А главе 7, а что касается первой, то на нее можно ответить, обратившись к хронологии той эпохи. К середине 1170-х гг. катары стали мощной организацией и обрели легальный статус в совете Тулузы, но пока что не подвергались сколько-нибудь серьезным нападкам со стороны римско-католической церкви. Тамплиеры находились на пике своего могущества и в Утремере, и в Провансе, налаживая контакты с Фридрихом I Барбароссой, что в случае успеха могло бы сделать их независимыми даже от папской власти. В подобных условиях нетрудно понять, почему авторы «Бахира» сочли возможным обнародовать свой труд.
Если согласиться, что Кретьен де Труа являл собой пример раннего трубадура катарских взглядов, легко понять мотивы решения закамуфлировать учение катаров в духе кельтских преданий. Катарская вера выглядела вполне подходящей религией для носителей куртуазной любви в замке Камелот, а Британская тема, в отличие от классических эпических циклов эпохи Каро- лингов, позволяла и поэтам, и слушателям трансформировать реальные события в мистическом духе, легко переплетая мифы с самыми последними и злободневными событиями. Двор короля Артура, как и Британия вообще в силу своей удаленности были очень удобной почвой для свободного полета воображения и в то же время — не слишком далекой, позволяющей узнавать и угадывать многое.
Прототип героя, Артур из кельтских мифов, верховный король, который совершил плавание в Страну Мертвых и привез волшебный котел вечного обновления, был, так сказать, коллективным достоянием всего кельтского Запада, от Тулузы до Тары.
Верховный король вольков, живших в древности в Тулузе, был таким же кандидатом на роль «Артура», как и Риотомас, верховный король бретонцев, живший в V в. и сражавшийся против римлян.
Гальфрид Монмутский, писавший свою историческую хронику в 1130-е гг., превратил Артура в реального исторического персонажа и вызвал особое уважение у катаров, сообщив, что на щите Артура красовалось изображение Пресвятой Девы, а сам он был заклятым врагом Рима. Эти детали вошли в раннюю поэму Кретьена де Труа из Артуровского цикла, созданную примерно в середине 1170 гг.
Когда новый текст поэмы Гюйо о Граале, представляющий собой прямые заимствования из «Бахира» с добавлением некоторых генеалогических материалов, был представлен внутреннему кругу посвященных на коронации Фридриха в Арле в 1178 г., здравый смысл подсказал, что эту историю необходимо продолжать, упомянув для связи и колорита о ее «бретонском» происхождении. Однако эта уловка не спасла катаров. В следующем, 1179 г. римско-католическая церковь провозгласила им анафему, а вскоре начались самые настоящие гонения. Однако это позволило спасти алхимическое ядро Грааля, окружив его непроницаемым покровом сюжетов и историй.
К тому времени, когда Вольфрам фон Эшенбах закончил своего «Парцифаля», катары были беспощадно истреблены ортодоксальной церковью, так что нужды скрывать что-либо более не было. Поэтому Вольфрам прямо называет стражей Грааля тамплиерами, переносит место действия истории в Испанию, Прованс и Пиренеи и предлагает нам, в лице Вильгельма, возможную генеалогию Грааля, связывающую Парцифаля с паладинами Шарлеманя (Карла Великого) и героями Первого Крестового похода. Он даже раскрывает метафору «камня», заимствованную из «Бахира», и настаивает на связях героя с людьми Востока, в роли которых выступают то евреи, то мусульмане, а иногда и те и другие.
Вольфрам не желает ничего скрывать, и даже когда интерес к романам о Граале безвозвратно угас, внутренние символы и метафоры, с такой смелостью раскрытые в романах Кретьена и Вольфрама, трансформировались в образы на фасадах готических соборов. Эти таинственные книги в камне, столь любимые тамплиерами, катарами и алхимиками, стали своего рода «общедоступной литературой» в камне, которую мог читать всякий, кто был в состоянии понять ее символический язык. Как мы увидим в главе 7, соборы Богоматери, спроектированные и возведенные в период между 1150 и 1260 гг., были своего рода «домами», в которых Божественное Присутствие напрямую общалось со своими возлюбленными душами, посвященными в Его тайну. Эти соборы были ни много ни мало попыткой создания живой модели Камня Мудрецов, новой капеллы Грааля и универсального храма космоса.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ХРАМЫ КОСМОСА, СОБОРЫ БОГИНИ
Соборы как таинства алхимии
И вот наконец мы подошли к тому, с чего Фулканелли начинает свой рассказ — готическим соборам Европы. В своей книге «Тайна соборов», опубликованной в 1926 г., Фулканелли утверждает, что готические соборы Средневековья представляли собой алхимические библиотеки в камне, на страницах которых были начертаны тайны алхимии, открытые для всех, кто умел понимать и читать язык символов. Когда мы начинали наше исследование, это утверждение казалось нам самым невероятным из всех заявлений Фулканелли. Право, легче было поверить в то, что кому-то удалось проникнуть в секреты, стоящие за алхимическими превращениями, чем допустить, что некое тайное общество или даже общества сознательно зашифровали свою секретную информацию в проектах и эстетическом оформлении крупнейших монументов христианского искусства.
