Бога и души. Так, описывая зарождение Христа в душе в главе "Божий Сын", он говорит, что Христос "проливает (derramar) божественную благодать на наши души"⁵⁵, сравнивает Его с "ключом, бьющим из земли" (el manar de una fuente)⁵⁶, а в главе "Пастырь" называет Христа "источником... всего самого сладостного и благого, что только есть в этом мире"⁵⁷, обыгрывая библейский символ Христа как живой воды. Для Луиса де Леона человек, не идущий по пути, указанному Христом, пьет из "мертвых" источников, которые несут ему смерть. Символу "источника" в "Именах Христа" часто сопутствуют мотивы "жажды" (la sed) и "голода" (la hambre), которые испытывает душа, охваченная страстной любовью к Божественному Супругу: "...так и любовь, которую питают святые души к своему Возлюбленному и которая обращает их самих в Него, есть любовь глубокая и горячая, и, не просто любовь, но неутолимая жажда и голод, с которыми любящее Христа сердце устремляется к Нему и проникает в Него, и, как Он сам говорил, ест Его и пьет"⁵⁸. Утолить эти желания можно, во-первых, посредством мистического брака и, во-вторых, через таинство Причастия, вкушая "плоть и кровь Христову": "...точно также как устами и зубами вкушают верующие в кусочках хлеба Его плоть и когда попадает она в желудок, они сами становятся ею, так и в сердцах, охваченных любовным жаром, вкушают они Христа и насыщаются им..."⁵⁹.

Образ "душевного огня, пылающей души" (llama del alma, llama de amor viva), который часто встречается на страницах "Имен Христа", также является традиционным для мистической литературы символом мистического единения души и Творца. Он противостоит образу "мистической ночи", в котором у испанских мистиков объединились восточная, люллианская ("темная ночь") и западная, рюйсбрукианская ("ледяная, пустая, холодная ночь") традиции. В образе "душевного огня" сливаются воедино оба понятия - свет и тепло. Испанское слово "llama" (пламя, огонь) созвучно с названием первого этапа мистической жизни - "призывом" (llamamiento), поэтому этот образ часто служит метафорой для обозначения начала мистической связи Души с Богом. В главе "Супруг" второй книги Луис де Леон подробно разрабатывает этот мотив. Он сравнивает душу, устремившуюся к Христу с сырым поленом, брошенным в огонь: "...Нагреваясь, оно сначала дымится, и время от времени из него вылетает искра, а иногда начинает сочиться вода, но борьба продолжается, и вот огонь все больше и больше охватывает его, и в клубах дыма внезапно вспыхивает язычок пламени, который сразу же исчезает, но проходит немного времени, и оно вновь загорается и гаснет опять, и снова, и снова, пока, наконец, жар, проникнув в самую сердцевину полена, не охватит его изнутри и не выбьется наружу изо всех щелей, вздымая ввысь языки пламени, ...и обращая полено в огонь"⁶⁰.

Детально описав этот процесс, Луис де Леон затем анализирует сравнение, изображая во всех подробностях зарождение в душе "божественной искры", которая, разгораясь все сильнее и сильнее, постепенно охватывает пламенем любви и желания всю душу и уподобляет ее Богу. Таким образом, через развернутое сравнение и метафору "душевного огня" автор пытается наглядно представить процесс мистического единения души с Богом - проблема возможности передать мистический опыт при помощи слов стояла перед Луисом де Леоном также, как и перед другими мистиками.

