Активизация борьбы с расколом и сектантством в конце

С целью активизации российской миссионерской деятельности был проведен в Казани 8 июля 1885 г. съезд православных иерархов, на котором присутствовали 9 епископов Поволжья и Урала. Не было на съезде лишь Тобольского епископа. Они обратились ко всей православной России с «Посланием» о состоянии Русской Православной Церкви. В нем сообщалось, что наряду с отрадными явлениями, происходившими в отдельных епархиях, присутствовали и «плевелы общества», заключающиеся в глумлении над обрядами, уклонении от посещения церковной службы, страсти к чувственным наслаждениям, погоне за наживой, пьянстве, сквернословии и других многочисленных пороках. Там же давались рекомендации по «улучшению общества». Упор делался на открытие церковно-приходских школ, возвышение пастырского достоинства в глазах народа, миссионерскую деятельность среди раскольников и открытии единоверческих приходов²⁹³.

В целях ослабления раскольнической пропаганды рекомендовалось ввести в духовных семинариях преподавание нового предмета по обличению раскола (шесть уроков в неделю), а также открыть в ряде учебных заведений особых кафедр по этому вопросу. Духовенству предписывалось продолжать беседы с раскольниками, заводить в приходах библиотеки с противораскольнической литературой, раздавать специальные книги и брошюры на дом для чтения. Было принято решение о проведении первого общероссийского миссионерского съезда в Москве. «Послание» было получено духовными властями Тобольской епархии и разослано епископом Авраамием (Литницким) (1885-1889 гг.) по епархии с его собственной резолюцией, призывающей духовенство усилить борьбу с расколом.

Распоряжением Св. Синода от 28 июня 1886 г. было удовлетворено ходатайство тобольского епископа Авраамия об учреждении в Тобольской епархии противораскольнических миссионеров. Вводилось три миссионерских должности с освобождением проповедников от обязанностей приходских пастырей, а на их содержание дополнительно выделялось 3 000 руб. в год (ранее из казначейства отпускалось 1350 руб. в год на те же цели). Эту сумму решили распределить между духовенством, в чьих приходах находилось наибольшее число раскольников, а именно по округам Ялуторовскому, Тюменскому, Тарскому, Тюкалинскому, Ишимскому и Курганскому. Жалование миссионерам назначалось в 700 руб., и выдавалось каждому по 300 руб. разъездных денег. На должности миссионеров назначили в январе 1887 г. священников Николая Наумова из села Армизонского, Василия Петухова из села Тугулымского и Федора Андреева из села Брылинского. Для проживания им рекомендовалось находиться в селах Исетском, Арлагульском и Карасульском и вменялось в обязанности заведение библиотек с соответствующей литературой.

В Тюменском и Ялуторовском округах миссионерской деятельностью, направленной против раскольников, с 1886 г. занимался священник Константин Беллюсов, выпускник Тобольской духовной семинарии. Его отмечали как деятельного и талантливого проповедника, который ежегодно проводил с раскольниками около 50 бесед, посвященных церкви и церковным тайнствам. На них, как отмечал сам священник, являлось множество слушателей, даже из дальних сел и деревень. При этом «между раскольниками составилось чуть ли не общее убеждение, что слишком трудно устоять против отца Константина, когда он поведет речь о церкви или о таинствах».

По Ишимскому и Курганскому округам с 1887 г. миссионером состоял священник Иоанн Попов, окончивший курс Тобольской духовной семинарии. Всего им было совершено 45 бесед с «поповцами», «беспоповцами» и приверженцами «Белокриницкой митрополии». В своих беседах он доказывал, что раскольники уже 200 лет уклоняются от церкви, а потому их мнимая церковь падает, а не возвышается.

По Тюкальскому и Тарскому округам с 1889 г. миссионером состоял диакон Евгений Кельцов, выпускник Казанской духовной академии. В своих беседах со старообрядцами о «Белокриницкой митрополии» он объяснял им «незаконность оного состояния» и предлагал перейти в истинную православную веру. За год им было проведено 44 публичных беседы.

В своих отчетах миссионеры предоставляли следующие сведения.

В Тюкалинском округе в расколе состояло около 10000 человек (8 % от всего населения округа). При этом около половины раскольников проживали в соседних приходах, Новокарасукском и Кабырдакском. В первом приходе из-за малочисленности православных храмов при общем населении 5500 человек насчитывалось до 4000 раскольников. Всего в округе из 10000 раскольников – 4500 «беглопоповцы», около 3500 – «беспоповцы» (поморцы, спасовцы и стариковцы), около 1500 относили себя к «Белокриницкой митрополии» и от 300 до 400 человек - «немолякам».