Для того чтобы всерьез предполагать, что готические соборы представляют собой раскрытые алхимические тексты, необходимо принять несколько важных допущений, в частности — о существовании тайной, или вполне официальной, группы лиц, имевших доступ к самым верхам церковной иерархии, располагавших несметными богатствами, имевших налаженные связи со Святой Землей и исламским миром и обладавших основательными познаниями в алхимии. Прежде чем принимать утверждения Фулканелли всерьез, мы, как ученые, должны были прежде всего проверить существование такой группы. Важность этого вопроса не вызывает сомнений. Если Фулканелли всего лишь обращался к собственному подсознанию и, опираясь на ощущения,. высказывал суждения о скрытом смысле образов и мотивов, встречающихся в убранстве и символике соборов, не касаяс^ архаической алхимической традиции, то «Тайна соборов» — это не более чем порождение символистской фантазии — любопытное, увлекательное, небесполезное для психолога, но имеющее крайне незначительную ценность с точки зрения алхимии.
Однако с книгой Фулканелли дело обстоит далеко не так. «Тайна соборов» — это не обычная кулинарная книга, содержащая рецепты по алхимии, или «Гринуар», ибо Фулканелли заранее предупреждает, что он намерен раскрывать тайны алхимии в том виде, в котором они были открыты ему самому, с учетом ссылок на разного рода тайные знания, заключенные в убранстве соборов. Таким образом, «Тайна соборов» — это не просто репрезентация философских основ алхимии, а показ того, как философия одушевляла безвозвратно потерянный Золотой век Средневековья. Ключ к пониманию важности личности Фулканелли, а не просто его труда заключается в первую очередь в реальности этих утраченных знаний и самом факте их раскрытия на стенах готических соборов и церквей.
Свое исследование мы начали с обзора корней возникновения алхимии и установили, что алхимия, сохранившая в своих тайных операциях знания о древней цивилизации, существовавшей до глобальной катастрофы, в своем современном виде возникла в качестве составной части гностического фермента, относящегося к I в. н.э. Эта гностическая картина мира, сложившаяся на основе мистериальных культов античного мира, послужила своего рода теологическими и мифологическими координатами для поднимающейся волны монотеистического мистицизма, укоренившегося в практике христианства и ессей- ского направления иудаизма. Эти координаты содержали в себе также основные идеи тройственного превращения, являющиеся стержнем алхимии. Специфическая магическая техника тройственного превращения — внутренней самодисциплины йогиче- ского типа, магических ритуалов в сочетании с манипуляциями со священными металлами и прикосновения к тайне времени и пространства, включая постижение смысла начала и конца времен, — сперва возникла и развилась в гностических культах, включая раннее христианство, а затем распространилась по интеллектуальному андеграунду эпохи Темных веков.
Будучи составной частью этой парадигмы, алхимия испытала влияние гностических учений эсхатологического плана, например — о путях возвращения частиц света к Единому Свету и слиянию с Ним. Две трети тайны трансмутации появились в результате изгнания их из православного (восточного) и католического (западного) христианства, а остальное было взято на вооружение крупнейшими секулярными лидерами: Константином Великим, Карлом Великим и Оттоном I. Для христиан сама идея конца времен была контаминирована с падением Римской империи, а задача устроить апокалипсис (в смысле — конец света) для еретиков была институирована в деятельности Церкви. Однако идея преображения действительности, чисто хилиасти- ческое понимание нового неба и новой земли, очищенной от всякого греха, упорно отказывались уходить в прошлое.
Ключевым элементом алхимического процесса стала хилиа- стическая концепция духовно преображенной материи. Просвещенные еврейские мистики круга мудрецов «Бахира» описали практику одушевления материи и связали ее с процессом преображения строения галактики. Шииты, Фатимиды и исмаи- литы верили, что пророк Махаммед получил эту информацию прямо с небес и передал тайны времени и сроков Судного дня по прямой линии через потомков Али. Суфии всех толков и орденов сохранили наиболее полное знание о практике внутреннего, духовного преображения. Любой мало-мальски удачливый алхимик сталкивается с необходимостью соединить — в рамках своего собственного сознания — эти весьма далеко отстоящие друг от друга фрагменты, чтобы совершить Великий Труд.