В третьей книге автор вновь обращается к мотиву мистического становления души, используя при этом символику "огня" и "пламени". В главе "Возлюбленный" он сравнивает его с алхимическим процессом, выстраивая вокруг подробного описания превращения земли в золото целую сеть символов и аллегорий: " ...любовь, которую зажег Святой Дух в душах, возлюбивших Христа, ... обожествляет людей, превращает в чистейшее золото все низменное и порочное, что есть в них ... подобно тому, как в искусстве алхимии, при помощи одного только огня настоящее золото получается из куска земли"⁶¹. Грешная душа, не знающая Христа, подобна грязной земле, но пройдя сквозь "пламя божественной любви" (ardor de amor, fuego de amor, amor encendido) уподобляется Христу и превращается в чистое золото. Образ "настоящего золота" в художественном мире Луиса де Леона является символом Христа и, если рассматривать его шире, вечных, незыблемых ценностей, впротивовес "золоту фальшивому" - символизирующему не только стремление к деньгам и обогащению, но также "жажду" и страсть ко всему земному, недолговечному и преходящему, будь то жажда плотской любви, жажда власти или каких-либо иных суетных, сиюминутных благ, которые соблазняют человека, сбивают его с пути истинного и тем самым убивают его. Тема "фальшивого и настоящего золота" подробно разобрана в поэтических сочинениях Луиса де Леона, например, в оде, посвященной "Филипу Руису. (О жадности)" ("A Felipe Ruнz. De la avaricia"), в оде "Филипу Руису. (Об умеренности и постоянстве)" ("A Felipe Ruнz. De moderado y constante"), также в стихотворениях "Против жадного Судьи" ("Contra el Juez avaro"), "Добродетель, дочь небес.." ("Virtud, hija del cielo...")и др.

Анализируя имя Иисус (глава "Иисус"), которое означает также "Здоровье", Луис де Леон для описания мистического единения души и Бога использует образ раскаленного железа, также весьма распространенный в мистической литературе, в частности, встречающийся у Рюйсбрука: "...подобно тому, как железо, раскаленное в огне, по сути своей остается железом, но не огнем, однако кажется огнем, но не железом, так и Христос, соединяясь со мной и полностью овладевая моим существом, очищает меня ото всех грехов и пороков, так что я уж не кажусь более тем больным созданием, которым я был, да и воистину я больше не болен, но столь здоров, что кажется, будто душа моя сама стала здоровьем, имя которому Иисус"⁶².

В "Именах Христа" символом мистического брака может выступать не только образ "огня", но и образ "облаков, освещенных солнцем", "сияющего воздуха", в котором также одновременно присутствуют идея света и идея тепла: "... и словно облако, пронизанное лучами солнца и освещенное всей силой его сияния, наполненное светом и, ежели так можно выразиться, пропитанное светом насквозь, ... как ни смотри на него, кажется нам солнцем, точно также Христос, соединив с верующими и праведниками не только свои добродетели и свой свет, но и свой собственный дух и свое тело, и, как-бы смешав свою душу с их и с их плотью свою плоть, ... вырастает в них ... и овладевает ими. И столь глубока сия близость, что ... хоть и не лишены они собственного существа, в судный день не будет в них никакого иного существа, кроме Христова, и будет оно едино для всех; таким образом, и Он, и они, не переставая оставаться самими собой, пребудут в Нем и станут единым целым"⁶³.

Особо следует отметить влияние на Луиса де Леона Терезы де Хесус, с трудами которой он предположительно познакомился во время работы над третьей книгой "Имен Христа". В частности, в главе “Божий Сын” описаны два вида “рождения” Христа в душе (или, как говорит Луис де Леон, “слияния, единения” (ayuntamiento) божественного духа с человеческой душой): “рождение” Христа в душе всякого верующего, идущего по пути духовного совершенствования, и “рождение” Христа в душе во время молитвы (“otro nacimiento en las luces de la oraciуn”), то есть мистический опыт, о котором пишет святая Тереза. Между ними существуют существенные различия: в первом случае святой дух проникает в самую сущность души, в ее “эссенцию” (“la esencia del alma”) и наполняет ее своею благодатью. Во втором случае Христос взаимодействует с “потенциями” души (“las potencias del alma”) - с сознанием, волей и памятью, посредством которых он может управлять чувствами и ощущениями человека. И если духовная жизнь требует от души активной деятельности, то во время мистического единения душа бездействует и отдыхает, наслаждаясь покоем и неописуемым блаженством, которые дарит ей Христос⁶⁴.