В Тарском округе было зарегистрировано около 2000 раскольников (2 % от всего населения округа). Наибольшее количество раскольников в нем проживало в приходе Большерецком, хотя по официальным данным их числилось всего 100 человек. В большинстве сел, где имелась православная церковь, раскольников не было, а большей частью они проживали в отдаленных деревнях. В таких приходах, как Новокарасукская и Большерецкая, раскольники составляли половину всего населения, что объясняется «неудовлетворительным подбором пастырей в этих приходах за последние 20 – 25 лет». По Тарскому округу проживали главным образом раскольники беспоповского толка: поморцы, федосеевцы, спасовцы и стариковцы. «Белокриницкая, или австрийское согласие» имели центр в деревнях Новой Крутинского и Устьлагатской Новокарасукского приходов. «Немоляки» жили в двух приходах Талинского округа: Старокарасукском и Черноозерском; центром для них служила д. Чернова заимка Старокарасукского прихода.

За первые 5 лет деятельности противораскольнической миссии в Тобольской епархии было обращено в православие: мужчин – 183, женщин - 270. На тот же период в епархии раскольники были зафиксированы в 128 приходах - 45422 человек, состоявших в расколе²⁹⁴.

В отчете было сказано о главных раскольнических учителях следующее: «Местный Тюкалинско-Тарский раскол доселе держится и не вследствие умственной или нравственной обязанности лиц, состоящих во главе раскольнических сект, не выдающимися умственными способностями и не особою просвещенностью, не начитанностью в сектантской литературе, не высоконравственной жизнью руководители местного раскола не отличаются». Раскол в этой местности возник (по словам составителя отчета) «вследствие вольного и не вольного переселения сюда первых приверженцев раскола, умножившись затем путем естественного прироста населения».

По материалам другого дела, «О противораскольнических миссиях, сведения о раскольниках и о прочем», можно судить о деятельности миссионеров за 70-е годы XIX в., которая велась зачастую формально и не систематически²⁹⁵. Привлеченные для проповедей священники брались за порученное им дело неохотно и всячески старались от него отказаться. Они не отвечали за результаты собеседований, не были подотчетны консистории, а о своих действиях докладывали лишь благочинным. Например, священник Чашеевской слободы Киприан Першуков сообщал: «О результатах собеседования ничего сказать не могу … мое дело – проповедовать»²⁹⁶.

Препятствием для борьбы с расколом, по мнению большинства священников, «служит удаленность раскольнических деревень от церквей, малое общение с православными и то, что раскольники представляют собой тесно сплоченную общину, в материальном отношении обставленную гораздо лучше православных»²⁹⁷. В качестве меры воздействия на раскольников предлагалось открывать церковно-приходские школы, проводить противораскольнические беседы, а также «замечать за раскольниками противоправные действия и докладывать о них полиции» и пр.²⁹⁸.

В деле «О собеседовании священников с раскольниками» содержатся рапорты благочинного Евгения Лаврентьева и подотчетных ему священников, в которых описывается, сколько проводилось бесед, где и на какие темы, сколько присутствовало человек²⁹⁹. Хотя священники должны были подробно докладывать и о результатах собеседований, но они либо ограничивались общими фразами, как Ф. Андреев («некоторые слушали, по-видимому, со вниманием»), либо вообще отвечали, как священник Чимеевской слободы Киприан Петухов: «Какие плоды произошли от моих бесед, об этом сказать ничего не могу; мое дело только наставлять, насаждать и возращать дело Божие»³⁰⁰.

Для более успешной работы Св. Синод предлагал преосвященному заменить в раскольнических приходах священников на «вполне благонадежные по нравственности и образованию лица», на основе чего владыка приказал членам консистории представить соображения по следующим вопросам:

• 
  о мерах к ослаблению раскола;
  
• 
  о замещении священнических вакансий;
  
• 
  о распределении денежного пособия³⁰¹.
  

Со второй половины 80-х гг. миссионеры стали регулярно рапортовать о своих действиях против раскола. В основном ими проводились беседы с раскольниками, по большей части частные. Публичные собеседования проводились с православными лишь с целью «не допустить уклонения в сектантство». Священник Покровской церкви Чесноковского села Курганского округа Михаил Бирюков сообщал, что с православными прихожанами в каждый праздничный день им проводятся собеседования. «При моем служении, - писал он, - в сем приходе случаев отпадения в раскол кого-либо из православных не было, а присоединения же из расколу в православие было случаев 10»³⁰².

С весьма оригинальным предложением обратился в консисторию благочинный Ишимских уездных церквей Павел Парышев, который сообщал о «производящимся разсылкою брошюр общества Пашковской секты», являющиеся «вреднаго направления, высылаемыя бесплатно из города Казани воспитанниками учебных заведений»; они «просты рассказом, но наполнены лживостью и измышлениями, оскорбляющими православную религию». Он предлагал изъять брошюры и запретить их рассылку. В ответ на это Тобольская консистория разъяснила ревностному пастырю, что эти брошюры разрешены светской цензурой, и остановить их распространение можно лишь распоряжением министра внутренних дел. К тому же в брошюрах даются рассказы с участием вымышленных героев, а не реальных³⁰³.