Как мы уже выяснили, к X в. н.э. уровень алхимических знаний достиг такого упадка, что хилиастические тайны одушевления материи были практически утрачены. Греческие компиляции, создававшиеся в ту эпоху в Византии, представляли собой фактически пересказы более ранних материалов, в основном относящихся к I в., и в частности текста «Пророчица Исида». Исламское течение разделилось на два крыла: с одной стороны — компиляторов и философов, а с другой — мистиков и политиков. Среди евреев диаспоры знания, изложенные в «Бахире», ограничивались тесным кругом нескольких семейств, компактно проживавших в Испании и Иерусалиме. Около 1100 г. тайные знания, которыми они обладали, оказались на грани полной утраты, и трудно, почти невозможно представить себе, каким образом всего через несколько десятилетий эти знания, образно говоря, воскресли и сделались настолько авторитетными и влиятельными, что их решено было записать на стенах соборов. И тем не менее так оно и было.
Несколько отдаляясь от темы соборов, мы убедились, что в ту эпоху действительно существовало более чем достаточно тайн, чтобы породить целую армию тайных обществ. «Почему зодчие Западной Европы воздвигли так много храмов в последующие три века после 1000 г.? Какова была практическая потребность во времена, когда население Европы составляло менее одной пятой от нынешнего уровня, в соборах настолько огромных, что они и сегодня редко заполняются, даже в дни самых больших церковных праздников? Каким образом крестьянская по сути своей цивилизация могла позволить себе возведение столь дорогостоящих сооружений, на которые не покушаются даже богатые и процветающие общества индустриальной эпохи?» Дюран задает все эти вопросы в главе, посвященной готическим соборам, своей «Истории цивилизации» (том четвертый — «Век веры»).
Кто составил чертежи и планы этих титанов? Кто продумал их проекты, сделал разметку фундамента на местности и, наконец, руководил строительством и отделкой? Мы нередко знаем имена этих славных каменщиков, но истории их судеб и создания их творений по большей части безвозвратно утрачены. Однако сам факт существования их творений, мастерство и знания, а также целостный символизм эти построек свидетельствуют о высоком уровне организации работ, возможно — на международном уровне, необходимом для осуществления столь сложных и длительных проектов. Другими словами, сооружения такой красоты и совершенства просто не могли возникнуть случайно, на пустом месте.
Как пишет Дюран, 1000-й год был важной рубежной вехой для западного христианства. Приступив к изучению важности этой даты, мы столкнулись с одной из ключевых фигур эпохи перехода от Темных веков к Высокому Средневековью — папой Сильвестром И. Хотя его понтификат продолжался всего четыре года (999—1003), этот первосвященник или, как мы называли его выше, папа-алхимик, стал вдохновителем и организатором целого ряда важнейших событий той эпохи, которыми стали Крестовые походы, создание ордена храмовников, движение миротворцев, настоящий всплеск еретических движений, создание романов о Граале и, по всей видимости, начало широкомасштабного возведения соборов.
Проследив последовательные этапы карьеры Сильвестра, мы обнаружили своего рода зачатки разветвленной международной организации в форме различных орденов хронистов, учрежденных в период понтификата Сильвестра в рамках других, уже существовавших к тому времени орденов — бенедиктинцев, клюнийцев и цистерцианцев. Необычная текучесть этой организации нашла свое выражение в учреждении в 1002 г. в Иерусалиме особого приоратства хронистов. С этого момента мы смело можем говорить о возникновении ордена рыцарей Сиона, находившегося в Иерусалиме и имевшего контакты со всеми тремя крупнейшими центрами монастырского движения в Западной Европе.
На протяжении всего XI в. эти монашеские ордена начали возводить свои многочисленные храмовые и прочие постройки в предготическом, так называемом романском стиле. В этих монастырских общинах вскоре сложились гильдии ремесленников и мастеров. Это были монахи и образованные люди, владевшие греческим и знакомые с математикой, в особенности — геометрией, а также обладавшие навыками строительного^ искусства. По мере роста и развития этих «школ» они постоянно испытывали влияние различных архитектурных стилей и направлений, иногда — из очень и очень далеких стран. В качестве примеров можно назвать храм Агия София (Святой Софии) в Константинополе, мечеть Аль-Акса, то есть Купол Скалы, на Храмовой горе в Иерусалиме и мечеть Ибн Тулун в Каире. Ничто не мешает предположить, что одним из основных источников и носителей подобного влияния мог служить орден Сиона, имевший связи и с Византией, и с халифами Фатимидской династии.