Однако не только идеи святой Терезы нашли отражение в “Именах Христа”, но и некоторые характерные для ее сочинений образы. В той же главе “Божий сын” Луис де Леон сравнивает Христа со “светилом” (resplandor), а благодать, которую тот приносит в душу с “лучом света” (rayo que resulta de su presencia)⁶⁵. Также заимствован у св. Терезы образ души-замка (alcбzar del alma)⁶⁶, в самой сокровенной части которого живет Христос, освещающий оттуда все остальные части замка (глава "Божий сын"). В главе “Пастырь”, не вошедшей в первое издание и написанной позже, Луис де Леон прославляет новый образ Христа, во многом навеянный св. Терезой, - Христа-Государя, живущего в душе как в своих чертогах.

В то же время основная идея "Имен Христа" не сводится лишь к мистическому познанию бытия: для Луиса де Леона Небеса - это не только обитель Божественного Супруга, но и мир идей (в платоновском смысле этого слова), таящий в себе прообразы всех вещей. Поэтому в высшие сферы воспаряет не просто мистик, но также и гуманист-исследователь, стремящийся философски познать суть вещей и открыть для себя смысл всего сущего. Мистицизм Луиса де Леона - это не бегство от реальности, а поиски взаимосвязи всех элементов мира, попытка через идею понять и земную жизнь, и небесную. Поэтому несмотря на то, что автор представляет в "Именах Христа" свой путь мистического познания Христа, а многие главы (прежде всего, "Мирный Владыка", "Возлюбленный", "Иисус") исполнены истинным чувством мистика, всею душою устремленного к Богу, Луис де Леон все же не смог стать настоящим мистиком, каким был Хуан де ла Крус, поскольку для него оказалось невозможным полностью уйти во внутренний мир, отречься от всего внешнего и открыть новую Вселенную у себя в душе. Он был слишком интеллектуален, чтобы сосредоточиться на одних лишь чувствах, но его душа требовала мистического экстаза и тогда она устремлялась наверх, к своему Творцу.

Как типичный испанский гуманист XVI столетия, Луис де Леон испытал сильное влияние учения Эразма и, прежде всего, его "философии Христа": идею "мистического тела Христова" он формулирует в одной из первых глав - в главе "Отрасль", - когда дает толкование словам апостола Павла из "I Послания к Коринфянам" (см. Приложение к данной дипломной работе). Христианский гуманизм в духе Эразма проявляется также в главе "Божий Царь", где Луис де Леон, говоря о Христе-Правителе, поднимает проблему "новых христиан", которая была близка ему самому. Он провозглашает равенство всех, рожденных во Христе, поскольку различия существовали лишь в "первом рождении", а в своем "втором рождении" все, не зависимо от происхождения или чистоты крови являются сыновьями Христа: "Великая справедливость царит в этом государстве, ... где подданные не различаются ни по своему происхождению, ни по положению, и нет средь них тех, кто более высок по своему рождению, чем остальные"⁶⁷.

Помимо христоцентризма с Эразмом Луиса де Леона роднит идея "внутренней веры", о которой говорится в III книге "Имен Христа". В главе "Иисус" автор разделяет "внутреннюю" и "внешнюю" религиозность и, хотя не доходит до полного отрицания внешней, обрядовой стороны христианства, он все же отдает предпочтение первой.

Влияние Эразма, а именно, его трактата "О Воспитании Христианского Государя" особенно явно прослеживается в главах, в которых излагаются взгляды Луиса де Леона на социально-политические вопросы (гл. "Пастырь", "Десница Господня", "Мирный Владыка", "Божий Царь"). Испанский литературовед Америко Кастро видит в Луисе де Леоне решительного "антиимпериалиста"⁶⁸. Однако на самом деле он никогда не выступал против империи, которой управляет справедливый монарх, но лишь против власти Тирана - такой государь был ему ненавистен. Образ жестокого Тирана, поправшего закон, подробно разработан в поэзии Луиса де Леона, а именно, в оде "Об умеренности и постоянстве", в стихотворении "Против жадного Судьи" и др. В "Именах Христа" автор говорит о том, какими качествами по его мнению должен обладать правитель. Идеальным государем, "добрым пастырем" для своих подданных, согласно Луису де Леону, является Христос. Ему автор противопоставляет современных правителей, которые не заботятся о благе своей "паствы", но преследуют лишь личные интересы. В эпоху войн за мировое господство и покорения новых земель Луис де Леон, вслед за Эразмом, проповедует идею мира, как наивысшего блага, которое Христос-Государь дает своим подданным. Его отношение к войнам резко отрицательно - в главе "Десница Господня" мы находим такие строки: "Пусты и бесплодны стремления тех несчастных, кто с помощью оружия пытается изменить мир!"⁶⁹