26 октября 1891 г. на заседании миссионерского отделения Братства Димитрия Солунского было решено составить инструкцию для священников о том, «как им относиться к раскольникам». Для этого предлагалось выбрать лучшие места из миссионерских отчетов об их беседах с раскольниками и на основе их выпустить специальные брошюры. Работу над брошюрами поручили учителям семинарии В. Ивановскому и Н. Бирюкову.

23 февраля 1893 г. епископ Иустин обратился к членам братства с возванием: «Прошу покорнейше членов Миссионерского Отделения братства с особенным вниманием прочитывать отчеты епархиальных миссионеров и извлекать из них сведения о хороших и дурных сторонах миссионерского дела, чтобы к концу года составить полную и обстоятельную записку о миссионерстве, по которой бы можно было направлять сие дело к лучшему». А 2 апреля 1893 г. он просил «обратить внимание на разныя заблуждения раскольников…и составить подробный список книг, направленных специально против тех заблуждений»³⁰⁴.

На 1893 г. в Тобольской епархии было три противораскольнических миссионера: по Тюменскому и Ялуторовскому округам – священник Константин Беллюсов и помощник из крестьян Марк Тарасов; по Тюкалинскому и Тарскому округам – священник Николай Богословский, помощник крестьянин Вукол Скосырский; по Ишимскому и Курганскому округам – священник Иоанн Попов, помощник крестьянин Михаил Скородумов.

К. Беллюсов за год выступал на 47 публичных беседах, в результате чего в его округе в православную веру перешло 28 человек. Проповедник сообщал: «Раскол падает, теряет свое обаяние, рост и силу там, где принимают деятельное участие в беседах с сектантами местные священники».

На счету Николая Богословского было 56 публичных бесед. Из его сообщения следует, что «большим затруднением в его миссионерской деятельности служит отсутствие грамотности среди раскольников и знакомство последних со старопечатными книгами». В то же время он отмечает, что в Кокчетавском уезде раскольниками, главным образом, являются казаки - «в большинстве народ грамотный и любознательный».

Священник И. Попов смог провести лишь 34 беседы. Их темы: об «антихристе и печати его, о перстосложении, о важности и необходимости покаяния, о необходимости таинства причащения, о вечности и необходимости священства и пр.». Старообрядцы, которые собирались на беседы, относили себя к беспоповцам. «Главным тормозом успеха миссионерской деятельности в Ишимском и Курганском округах, – писал Попов, – служит уклонение старообрядцев от беседы с миссионером».

Как видим, и третий этап противораскольнической деятельности в конце XIX в. не только не принес успеха православным миссионерам, но и не внес ясности в сложную структуру их организации и направленности деятельности. Каждый из миссионеров был предоставлен сам себе. Инструкции, исходящие сверху, не способствовали достижению поставленной цели: раскольники в силу своей сплоченности и конфессиональной закрытости воспринимали их проповеди достаточно легко и поверхностно. Приходские священники, которым, кроме их основных обязанностей, вменялось еще и миссионерская деятельность, не были готовы к ней, а потому действовали скорее по наитию и собственному разумению, что приводило к неуверенности их выступлений и не давало конкретных результатов. В то время как агитируемые ими раскольники не видели перспектив и необходимости перехода в лоно православной церкви. Но и у них были свои проблемы, которые заключались в непрерывном делении некогда единого течения на отдельные толки и секты, что, впрочем, также затрудняло деятельность миссионеров.

В XX век сибирский раскол вступил отнюдь не единым фронтом, а представлял собой разноликую и неоднородную среду, в которой каждое направление преследовало свои собственные цели и убеждения, не желая консолидироваться и вырабатывать общие установки. За редким исключением, на территории одного православного прихода обычно проживали представители нескольких согласий, каждое из которых имело своих наставников, собственные обряды и учения. А потому православным миссионерам приходилось, что называется, на ходу вырабатывать пути и методы взаимодействия с ними. Столь непростая обстановка вызывала озабоченность епархиальных архиереев, которые по возможности старались присутствовать на миссионерских беседах. Иногда беседы длились шесть часов и более. Предпринимались попытки «обличать раскол» в некоторых школах во время занятий, но реальных плодов данная практика не дала.