После захвата Иерусалима во время Первого Крестового похода орден Сиона на какое-то время стал, как мы уже говорили в главе 5, «камнем», или твердыней, на котором было основано Иерусалимское королевство. Орден использовал свои широкие связи в Провансе, чтобы нажиться на сделанном примерно в 1102 г. открытии алхимических и космологических таинств, содержащихся в тексте «Великой Тайны», и, возможно, находке осколка Камня Мудрецов, ІарБІЇ ехйШ. Лет десять спустя в Европу рекой хлынули несметные богатства, по большей части осевшие в подвалах ордена цистерцианцев, во главе которого стоял Бернар Клервоский. В 1130 г., когда был учрежден орден тамплиеров, Бернар был едва ли не самым знаменитым христианским деятелем своего времени. Европа уже стояла на рубеже эпохи строительства соборов, которое можно назвать настоящей манией. Готика уже витала в воздухе, но еще не успела обрести конкретные формы. Ими мы обязаны святому Дени и аббату Ру- герию.
«Светел труд благородный...»
Остров Иль-де-Франс, расположенный в самом сердце королевства Меровингских франков, на самом деле не совсем остров, а район, окруженный и изрезанный большими и малыми реками, главные из которых — Сена и Марна. Центр этого зеленого и плодородного района, изобиловавшего богатыми землями, широкими луговинами и густыми лесами, путями сообщения в которых служили медленно текущие реки, возник на пересечении водных артерий и сухопутных дорог.
На протяжении нескольких тысячелетий охотники и собиратели эпохи неолита, не оставившие практически никаких следов материальной культуры, за исключением немногочисленных сломанных наконечников да сломанных костей лосей, жили на острове у широкой излучины Сены, в том месте, где реку пересекал мелкий охотничий брод, проходивший с севера на юг. Со временем некоторое повышение уровня грунта в восточной оконечности острова, по форме напоминающего старинную ладью, превратило это место в святилище, и на нем возникло небольшое поселение. ВIII в. до н.э. группа галльских кельтов, называвших себя паризиями, возвела на острове небольшой, но богатый и процветающий город. Впервые на страницах истории он появился в 53 г., когда Юлий Цезарь остановился в городке, называвшемся в те времена Лютеция. В следующем году жители Лютеции поддержали Верцингеторига, вождя, возглавившего восстание против Рима.
Лабений, младший из военачальников Цезаря, разгромил восставших, и остров на какое-то время запустел. Вскоре на левом берегу вырос новый римский город, находившийся на месте нынешнего Латинского квартала. Римская Лютеция не раз подвергалась набегам и грабежам со стороны диких германских племен, особенно — в конце III в., после чего остров был укреплен и вновь превратился в форпост римлян. К тому времени, когда в Лютеции побывал римский император Валентиниан, посетивший город в 365 г. н.э., его «любимая Лютеция, небольшой остров, обнесенный стенами и валом, попасть на который можно по двум деревянным мостам через реку», уже была известна под названием Парижа.
Столицей Париж стал в конце VI в. Хлотарь I, король франков из династии Меровингов, перенес сюда свою резиденцию и учредил епископскую кафедру, представлявшую здесь интересы христианской церкви после недавнего крещения франков. Его сын, Хильдеберт I, построил два первых собора на Иль-де-ла-Си- те, как теперь стали называть остров. Эти два собора, Сент-Этьен и первый Нотр-Дам, не пережили череду несчастий и пожаров. Париж был заново отстроен при королях новой династии — Ка- петингах, потомках мэра Гуго Толстого, который успешно оборонял остров от нападений викингов в 885—886 гг., но для возрождения соборов городу пришлось ждать появления вдохновенного подвижника — святого Дионисия (Дени).
Легенда о святом Дионисии (Дени) весьма туманна, и о жизни этого подвижника известно немногое. Впервые на страницах истории он упоминается в труде Григория Турского, который просто поведал о его мученичестве и «усечении главы»110 святого спустя четыре века после его гибели. Немногим подробнее «Золотая легенда», раннесредневековый свод всевозможных апокрифических историй, сообщающий ряд деталей о святом. После того как враги обезглавили его, святой Дионисий поднялся, взял свою отсеченную голову и прошел примерно пять миль к западу от места казни. Его отсеченная голова воспевала псалмы на всем пути от Монмартра до берега реки. Место, где святой наконец упал, почитается священным. На ил. 7.1 показана статуя святого Дионисия (Сен-Дени) с южного портала Нотр-Дам в Париже.