Как и Эразм, он считает, что христианину должно вести войну лишь в своем "внутреннем государстве" ("reino nuestro interior") - душе, во все оружия сражаясь со страстями, которые ее обуревают, и демонами, которые сбивают ее с пути истинного, а также с людьми, следующими их советам. В главе "Божий Царь" он говорит о двух состояниях царства Христа: первое - противостояния и войны ("estado de guerra y de pelea"), в котором оно сейчас находится, и второе - триумфа и мира ("estado de triunfo y de paz"), в котором пребудет после победы над всеми врагами.⁷⁰ При этом автор не раз обращается к военной лексике и метафорическим образам, почерпнутым из военного искусства (rebelarse, pelear, domar, ganar las fuerzas, conquistar, rebeldes, enemigos etc.). Ими наполнены и другие главы "Имен Христа", например, в главе "Мирный владыка" он сравнивает действие дурных и порочных мыслей, проникших в самые глубинные и потайные уголки души с войной, которая по своей жестокости и беспощадности не может сравниться ни с одной из войн, которые велись ранее.⁷¹ А в главе "Десница Господня" он, прославляя "духовное оружие", которым сражается Христос со своими врагами, обыгрывает военное снаряжение - оружие (saetas, espada, hierro), доспехи (lorigas, petos, arneses), - и использует лексику (derramar la sangre, poner a cuchillo), типичную для описаний ратных действий⁷². Противопоставление "железному оружию" (armas de hierro) "оружия духовного" (armas espirituales) типично для Луиса де Леона и заимствовано им у Эразма. Часто в "Именах Христа" можно встретить и другой образ, являющийся традиционным для нидерландского гуманиста, - образ человека-солдата, война. Таким образом, Луис де Леон использует многочисленные образы, связанные с военным делом, для защиты идеи мира и покоя, что сближает его сочинение с трактатом Эразма "Оружие Христианского Война или Энхиридион".

В "Посвящении дону Педро Портокарреро" к III книге Луис де Леон излагает взгляды, типичные для испанских гуманистов XVI столетия, которые во многом были навеяны сочинениями Эразма: он выступает в защиту "романсе" как языка Теологии, говорит о превосходстве кастильского над многими другими языками и считает необходимым переводить Священное Писание на народные языки. Защита родного языка перерастает в настоящую апологию кастильского, подкрепленную "авторитетами" классических античных и церковных авторов (приводит в пример Платона и Цицерона, святого Василия, святого Иоанна Хризостома, святого Кирилла, Григория Назианзина, античных греков, которые писали на родных языках, считающихся в то время "вульгарными"): " ...и великим заблуждением будет полагать, что из-за того, что наш язык зовется вульгарным, то и писать на нем можно лишь о вульгарных и низменных вещах"⁷³.

Таким образом, в его прозе гармонично уживаются разные традиции - восточная и западная, "христианская" и "языческая": суфизм Ибн Араби, древнееврейская экзегетика, каббала, неоплатонизм, учение Эразма, идеи средневековых мистиков, христианских и античных авторов. На фоне взаимодействия и взаимопроникновения различных культур, которые представлены в испанском Ренессансе, Луис де Леон выступает как автор, чье творчество в полной мере впитало в себя все характерные черты той культурной эпохи.

Среди художественных традиций, нашедших отражение в “Именах Христа”, следует выделить гуманистический диалог и пастораль.