На собрании Братства Димитрия Солунского указывалось, что «борьба с расколом в пределах епархии была одной из главных целей епархиального Братства». На этом поприще служили двое миссионеров-священников А. Шалабанов и К. Беллюсов. На встречах в течение года присутствовало, по подсчетам миссионеров, 840 старообрядцев и 1200 православных и единоверцев. Темы бесед предварительно утверждались епархиальным епископом. Но, как сообщали миссионеры, беседы редко обращали старообрядцев в православие. Объясняется это тем же, что и в предшествующие годы: «неразвитому человеку слишком трудно переломить себя и изменить религиозное воззрение…»³⁰⁵. Главным противораскольническим миссионером Н. Глуховцевым за год было проведено более 40 бесед со старообрядцами и более 40 бесед - его помощником С. Григорьевым; одна беседа – синодальным миссионером К. Крючковым, который был направлен Св. Синодом для работы в Уральском регионе. Миссионером А. Виноградовым проведено 12 бесед, из них 3 – синодальным миссионером К. Крючковым, 5 – помощником миссионера И. Ковригиным³⁰⁶. Число слушателей миссионерских публичных бесед со старообрядцами, как указывается в отчете, составило около 8000, где половину слушателей составляли старообрядцы, а другую – православные и единоверцы. В особенности многолюдны были беседы между синодальным миссионером К. Крючковым и старообрядческими начетниками, хотя на беседы местных противораскольнических деятелей в селах и деревнях собиралось слушателей до 200 человек и более.

Тобольским епархиальным Братством в 1901 г. была выпущена книга «Две беседы противораскольнического миссионера Тобольской епархии священника Александра Шалабанова со старообрядцем И. Усовым 21 и 22 мая 1901 г.»³⁰⁷. Это первый из известных нам печатных трудов сибирских миссионеров противораскольнического направления. На 64 страницах довольно подробно изложен диспут между миссионерами и старообрядцами и даны методические указания для проповедников о том, как вести себя во время бесед с оппонентами-старообрядцами. В 1902 г. в типографии Братства была напечатана книга «Семь бесед с неприемлющими священства старообрядцами» миссионера-священника Константина Беллюсова под редакцией В. Ивановского. Кроме того, Совет Братства разослал по епархии книгу Плотникова (100 экземпляров) «Дополнительные сведения по Закону Божию». По поручению Совета Братства Ивановский представил в печать пять листков противораскольнического содержания. Совет Братства обратился к миссионерам и их помощникам поделиться своими наблюдениями и дать статьи для составления сведений при выпуске сборника «Миссионерская хроника».

Православные миссионеры в Тюменском и Ялуторовском уездах вели пропагандистскую работу среди раскольников, исповедовавших так называемое «часовенное согласие». На начало 1900 г. в этих округах насчитывалось 33369 человек, причислявших себя к «часовенным». Большинство из них проживало в деревнях, расположенных по Московскому и Ирбитскому трактам: Кармакском, Тугулымском, Фоминском, Липчинском, Каменском и Кулаковском. Из «часовенных» со временем благодаря влиянию богатых торговцев из крестьян Ефима и Григория Сидоровых выделились «поморцы-брачники» в деревнях Пастухова, Солобоева, Бархатова, Теренкуле Исетской волости, Кокушках Шороховской волости и Липихино Мангалинской волости. Но их число едва достигало двух десятков человек. Там же проживали и «поморцы-бракоборы», центр которых находился в деревне Космаковой. Их главным наставником считался Егор Титович Симахин. В тех же деревнях жили «поморцы-титловщики», отвергавшие надпись на Христе (I.Н.Ц.I..), а считали правильным употребление надписи: «Ц.С.I.Х.С.Б.» – «Царь славы Исус Христос Сын Божий». Они перекрещивали всех, кто переходил в их веру.

В деревне Кокушках встречались так называемые «самокресты без поворотов» и сторонники «анисимовщины» и «зеновщины», названные по именам основателей этих толков. В Суерской и Ингалинской волостях - «самокресты с поворотами», которых окормлял Давыд Матвеевич Пыхтунов из г. Бийска Томской губернии. Они крестили сами себя в совершеннолетнем возрасте, при этом «анисимовцы» на своих службах не употребляли ни свеч, ни ладана, считая их оскверненными руками еретиков, используя керосиновые лампы и ягоды вереса. Их насчитывалось не более 15 дворов и несколько человек в селе Верхне-Бешкильском. «Зеновцы» крестились также в совершеннолетнем возрасте, но не отвергали ни свеч, ни ладана. Их последователей было не более 10 дворов.

«Австрийский» раскол сосредоточился в Тюмени при церкви, находившейся в доме фабриканта М. С. Кузнецова, в которой служил крестьянин Мартемиан Иерусалимов. Несколько дворов последователей этого учения находились в деревне Сургурово Шороховской волости Ялуторовского уезда. На 1 января 1900 г. их насчитывалось около 100 человек. Там же в Ялуторовском уезде в селе Емуртлинское, в деревнях Масальское и Фатешское Кизакской волости проживали последователи австрийского толка общим числом 609 человек. У них имелась деревянная церковь с колокольней в селе Емуртлинское, в которой служил «лжепоп из местных крестьян Евстратий Топорков».