Аббатство Сен-Дени, расположенное в нескольких милях к северу от Иль-де-ла-Сите, было возведено вокруг гробницы обезглавленного святого, где хранились его мощи, пользовавшиеся особым почитанием. Святой Дионисий (Сен-Дени), святой покровитель Парижа, а впоследствии и всей Франции, был прославлен сперва Меровингами, а затем и их преемниками Ка- ролингами, потомками Карла Великого. В середине IX в. на этом святом месте небольшая каролингская церковь сменила алтарь, воздвигнутый Меровингами и служивший семейным склепом
династии. В 990-е годы Гуго Капет и наш давний знакомый Герберт, бывший в то время архиепископом Реймсским, основали здесь аббатство. Подобно тому как первые короли династии Ме- ровингов ассоциировались со святыми Реми и Реймсом, святой Дени и Париж стали символами династии Капетингов.
Будущий аббат Сугерий родился в бедной семье в деревушке Сен-Дени. Природный ум позволил ему без труда занять место в местной монастырской школе, Приор де ль’Эстре, где юноша познакомился с будущим королем Франции Людовиком VI. Королевская семья заметила Сугерия. Король Филипп I поощрял дружбу между своим сыном и блестяще образованным ученым. В начале 1120-х гг. Сугерий несколько раз совершал поездки в Рим, выполняя дипломатические поручения. Находясь в начале XII в. при святой курии, Сугерий завязал контакты с представителями всех основных интеллектуальных течений своего времени, в том числе (мы вправе это предполагать) — с теми, кто знал о тайных находках, сделанных в Святой Земле.
В последнее десятилетие XII в. Сугерий, говоря современным языком, занимал пост премьер-министра Франции и находился в самой гуще борьбы между французским государством и церковью. В этой борьбе Сугерий, естественно, принял сторону своего давнего школьного приятеля Людовика VI и его сына, Людовика VII, резко выступив против антипап — ставленников и марионеток Священной Римской империи. В итоге Сугерий оказался человеком, который провел большую часть жизни среди политических интриг средневековых держав, и к его голосу неизменно прислушивался сам король Франции.
В 1123 г., в зените своей известности и влияния, Сугерий был назначен аббатом монастыря Сен-Дени. Видимо, обладая сведениями о находках в Иерусалиме и располагая несметными богатствами, Сугерий настоял на перестройке старой Каролингской церкви, мечтая превратить ее в настоящее чудо Европы и храм, достойный стать хранителем мощей Сятого Дионисия и различных регалий и святынь королей династии Каролингов (см. ил. 7-2). Аббат Сугерий видел свой собор своего рода центром нового, просвещенного христианства, которое, как казалось многим в начале XII в., вот-вот одержит победу над одряхлевшей римско-католической церковью, скомпрометировавшей себя политическим интригами.
Тот факт, что именно Сен-Дени, а не, скажем, Реймсу с его куда более древними меровингскими реликвиями и традициями, было суждено стать источником готического преображения, в равной мере объясняется и запутанностью ситуации, и энергией и политической дальновидностью аббата Сугерия. Как отмечалось выше, о личности святого Дионисия в историческом плане известно немногое. В библиотеке аббатства хранился-пухлый манускрипт сочинений, приписывавшихся перу святого, но на самом деле созданных философом-гностиком И в. Дионисием Ареопагитом, тем самым св. Дионисием Александрийским, которого Фулканелли называет одним из первых провозвестников хилиазма. Эта книга, подаренная сыновьям Карла Великого византийским императором Михаилом Заикой, возможно, оказалась в библиотеке аббатства Сен-Дени благодаря усилиям хронистов папы Сильвестра.
Аббат Сугерий находился под сильным влиянием богословского учения Дионисия о свете. Дионисий полагал, что «всякое создание, видимое и невидимое, есть свет, коему даровал бытие Отец Светов», и поклонялся Божественному Свету, Святому огню Бога, одушевляющему всю Вселенную. Это очень близко к основополагающей гностической концепции о пути возврата к Первоисточнику Света. Аббат Сугерий принял эту тему близко к сердцу. В написанных им трех книгах о строительстве и освящении церкви мы встречаем не менее тринадцати отдельных фрагментов, восславляющих Святой свет. В одном из них, стихотворном фрагменте, который предполагалось написать на позолоченных бронзовых воротах, Сугерий говорит: «Светел труд благородный, труд, благородным сияньем / Просвещающий разум, и тот, пройдя сквозь свет истины, / Внидет в Свет Истины, где Христос — дверь благая»111.
На основе этих идей аббат Сугерий создал собственную концепцию
Достарыңызбен бөлісу: |