В Ялуторовском уезде в деревнях Хохлово и Петелино на начало 1900 г. было записано 68 человек «сектантов-немоляков», которые отвергали молитвы и всю внешнюю обрядность. Своих детей они не крестили, а только давали им имена на восьмой день от рождения.

Главным оппонентом из числа раскольников все миссионеры единодушно называли «знаменитого Коновалова» и его учеников Афанасия Трофимовича Кузнецова и Василия Агапова, а также Черчимцева и Худошина, проживавших в Оренбургской губернии, но часто посещавших Тобольскую епархию, и Андрея Токманцева из старообрядцев «австрийского толка»³⁰⁸. Когда в селах Казаркинское Курганского уезда и Утчанское Ишимского уезда выступал «начетчик раскола» Андрей Афанасьевич Коновалов, то все «слушали со вниманием, а как начинал говорить миссионер, ряды старообрядцев заметно рядели и только передние оставались из приличия»³⁰⁹. Начетчики владели собственными полемическими приемами и имели церковные книги старообрядческого толка уже современного издания. Миссионеры предлагали «тщательно знакомиться с этими книгами, которыми пользуются их противники». На основе этого оба епархиальных миссионера «настойчиво возбуждали в отчетном году ходатайства пред Советом Братства об усиленном пополнении их миссионерских библиотек»³¹⁰. Братство Димитрия Солунского издало для народного чтения брошюру В. А. Ивановского, в которой были раскрыты «недобросовестность приемов Коновалова и его бессилие оправдать старообрядчество». Братством были выделены средства на обличение раскола в Зырянской, Бердюжской и Савинской школах.

В 1905 г. Советом Братства для знакомства с опытом миссионерской работы среди старообрядцев был командирован в Нижний Новгород священник Н. Глуховцев. В дальнейшем в помощь ему в Ялуторовский уезд был направлен преподаватель семинарии Н. А. Чернолесский, который провел со старообрядцами беседу о таинстве св. Причастия. На средства Братства содержалась церковно-приходская школа в селе Снегиревское, где наиболее активно действовали агитаторы старообрядчества, а в селе Бердюжском на средства Братства содержался мальчик из раскольников.

В 1906 г. действительных членов Братства Димитрия Солунского состояло 1281 человек. Председателем Братства был избран священник Д. Матвеев, товарищем – священник А. Юрьевский. Наибольшую активность проявили миссионеры Никодим Глуховцев, Антонин Виноградов, священник Михаил Зверев, помощники миссионеров Марк Тарасов, Иоанн Ковригин, Симеон Григорьев. На разъезды по делам миссии истрачено 26 руб. 79 коп., на приобретение книг и журналов - 70 руб. 35 коп., а всего за год израсходовано 1067 руб. 14 коп.
*** *** ***

Коренным образом изменилось отношение старообрядцев к православным миссионерам после манифеста 17 апреля 1905 г., согласно которому провозглашалась свобода вероисповедания, допускался перевод из одного христианского вероучения в другое и вводился принцип свободы вероисповедания. Если ранее уклонение из лона православной церкви считалось уголовным преступлением, то теперь это положение было отменено. По новому положению, раскольники и сектанты делились на три категории: 1) старообрядчество; 2) сектантство; 3) секты (опасные для государства), членство в которых преследовалось в уголовном порядке. Таким образом, раскольники и сектанты получали такие же гражданские права, как и проживающие в России иностранцы, исповедовавшие иные конфессии.

Кроме того, старообрядцы и сектанты могли основывать собственные общины, состоявшие не менее чем из 50 человек. Они должны были пройти регистрацию у гражданских властей, после чего пользовались правами внутренней автономии. Им позволялось производить ремонт и постройку церковных зданий с соблюдением общего строительного устава, содержать своих наставников, открывать школы. Духовные лица старообрядцев освобождались от воинской повинности, податного состояния и имели право носить официальное название «наставников» и «настоятелей», правда, без употребления православных иерархических наименований. Но за православной церковью признавалось право господствующей церкви, свободного распространения православия среди подданных империи, особое покровительство церкви императором и оказание ей материальной помощи из средств государственного казначейства. Правительством были выработаны законопроекты о старообрядческих общинах и о переходе из одного христианского вероучения в другое (тоже христианское).

В Государственной Думе была избрана особая комиссия по старообрядческим делам, которая разработала законопроект, ставивший православную церковь в один ряд с представителями иных конфессий, учений и сект. Основные его положения сводились к следующему:

1.Установить явочный порядок образования старообрядческих общин при наличии 12 членов.

2.Разрешить приобретение общинам недвижимых имуществ на сумму до 5000 руб.

3.Ввести в законодательство новый термин – «священнослужители по старообрядчеству» или присваивать старообрядческим наставникам православные иерархические наименования.

4.Не считать нарушением деяния религиозного характера в деле проповедования своего вероучения.

5.Разрешить духовных лицам старообрядчества право постоянного ношения иноческих и духовных одежд.

6.Освобождать от военной службы старообрядческих иноков по достижении 30 лет.

Мнения депутатов по данному вопросу разделились. В итоге голосования большинство голосов (178 против 139) оказалось в пользу думского законопроекта. Как сообщалось в одной из газет того времени: «При решении старообрядческого вопроса составилось 39 голосами, и это число падает на депутатов инородческих и иноверческих …». Там же сообщалось о посещении П. А. Столыпина депутацией старообрядцев, которые высказали «ряд доводов в пользу сохранения думских поправок». Однако премьер заявил что «думский проект о старообрядцах противоречит взглядам правительства и что он не считает возможным поддерживать думские поправки, идущие в разрез с интересами Господствующей церкви, которой он сам состоит преданным сыном», в результате чего законопроект был отклонен и православная церковь осталась главенствующей³¹¹.

Но в Западную Сибирь словно не доходили события из центра, и миссионеры продолжали вести проповеди среди раскольников, писали отчеты, составляли планы на будущее. Но сама жизнь вскоре заставила их пересмотреть методы работы, к чему большинство из них не проявило ни желания, ни готовности. В новой обстановке теперь уже старообрядцы искали встреч со своими прежними преследователями и доказывали им правильность «старой веры». Так называемые «начетчики» разъезжали по селам и деревням, где вели усиленную пропаганду за «старую веру». Миссионеры, привыкшие, что решающий голос всегда оставался за ними, с негодованием писали, что активисты от старообрядцев «избегают мирного и любовного обмена мыслями, они стараются создавать беседы характера состязательного, желают быть инициаторами бесед и взять себе в руки общее руководство беседой». При этом они проявляли новаторство в ведении диспута с миссионерами, хотя среди главных вопросов оставались вопросы о Церкви и об «антихристе» как кардинальные вопросы догматики старообрядчества. Наибольшую активность начал проявлять молодой старообрядческий начетчик Карп Васильевич Меньщиков, крестьянин Ишимского уезда Армизонской волости. Он не только вступал в дискуссии с миссионерами, но во время своих поездок заезжал в сугубо православные деревни, где сам собирал народ для бесед и «склонения их к старой вере». Ничего подобного миссионеры не ожидали и первое время пребывали даже в растерянности.

Но постепенно стала вырабатываться новая тактика по продолжению работы с раскольниками, о чем было сказано на общем собрании Братства в 1907 г. Совет Братства призвал всех православных людей «по возможности предпринять что-либо для изменения и улучшения основ миссионерского дела …, стараясь оказать миссионерским деятелям епархии как нравственную поддержку, так равно и посильно материальную» Советом Братства были изданы брошюры следующих авторов: Беллюсов «Семь бесед с неприемлющими священство старообрядцами» и «Рассмотрение ответов лжедиакона В. Журавлева на вопросы миссионера Беллюсова»; Шалабанов «Две беседы с старообрядцем Усовым»; Ивановский «Краткие сведения по истории и обличению старообрядческого раскола»; Виноградов «Беседа с начетчиком Коноваловым о причинах отделения старообрядчества от православной церкви»³¹².

В 1907-1908 гг. миссионерством занимались наиболее активно: по Тюменскому и Ялуторовскому уездам - священник Н. Глуховцев; по Курганскому и Ишимскому уездам - священник Михаил Зверев; помощники миссионеров - Марк Тарасов, Иоанн Ковригин, Семен Григорьев. Ими было проведено 18 бесед на различные темы со старообрядцами³¹³. В их отчете сообщалось, что «ни новых толков, ни новых согласий, ни сект образовано в епархии не было», но расцветает так называемый «модный раскол», куда склоняются даже неверующие обыватели. В разных округах епархии было зарегистрировано 25 новых общин. Особенно отмечался центр старообрядчества в деревне Старорямовой Бердюжской волости Ишимского уезда, которая стала «настоящей митрополией австрийской иерархии для нашего края» и даже имела свою консисторию. В феврале 1908 г. в деревне Космаково Тюменского уезда состоялся собор последователей «поморского» толка, что послужило поводом учреждения Никольской Поморской общины.

Лишь в 1908–1909 гг. в отчете Братства Димитрия Солунского помещены были отклики его членов на решение Государственной Думы. Но отклики эти расплывчаты и не конкретны, в них, в частности, говорилось: «Новая вероисповедная система государства, где в широких рамках прилагался тот принцип «свободы веры», который установлен твердо предыдущими вероисповедными актами». И далее: «Тобольские раскольники совершенно перестали таиться и уже не скрывают своей веры», старообрядцы «начинали проявлять свой фанатизм и даже запрещали своим детям посещать в школах уроки Закона Божия, поскольку вера де там не правая»³¹⁴.

Члены Братства чуть ли не буквально схватились за голову от того, что по всей Западной Сибири повсеместно наблюдался рост числа раскольников и переход из православия в раскол. Они констатировали, что с 1908 по 1909 гг. 420 человек мужского пола и 513 женского отошли от православия. Вновь открылась Корсинская старообрядческая община в Тарском уезде и Брылинская в Курганском уезде. Причем эти общины стали центрами сосредоточения главных сил раскольников в уездах. В д. Окунево Ишимского уезда был построен и освящен храм, куда на торжества приехали два «лжеепископа» из епархий: от Томской – Иоасафат, от Тобольской и Пермской – Антоний. Но вместе с тем наблюдалось и несогласие в рядах раскольников: община отказывалась сдавать деньги на постройку храмов. Одни семейства образовали свои собственные согласия, другие считали зарегистрированные общины обычной ловушкой правительства и отказывались в них записываться. Из числа старообрядческих начетчиков в отчетном году Тобольскую епархию посетил два раза лишь Токманцев, прибывший из Екатеринбурга. Между различными согласиями раскольников порой возникали жаркие споры, как например между «беспоповцами» и «австрийцами». Отмечалось, что во многих раскольнических приходах наблюдалось среди молодого поколения пьянство и пристрастие к табаку. Дело порой доходило до наложения на них епитимий.

Среди основных неудач православных защитников веры в противостоянии сектантам Совет Братства отметил слабую заинтересованность в этом вопросе сельского духовенства, а также отсутствие средств на миссионерскую деятельность. Совет выражал надежду, что в связи с новыми правилами о переустройстве миссионерского дела на основе распоряжения Св. Синода от 28 июля 1908 г. положение дел в скором будущем изменится. Этому делу должен помочь и Сибирский миссионерский съезд, который планировалось провести в Иркутске летом 1910 г.

В те же годы талантливый деятель православной церкви, преподаватель Тобольской духовной семинарии Л. Соловьев опубликовал программные выступления о «надвигающейся опасности» различных сект, которые стали возникать после манифеста 1905 г. по всей территории Западной Сибири. Соловьев неоднократно выступал с обличением раскола и сектантства на страницах местных изданий. Приведем основные положения его работы, которая была прочитана 26 октября 1908 г. на общем собрании членов Тобольского епархиального Братства³¹⁵.

На его взгляд, из сект выходят самые воинственные и организованные течения, среди которых особо он выделил штундизм, представители которого объединились во «Всероссийский Евангельский союз». В те же годы в России были учреждены «Союз русских баптистов» и «Евангельский христианский союз», которые образовали собственное миссионерское общество с отделами во всех русских губерниях. Для подготовки миссионеров они открыли в гг. Лодзе и Ревеле богословские семинарии; планировалось открыть свою семинарию в г. Харькове, где уже находилось евангелистское профессиональное училище для детей. В селах сектанты открывали воскресные школы для взрослых. В Москве были созданы специальные кружки: «Юношеский кружок евангельских христиан», «Кружок верующих девиц»; в Петербурге – «Христианский студенческий союз» и «Кружок курсиста». Евангелисты регулярно проводили собрания на фабриках и заводах.

Сектанты организовывали так называемые «летучие отряды» проповедников с хором певчих для выступления на пристанях, пароходах, ярмарках. Под видом странников, столяров, портных, книгонош, кузнецов и пр. они двинули «громадную армию особых проповедников», которые посещали самые глухие российские уголки и везде вели пропаганду своего учения. В газетах, на базарах и площадях давались объявления о времени и месте проведения собраний, на которых при входе гостям дарились бесплатные Евангелия, а для пения выдавались гусли. Штундисты для оказания материальной помощи учредили центральную кассу помощи православным, пожелавшим перейти в их ряды. Так, в Ишимском уезде проповедь «штундо-баптистов» из числа переселенцев имела наибольший успех среди обывателей, после чего жители нескольких деревень выбросили из своих домов иконы и разбили их.

Другую серьезную опасность, грозящую православию Сибири, Л. Соловьев видел в адвентистах – разновидности штундистов³¹⁶. Эта секта также активно внедрялась во все регионы России. Адвентисты устраивали специальные субботние школы для изучения текста Священного Писания; образовывали трактатные кружки, где раздавали листовки и брошюры, изданные за рубежом. Каждый член секты обязан был платить взносы: молитвенные, субботние и другие. На миссионерское дело собиралась так называемая десятина. Значительная часть средств поступала из-за границы. В 1907 г. в одной лишь Киевской губернии адвентистами было собрано 16500 руб., а из-за границы получено несколько сотен тысяч рублей³¹⁷. Ежегодно они проводили конференции в Гамбурге, где собирались члены секты из различных стран. Россия в территориальном отношении была поделена ими на 5 отделов: северо-российский, средне-российский, южно-российский, восточно-российский и кавказский. Их штаб-квартира по Сибири находилась в г. Омске. На миссионерскую деятельность среди сибиряков было отпущено 200000 руб.

Л. Соловьев ставит закономерный вопрос: «Как вооружаться? Что нам нужно предпринять, прежде всего?». И сам отвечает – открывать «народные миссии». В них должны привлекаться к миссионерскому делу все неравнодушные православные люди, которые могли бы вести пропагандистскую работу в местах своего постоянного проживания. При этом автор предостерегает, что «народ не доверяет интеллигенту», а вот «простецу-миссионеру» - другое дело. Он также рекомендует активнее привлекать к миссионерству женщин и для их подготовки проводить миссионерские курсы, выпускать специальную литературу, обращаться в храмах с проповедями, направленными против сектантов. В заключение Л. Соловьев высказывает надежду, что «угрожающая опасность пройдет мимо Тобольской церкви».

Другое выступление Л. Соловьева, которое он озаглавил «Современный штундо-баптизм и условия для его распространения в Тобольской епархии», было им произнесено на общем собрании Тобольского епархиального комитета Православного миссионерского общества 5 апреля 1909 г. Главный акцент в своем выступлении он сделал все на тот же манифест 1905 г., даровавший свободу вероисповедания, доказывая: «А свобода эта, как и всякая вообще свобода, близка штунде, которая по существу своему есть протестантская свобода». Более всего автор опасался «открытого рационализма и проповеди социалистической», которые могут быть радушно восприняты сибирским населением, где значительный процент составляли ссыльные, переселенцы, сектанты³¹⁸.

Вместе с тем Л. Соловьев причислял новое учение к расколу и ставил его в один ряд со старообрядческими сектами: «Наше беспоповство – часовенные старообрядцы, стариковщина – все это прикрытый рационализм – родня сектантству»³¹⁹. Он указывал, что благоприятная почва в Сибири для новых учений еще и потому, что здесь проживает много людей, далеких от веры, по сути своей - материалисты. «Штундизму встретить здесь тоболяка-материалиста чистейшей воды – практика. Отсутствие идеализма и практицизма - вот отличительная черта обывателей наших». И далее следует упрек в адрес сибиряков, которые уклоняются от церкви, не помогают духовенству. Не щадил он и духовенство. По его словам: «Попы, – воры, – хищники, – те фарисеи и лицемеры, о которых подробно говорит Спаситель». В заключение Л. Соловьев задает вопрос: кто сможет из числа сибиряков противостоять наплыву сектантов? И дает малоутешительный ответ, что сельское духовенство не в силах бороться «за отсутствием положительных знаний и миссионерской опытности»³²⁰.

В четырех номерах «Тобольских епархиальных ведомостей» за 1909 г. под названием «Сведения о состоянии раскола и сектантства в Тобольской епархии» Л. Соловьев вновь выступил с обличением раскола и сектантства. Подпитка его в настоящее время, писал он, происходит за счет «гнезда беспоповства» из Перми и Поморья. Со временем в Сибири стали появляться сектанты: нетовцы, брачники, немоляки и др., которые также вписываются в ветвь так называемой «стариковщины». В их числе встречались и беглопоповцы из Центральной России, которые главным образом окормляли население в тех областях Западной Сибири, через которые пролегает Транссибирская железнодорожная магистраль³²¹.

Уже в XIX в. в Тобольске стали появляться попы «австрийского толка», которые создали здесь отдельную епископию. Число последователей их возрастало год от года. Л. Соловьев привел в своей публикации таблицу распределения числа раскольников по приходам Тобольской епархии из данных по Первой Всеобщей переписи населения 1897 г.

Таблица 7

Число раскольников по Тобольской епархии

В северной части Тобольской епархии раскольников не встречалось, если не считать единичных ссыльных. Зато в южных уездах: Тарском, Тюменском, Курганском, Ялуторовском, Ишимском - сосредоточилась их основная часть. На первом месте был Ялуторовский уезд, куда, по словам автора, «бегут беглые попы, как из Саратовской губернии, так и из Москвы, многие из них едут вместе с переселенцами. Приходят на заработки раскольники из соседних губерний – Пермской и Вятской, а также с Урала». Л. Соловьев подробно описывает, кто более всего оказывает помощь сектантам. Это, по его словам, местные сибирские богачи, такие, как тюменский фабрикант Кузнецов, который построил молельню, славившуюся своим богатством и отделкой на всю округу. Многие зажиточные крестьяне были рады принимать раскольников и сектантов.

Анализируя причины слабого противодействия раскольникам и сектантам со стороны местного духовенства, автор указывает на оторванность многих церковных приходов от центральных городов, слабую подготовленность духовенства, «большинство из которых не получило полного среднего образования…»³²².